Тень за дверью

      В отеле с видом на океан бесконечная ночь.       Она отражается в стеклах, прячется в тени от дверных проемов, скользит силуэтом за спиной – страшная, острая, опасная.       Майя не помнит, сколько раз минутная стрелка встретилась с часовой – (точно больше пяти, но меньше сотни) – здесь циферблаты разбиты в стеклянную кашицу, не уничтожив отражения, а лишь раздробив его на сотню новых, искаженных ещё сильнее.       Старым стенам жаль её – они позволяют сбегать снова и снова, рассказывая свои тайны: здесь лестницы безопасны, а служебный лифт оставляет подсказки, – но этого всегда недостаточно.       Майя думает, что это всё неправильно – разве не выжившие люди должны сражаться с паранормальными сущностями, отставая свое право на следующий вдох? Разве честно быть жертвой в руках такого же человека из плоти и крови, пока призрачные силуэты освещают путь к концу этой истории?       В пыльные окна бьётся дождь – тонкий шёпот скорой грозы.       Майя устала, её тянет в вязкий омут сна – болотными волнами окружая дверные ручки, пожирая скрипучий пол, птичьим крылом мелькая перед глазами – идти осталось совсем недолго, часть дороги уже позади, эти рассказы не могут быть бесконечными, они прерываются всегда резко и страшно, нужно только ждать.       Детская игрушка окутывает страхом и болью.       Газетные вырезки опускаются тяжёлой безысходностью.       Пистолет в ладонях звучит далёким отблеском злобы и гнева.       – Пожалуйста. Пожалуйста, хватит...       Чужие эмоции пронзают насквозь, не исчезая насовсем – в груди, прямо под сердцем, расползается огненное пятно животного ужаса, заставляющее ускорить шаг, потратить оставшиеся силы на бег, ронять ключи, прятаться на безопасных этажах и, в конце концов, не расслышать низкий смех безумца за следующим поворотом.       Он – причина этого ада.       И, точно в насмешку, среди бесконечных коридоров и сверкающих картинок с образами – он единственный отвратительно материальный здесь.       Поэтому, когда Майя чувствует, что вот-вот сойдёт с ума окончательно, в окружении бестелесных сущностей – (они манят к себе мерцающим светом, шёпотом сквозь проклятый прибор в её руках, тянут на самое дно их историй: настоящих, болезненных, страшных) – она зовёт его хрипло и надрывно, позволяет уверенным шагам зазвучать у себя за спиной, и тогда длинные руки смыкаются цепями по её собственным, вынимая страшное устройство.       От этого становится легче.       – Птичка в клетке, Майя.       Тяжёлый удар опускается на, и без того пострадавший, затылок, затуманивая взгляд, слух, осязание, ощущение времени и пространства – именно в тот момент остаётся только жар живого тела: у Джимми узкие пальцы и острый подбородок, эти неожиданно обыкновенные детали успокаивают.       В задрапированном мутной чернотой воображении мелькает опасное ведение: они что-то читают у камина, Майя вжимается волной по-домашнему взъерошенных волос в расслабленно опущенное плечо, а Джимми накрывает её макушку резкой линией челюсти, согревая спасительно материальной тяжестью – как сейчас, но иначе.       Картинку разбивает приглушённый свет – второй этаж, в карманах пусто, руки дрожат, в прядях волос чувствуется ржавая корочка застывшей крови.       Он не убивает её – снова.       Лишь позволяет играть в эту игру с самого начала, отыскать зыбкие тени всей правды самостоятельно – разговариваешь с мёртвыми, Майя? – он и сам их слышит, каждого из тех, чьи жизнь оборвались им и по его вине: они прячутся на самом дне сознания, где продолжает полыхать огнем не извращённое, настоящее «Я».       Оно горит пламенем согревающим и освещающим, а не разрушительным пожаром власти над чужим телом и разумом – там он слышит их: выжидающих, не простивших, так и не умолкнувших.       Я иду искать.       Майя уверена, что даже когда если она выйдет отсюда – то не сможет засыпать без света, не закрывая дверь на замок, и продолжит ждать треск лампочки и его страшную, худую тень из-за каждого дверного проема.       Не сможет забыть все происходящее здесь.       Ведь никто не поверит словам умерших, и Джимми прекрасно знает об этом, каждый раз позволяя ей продолжать.       И потому, когда дверь лифта закрывается за последней из девочек – самый страшный этаж, тёмные волосы, испуганные глаза – Майя решается.       Этот огонь есть и в тебе.       Она затравленно вздрагивает, застывая на месте, не позволяя себе передумать – здесь каждая секунда на счету, промедление стоит жизни – и тогда в косом срезе распахнутой двери мелькает высокий силуэт: он чувствует ужас, усталость, жажду, тоску за солнечным светом, желание поскорее все закончить – он сам живёт этими эмоциями своего собственного сознания, пожирая их так же, как огонь пожирает лес.       Майя не срывается с места, впиваясь мокрой мягкостью ладони в резьбу ключа, дрожащими пальцами пытаясь отыскать в полумраке замочную скважину – теперь она только ждёт.       – Здравствуй, Майя, — Джимми звучит ударом окровавленного хлыста, разбрасывая алые капли под ноги.       Они проходили это много раз.       Он ступает к ней лениво и уверенно, пальцами отстукивая ритм колыбельной на гладком дереве биты, стоит спиной к свету – и Майя перестаёт контролировать правила собственной игры, когда, не выдержав, вскидывает украденный из номера меч, сжимая узкую полоску потрёпанной кожи двумя руками, глядя на оружие почти безумно.       Все карты на столе.       – Уверена, что сможешь? – насмешливо тянет Джимми, с любопытством разглядывая свою старую игрушку – знакомая сталь смотрит ему в грудь, острая, жадная, готовая лишить жизни, стоит только шагнуть ближе.       Майя длинно моргает, осмысливая слова, и тогда пальцы её вздрагивают испуганно.       Она не хочет.       Потому что даже мертвый он будет приходить к изголовью её кровати.       И Джимми об этом знает.       Когда накрывает ладонью ребро меча и швыряет далеко в сторону.       – Ты будешь со мной. Навечно, – страшно шепчет он, склоняясь к её лицу, а Майя видит тоскливый отголосок его настоящего в чужих глазах, чувствует непривычную дрожь в жёстких пальцах, читает просьбу в затихающей паузе после первой фразы.       И с горящей светом улыбкой       делает к нему шаг.