Уже темнело, и деревья, сбрасывающие свою листву, почти сливались с небом. Правда, в этом лесу больше было елей, чем остальных деревьев — но, тем не менее, по лесу очень часто можно было найти опавшие листья, и можно было увидеть, как ветер уносит их далеко-далеко от их дерева, как листья совершают свой легкий танец. Из темноты выступали звёзды, и луна проливала свой призрачный, почти невидный свет на землю.
Но Генри этого было достаточно, что бы увидеть, как фигура какого-то худощавого — но при этом довольно высокого — парня ходит по лесу, как будто кого-то ищет.
Он узнал кто это по двум приметам — он немного хромал на правую ногу, и за его спиной развевался плащ, который был немного оборван и был ему примерно по колени.
Генри переместился к дереву, которое было чуть-чуть поближе к парню, и стал ждать, пока он подойдет к нему ближе — одновременно продумывая свой план.
Парень — а точнее, мужчина — походил туда-сюда, и его глаза быстро бегали от дерева к дереву, как будто он что-то — или же кого-то — искал. Он остановился и уставился в одно определенное дерево, почти не моргая. Было ощущение, что он либо увидел призрака, либо играет с деревом гляделки — и судя по его упорности, дерево должно было моргнуть первым.
Мужчина почувствовал, что что-то немного дотронулось до его плеча. Он резко обернулся, и увидел Генри — тот стоял прямо за его спиной. Мужчина ухмыльнулся.
— Здравствуй, товарищ. А я тебя давно ищу. — сказал мужчина.
— Здраствуй, Сельдь. — последнее слово он сказал растянуто. -.Приятно увидеть тебя снова. Знаешь ли, я тоже тебя искал.
— Пришел ли ты, чтобы отомстить мне, или же у тебя есть какие-то другие мотивы? — Сельдь, как и Генри, говорили это непринуждённо, как будто обсуждают, какая погода за окном.
— Скорее, ближе к первому варианту. Ты ведь ожидал, что это произойдёт, не так ли?
— Да, именно этого я и ожидал. Я пришел сюда, чтобы быстрее покончить с этим. Это ведь все равно должно было случиться. Какая разница — раньше, или позже? Но, думаю, ты понимаешь, что я собираюсь сразиться с тобой, а не просто дать тебе сделать своё дело. — на лице Сельди все еще была ухмылка. Он незаметно достал пистолет — но руки держал за спиной.
— Не смотря на это, то, что ты делаешь, очень и очень сильно напоминает самоубийство.
— Ты настолько сильно уверен в своей победе? Надо же. Прошедшие 27 лет ощущаются как 1 день.
— Жаль, что я не ощущаю эти 27 лет как один день. — голос Генри внезапно затвердел, и стал казаться ледяным. Он очень резко достал пистолет, и выстрелил. Сельдь легко увернулся, покачнувшись вправо от пули, и она просвистела рядом с его плечом, врезавшись в обветшалую кору дерева, на которое до этого Сельдь упорно глядел.
— У тебя получается гораздо хуже, чем раньше — зачем ты целился в шею? Давай я тебе покажу, как надо это делать. — Сельдь направил пистолет на голову Генри, и быстро сделал ответный выстрел. Рядом с головой пуля остановилась в воздухе, и мирно упала на пол.
— Ты ошибаешься, Сельдь. Как видишь, я даже научился делать некоторые новые вещи. — Генри говорил абсолютно пустым, нейтральным голосом. У него уже не хватало сил на саркастичные шутки, или в принципе любые проявления эмоций — все, что он хочет, это убить его соперника быстро и к скорому времени.
— Неплохо, неплохо. Тебе бы это очень помогло раньше. — Сельдь дает себе возможность предаться воспоминаниям. — Ах, вот и времена. Раньше, мы были лучшими союзниками, а сейчас — стараемся убить друг друга. Какая ирония. Помнишь, какой слаженной командой мы были, Генри? И при этом — друзьями. Может, ты вспомнишь? Или твоя ярость затмила любые хорошие моменты из прошлого, и не позволяет тебе про них вспоминать, даже на небольшой миг?
— На мне это не сработает. Я помню, какие уловки ты использовал. Я чую любой обман от тебя, потому что от тебя просто воняет ложью и лицемерием. — Генри хватило сил на небольшой выплеск гнева.
— Верно, верно. Помнишь только ту информацию, которая тебе нужна? Надо же, ты стал более хладнокровным. мне это нравится. Может, нам не нужно враждовать? И станем командой, как в
старые-добрые. — Сельдь смотрел прямо в глаза — точнее, на вырезы для глаз на маске.
— Мне противно от того, что ты даже смотришь на меня. И что ты имеешь наглости общаться со мной.
— Я не понимаю, о чем ты. Мы ведь были бы такой хорошей, слаженной командой! Поверь, в этот раз я не блефую. Нам нет смысла враждовать, Генри. Эта битва будет продолжаться долго, очень долго.
— Пойми уже — все мои жертвы, к данному моменту, молили о пощаде, рыдая и истекая кровью. Все наши «лучшие друзья» — понимали, что уже поздно извиняться. Только ты стоишь, в целости и сохранности, и говоришь так спокойно, как будто напротив тебя не стоит маньяк. Все понимали, что я не приму их извинения. А ты имеешь наглости предлагать нам работать вместе, «как в старые-добрые»? У тебя либо амнезия, либо ты идиот, либо это ложь, пустые разговоры, чтобы отвлечь меня. — Голос все еще звучал пусто. Были какие-то отзвуки гнева в самом голосе, но в основном интонация была просто усталой, без эмоциональной окраски.
— Но заметь, если бы мне хотелось — ты бы уже умер, пока говорил это. Все же, мне удалось тебя отвлечь.
— Единственное, в чем ты прав.
Сельдь прислонился к тому самому дереву, на которое он глядел.
И это было главной его ошибкой.
В следующую секунду он почувствовал, что его как будто сдавило невидимыми веревками и привязало к дереву, которые не давали ему двигаться — даже вдохнуть было довольно сложно.
— О, наконец-то ты. — Генри, который стоял перед Сельдью, исчез, как будто рассыпавшись на маленькие частички тьмы, которые подхватил ветер и унес в тьму.
— .Попался. — из-за дерева вышел настоящий Генри. Все это время ему пришлось держать форму, что бы его не заметил Сельдь, даже если бы поиграл в гляделки с деревом чуть подольше.
— Умно. Я сразу подумал, что будет нечто подобное. — Сельдь совершенно не удивился. — Я бы похлопал, вот только не могу.
— На тебя ушло больше моих сил, чем на всех остальных моих жертв вместе взятых. Но мой план все же не провалился, ублюдок. — Генри дало немного сил то, что его план удался, но он все еще был истощен — хоть и голос ненадолго стал звучать чуть бодрее.
— Да, со мной бы не прокатил тот старый трюк. Хорошо, что ты это понял.
— Да что уж тут понимать — ты не настолько туп, как остальные жертвы. Поэтому на базовые уловки явно не попался бы.
— Что-ж. Когда по плану моя смерть? — он все еще говорил беспечно, но в его глазах виднелся некоторый страх. Впрочем, не такой уж и сильный, по сравнению с паникой остальных людей.
— Сначала, я хочу спросить у тебя несколько вещей. Первое — какого хрена ты сдал меня на растерзание полиции, а потом свалил?
— Либо я, либо ты. И я выбрал себя.
— Была куча других выходов.
— Этот был самым правильным.
— Да уж. Чего еще от тебя ожидать, собственно. — Тихо сказал Генри. Дальше продолжил с обычной громкостью — когда ты это делал, ты вообще понимал, что я никогда не забуду про то, что ты это сделал?
— Да. — Соврал Сельдь.
Генри почувствовал, что тот врет, но точно сказать не мог — поэтому не сказал ничего.
— У тебя не было. никаких угрызений совести? Совсем? И по поводу того, как ты предал меня, и по поводу. Остальных. вещей. — Генри уже было сложно говорить, а особенно эту фразу.
— Нет, не было.
«Тогда не было. — добавил Сельдь у себя в голове, подчеркнув слово «тогда»
— Видимо, у тебя совершенно нет совести. Что-ж, давай приступим к делу. Какое твое последнее слово?
— Это был очень хороший спектакль, Генри.
Генри достал нож, и перерезал горло — так, что голова почти отпадала от тела. Из горла потекла алая кровь. Последние силы Сельдь израсходовал на слабую, измученную улыбку.
— Спасибо. за все. — прохрипел тот, еле-еле слышно. У него все растеклось перед глазами, все вокруг начало терять свои очертания, сливаться, и уже в скором времени он уже ничего не видел. И не чувствовал.
Генри смотрел на труп Сельди, рассматривая голову, странно отвалившуюся от тела, и поток крови, продолжающий течь.
Он перестал держать труп «привязанным» к дереву, после чего он шмякнулся на
траву, и кровь поползла дальше, стремясь окрасить траву в свой цвет. Генри чувствовал себя очень странно, смотря на труп своего старого друга, который ходил в том плаще, который Генри, еще будучи ребенком, отдал ему. Плащ очень сильно потрепался за годы. Раньше он был ему довольно велик, и волокся по полу — сейчас он еле-еле достает до колен, в нем куча заплаток, и сейчас по нему течет кровь его владельца.
Наверное, если это произошло, то так и должно быть.
Генри вспоминал их диалог. Из-за этого он в очередной раз вспомнил их дружбу, которая была очень, очень давно. Но он долгое время жил этими воспоминаниями. Наверное, Сельдь это понимал. Это больно вспоминать, зная, с чего это началось — но Генри давно перестал чувствовать боль.
Или же, он просто так думает.
Детская, искренняя дружба закончилась ненавистью, враждой, и смертью. Этого ли они хотели, этого ли они ждали? Точно нет. А может, это никогда не было искренним, и все обманывали его с самого детства? Но зачем? Чтобы получить поддержку в сложные времена, не прилагая усилий?
Я помню, как это было. Они не лгали мне. раньше. — пронеслось в голове Генри.
А почему ты так в этом уверен? Ты просто был наивным сопляком, который верил в людей, давал им вторые, третьи, четвертые, пятые шансы. Люди никогда не меняются. И ты это знаешь. — вошел в спор с ним как будто другой голос в его голове, но на деле это просто Генри спорил с самим собой.
Дети всегда честнее взрослых. Они еще не умеют врать.
Тогда почему потом они начали врать тебе? Почему они бросили тебя? Может, дело не в них?
А в чем мог провиниться я? Просто они решили, что я им не нужен, наплевали на года, что мы знакомы и ушли, наплевав на меня. Наплевав на себя. И получили по заслугам, верно?
Ты сам начал сходить с ума, Генри. Просто они не тупые, как ты думаешь. Ты не хочешь признавать, что ты ничтожество.
Пустое место.
Все, что ты делаешь — приносишь мучения в этот мир. Не пора ли перестать лгать, хотя бы самому себе?
Я просто делаю так, что бы в мире воцарилась справедливость. Чтобы все мудаки этого мира получили по заслугам.
Тогда почему ты не убьешь самого себя?
Эта мысль как будто моментально испарила из Генри все оставшиеся силы.
Он упал на колени — ноги его больше не держали. Он начал говорить вслух свои мысли, и вцепился в траву.
— Я не бесполезен. Я не пустое место… Я делаю все… Все. Все п-правильно… Вы все, сволочи, заслужили этого… Заслужили… — Его голос дрожал, он выдавливал из себя слова, как будто если они прозвучат вслух, то станут реальнее. Он говорил очень тихо.
Он сел на траву, и просто смотрел на мертвеца. Он глубоко дышал. Через какое то время эти внезапные эмоции отошли, и он успокоился.
«Я просто не выспался, и использовал свои силы слишком сильно. Нужно отдохнуть.»
Это была мысль, которая окончательно успокоила его, хоть он и чувствовал тревогу, какую-то пустоту внутри. Тем не менее, если совершенно не отдыхать — психика становится очень нестабильной, и он впервые использовал так много своих сил, за такой короткий промежуток времени. Он встал, минуту смотрел на окровавленный и испачканный плащ его жертвы.
— Жаль, что я не могу сказать «спасибо». — Тихо сказал истощенный, усталый Генри, и пошел по мягкой траве, которую все еще освещал только призрачный, небольшой отблеск луны. Пошел, куда-то очень далеко от трупа.
