Бесконечная шутка

В аэропорту было людно и чертовски неуютно. Среди сотен снующих туда-сюда людей, ужасно одиноко. Страшно. Несмотря на июнь и плюс тридцать на улице, зябко. Наконец, на табло высветился его номер рейса со всей сопутствующей информацией, и он зашагал к нужной стойке регистрации. Очередь, хоть и продвигалась достаточно быстро, была очень длинной. Он не спеша прошел и встал в самый ее конец, как вдруг… Прямо перед ним. Спустя чуть больше четырех лет… Если чисто визуально он еще мог ее не узнать со спины, то уж знакомый запах женщины, некогда бывшей его женщиной, он не спутал бы ни с чем. Та его присутствие будто почуяла спиной: повернулась, и, поправив очки, взглянула на него снизу вверх. Кротко улыбнулась, легко кивнула в знак приветствия. — Привет, Катюш. — рвано поздоровался он, перемявшись с ноги на ногу. — Привет, — бросила она через плечо и снова отвернулась, делая вид, что разглядывает табло. Какое-то время так и стояли. Сделав несколько шагов по направлению потока очереди, остановились. Еще год назад Павел так и простоял бы молча, но теперь… Последний незакрытый гештальт сам явился перед ним собственной персоной, и он заговорил еще раз: — Как родители? Помирилась с отцом? Пушкарева ответила не сразу: первые пару секунд не поняла, с ней ли он разговаривает, или нет. Только коротко обернувшись, поняла, что тот все еще смотрит на нее. — Да нормально всё, — растерялась, но совсем немного. — Помирились. — Как здоровье у них? Держатся? — Папа как обычно. Уже помирать собирался, но после рождения внучки опять ожил. — В-внучки? — удивился Павел и застыл, — От кого? Или. Извини, я, наверное, не имею права спрашивать. — Не бойся, — хохотнула Пушкарева, — не от тебя. Хотя… — она хитро прищурилась, наблюдая, как на лице Павла бушует калейдоскоп эмоций, — шутка. Я замужем, родила. Полгода назад вышла из декрета. Рано, конечно, но мама помогает. Вернулась к работе. Вот, в Польшу лечу в командировку. Подписываем контракт с парфюмерной фабрикой, будем с Юлианной тут их продвигать. — Замужем, значит, поздравляю… Как назвала малышку? — Вера. А у тебя как дела? Куда летишь? — В Нидерланды. — Да, там красиво. На лыжах будешь кататься или на озера смотреть? А, — она глянула за спину Павла, — чего один? — Решил вот в последнее путешествие отправиться. Марго говорит, что это дурость, но переубедить меня… Ты же знаешь, бесполезно. — Откуда столько трагизма в голосе? И почему последнее? У тебя лимит на количество виз, или ты уже на месте дел наворотить планируешь, чтобы больше не пустили? — Я решил там остаться. — Что-то случилось? — Можно и так сказать. Просто… Жизнь любит подбрасывать сюрпризы. Вот, как сейчас, например. Я не ожидал этой встречи, и всё же рад, что она произошла. Тон Павла отбросил в Катину душу крохотную тень беспокойства. Что-то было явно не так, а что, она понять не могла. Вдруг, не ожидав от себя самой, спросила: — Ты умираешь? — Я всегда знал, что ты умная девочка, Кать. Что на это ответить, Пушкарева не знала. Конечно, она заставила себя тогда забыть его. Даже позволила новой любви войти в ее сердце. Да, эта любовь была не такой щенячьей и безропотной, в ее текущей семейной жизни не было американских горок. Ее любовь была уважительной и спокойной. Размеренной и привычной. Но она не могла порой не вспоминать ту, дурацкую любовь. Неудобную любовь, уродливую, болезненную и такую сильную… Продвигалась очередь. Словно сквозь туман она услышала со своей стойки: «Следующий»! И пошла регистрироваться на рейс. С Павлом они еще пару раз пересеклись взглядами, когда их паспорта проверяли, а потом они, не сговариваясь, пошли в одну сторону. Пройдя таможенный контроль, пошли каждый к своему выходу на посадку. Ее выход — 27й, его, иронично, 28й. Какое-то время сидели в нескольких метрах друг от друга. Потом Жданов исчез из поля зрения и вернулся через три минуты с двумя стаканами кофе в руках. Один из них протянул Пушкаревой. — Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? Помнится мне, в прошлый раз наш диалог в аэропорту не задался. Может, в этот получится? — Составь, конечно, — улыбнулась Катерина и отодвинулась, освобождая место рядом с ней, — да ладно тебе вспоминать. Столько воды утекло. А… Марго, она почему не с тобой? — Её доброе сердце не выдержит того, что мне предстоит. Да и я не хотел бы ей лишний раз нервы трепать. — Ты что, ей ничего не сказал? — возмутилась Катя. — Сказал, конечно. Всё рассказал. Только оплакивать себя не позволил… — А надежды совсем нет? Я слышала, что в Нидерландах какой-то аппарат собрали, который от Паркинсона избавляет, пока его носишь. Я к тому, что медицина там на месте не стоит. Может, образуется? — Занятно… Но не в моём случае. Мой удел - либо полуживое существование в состоянии овоща, либо быстрый путь. Слава богу, есть места на земле, где это легально и совсем не больно, — Павел горестно хохотнул. — Слава богу, есть силы и средства, чтобы до этого «не больно» добраться до того, как уже не смог бы. — Выходит, — заключила Катя с горькой иронией, — я - последний человек, который видит тебя живым? Ну, помимо врача, который будет проводить процедуру. Тебе страшно? — Конечно страшно. — усмехнулся Павел, и, выдержав паузу, глянул на Пушкареву с оттенком светлой грусти в глазах, — Я мог бы соврать, но не хочу. Хотя, мне повезло. Я смогу закончить все так, как сам того пожелаю. Иллюзия выбора, иллюзия контроля над ситуацией… — А… Извини, что расспрашиваю, — тут же поправилась Катя, — ты не отвечай, если не хочешь. Но… Как у тебя духу хватило такое решение принять? Это же… все, что тебя окружало. Со всем взять и вот так навсегда добровольно попрощаться? — Эта твоя любознательность всегда мне нравилась. Ну, я стоял перед выбором. На одной чаше весов жалкое существование, на другой - красивый уход. Я зарезервировал резорт, там есть всё. Наслажусь последним днем с прекрасными видами, поем вкусный ужин, а потом, там же, мне выдадут волшебное зелье, и я спокойно выпью его на причале озера. Дальше меня ждёт… Да какая разница. Сложнее всего пришлось Андрею. Он меня заберет, когда все закончится. — Жесть, — только и смогла выдавить Катерина. — Угу, — согласился Жданов. Какое-то время помолчали. До Катиной посадки оставалось всего несколько минут, а так много хотелось обсудить… — Кать. Ты прости меня. Несколько лет назад, после нашей последней встречи, Марго нашла мои записи и… Не смотри на меня так. Да, я, идиот, их вел. В общем, она обо всём узнала. И, как благородная женщина, которой всегда была, отпустила меня. Считай, выгнала меня на встречу счастью, но… Я не смог к тебе прийти. Катя мысленно ужаснулась. После этого они с Маргаритой пересекались пару раз по работе, даже разговаривали, она и подумать не могла, что та все знает, поскольку ни словом, ни взглядом этого не выдала… — Я не знала, что вы разошлись. — Мы сделали это по-тихому, чтобы пресса не сошла с ума. Марго сказала тогда, что когда-то я не пожалел её молодость, и я никак не мог выбросить эту фразу из головы. Это всегда меня останавливало в твоём случае. Если бы эти несколько лет мы были вместе, сейчас тебе было бы очень больно. Ведь я бы всё равно принял такое решение. Поэтому я не сожалею, что побоялся вмешиваться в твою жизнь. — Ты абсолютно прав, — саркастично выплюнула Пушкарева, — вообще из дома не надо никогда выходить, а то вдруг кирпич на голову упадет. Под солнце нечего подставляться, а то рак кожи будет. А уж про трамваи вообще молчу - постигнет участь Берлиоза, как пить дать, — Жданов засмеялся, а она, секунду помолчав, добавила: — Очень жаль, что ты и на смертном одре остался таким же тугодумным бараном. — Может и так. Но если бы тебя это не тревожило, я бы удивился. Как хорошо, наверное, быть юным максималистом… Я и так совершил много ошибок. Не хотелось добавлять ещё одну. Поверь мне, не всегда работает установка «Лучше сделать и сожалеть, чем не сделать и сожалеть об упущенном.» Я знаю, что ты любила меня достаточно, чтобы пойти на такую жертву, но я любил тебя настолько же сильно, чтобы не дать тебе этого сделать. — Очень поэтично, — скупо оценила Катя, — прямо за душу взяло. Спасибо. Жданов расхохотался. — Я рад за тебя. Брак, ребёнок… Семейная жизнь. Без драм и осуждения. Я бы тебе этого дать не смог. — Ты не можешь этого утверждать. Но я отчасти согласна. Наверное… Если бы ты меня тогда в аэропорту не бросил, я бы села на тот самолет. Получается, всё случилось к лучшему. Она прислушалась, не ее ли рейс приглашают. Время посадки вот-вот подходило. Люди раздраженно выстраивались в очередь у выхода. Павел смотрел на них с долей зависти: спешат, суетятся. Хотят куда-то успеть. — Скажи, ты всё ещё злишься на меня? — Хочешь совесть перед неизбежным очистить? — усмехнулась она. — Почему бы и нет? — Так уж и быть, не злюсь. — успокаивающим жестом она коснулась ладонью его плеча и ободрительно сжала его руку в своей, — Можешь быть спокоен. Людей, тем временем, стали пропускать. Катерина не спеша встала, взяла в руки сумку и остановилась перед сидящим Павлом напротив. — Надеюсь, и ты на меня зла не держишь. — Не держу. Осталось самое сложное. Простить самого себя. — Ох, это будет сложно, но ты справишься, я в тебя верю. Спасибо за кофе. — И тебе спасибо... За всё. Удачного полёта, Катерина. — Тебе тоже. Сделав пару шагов вперед, она остановилась и снова развернулась к Павлу. — Слушай, если там, за гранью что-то есть, дай мне знак, хорошо? Жданов отозвался добродушной улыбкой и коротким кивком.