***
Репетиция завершается на удивление быстро, и когда последний из треков на сегодня затихает, зал погружается в непривычную тишину. От внезапной перемены звукового фона шатенка еле заметно вздрагивает и крутится по сторонам, собирая глазами всех артистов. Справа в кресле, поджав под себя худенькие ножки, сидит миниатюрная азербайджанка; за одним из столиков расположилась обаятельная француженка с весьма забавным беретом на голове… Нет, Софи вовсе не сторонница стереотипного мышления, но в этой девушке она бы где угодно узнала именно уроженку Франции, скорее всего, её столицы. Двигается дальше, натыкаясь на украинскую группу с пугающе-безэмоциональной солисткой — почти такой же, как она сама. Чуть поодаль — представители Литвы, беседующие о чём-то между собой; потом — уже знакомые итальянцы, миловидная улыбающаяся кому-то из едва знакомых мужчин совсем юная гречанка; и, наконец, тот самый паренёк, который так приглянулся Агнесс. Прижавшись спиной к стене, он заинтересованно водит пальцем по экрану телефона, время от времени поправляя сползающие вниз очки и шепча что-то одними лишь губами. Воскрешая фразу помощницы в голове, девушка невольно сравнивает его с Андре. Те же большие карие глаза, те же тёмные волосы, то же гражданство, но на этом схожие черты заканчиваются. Бруно теперь кажется, что любовник её выглядит куда старше, он сантиметров на десять повыше и предпочитает иной стиль в одежде. Другими словами, Андре выглядит совершенно иначе: он взрослый мужчина, а тут… совсем ещё мальчишка. Кого-то он ей точно напоминает, но этот кто-то к её безответно влюблённому «другу» отношения точно не имеет. «Да уж», — произносит про себя Софи, ещё раз пробегая взглядом по последнему из участников. — Как думаешь, он школу-то закончил? — едва сдерживая рвущуюся наружу усмешку, спрашивает она. Агнесс возмущённо фыркает и в привычной ей манере морщит свой аккуратный носик. — Ладно. Пора знакомиться. Поднимайся. Итак, дорогие друзья, — громко произносит девушка, обращая на себя внимание всех присутствующих. — Меня зовут София Бруно. Лучше просто Софи, — не дожидаясь момента, когда все конкурсанты стекутся ближе к ней, образуя кривой полукруг, начинает шатенка. — Мне тридцать два года. Я итальянка по национальности и, если кому-то интересно, родилась в Бергамо. Высшее образование получала в Париже. Работала в Вене, Риме, Амстердаме и Женеве. Сейчас я здесь в качестве специалиста по решению самых разных проблем. Начиная от «ой, кондиционер в номере отеля не работает», заканчивая «пришла в голову классная идея, хочу написать песню». Постараюсь максимально всем помочь, если не смогу, то организую отряд тех, кто точно сможет. Нам жить вместе с вами почти месяц, так что в случае возникновения проблем прошу не стесняться и обращаться ко мне. Я говорю на английском, французской и итальянском, что естественно. Я не замужем. Так что про слова миссис, мадам, синьора, а также мадемуазель, мисс и синьорина прошу забыть. По крайней мере в отношении меня. Моя помощница, — лёгким едва заметным движением локтя, Софи подталкивает Агни вперёд, вынуждая её неловко покачнуться в поисках утраченного равновесия, — правая рука, а также человек, который способен оказать вам точно такую же помощь, как и я, — Агнесс Пети́. Чуть позже мы познакомимся с каждым из вас поближе. За весьма лаконичным представлением следуют непродолжительные аплодисменты, после чего все вновь возвращаются к своим делам. По мере постепенного оттока конкурсантов в гримёрные зал пустеет. И без того большое помещение теперь — ввиду отсутствия в нём людей, за исключением сидящей рядом Агнесс, — кажется ещё просторнее. — Софи, мы же пойдём знакомиться со всеми лично? — взволнованно спрашивает блондинка, отрываясь от экрана мобильного телефона. — Уже не терпится пообщаться с тем мальчиком? — с кривой усмешкой произносит Бруно и, не дожидаясь ответа, поднимается с места. Пальцы ног неприятно покалывает, и шатенка хмурится, пытаясь игнорировать немного болезненные ощущения. Медленно, но уверенно движется в сторону такой же пустой, как и зал, сцены. Но в двух метрах от неё вдруг замирает, сжимая кулаки. Идти дальше не получается. Ноги отказываются слушаться, а внутри снова рождается ничем не оправданный страх. Прикрыв глаза, девушка протяжно выдыхает. «Сегодня не вышло. В другой раз», — думает она, мыслями возвращаясь к насущным проблемам. — Если ты готова, то мы можем пойти прямо сейчас, — произносит Софи, с трудом проглатывая вставший в горле ком некоторой досады и лёгкого разочарования. Встав с места едва ли не в прыжке, Агни быстро кивает, а на лице её расплывается глуповатая полуулыбка.***
Коридор Ahoy-арены встречает девушек мерцающим приглушённым светом и практически полной тишиной, прерываемой лишь глухим жужжанием ламп. Пространство впереди кажется совершенно безжизненным, наталкивая на пугающие мысли, которые определённо могли бы лечь в основу сюжета очередного фильма ужасов. — Надо бы сказать, чтобы лампочку заменили, — задумчиво проговаривает Бруно, поднимая голову на мигающий с периодичностью сломанного метронома осветительный прибор. — А то это совсем никуда не годится. — Софи, может, мы уже пойдём отсюда? — шепчет Агнесс, невольно прижимаясь ближе к стойкой начальнице. Когда лёгкий ветерок, который всегда блуждает по широким коридорам, касается обнажённых участков кожи Пети́, она испуганно вздрагивает, неосознанно цепляясь за рукав блузки Софи. — Боже, Агни! Нельзя быть такой пугливой, — Бруно едва ли не смеётся над испуганно сжавшейся француженкой. — Пойдём. Нам в любом случае туда, — махнув рукой, произносит она, и тянет за собой помощницу. Стук двух пар каблуков, отражаясь от стен, создаёт громкое эхо. И Агни то и дело оглядывается, боясь то ли увидеть кого-то позади, то ли не увидеть там никого. Ведь одиночество пугает её куда больше, чем компания пусть даже и незнакомых людей. — Перестань дёргать меня за руку, — чуть строже проговаривает Софи, но в голосе её по-прежнему слышны отзвуки рвущегося наружу смеха. — Всё. Отпусти меня. Мы пришли, — наконец, миновав бесконечно длинный пустынный коридор, шатенка поворачивает налево и останавливается у первой же двери. Не дожидаясь момента, когда помощница соберётся с мыслями и с облегчением вздохнёт, Бруно негромко стучит по светло-серому пластику, а затем сама нажимает на металлическую ручку, вместе с этим толкая дверь. — Ещё раз всем привет! — произносит она, оказываясь в тёплом и хорошо освещённом небольшом помещении. Обрасывает комнату изучающим взглядом, про себя подмечая некоторые детали. Стены здесь светлые, почти что белые. В противоположном от входа углу стоит совершенно не вписывающийся в общую атмосферу тёмно-зелёный пыльный фикус. Рядом — пара гримёрных столиков с подсвеченными по бокам большими зеркалами и слегка выдвинутыми чёрными складными стульями. Справа от входа разместился светло-серый диванчик, на который, несмотря на его относительно не большие размеры, умудрились залезть четверо итальянцев. В воздухе повисает молчание. Бруно чуть дольше задерживает взгляд на молодых конкурсантах, выжидающе выгибая тёмные брови. Ждать долго не приходится: буквально через полминуты на диване вместо четырёх человек остаются только двое — парень и девушка, два других же перемещаются на стулья. — Давайте попробуем ещё раз. Всем привет! Я Софи, если кто-то не уловил. Сначала задаю вопросы я, потом вы, — растянув губы в лёгкой, но отнюдь не дружелюбной полуулыбке, Бруно переворачивает страницу записной книжки и, щёлкнув ручкой, делает какую-то пометку. — Итак, самый главный вопрос. Ознакомились ли вы с перечнем правил поведения? — молодые люди переглядываются и неуверенно кивают, позволяя девушке сделать вывод, что никаких правил они не читали, хоть и поставили в бумагах свои подписи. Софи переводит взгляд на стоящую позади неё Агнесс, и та всё понимает. Сжимая в руках папку, она виновато опускает голову вниз, мелко покусывая губы. — Мне кажется странным задавать подобные вопросы взрослым людям, но правила есть правила, — продолжает она, ведь незнание законов не освобождает от ответственности. Но их ответственность её касаться не должна. — Наиболее важные пункты относятся к ношению и использованию оружия, в том числе ножей. Также не забываем про запрет на разжигание расовой, национальной и религиозной розни. Любые оскорбления или унизительные высказывания в адрес ваших соперников или ведущих будут рассматриваться как попытки дискриминации, провоцирования конфликта. И ещё помним про запрет на нахождение на территории комплекса, а также непосредственно на сцене в состоянии алкогольного, наркотического или токсического опьянения. — Мы не принимаем наркотики! — возмущённо протягивает девушка, цепляясь за надоевшую фразу, но тут же теряется и замолкает под пронзительным взглядом пугающе-тёмных женских глаз. — А я разве вас в этом обвинила, Виктория? Эти три пункта являются наиболее важными как для вас, так и для всех остальных. И поверьте мне: за сегодняшний день эту речь я толкну ещё десяток раз. Но если Вы не верите, то можете прогуляться с нами и убедиться в этом лично. — Нет, спасибо! Я Вам верю, — на несколько тонов тише отвечает блондинка, втягивая шею в плечи. — Тогда хорошо. Есть вопросы? — Парень есть? — вскидывая брови, интересуется молодой человек, вальяжно раскидываясь на стоящем рядом диване. — Парня нет, — сухо произносит шатенка. — Ещё что-то? — Интересно… Так ведут себя все женщины, у которых нет секса? — откровенная усмешка певца переходит в сдержанный негромкий смех остальных участников. И только Виктория с пугающе широко раскрытыми глазами отрицательно качает головой, безмолвно прося друга остановиться. Не понимая ни слова из сказанного, но чувствуя неладное, Агнесс со страхом смотрит на начальницу. «Ну всё. Вам пипец», — крутится в её голове, и она едва сдерживается, чтобы не озвучить подобные мысли вслух, ведь в таком случае велик риск попасть под раздачу. Но, к огромному удивлению француженки, Софи усмехается, так же развязно, как и итальянец, совсем не по-женски, будто бы пытаясь с точностью скопировать его поведение. — Возможно. Честно говоря, я не уверена, — её итальянский, несмотря на длительное отсутствие практики, звучит достаточно чисто, без чётко слышимого акцента, который нередко появляется после многолетней жизни в другой языковой среде. Знакомая выразительная речь заставляет парня вздрогнуть и теперь тоже с ужасом уставиться на шатенку. — У меня-то секс каждую неделю по средам и пятницам за исключением шести дней в середине месяца. Женские дела. Я удовлетворила Ваше любопытство? — Дамиано… — выпрямив спину, певец принимает куда более сдержанное положение и, прокашлявшись, протягивает руку. — Приятно, конечно. Но я знаю, — Софи вновь улыбается, но приветственный жест всё же игнорирует. — Если вопросов больше нет, то не стану мешать. Репетиция вечером. Точное расписание пришлют в течение часа. — Блять! — протягивает парень, стоит только двум девушкам покинуть гримёрную, и прячет лицо в ладонях. Получилось… мягко говоря, неудобно. В попытках разрядить обстановку и поднять настроение слишком серьёзным в этот день друзьям он вляпывается в историю. — Почему никто не сказал мне, что она говорит по-итальянски? — Дами, ты дебил? — с нервной усмешкой спрашивает Виктория. — Она сказала на общей встрече, что родилась в Италии. — Я её не особо слушал, — передёрнув плечами, юноша морщится и вновь откидывается на спинку дивана. — И какого она тогда, блять, хера на английском с нами говорила? Я понял ровно половину. Попытка оправдать себя не приносит никакого облегчения, а в голове, подобно надоедливым жужжащим мухам, роятся мысли, что стоило бы извиниться. Бруно хоть и выглядела довольно-таки пугающе, но вот впечатление мстительного человека всё же не производила. И Дамиано до ужаса хотелось в это верить, ибо в противном случае здесь у них могут появиться серьёзные проблемы ещё до начала конкурса. Поднявшись с дивана с хрипловатым протяжным «Fuck», утонувшем в тяжёлом выдохе, парень выходит из гримёрной. — Эй, Софи, — громко произносит он, привлекая к себе внимание Бруно и Пети́. — Правильно же, да? — Что-то хотел? — невозмутимо интересуется она, продолжая вглядываться в свои записи, будто на исписанных страницах ей находиться куда интереснее, чем здесь. — Да в общем-то извиниться. — Не стоит. — Нет, правда. Просто такое поведение — часть имиджа и… — снова пытается оправдаться. Скорее, даже не перед ней, а перед самим собой. — Ваш имидж меня не касается, — губы девушки в очередной раз дёргаются в секундной улыбке, так, словно виной всему нервный тик, а вовсе не её желание выглядеть хоть сколько-нибудь дружелюбно. Вопреки ожиданиям парень не уходит, вынуждая Софи, наконец, оторваться от перечитывания уже давным-давно заученных наизусть записей. Она не произносит ни слова, просто смотрит. А он ловит себя на мысли, что каким-то невероятным образом слышит её голос в своей голове. «На этом всё?» — как бы говорит она, чуть наклоняя голову влево. От него несёт дымом недавно выкуренной сигареты и каким-то одеколоном, Бруно уверена, что дорогим. Но Софи не парфюмер, она несильна в запахах, зато сильна в музыке и в ощущении собственного превосходства практически надо всеми. Однако музыкой от него не пахнет, не той музыкой, которую она крутит на старом проигрывателе. Он смотрит на неё с высоты своего роста, — она — с высоты собственного положения и богатого опыта общения с такими, как он. Искренности в нём нуль, а навязчивой наигранности в глазах — хоть отбавляй. Будь Софи лет на десять младше и будь она хоть на сотую долю похожа на Агнесс, отдалась бы ему за первым же поворотом. Чего же он от неё хочет на самом деле, Бруно не понимает и понимать не пытается. Ей нет дела до детских игр и буйства чужих гормонов, когда сначала тянет ржать в голос, а через минуту хочется рыдать — когда сейчас охота отпускать пошлости, а вскоре — бежать просить прощения непонятно за что. Она чувствует, что ему откровенно наплевать и, может, самую малость стыдно — извиняется, потому что не хочет влипнуть в неприятности, отвечая за глупые шутки и слишком длинный язык. Из него энергия бьёт ключом и искры летят из глаз, а она по-прежнему холодная, как лёд, и даже не пытается притвориться. — Агнесс, с сегодняшнего дня и до самого конца они переходят в твою зону ответственности. Расписание, другие проблемы — всё на тебе. И не то, чтобы Софи не хочет работать или же боится непосредственно его. Нет, она боится попасть за решётку лет так на десять за нанесение тяжких телесных или убийство, потому что, порой, несмотря на всю свою устойчивую сдержанность, вполне может начать бросать в людей первые попавшиеся под руку вещи, а ведь никогда не знаешь наверняка, что окажется рядом. Но детей, вроде как, обижать неправильно. Её так не воспитывали. Хотя Бруно с десятилетнего возраста вообще особо никто не воспитывал, и лет так в шестнадцать она себя вела точь-в-точь как он сейчас. Вот только ей уже давно не шестнадцать, чтобы оправдывать такое поведение. Лучше всё же было не рисковать. А Пети́ как-то ныла, что ей поручают самую тупую работу, с которой справится даже младшеклассник. Теперь у неё есть шанс проявить себя. — Проехали, — произносит парень, будто бы Софи провинилась перед ним, а не наоборот, и сейчас это она просила прощения за свой идиотизм и что-то там ещё на букву «и». Она качает головой в ответ. Подобное её не слишком устраивает, но в целом — ей плевать. Теперь ответственность за него несёт Агнесс. Пусть развлекается. — Но Софи… — Вливайся, Агни. Не всю же жизнь будешь у меня в помощницах бегать. А Вы, молодой человек, следите за имиджем, но не приставайте, пожалуйста, к другим. А то ведь имидж дело такое: сегодня он есть, а завтра он уже и не нужен. До свидания! Спорить с начальницей Агнесс больше не решается. Приподнятое настроение, приходящее в жизнь Софи, подобно приступам какой-нибудь хронической болезни, полностью себя исчерпывает, уступая место прежней непоколебимой холодности и ноткам металла, отчётливо звучащим в голосе. Игривый блеск в глазах вновь сменяется на привычный матовый оттенок, надёжно прячущий за собой любой намёк на живые чувства и эмоции. Фразы, ещё совсем недавно звучавшие по большей части в виде дружеских шуток, теперь отдают колючей язвительностью и по-особенному злым сарказмом. Другими словами, Софи Бруно вновь становится самой собой.***
— Что ты ей сказал? — вопрос прилетает сразу же, как за ним захлопывается дверь, и певец не успевает уловить, кто именно его задал. — Извинился, — отвечает он, приземляясь на прежнее место на кожаном диване. — Умно, — кивает Томас. — Проблемы нам сейчас точно не нужны. — Как она отреагировала? — интересуется Виктория, вполне отчётливо ощущая разницу между «просить прощения» и «быть прощённым». — Сказала, что не будет нести за нас тут ответственность и решать наши проблемы. — А кто будет? — продолжает она, придвигаясь ближе к другу. — Её маленькая помощница. — Ну, это тоже неплохо, — произносит Итан, чувствуя, как неприятное чувство озабоченности данным вопросом, застрявшее где-то между горлом и грудью, постепенно исчезает. — Не, я хочу именно её. Она крутая, такая непоколебимая… — И не запрыгнула на тебя, когда ты лыбу давил, — усмехается девушка. — Это тоже. Хочу, чтобы после окончания конкурса она стала нашим менеджером, — заявляет он с такой уверенностью, будто это не просто абстрактное, возникшее едва ли не на пустом месте желание, а лежащая в самом ближайшем будущем реальность. — Да она нам отказалась расписание приносить пару недель, а ты хочешь её заставить постоянно работать на нас, — машет рукой Томас, ощущая молчаливую поддержку остальных участников.