Криминальная Математичка

— Клянусь, это был не я! — отчаянно восклицает Родион, сидя смирно, крепко вцепившись руками в колени, перед вызвавшими его завучами. — Мне самой очень хочется в это верить, Родион, но… — начала было завуч и по совместительству преподавательница русского и литературы Хадсон, но более беспристрастная (хотя с какой стороны посмотреть) Манипенни её перебила: — Но мы бы тебя не вызвали, если это действительно так. — Но я правда не имею ни малейшего понятия, откуда те пакетики взялись в туалете, я их и в глаза никогда не видел! — продолжает настаивать на своей невиновности школьник. — Может это какая-то ошибка, Джейн Александровна? Родион ведь всегда был послушным ребёнком и достаточно неплохо учился, — неустанно выгораживает своего явного любимчика Викторовна. — Но и Лёня никогда нам не врал, он же круглый отличник! — парировала главный завуч, — а он сказал, что лично видел, как Родион их прятал. Сразу видно влияние этого Дориана… — «Ебучий Лёня Конч! Так вот кто мне всю контору спалил!» — вспылил в мыслях Родион, но не позволил нарастающему внутри гневу отразится на мимике; если он невиновен — ему нечего бояться, — он меня мог с кем-то перепутать! Говорю же, это был не я. — Будешь это говорить своей маме по домашнему! — Её нет дома! — Тогда «обрадуешь» их с папой по возвращению домой. — Они с папой в командировке в Швеции, я не знаю, когда они вернутся. — Ага, знаем мы такие командировки, — бормочет Александровна, одарив парня скептическим взглядом, — «порадуешь» тогда дедушку или бабушку. — Пожалуйста, не звоните бабушке, она очень нездорова! — вскрикивает Родион, сложив руки в молитве, чуть ли не со слезами на глазах, ещё больше разрывая сердце единственного человека в кабинете, который продолжал ему верить. — Поздно же в тебе совесть проснулась. Скажи спасибо, что больной бабушке звоним мы, а не милиция, — отрезает завуч, набирая номер домашнего телефона семьи Родиона. — Она неадекватная! — успел лишь выпалить тот, когда Манипенни уже ответила на услышанное по ту сторону трубки сонное «Алё». — Здравствуйте, это Манипенни Джейн Александровна — завуч школы, в которой учиться ваш внук. — Школы? Вы точно не ошиблись номером? — с недоумением, к удивлению женщины, спрашивает голос старухи. — Вы бабушка Родиона? — Да, так вы из ментуры? — Нет, мы пока что из школы. — Пока что? Ах, так вот оно что: вы —аферисты! — Что?! Нет же, послушайте… — Любой аферист будет отрицать, что он аферист! — срывается старуха на крик. —Обдурить вздумали бедную немощную старушку, да не на ту напали! В нашей семье никто ни дня в своей жизни не был в школе, а у внучка моего такие связи, что вам и не снились! Я не знаю, откуда у вас этот номер и что вы сделали с моим Родечкой, но глаза натягивайте на жопу — люди влиятельные и страшные по нему же вас и найдут! Не звоните сюда больше, последний понедельник живёте. И навсегда забудьте мой номер! — не успела главный завуч и раскрыть рот, как по ту сторону трубки уже раздались равномерные гудки. — Не стоило вам её беспокоить, я же говорил, что она неадекватная, — качая головой, едва слышно выдал Родион, добавив громче, чуть погодя, — и я действительно понятия не имею, как, по вашим словам, наркотики могли оказаться в школе. Отпустите меня, пожалуйста, на математику. — Про бабушку бедный Родион, как видишь, не соврал, — представляет свой последний новоиспечённый аргумент сторона защиты школьника на этом импровизированном суде.       Учительница и ученик тяжело смотрели на застывшую в шоке от «диалога со старушкой» главного завуча, в ожидании некоего подобия вердикта. Моргнув пару раз, та все-таки приходит в себя и, казалось через силу, произносит: — Хорошо, в этот раз мы тебе поверим, Родион, но после следующего визита по той же жалобе ты буквально полетишь на учёт. — Обещаю вам, что следующего раза не будет, — отвечает «официально невиновный», поднимаясь со стула, — полагаю, теперь я могу уйти? — А твоя бабушка? — взволнованно вставляет Викторовна. — О ней можете не беспокоиться. Надеюсь, она выпила своё успокоительное после звонка, а по приходу домой я посмотрю, чтобы она приняла и прочие необходимые лекарства. — Тогда, конечно, возвращайся на урок, мы тебя не задерживаем, — вздохнув облегчённо, произносит миссис Хадсон, махая на прощание единственному на весь поток ученику, действительно читавшему Достоевского.       Звонок на урок прозвучал уже достаточно давно, так что поневоле опоздавшему парню пришлось буквально нестись по коридорам и ворваться в кабинет на середине задачи, которую решал у доски тот самый чёртов Конч, которого явно удивило то, что Родион вообще вернулся. Завидев его, Родион едва сдержался, чтобы не покрыть эту подлую помойную крысу трехэтажным матом похлеще среднестатистического зэка. — Извините за опоздание, Уильям Анатольевич, можно зайти? — спрашивает Родион, соблюдая необходимую вежливость.       Математик дал ему добро, и, сделав пару глубоких вдохов, парень прошёл к своему месту за предпоследней партой среднего ряда, успев одарить отличника Лёню самым холодным и презрительным взглядом, на который только был способен, но не слишком долгим, чтобы не вызвать лишних подозрений у того же учителя. Из класса же половина и так знала, что Леонид Конч стукач ещё тот; не зря носит свою фамилию. Один из одноклассников Родиона ещё давно пустил слух, что Лёня вообще блатной и идёт на медаль только благодаря отцу, который, поговаривают, был из «авторитетов».       Сев за парту, Родиону только сейчас бросилось в глаза висевшее на вешалке у входа пальто учителя — подозрительно ему знакомое. Но тот не заострил на нём особого внимания, раскрыл тетрадь, и первым же делом, дабы выплеснуть бурлящий, словно кипяток, гнев, нацарапал в ней: «Конч крыса» (карандашом разумеется).       По окончанию урока, когда все ушли переодеваться на физкультуру, а математик отошёл в учительскую, Родион пересёкся в коридоре с единственным школьным знакомым и попросил его об одной услуге; на следующей же перемене в последней кабинке туалета для мальчиков, той самой — единственной с дверями, появилась весьма красноречивая надпись, сделанная черной краской. Отныне репутация одной хорошо известной личности останется подмоченной во всех смыслах даже после того, как его отец выделит школе деньги на растворитель (а лучше бы раскошелился на ремонт класса, в котором учиться его дорогой сынуля). — Как думаешь, Конча теперь отпиздят за гаражами? — сидя на излюбленной шине, поинтересовался Родион у рыжего парня с мерзкими редкими усиками, которые тот явно не намеревался сбривать. — Пока жив слух, что его батя из «авторитетов» — вряд ли осмелятся, — вздыхает сероглазый, — но после сегодняшнего многие в этом хотя бы усомнятся и он перестанет быть таким уж «недотрогой». — Неприкосновенным. — Та до пизды! Кстати, ты это, осторожнее будь ночью, а то поговаривают, что в городе завёлся какой-то обоссаный мститель. Вчера, слышал, отпиздил какого-то известного в узких кругах поставщика травки, хотя до этого избитыми находили только самих наркоманов и бомжей, — перейдя на шепот, предупредил его верный информатор. — А твой батя-мент ничего не говорил о, ну не знаю, особых приметах этого «мстителя»? — шепотом спросил Родион, усиленно делая вид, что ему посчастливилось пока не пересечься с потенциальным героем короткого повествования знакомого. — Да какие там приметы, если из свидетелей одни обкуренные да обдолбаные, которые никогда ничего не видели и из которых хуй чё вытянешь? А вчерашний умудрился скрыться, полагаю, не без посторонней помощи, так что даже самого мутного описания этого чела у ментуры на руках нет. — А почему ты так уверен, что он действует один? Может, тут замешана какая-то группировка? — Целым бандам достаточно сложно скрытно действовать без крышевания, а без ведома «авторитетов» так тем более. — То есть, даже «авторитеты» пока ничего не знают? — Кажется нет, но среди тех, кого батя крышует, наверняка ещё после первых же, самых пустяковых, случаев зарождались определённые настроения, а у кого-то и могли появиться некоторые догадки. Попробую выведать об этом побольше либо у бати, либо у его знакомых — приближённых «авторитетов». — Хорошо, спасибо, Ашот. И за помощь, и за предупреждение. — Айхшоттен. — До пизды. Идёшь на литературу или прогуляешь? — Да последний урок, хуле? Скажешь Викторовне, что мне поплохело или ещё чего придумаешь. — «В моей-то ситуации злоупотреблять великодушием одного из завучей — не самая лучшая затея», — сокрушенно вздохнул Родион, кивая в ответ.

***

      После последнего урока Родиона в очередной раз поймал учитель с «журнальным вопросом», в этот раз Викторовна, которая, благо, лишь попросила отнести его в учительскую, ибо сама спешила к десятиклассникам, которым в этом году не повезло в последний день учебной недели засиживаться на все семь уроков. Дело пяти минут, да и ему безгранично повезло, что отсутствие Черчнягайса объяснять довелось не ему, поэтому школьник не смел отказать. Зайдя в учительскую, тот снова увидел за столом математика, снова с чьими-то тетрадями и снова с пальто на вешалке, за которым мужчина явно не хотел возвращаться в кабинет и потому взял с собой. Коротко поздоровавшись и не особо желая пересекаться взглядом с преподавателем, чей урок посетил буквально на его середине, тот норовил без лишних контактов положить журнал на его законное место и пулей вылететь из кабинета, а потом и здания. Но все его планы умерли, едва покинув утробу сознания, когда математик внезапно произнёс: — Позволишь полюбопытствовать, чем закончилась ваша с завучами, вероятно, увлекательнейшая беседа? — запас удачи Родиона на сегодняшний день, определённо, иссяк. А классный руководитель лишь констатировал сей факт. — Ничем дурным — просто произошла небольшая ошибка, — вздрогнув, протараторил парень. — Неужели тебя вызвали просто так? — Не совсем, то есть, повторюсь — это ошибка. Меня просто, точно, с кем-то перепутали. — И кто же да с кем? — С кем — не имею понятия, а вот кто… — замялся Родион, — возможно, (только возможно!) — один отличник. — Леонид Конч? — Да. — Тот самый, чья фамилия ныне красуется в мужском туалете с подписью «крыса»? — Вероятно. — Твоя работа? — Нет, что вы. — И ты к этому никак не причастен? — Разумеется.       Доселе не отвлекавшийся от тетрадей Мориарти впервые воззрился на школьника, который невольно стушевался от столь пристального взгляда. Казалось, он — раскрытая книга, из которой опытный литературовед, после первого же прочтения, пробираясь через самые замудрённые строки автора, сейчас же выудит самые потаённые её смыслы и сформирует безоговорочную истину. — Родион, — начал снова Уильям Анатольевич, но как-то иначе — другим тоном, — как классному руководителю, ты хоть и не должен, но можешь рассказывать мне о своих проблемах, если более некому. Я ни за что не осужу тебя, но помогу встать на путь исправления, коли провинишся. Пока я действительно не замечал лично за тобой ни мелких пакостей, ни даже самой невинной лжи, и моё доверие, не только, как к ученику, а и как к человеку в целом, к тебе крепко, как и твоё ко мне, надеюсь. — Свою речь педагог закончил так же неожиданно, как и начал. Или же, что более вероятно, ждал от своего ученика удовлетворительного для себя ответа. — Я правда не имею никакого отношения к какому-либо из затронутых инцидентов, — запинаясь, не смело выдал парень. — И я тебе верю. — Вернувшись к тетрадям, тот со странной улыбкой добавил: — Лишь лелею надежду, что ты никогда не предашь этого доверия.       Едва сглотнув почему-то вставший в горле ком, тот наконец тихо положил журнал, который крепко держал в руках весь диалог. Невольно ещё раз оглянулся на то самое пальто, метнулся в сторону двери, и, потянувшись к её ручке, едва не шёпотом произнёс: — Спасибо за ваши слова, Уильям Анатольевич.       По коридору же парня несли не столько ноги, сколько окутавшие бренное сознание мысли, породившие подозрения, которыми тому не терпелось поделиться с товарищем, наверняка уже ожидавшем на всё том же заборе. Выбежав в школьный двор он, действительно, завидел Дориана, спокойно сидящего на заборе, свесив ноги; сам побежал к нему, едва не врезаясь в каждый турник; останавливается, едва не задыхаясь, произносит вместо приветствия: — Походу математичка мститель! — Чего? — чуть не свалившись с забора, озадаченно выдал Дориан. — Он был сегодня в пальто. Я понял, где его видел — у «ночного мстителя» было такое же! — в осенении выпалил Родион, не в силах отдышаться. — Ты про какого вообще мстителя? — Вчерашний дед. — А! Погоди, то есть математичка — дед? А я думал, ему лет двадцать пять. — Да не в этом же смысле! — Тогда с чего ты взял, что он — вчерашний дед? — У него пальто такое же. — А он был и в тех же колготках? — Нет, конечно же! Только такой идиот, как ты ходил бы днём по улице с колготками на голове! Короче, он сидел с тетрадками, видел, их не очень много осталось, значит — скоро закончит, и мы затаимся у ворот и посмотрим на него в пальто: если как две капли воды со вчерашним — точно он. Я достаточно чётко запомнил его силуэт. — Я понял только то, что нам надо проследить за математичкой. — Прекрасно, тогда поторопимся, а то он нас заметит! — Обежим вокруг территории, давай руки! Я перекину тебя через забор!       Не успел Родион и сделать полноценный вдох, как товарищ хватает его за руки, спеша выполнить явно недоработанный план — о приземлении те договориться не успели. Перекинув школьника, которому повезло приземлиться практически с акробатическим мастерством, студент уже не удерживает собственного равновесия и падает прямо на друга. Оба обзавелись ушибами и будущими синяками, но оказавшийся сверху Дориан явно в меньшей мере. Поднявшись с кряхтящего под ним Родиона, парень осматривается, с секунду помедлив, пытаясь дальше сориентироваться, помогает встать другу и тащит его непоспевающего за руку вокруг периметра со стороны древнего стадиона за забором (трудовик, который уже лет пять заменяет историка, утверждал, что этот стадион ещё Петра Первого застал). Добежав до открытых ворот, Дориан отпускает Родиона, который едва не врезается в эти самые ворота, а сам скрывается за деревом. Именно в этот момент парни слышат звук затворившейся двери главного входа, а затем и шагов: без сомнений, это выходил математик. Родион, растерянный, опускается на одно колено, склонившись над ботинком, и именно в это мгновенье, в метре от него останавливается Мориарти, прошедший ворота, и, слегка удивлённый, спрашивает: — А что ты здесь делаешь, Родион, если не секрет? — Шнурки завязываю. — Так у тебя их нет.       Не успел парень и мысленно выругаться, как над ними обоими раздалось протяжное «блять!», от которого Анатольевич, как показалось Родиону, даже вздрогнул, с треском свалившееся вместе с листьями и ветками. Потирая сильно ушибленный бок, Дориан едва поднимается на четвереньки, воззрившись на свидетелей его падения, в удивлении выпучивших глаза. Сразу признав бывшего ученика (которого раз узнав — с трудом забудешь), математик с опаской, через стиснутые зубы, спрашивает: — А ты здесь что делаешь? — А я это… Белочку ловил, — часто заморгав, выдаёт Дориан. — Какую белочку? — На шашлык.       Если бы не неловкость всей ситуации, Родион треснул бы себя по лбу — настолько абсурдную отговорку мог придумать воистину только его товарищ. — А твой друг действительно не меняется, Родион. — У него проблемы с головой. — Я вижу. Как он тебя своей дуростью не заразил? — Так же, как и я его благоразумием. — Справедливо. — Ай блять, копчик болит! — вскрикивает Дориан, напоминая о своём присутствии. — Может его к Джону Денисовичу? Врач, всё-таки… — Нет, для него это не смертельно. Можете не переживать, — махнул рукой Родион. — Ну как скажешь, — напоследок окинув взглядом обоих, неуверенно произносит математик, приняв решение наконец-то ретироваться.       Дождавшись, пока преподаватель скроется за ближайшим углом, уже подошедший к Дориану Родион с непроницаемым лицом проговаривает: — Точно он. — Осталось только выяснить, куда он спрятал колготки, — заговорщически прошептал тот.

***

      Незнакомец в пальто, сощурив глаза, угрожающе направился в сторону ребят, попытавшихся ослепить его фонариком. Спасая поставщика Родиона, те сами подвергли себя опасности и теперь думать нужно было быстро: отступая, парням хватило лишь обменяться мгновенными взглядами, чтобы решить, как импровизировать. Незаметно сунув руку в карман, Дориан с молниеносной скоростью швыряет из него что-то маленькое, прокричав в фирменном писке: — Аннигиляторная пушка!       Те едва успели закрыть руками уши, прежде чем соединённые гайкой болтики с серой ударились о стену. Воспользовавшись моментом, Родион откручивает крышечку бутылки с недопитым пивом и на развороте бросает её под ноги оглушенному «деду», дабы выиграть чуть больше времени на побег. Кинувшись вслед за Дорианом, решившим не жертвовать пивом и допить его на бегу, ибо, как твердил дед: «лучше облиться пивом, чем упасть в говно», парни решили бежать в сторону подъезда, с которого и пришли, чтобы не потеряться на ночных улицах и не попасться в руки возможному преследователю. Пробежав оттуда пару кварталов к ларьку, парни затаились, выжидая, нет ли за ними погони. — Походу оторвались, — прошептал Дориан. — Тихо. Лучше ещё подождать, — цыкнул Родион, прислушиваясь: тихо, ни малейшего шороха (только дыхание Дориана, снова забывшего значение слова «конспирация»). Но преследователь также мог затаится и выжидать их. Но, убегая, те четко слышали, как «дед» упал, поэтому тот не мог рассмотреть в темноте, в какую сторону те бежали. Или мог...? — Может, выглянем...? — Слишком рискованно! Он тоже мог спрятаться. — Ну так вырубим его, если что. Он же один, а нас два, а один — это меньше, чем два. — В кои-то веки ты прав, математик хуев, — шепнул Родион, — теперь выгляни, нет ли его. — А почему я? — Твоя идея — ты её и реализуй. — Наверное, ты прав, — пожал плечами Дориан, без страха поднявшись с холодного асфальта, выглянул из-за стены, — чисто! — уже в голос произнёс тот. — Уверен? — Никого не вижу. Может фонарик включить? — Чтобы он нас точно нашел? Не стоит, будем так дорогу искать. Черт, где мы вообще? — Подъезд вроде знакомый, — осмотрелся Дориан, прищурившись, — точно! Мы отсюда можем ко мне пойти, тут как раз недалеко — квартала три. — Сук, всё равно много, но других вариантов у нас нет, — вздыхает Родион, натянув чёрную кепку, скрывшую при побеге его лицо от незваного гостя, — надеюсь, хоть поставщика моего не повяжут, правда сдать меня он всяко не должен. — А меня он, как думаешь, увидел? — спрашивает спустя пару минут дороги Дориан. — Блин естественно, но ты ему прямо в рожу фонариком светил, так что, по идее, лица твоего рассмотреть он не должен был.