В мире рамок, извечных правил о правильном и ненормальном, там, где за тебя решает общество, в котором обязательно существовать и гнаться за своим местом, он был неправильным. Он был таким, каким быть не должен по мнению большинства. В мире, где нельзя свободно дышать, если ты отличаешься от других; в мире полном отторжения приходится жить и скрываться. Жертвовать и стать ложью. От кончиков волос до кончиков пальцев на ногах. Такое решение пришло и, он схватился, как за последнюю надежду. Выбор есть всегда? Да, он знает. Выбор был, но он трус. Он настолько потонул в болоте лжи, что они сковывают потуже всяких стереотипов. Да, Асагири Ген выбрал путь труса, но разве он чем-то отличается от других? Человеческое лицо, речь, две ноги, две руки, десять пальцев на руках и на ногах, два глаза, нос, рот. Чувства, в конце концов. Но почему… почему он должен из раза в раз слышать слово: «дефектный», словно клеймо, что красуется на самом видном месте; словно вечное напоминания о своем мерзком существование. Он не хотел жить так, но, возвращаясь обратно, он бы ничего не поменял, ведь тот выбор сделал из него того, кто он есть сейчас. Да, лживый кусок дерьма, но кто ещё более подходящий на эту роль, кроме него?
Впервые «дефектным» его назвали на приеме врача, чьи слова словно приговор для юного альфы. В мире, где альфа должен любить омег, а омеги подчиняться альфам, Ген любил себя и любил бет. Обычный слой населения, но в них Ген видел что-то особенное. Да, он полюбил и не видел в этом ничего плохого, до приема. А затем мир вокруг стал рушиться. Все вокруг стали говорить, какой он «ненормальный», «бракованный», «дефектный». И это сломало его. Заставило подчиниться правилам общества и стать «правильным». Поэтому он ненавидел Ишигами Сенку до глубины души, ведь тот не был трусом, он излишне прямолинейный и про таких говорят: правильный. Ген мог бы влюбиться, но опять же, слишком труслив. Никто не может судить его за трусость, ведь никто и представить не может через что он прошел. Слова на подобии «я понимаю» вызывают приступы агрессии и ненависти. Нет, никто не поймет его израненную душу. Никто не примет его таким какой он есть. Никто не станет тем, ради которого он бы отступился от своих принципов. Но как бы смешно не было, Ген вновь ловит себя на мысли о мужчине, что выше, собраннее, мудрее, в дурацких очках и аккуратном шраме под изумрудными глазами, в которых огни зажигаются при взгляде на них. Перед глазами до сих пор стоит первая встреча, первый разговор. Голос, что ласкает душу и, который хочется слушать до конца жизни. Он такой чистый, такой красивый и душа у него чистейшая, не знающая черноты лжи, зависти, ненависти и лицемерия. Он словно отражение Гена, словно его полная противоположность и от того становится только тяжелее.
— Когда ты думаешь, твоя аура становится такой давящей, — хмыкнул мужчина, лежащий на спине и рукой под головой.
— Не говори так, милый, как ты можешь говорить подобное про меня? — улыбаясь, ответил Ген, сжимающий подушку.
— Мы с тобой уже два года, даже, если просто трахаемся. Я тебя знаю больше, чем тебе бы хотелось, — зевая, протянул тот, касаясь пачки сигарет, ловким движением доставая одну из десятка и в тот же миг ловя огонек от зажигалки. После долгой паузы, мужчина затянулся, наконец решаясь продолжить. — Влюбился небось.
— Хьёга-чан, давай не будем, — цокая, Ген откинул одеяла со своих плеч, собирая вещи, разбросанные по полу в недавних порывах страсти, в полумраке.
— Что? Даже не останешься на ночь? — изображая удивление, высказался мужчина, но ответа не последовало, лишь короткий щелчок замка двери, которую аккуратно закрыли за собой.
Осень совсем близко и об этом говорили прохладные ночи, что могли отморозить нужную часть тела Гена. Он и не подумал, ведь Хьёга вечно его подвозит, а внутри его ауди всегда тепло, ибо альфа тот еще мерзляк. Хлюпая носом, в одной лишь футболке и ободранных джинсах по последнему писку моды, Ген шагал по пустынным улицам, проклиная длинный язык своего горячо любимого друга. Он и не был против остаться до утра, ведь и подвезли на здоровье до дома, но мусолить тему, в которой он сам то не разобрался, особо желание не было. И нет, он не забыл про тот злополучный поцелуй. И вроде бы сам виноват. И вроде как не впервые ведутся на его провокации. Но мерзкий червяк в прогнившей душонке Асагири пиздецки неприятно грыз изнутри. И вроде как там особо нечего больше взять, но кажется всё-таки есть, ибо он бы не стоял посреди города в тонком слое одежды и явно бы не отмораживал свою любимую часть тела.
— Че-е-ерт бы его выебал, — стук зубов друг о друга мол бы услышать каждый желающий, ибо звук такой, что кажется скоро Ген не только без своей пиписьки останется, но и без зубов.
— Я конечно предполагал, что личность ты экстраординарная, но тебе может холодно?
— Нет блять, просто так решил постоять здесь как ебаный фрик, — поворачиваясь на почти онемевших пятках, Ген буквально был готов рвать и метать, особенно этого смельчака, что подошел с таким нелепым вопросом, пока не наткнулся на тот самый взгляд, что стоит перед глазами с момента первой встречи.
— Прости, — виновато буркнул Кинро, накидывая на худые плечи свое пальто.
— Дохуя джентельмен? — выругался Ген, но всё-таки укутался посильнее.
— Именно. Правилами приличия пренебречь было бы некультурно. Позволь я провожу тебя до твоего дома?
— Ебал я эти правила приличия. — Но отказа ведь не было? Ген лишь повернулся и зашагал вперед. — И что, ты каждого холодающего так провожаешь? — Гену вовсе не нужно было поворачиваться, чтобы знать, что Кинро совсем рядом.
— Не каждого. — Ген не умеет читать между строк.
— О, и чем же я так отличаюсь от других?
— Тем, что ты почти не отморозил себе конечности?
— М-да. Отвечать вопросом на вопрос крайне не по правилам, не знал? Ты же ебать какой культурный.
— Не знал. — И Ген мог бы посмеяться сейчас, даже повернулся, чтобы как следует подстебнуть… Если бы не искры в чужих глазах, в которых отражались его. И хуй пойми, чьи сейчас сияют больше, а может их общее сияние заставило Гена промолчать и развернуться, продолжая свой путь. Да, Ген совершенно не умеет читать между строк этакие продолжение: «Не каждого, поэтому ты особенный.»,«Не знал, ведь выдумал, чтобы побыть с тобой.». И не поймешь, то ли Ген дохуя романтичный, то ли Кинро мастерский пикапер.
— Мы, конечно, не так близки, но позволь узнать, — после затяжной тишины, которую скрашивали многозначные шмыганье Гена, Кинро решил задать вопрос, который его мучал долгое время, — чем тебе так не угодил Ишигами и Ксено?
Поджимая губы, Ген впервые не знал, как ответить на вопрос. Что-то на подобие: «Я ненавижу всех людей одинаково» или «С чего ты взял, что только они?». Альфа не отвергал свою вселенскую обиду на несправедливость этого мира и каждого счастливо живущего. Хотелось поднасрать каждому, ибо хули они такие счастливые, а я чем хуже? Да вот только понимал, что тупо это, всё-таки пару лет в универе на психфаке не были просижены зря, хотя и не окончил конечно, приговаривая мол какой из него психолог, если сам в себе разобраться не может? Если уж даже самому себе помочь не в силах, то кому он сдался? Так он думал и думает до сих пор. Говорят «по себе не судят», только вот Гену было глубоко плевать на эти высказывания. Гордость не позволяла сидеть, выслушивать жалобы людей, пока на своей душонке кошки скреблись. Слишком он любит себя, а как иначе выжить в мире, если никто не полюбит тебя так, как ты самого себя? Это он выучил на паре философии очень крутого преподавателя за которым хвостиком ходил одно время. Ген тогда погряз совсем, но тот человек помог одной фразой: «Люби себя». Жить однозначно стало легче. Когда думы о том, что весь мир ненавидит тебя, заводят в пучины безвыходности, то любовь, как в самых сопливых сказках, помогает двигаться дальше. А что уж там говорить, если у Гена, как кроме самого себя, никого нет?
Погряз в мыслях и совсем забыл про своего неудачно сложившегося собеседника. Ответ не заставил себя ждать:
— А чем они мне угодили, дорогой Кинро? Я не обязан никого любить и кому-то симпатизировать. — Кроме себя, конечно, но это можно и опустить.
— Ясно.
Кинро в свою очередь не хотел заходить с такой стороны, он просто желал поближе познакомиться и узнать новое о своем попутчике, но видимо тот жест его расценил по-другому. Во всяком случае, это не конец.
***
Попойка отозвалась звоночком у Ксено на утро. Ровно по собственному расписанию, что явно не составлялось в приоритет расписанию омеги. И слоняясь по квартире бледнее призрака с чаем в руках от похмелья, Ксено отчаянно пытался собрать пазл из кусочков воспоминаний. Но в какой-то момент цепочка воспоминаний прерывалась, оставляя лишь пустую голову и нервный тик. Делать что-то совершенно не хотелось. Вот он, в своем доме, под теплым пледом, в своей уютной кровати. Под головой подушка, перед глазами ноутбук с какой-то комедией, что только раздражала, поэтому пришлось отложить сериал, распластаться по постели и уставиться в одну точку, с такой же пустой и чугунной головой. С каждым часом, становилось легче, но в душе паршиво. И Ксено, на абсолютно трезвую голову принимает решение послушать совет Сенку. А именно держаться подальше от Стэнли Снайдера. Мысль пришла довольно спонтанно. После того, как прошел первый взрыв чувств и эмоций, рациональность наконец спустилась до омеги на землю. У него была причина и не одна, чтобы не уступать альфе и держаться поодаль. Конечно, вспоминая свое поведение пару днями назад хотелось драть на себе волосы, ибо какого черта? На лице появлялись первые признали стыда, а в голове вместо роя разных мыслей — полная пустота, но шлепая голыми ногами по полу, воспоминания о том, как глупо он себя вел, придумывал отношения, которым никто даже надежду не давал, появлялись рандомными вспышками. Приходилось отдёргивать себя забвенными словами забыть этот позор, и снова погружаться в полную тишину.
Правильно он поступает или нет, Ксено не знал. Просто желание отстраниться от всего мира пришло нежданно. Закрыться в себе, отключить телефон и дням давать ускользать сквозь пальцы, словно песком.
— Хорошо, Ксено, у тебя первые признаки апатии. — Разговор с самим собой был традицией и любимым занятием. — А дальше? Депрессия? — Минутная пауза. — Из-за алкоголя? Пить меньше что-ли, — говорил он в пустоту. — Но так ли это на самом деле? Может я старею…
Сидел Ксено, подогнув под себя ноги, в позе бабочки, пододвигая ноутбук поближе. Почта была открыта, а на экране торжествующее письмо:
Дорогой Ксено-Хьюстон Уингфилд, спешу вам сообщить об успешной конференции. Нужные документы прикреплены файлом. Прошу вас о скором ответе.
Ваш верный друг, RS.
Погружаясь в мысли, омега наконец вздохнул с облегчением. Дни, словно американские горки, позади и долгожданное умиротворение, похожий на глоток свежего воздуха, укутывал приятной эйфорией.
***
— Ты очень расслаблен, — слышалось на том конце провода, — я думал, ты наоборот будешь взвинченным ходить! Боялся отвечать на твой звонок, дружище! — Знакомый гортанный смех не заставил себя ждать.
— Я и сам удивлен, — кивнул в пустоту Ксено.
— Мне тут птичка нашептала, что вы с Кинро во всю веселитесь, пока мы здесь пахаем, неблагоприятные!
— Может тогда поделишься деталями своего медового месяца? — воркует омега с телефоном в руке.
— Дружище, да я бы с радостью! Только потом скармливать мой труп будешь сам! — и снова родной смех.
— Кто тебе прельщает больше: тигры в зоопарке или волки в лесу? Хотя я думаю, что знаю ответ: акулы в океане.
— Капитан умирает вместе со своим кораблем!
— Рюсуй, ты… — сощурив глаза, прерывается Ксено.
— Да я шучу, дружище! Расслабь булки! Со мной ни один корабль не потонет! Хоть на суше, хоть на воде! — омега хмыкнул, вновь проникаясь смехом друга. — Возвращаясь к докладу, — прокашлявшись, серьезно начал тот, с севшим и уставшим голосом, — рыбка клюнула, но вам стоит быть поосторожнее, мне не нравится, что все идет точно по плану. Я не сомневаюсь в тебе, но не может быть такого. Будь настороже. Я бы порекомендовал уже перебраться в особняк. — А после недолгой паузы, видимо размышляя, стоит ли озвучивать свои предположения, продолжил. — И показался мне он каким-то подозрительным. Будто что-то затевая. — Замолчал и напоследок, чуть тише добавил. — Я не шутил насчет корабля. Что ж я за капитан такой, если брошу свой корабль?
— Я понял тебя. И тоже думал над тем, чтобы в скором времени поменять место нахождения. Переговорю с Кинро и в ближайшее время переберусь. — Сжал в ладони телефон и чуть слышимо добавил. — Спасибо, Рюсуй.
Перебросившись еще парочкой фраз, они попрощались и Ксено, уже было закрыл глаза, размышляя над дальнейшим, как телефон вновь зазвонил. Не открывая глаз и плюхнувшись на кровать, омега узнал голос Сенку:
— Как ты, алкашня?
— Все нормально.
Разговор шел тихо, умеренно, обыденно. Сенку поспрашивал об интересном, рассказал, как по клубу пошли слухи о красавчике Кинро и о Гене, сплетничая и злорадствуя над ним, в особенности Кохаку, которой Асагири никогда не нравился. Ксено лишь посмеивался, мол не помнит ничего, а очень бы хотелось посмотреть на лицо друга, хотя оно наверно бы не особо поменялось, но не попробуешь — не узнаешь, поэтому следующей жертвой телефонного разговора стал никто иной как Кинро. Лица омега не видел, зато услышал кое-что интересное на заднем плане, посвистывая. И одно злобное: «Не слово больше!» Ксено знатно ошалел тогда, ибо никогда не слышал, чтобы его друг да повышал на кого-то голос. Кинро явно был не один, а это значит, что разговоры о важном стоит отложить.
— Я потом все объясню, — спокойно выдал в своей манере бета. — Ксено, завтра утром зайду.
И возмущенный, чуть приглушенный голос позади:
— Так значит, все, что между нами было — шутка!? Как же мои чувства? Я думал, у нас все серьезно! Мы только начали встречаться, а ты уже по омегам ходишь???
Лицо Ксено не выражало ничего, зато лицо Кинро нужно было видеть, когда он говорил:
— Мы… что? Так! Завались! Ксено, я перезвоню. Извини.
— Завалишь только ты меня!… — последнее, что услышал омега перед гудками, оповещающим конец разговора.
Вот здесь начало рушиться долгожданное спокойствие, а не начавшаяся депрессия уходить. И что ему делать? Смеяться и радоваться, что у друга намечается личная жизнь, или плакать с того, с кем именно, и подробности которых он знать не хотел. Ксено стоял в полном замешательством с телефоном в руках на одном месте и пустым взглядом. Голова разболелась от мыслей, которые запомнили новые познания в жизни друга, а затем и наболевшие мысли про свою личную жизнь, которой нет и быть не может. Телефон вновь зазвенел и омега зашагал в сторону кухни, прикладывая телефон к уху.
— Чем занимаешься, черноглазка? — голос пробивал, сердце сделало кульбит и по всему телу пронеслась волна странных ощущений.
— Делаю кофе, а что? — невозмутимо настолько, насколько позволял голос, ответил омега, напоминая себе о причине разглядывания кофеварки.
— Умаялся небось? — издевательски протянул альфа, выпуская клуб дыма, явно зная, что ничем Ксено сегодня не занимался, только валялся, болтая с друзьями по телефону.
— Отключаюсь, — шикнул злобно, притягивая к себе кружку.
— Не злись. Кстати, сделаешь мне тоже? Он у тебя очень вкус…
Ксено сбросил, ставя телефон на беззвучный и причитая под нос:
— Дворняга бездомная. Что он привязался ко мне? Делать ему нечего? Бесит. — А сам прячет глупую улыбку в кружке с кофе.
