***
Танджиро тихонько прикрыл за собой дверь и прислушался к тому, что происходило дома. Он видел, что мама ушла со школы пораньше, конечно же, не предупредив сына, куда именно. В общем-то, оно и к лучшему — в последнее время диалоги их вязались совсем уж скверно. Мать всё больше давила на него с уроками и подготовками, а Танджиро впервые в жизни открыто начал раздражаться на её слова. Они не ругались, нет, он бы не позволил себе разговаривать с матерью подобным тоном, но всё отчетливее ощущал, как внутри него закипает негодование. Возможно, ему попросту надоело, что в его восемнадцать лет им всё ещё командует мать, и он ничего не может с этим поделать. Давление этой клетки, в которой он вырос, в которой он жил и которая словно приросла к нему, как неотъемлемая часть его личности, с каждым таким разговором становилось всё более невыносимым и тягостным. Он с тоской вспоминал ту вечеринку, где впервые хлебнул этой опьяняющей сознание свободы, и она после этого не хотела его отпускать, так и маяча перед глазами с распростёртыми объятиями. Ему безумно понравилось чувство развязанных рук и сброшенных оков, что вернуться сейчас обратно в привычную среду обитания казалось непростой задачей. И символом этой свободы для Камадо отныне служил Иноске. Рядом с ним, пусть и на мгновение, ощущалась эта самая, так отчаянно желаемая свобода. Это подкупало, это соблазняло. И губило. Танджиро понимал, что чем больше времени проводил рядом с Хашибирой, тем глубже погружался в совершенно иной мир. Противиться чувствам, что разрастались в груди, словно болезнь, он уже почти не мог. Из последних сил отталкивая всё, что связано с Иноске, он старался сохранить последние крохи здравого смысла, чтобы не потерять голову. Потому что сегодня он отчётливо осознал — он теряет её на раз-два в близости с Хашибирой. — Ну, какой же я идиот! — воскликнул Танджиро, подгибая под себя колени, когда тело снова прошибло током при одном только воспоминании о горячих и нежных губах Иноске. — Зачем я посадил его к себе на колени?! Он предполагал, что данная картина теперь будет преследовать его в эротических кошмарах. Как некстати к воспоминанию о сегодняшнем чересчур необычном поцелуе в голове возник тот самый сон, где Иноске как раз и сидел на его коленях в поместье на вечеринке. По спине пробежался холодок, а затем температура во всём теле резко подскочила, что даже зазвенело в ушах. Танджиро раньше и на девочек никогда не заглядывался и даже мыслей никаких пошлых не допускал. А тут вышло так, что его с полуоборота заводит парень, да ещё какой! Тот самый задира и хулиган с задних парт, что докучал Камадо весь учебный год! Скажи Танджиро месяца два назад, что он будет мучиться сексуальными фантазиями с участием самого Иноске Хашибиры, тот бы, как минимум, нервно посмеялся. Как максимум — зашёлся бы отвращением. Сейчас уже было не до шуток. Танджиро сидел в своей комнате на кресле, поджав под себя колени и стыдливо краснея от ощущения разрастающегося возбуждения. От одних только, мать их, воспоминаний. В тот момент, когда они самозабвенно целовались в аудитории, позабыв про стыд и прочие моральные рамки, Танджиро и не думал, что последствия станут для него роковыми. После подобного Камадо действительно стало страшно видеться с Иноске, он впервые задумался над тем, чтобы всё это от греха подальше прекратить. Останавливало лишь то, что таким образом он окончательно разобьёт Хашибире сердце и поступит с ним как настоящая сволочь, которая сначала привязала его к себе, а потом выбросила, как ненужную игрушку. Так сделать Танджиро не мог, даже в той ситуации, что оказался. Стало за себя стыдно — он ощутил себя неким грязным извращенцем, ведь Иноске так искренен в своих светлых и сильных чувствах, а Камадо всё переиначил, и мучается теперь сексуальными фантазиями. — Бред какой-то, — с досадой бросил Танджиро и резко подскочил с кресла, направляясь в душ. Следовало хоть немного охладиться. Мать вернулась к ужину, который Танджиро приготовил в ожидании её возвращения. Она его заученно поприветствовала и ответила на просьбу сына поужинать вместе, что подойдёт через минут пятнадцать, как переоденется и помоет руки после улицы. Танджиро лишь кивнул головой и присел на пуфик. Женщина не заставила себя долго ждать. — Я сегодня гостила у семейства Кочо, — начала она разговор, когда они сели за стол. — Их младшенькая, кажется, засматривается на тебя. Танджиро с трудом сдержался, чтобы не нахмуриться прямо перед матерью. Что-то ему подсказывало, что это будет крайне неприятный разговор. — Я не знаю, кто там у них живёт, — уклончиво ответил Танджиро и уткнулся в свою тарелку. — Я про Канао, — будто не замечая никакого напряжения, продолжила женщина. — В общем, поговорили мы с её матерью и решили, что из вас с Канао получится хороший союз в будущем. Она девушка красивая, приличная, хорошо учится и опрятно выглядит. Собирается поступать на педагогический факультет, для её годков решение хорошее, значит, далеко пойдёт. Думаю, будет тебе отличной женой. Скрестить судьбы с семейством Кочо было бы блестящим раскладом событий для нас. Танджиро от шока поперхнулся едой и подумал, что после услышанного ему больше кусок в горло сегодня не полезет. Он привык к тому, что мать многое за него решает и он не может ей противиться, но сейчас он посчитал, что она зашла слишком далеко. Решать за него, на ком ему жениться? В нашем современном мире? Это уже совсем выходило за рамки нормы по отношению к собственному ребёнку. — Мам, а ты не подумала спросить для начала меня? — пытаясь скрыть кипящее внутри недовольство, как можно спокойнее спросил Танджиро. — А ты способен принять столь сложное решение? — тут же нахмурилась женщина. — Хочешь мне опять что-то против сказать? Я для тебя стараюсь, такую потрясающую девушку для тебя приглядела! Ты с ней даже не познакомился, а уже нос воротишь? Это твоя благодарность?! — Причем здесь моя благодарность вообще? — уже открыто закипал Танджиро. — Ты даже ни на секунду не подумала о том, чтобы спросить моего мнения! В конце концов, мне же с этой девушкой потом жить. — Вот я и говорю, что она будет отличной тебе женой! Тебе уже восемнадцать лет, сейчас отучишься, а там уже и жениться можно, вместе с супругой семейные ценности наращивать и по карьерной лестнице подниматься! — Почему я даже девушку себе сам выбрать не могу? — окончательно психанул Танджиро, чувствуя, как в носу защипало от несправедливости. Он вдруг отчетливо ощутил себя вещью. Просто вещью в руках родителей, которые используют его, как пожелают, вертят и крутят, не спрашивая его собственного мнения, и даже женят на ком захотят против его воли. Блестящие союзы, карьеры, хорошие оценки, примеры для подражания — как надоел весь этот пафосный бред! Танджиро просто желал свободы, хотел сам принимать решения, нести за них ответственность, и уж точно выбирать того, кого ему любить и с кем свою жизнь проводить. — Да потому что ты не способен выбрать себе хорошую спутницу. Найдёшь какую-нибудь замухрышку, я вас из дома выставлю, понял? Зато по любви, хочешь сказать, да? Глупости всё это, сейчас главное себя на ноги поставить, а любовь это бред собачий! — За папу ты тоже не по любви вышла? — севшим голосом спросил Танджиро, вскочив из-за стола и намереваясь покинуть кухню, потому что выносить дальше этот разговор не оставалось никаких сил. — Не твоё дело! Сядь и закрой рот, спорить вздумал со мной. Всё равно ты всё сделаешь так, как я скажу. Я тебя родила, воспитала, дала тебе навыки, хорошее место учёбы, ты всесторонне развит, спортсмен, красавец, первый ученик в школе, а ты всё недоволен! Неблагодарный щенок! — Я тебя понял, мам, прости. Танджиро как всегда сдался под напором матери и тихо опустился обратно, не смея больше поднять на неё глаза. Возможно, она всё-таки права, и не стоило спорить. В конце концов, он понимал, что она желает ему только лучшего, пусть и делает это по-своему, не слушая его собственного мнения. Однако после этого разговора внутри Танджиро кое-что всё же надломилось. Быть может, это была его собственная воля, в очередной раз втоптанная в грязь.***
С самого утра в доме происходил какой-то неистовый кошмар. Иноске хоть и проснулся раньше всех, успев насладиться тишиной и одинокой кружечкой ароматного чая, сидя на подоконнике, к данному моменту от постоянного шума вокруг себя попросту устал. Даки носилась с тканью и набросками в руках, с красными от недосыпа глазами, в её шикарной шевелюре запутались нитки и тонкие тканевые вязочки — было ясно, что она что-то страшно не успевала. Аказа висел на телефоне, то и дело недовольно вскрикивая, а Доума бегал от одного к другому, что-то постоянно спрашивая, размахивая то папками с эскизами, то целым ноутбуком с электронными вариантами. — Мудзан звонил недовольный, сказал, что если мы не снимем рекламу через два дня, он урежет финансирование! — в голосе Аказы впервые пробежали нотки волнения. — Нам торопиться надо, как я не знаю кому. — Я делаю всё возможное! — огрызнулась Даки, отвлёкшись от чертежа на ткани. — И вообще я вам сразу сказала, что этот фрукт тот ещё засранец! Зря вы так на него полагаетесь. — Нормальный директор, — влез в разговор Доума, собирая с рабочего стола девушки ненужные папки. — То, что у вас с ним интрижки были в прошлом неудачные, не делает его плохим руководителем. — Зато он козёл неотёсанный, который не понимает чувств такой прекрасной леди, вроде меня, — обиженно отозвалась Даки, приложив руку к сердцу. — Это всё, конечно, безумно интересно, но нам срочно надо думать над рекламой. Вообще не понимаю, что за муха президента укусила. Всё же было хорошо, чего он так внезапно на нас накинулся, — задумался Аказа, прикусив кончик ноготка на большом пальце. — Если мы будем сейчас думать об этом, то никакой рекламы не придумаем! Надо что-то соображать уже! — возмутился Доума. Иноске заткнул уши руками — эти крики, споры и прочая белиберда, в которой сложно было уловить главную суть проблемы, ему жуть как надоели. Он понял только то, что кое-что пошло не так — кто бы сомневался, что рано или поздно это случится. Президент вдруг надавил на них и урезал сроки съёмки рекламы, будто ему кто-то серьёзно что-то наговорил. И подозрения Хашибиры не прошли даром — в дверь внезапно позвонили. — Чёрт, это спонсоры, — Доума устало потёр переносицу. — Компаньоны Мудзана, он упоминал о них, когда мы говорили. Ума не приложу, что им сейчас говорить. Так или иначе, дверь открывать пришлось — президент компании, видимо, сообщил, где можно будет найти всех, кто отвечает за показ коллекции. Доума учтиво поклонился троим мужчинам в строгих костюмах и жестом пригласил их войти. В прихожую вывалилась растрёпанная Даки, тщетно пытающаяся сдуть с лица непослушную прядь, а следом за ней вплыл Аказа и вальяжно опёрся о дверной косяк локтём. Иноске захотелось пробить лицо рукой. И что вот эта шайка ненормальных, пусть и профессиональных людей, сможет сейчас объяснить этим серьёзным дядям? — Я так понимаю, здесь присутствуют модельер, под чьим именем будет проходить показ, главная швея, ответственная за производство экземпляров, и лицо коллекции, всё верно? — заговорил первый мужчина, что стоял впереди остальных. — Поправочка, — заговорил Аказа. — Я лишь менеджер главной модели коллекции. Иноске содрогнулся всем телом. Кажется, ему тоже придётся выйти туда. — А где же модель? Нам бы хотелось взглянуть. Нет, точно придётся. Какой кошмар. — Иноске, выйди, пожалуйста, — как можно мягче попросил Доума, понимая, что у племянника сейчас, наверное, колени от страха подкашиваются. Младший вышел в прихожую, стараясь максимально держаться и не показывать своего волнения. Колени у него действительно едва ли не дрожали. Особенно при виде незнакомых мужчин, что уж очень пафосно выглядели. — Господин Мудзан говорил, что модель очень юная. Но не настолько же, — покачал головой мужчина, показывая, что явно недоволен тем, что на роль лица коллекции позвали какого-то школьника. — Он ваш племянник, господин Доума, я всё понимаю, но вы ведь должны осознавать то, что это первый ваш личный показ и всё должно пройти гладко? Иначе наши деньги будут потрачены впустую, тем более вкладываться в неопытного школьника, который неизвестно справиться ли со своей задачей, нам бы не очень хотелось. Не лучше ли предложить такую ответственную должность господину Аказе, который имеет большой опыт в этом деле? У Иноске медленно уезжала из-под ног твёрдая поверхность. Только вчера он успел подумать о том, что всё хорошее слишком обманчиво, как на следующий день его опасения подтверждаются. Далеко не всем пришлось по душе то, что лицом коллекции выбрали его — неопытного малолетку. А ведь он так старался. Он работал наизнос, выполнял все просьбы, корректировал свои действия благодаря советам Аказы, и всё впустую? Внезапная обида захлестнула его с головой настолько, что он едва ли сдерживал рвущиеся наружу слёзы — настолько убийственно прозвучали слова этого мужчины. Как Хашибира и боялся — так оно и вышло, ни на что он не годен, ни на что не способен, ничего он не сможет добиться. На него так и будут смотреть свысока, как сейчас, не станут воспринимать всерьёз, не дадут шанс. Зря он в себя поверил, зря понадеялся, что сможет чего-то достичь и переступить через свой страх. Зря, всё зря. — Послушайте, мы сейчас работаем все над одним проектом. Иноске молод, но не безнадёжен, у него всё получится, — полез защищать своего племянника Доума, будучи крайне недовольным словами спонсора. — Я всё понимаю, но мы вкладываем в это свои деньги, которые потом хотим вернуть в двойном объёме и, на минуточку, разделить их с вами. Поэтому в ваших же интересах, чтобы коллекцию представлял опытный человек, которого хотя бы знает публика. Точно не годен. Ни на что. Такие высокопоставленные люди, вроде этих спонсоров, которые гребут деньги лопатой, однако считают каждую копейку, ни за что и никогда его не признают. Иноске совсем уж сжался в комок, чувствуя, что ещё немного и он действительно разрыдается от удушающей обиды. К большому сожалению для стоящих в прихожей мужчин резкую смену настроения Иноске заметил Аказа. Младший из-за своих тяжёлых мыслей даже осознать не успел, как в прихожей словно сгустились чёрные грозовые тучи и чуть ли не полетели молнии. Доума и Даки были взбешены словами спонсоров в сторону Иноске, Аказа же одним только взглядом готов был убивать. — Знаете, что, мои дорогие спонсоры, — обманчиво мило начал он говорить, однако сталь в его голосе могла напугать кого угодно. — Лично я здесь вообще даром, и мне откровенно насрать, сколько бабла вы напихаете в свои карманы в случае успешного показа. Буду честным, мне вообще наплевать на успешность всей этой затеи, я здесь только ради старых друзей и прекрасного юноши позади себя. Если вы не способны разглядеть очевидное, то мне вас жаль, ведь тогда я вынужден усомниться в вашем хвалёном профессионализме. О, какая жалость, а вы ведь и правда больше ничего не умеете, как деньгами раскидывать! А я тут перед вами распинаюсь, говоря о высшем искусстве! Не поверите, но у меня тоже с господином Мудзаном крайне ладные отношения, и будет очень неприятно, если ему придётся засомневаться в компетентности своих компаньонов. Вы так не думаете? У всех троих на лицах вырисовывался крайне неприятный шок от услышанного. Ведь как же это так? Они пришли сюда порядки наводить и устанавливать свои правила, размахивая деньгами, а их столь нагло осадили? — Уважаемый… — Господин Аказа, — поправил он их тут же. — Поверьте, мой фанклуб в десять раз больше, чем у вас троих вместе взятых. Вы только представьте эти громкие заголовки: «Скандал между звездой и спонсорами проекта!» Мои фанаты ваше агентство по кирпичикам разберут, вы же не хотите портить свою репутацию? Они разом замолчали и притихли, а потом и вовсе съёжились под тяжёлыми взглядами всех троих ответственных. Спорить с ними пропало всякое желание — спонсоры осознали, что напали, кажется, не на тех. От злости они готовы были лопнуть, однако сделать всё равно ничего не могли. Наскоро пробурчав что-то вроде «делайте, что хотите», они покинули эти удушающие стены чужого дома, которые, казалось, ещё немного — и вовсе их раздавят. — Ебать ты бесстрашный, — восхитилась Даки, повернувшись на Аказу, который всё ещё был обозлён. — Даже я тут притухла. — Нормально ты их отделал, — покачал головой Доума, приходя в себя от шока после произошедшего. — Ну и лица у них были. — Да, точно, пересрались они как надо, когда про скандал услышали, — уже начала смеяться девушка, прикрывая рот ладошкой. Иноске стоял позади всех, за Аказой, и почти физически ощутил поговорку «за ним, как за каменной стеной». Он всё ещё не мог поверить ни своим ушам, ни глазам. Мужчина защищал его так отчаянно, так искренне злился, младший впервые видел его таким лютым и серьёзным, сейчас в полной мере осознавая, что тот не шутил, когда сказал, что ни за что не даст Иноске в обиду. Он смотрел на Аказу восхищёнными глазами, в которых застыли слёзы, смотрел, словно на героя. И впервые в жизни пожалел, что подарил сердце другому человеку и точно так же впервые подумал, что, быть может, Аказа заслужил этого больше. С этого момента у Хашибиры в голове начало что-то клинить. Он засматривался на Аказу подолгу, намного больше, чем раньше, стал больше смущаться его внимания, а если тот глядел на него своим любимым соблазняющим взглядом из-под полуопущенных ресниц, то и вовсе заходился мурашками. Сумасшедший день продолжался, только теперь внутри Иноске происходило что-то и вовсе непонятное, однако разбираться в этом ему не хотелось. Позабытое ощущение лёгкости и, словно бы, свободы от гнетущих и болезненных чувств опьяняло сознание — это не хотелось отпускать. Его вдохновляло происходящее, нравилось то, что впервые за долгое время он имел шанс отвлечься и ощутить на себе чужую заботу. Даки справилась с нарядом к следующему утру. По её внешнему виду стало ясно, что девушка не спала всю ночь и сейчас чуть ли не валилась с ног от усталости, хоть под её столом и валялась добротная кучка банок из-под энергетика. Основная работа, в конце концов, зависила от неё — она должна была воплотить в жизнь лёгкий пляжный комплект из эскизов Доумы для снятия рекламного ролика. Двое мужчин тоже выглядели слегка помятыми, им следовало продумать сценарий и ход картинок, декорации и окрущающую обстановку, а также подобрать музыкальное оформление для пущего эффекта. Благо, что для съёмок Мудзан выделил один из своих павильонов, где фантазия могла добротно разгуляться. Помимо этого Иноске разбудили ни свет, ни заря для того, чтобы подготовить его к съёмкам и дать конкретные указания, что же ему делать на площадке. На словах ничего сложного не оказалось — в нужном месте пройтись, в другом постоять, в третьем пару раз попозировать. Вопрос состоял лишь в том, как он справиться с этим уже на деле. Аказа, конечно же, провёл несколько репетиций и показал примеры всего, что предстоит сделать, однако ему хотелось, чтобы Иноске и сам немного подумал, как лучше себя подать. Одно дело, если его постоянно будут учить, как делать правильно, чтобы он лишь повторял, и совсем другое — если он научится сам мыслить, проявлять себя и создавать свой собственный образ. Иноске даже удивился тому, насколько легко он отказал Танджиро во встрече, сославшись на неотложные дела. В ответ ему лишь пришло краткое «ясно». Сейчас Хашибиру странным образом не обижало хладнокровное поведение Камадо, он поймал себя на мысли, что ему и правда следовало отдохнуть от всего этого, вместо того, чтобы следовать советам Зеницу и усугублять ситуацию более опасными и горячими ощущениями. Новоявленное занятие, постоянно занятые работой мысли и такой превосходно красивый Аказа рядом, умеющий привлекать внимание, как нельзя кстати помогали забыться. И это не могло не радовать. — Так, бегом на примерку, — скомандовала Даки, утаскивая Иноске за руку в другую комнату. Комплект незатейливый, но со вкусом и явной пляжной тематикой: оранжевая лёгкая рубашка с вышитыми тёмного оттенками пальмами, белые свободные шорты на вязочках, телесного цвета сандали с тонким переплётом и заказанная с ателье Даки широкополая летняя панама. Взглянув на подобный образ, в голове неосознанно станет рисоваться картинка лазурного моря, берега из мелкого тёплого песка и зеленеющих деревьев на заднем фоне. А ещё, возможно, в носу настойчиво застынет запах соли, смешанный с морским лёгким бризом. Иноске посмотрел на себя в зеркало и чуть покрутился, дабы проверить, хорошо ли всё сидит с разных сторон. Ему ведь сегодня не просто фотографироваться придётся, а принимать участие в настоящих съёмках. — Ну как, нравится? — спросил внезапно возникший в дверном проёме Аказа. — Неплохо, наверное, — пожал плечами Иноске и прикусил язык — старший ведь учил его проявлять свои эмоции, а не скрывать их. — Как по мне, смотрится великолепно. На камеру тебе стоит показать, что тебе нравится то, что ты рекламируешь, даже если это не так. Иначе в рекламе нет никакого смысла. — Я понимаю, прости. Постараюсь. — Опять извиняешься, прекращай, — Аказа приблизился к нему и поравнялся, глядя сверху вниз. — Знаешь, сколько всякой херни я рекламировал? Просто жуть. — Даже такое было? — удивился младший. — Конечно. Модель, знаешь, — сейчас неприятную скажу вещь, — возможно звучит словно проститутка. Касаемо девушек, так и вовсе принято считать, хотя это и не правда, — старший развёл руки в стороны и усмехнулся. — Но аналог в другом. Тебя используют разные спонсоры, платят деньги, ты должен делать работу и улыбаться, даже если это не приносит тебе удовольствия. — Ну, главное, что деньги платят, это же хорошо, — кивнул головой Иноске, отчего широкая шляпа сползла ему на лицо и скрыла весь обзор. — Ой. — Опа, а вот это уже серьёзная заявка на будущую звезду! — рассмеялся Аказа, приподнимая козырёк шляпы. — Не, ну вы слышали? — Малой далеко пойдёт! — крикнула из гостиной Даки, которая только чудом могла расслышать эти слова из-за звука работающей машинки. — Ой да ладно вам, я же так, к слову сказал. — Давай, настраивайся на рабочий лад. Времени у нас мало, поэтому соберись. Если чего-то начнёшь стесняться, ищи глазами меня в толпе, я найду, чем тебя поддержать. Сегодня не самая сложная работа из всех, что предстоят, поэтому расслабься и доверься себе. — Хорошо, сделаю всё возможное. — Рассчитываю на тебя, малыш. Съёмочную группу предоставил Мудзан, как главный спонсор и покровитель проекта, чтобы Доума не ломал голову ещё и над этим. Президент также предлагал ему и одно из своих ателье, чтобы те подготавливали наряды для финального показа, но у Доумы имелась хорошая дружеская связь с Даки, что держала собственное местечко под крылом, да и более заинтересована в помощи старому другу, нежели незнакомые люди, способные лишь молча выполнять свою работу. Изначально Доума и не предполагал, что дела пойдут настолько хорошо, даже несмотря на недавний инцидент со спонсорами, насчёт которого он всё ещё переживал из-за резкого напора Аказы. Однако ему казалось, что скажи ему тогда хоть кто-нибудь слово против — тот порвал бы на месте. Сейчас же всё складывалось неплохо. Он наблюдал за тем, как гримёры и стилисты облепили Иноске, что и правда старался держаться на высоте, не показывая того, насколько он волнуется перед съёмками — эти крохи тревоги мог прочитать только старший, ну, и, разумеется, Аказа, который с недавних пор читал младшего, словно открытую книгу. На данный момент он тоже старался находиться рядом с Иноске, подбодрить того, что-нибудь подсказать или вылепить нечто эдакое в своём излюбленном стиле. — Господин Сан на днях посещал меня, и мы крайне напряжённо поговорили по поводу предстоящей коллекции, — в мысли Доумы ненавязчиво заплыл голос президента компании, что всё это время тенью наблюдал за происходящим. — Это поэтому он со своими людьми заявился ко мне домой? — предположил Доума, переводя взгляд на Мудзана, что поравнялся с ним. — Неприятная вышла ситуация, прошу прощения за грубость моего коллеги. — Не понимаю, о чём вы, но неважно. Так вот, собственно, разговор наш был о вашем племяннике, что удостоился чести открывать показ. Они высказали массу сомнений по поводу того, что Иноске слишком юн и не имеет нужного багажа опыта. Переубедить мне их не удалось, скажу больше, они пригрозили, что могут расторгнуть контракт в случае провала показа, поскольку они, как и я, вкладывают в это деньги. Поэтому мне и пришлось вас поторопить, а потом и вовсе послать их к вам, чтобы вы лично всё обсудили. Как ни странно вернулись они будучи согласными на всё. Умеете вы решать вопросы. «Ещё бы они не были согласны», — мысленно посмеялся Доума, вспоминая, с какой неутолимой злобой и одновременно страхом они уносили свои пафосные задницы из его квартиры. — Умение находить подход к людям — очень важно, особенно если приходится работать с высокопоставленными личностями, — почти не кривя душой, вдохновлённо проговорил Доума в ответ на слова директора. — Я тоже так подумал, потому и направил их к вам, зная, что в вашем доме находится господин Аказа, — на этих словах Мудзан поправил свою шляпу, прикрывая глаза, а Доума мгновенно всё понял. Кажется, президенту и самому было не в радость работать с некоторыми спонсорами, а высокая должность не позволяла как следует некоторых поставить на место. Хитро. Остроумно. От Мудзана другого и не ожидалось, иначе так высоко он никогда бы не забрался. Доума едва спрятал усмешку: вот же ирония судьбы. Иноске на удивление не испытывал сильного волнения, к середине рабочего процесса окончательно разогревшись. Все проходки и элементы снимались при минимальном количестве декораций на разных фонах, что более менее подходили для того, чтобы при редактировании ролика обработать и вставить нужную графику. Когда Иноске терялся или не знал, что правильнее дальше делать, он следовал совету Аказы — искал его взглядом среди съёмочной группы, и почему-то лишь одного только взора его сверкающих янтарных глаз хватало, чтобы придать уверенности и успокоить. Больше всего вдохновляло то, что Аказа смотрел на него воодушевлённо, любовался, а от того хотелось стараться, показать себя с лучшей стороны, чтобы ни в коем случае его не огорчить. По большому счёту сейчас от Иноске зависило то, скольких людей он сможет привлечь и заинтересовать новой коллекцией дяди, что было гораздо важнее. Иноске являлся лицом этой коллекции и не имел права на ошибку, в конце концов это первый личный показ Доумы, который должен дать ему хороший старт для будущих начинаний. И младший, как его племянник, как единственный оставшийся у него родной человек, на которого он понадеялся, в которого верил и на которого рассчитывал, обязан был сделать всё идеально. После пройденного пути, пусть и небольшого, назад дороги уже не было — а значит допускать до себя мысли о провале нельзя. — Устал, малыш? — К Иноске, что сидел на диванчике и обмахивался выданным ему веером, присел Аказа и закинул руку ему за спину. — Есть такое, — честно признался младший. — Здесь очень жарко. Просто ужас как душно. — Зато есть ощущение настоящего лета, — улыбнулся ему в ответ мужчина. — Во всём надо искать плюсы. — Наверное. — Отдыхай пока, возможно команде всё понравится и они решат, что кадров достаточно. Если так, то им останется лишь заняться монтажом, чтобы выдать красивую картинку. — А сколько должен длиться ролик? — Секунд тридцать, не больше. Яркая картинка должна привлечь внимание, ты зацепишь аудиторию своей юной привлекательностью, а ненавязчивый текст подаст всю нужную информацию. Главное сделать всё кратко, информативно и интересно, тогда люди клюнут. А в том, что у Мудзана есть люди, способные на такое, я не сомневаюсь. — Мне уже хочется посмотреть, — на мгновение глаза Иноске азартно блеснули, что, конечно же, от вездесущего взгляда Аказы не укрылось и он удовлетворённо хмыкнул себе под нос. — Поскольку сроки поджимают даже президента, думаю, тридцать секундочек они сделают не более, чем за день. Тебе покажут одному из первых, не переживай. — Хорошо бы, — прикрыл глаза Иноске, чувствуя растекающуюся по телу усталость, что на удивление казалась приятной. — И правда, очень устал. — Отдыхай тогда. Ты хорошо поработал, молодец, — Аказа не удержался и потрепал младшего по волосам, на что тот лишь зажмурился и слегка улыбнулся. Иноске казалось, что он и вовсе сейчас впадёт в некую сладкую дрёму. То самое приятное состояние, когда усталость валит с ног, веки сами по себе закрываются, а сознание уплывает в царство сновидений против воли. Кому-то такое не по душе, а вот Иноске очень любил, когда его подобным образом клонило в сон. — Слушай, малой сегодня запарился сильно, а дома бедлам будет, Даки походу всё ателье ко мне перевезти решила, боюсь, он нормально не выспится. А у него ещё много работы и два основных экзамена впереди, — заговорил Доума с Аказой, поравнявшись с ним на съёмочной площадке, когда общее движение поутихло. — Хочешь, чтобы я его к себе забрал? — не поворачивая головы на друга, ответил тот. — Если можешь. — Без проблем, — Аказа лишь пожал плечами на просьбу. — Завтра как раз повезу его в офис, как проснётся. Даже будить не буду, дам выспаться. — Хорошо бы. Тогда спасибо. Сильно его там не балуй, а то расслабится. — Да будет тебе, — усмехнулся Аказа и забавно дёрнул плечом, словно сбрасывая напряжение. Иноске предполагал, что Аказа повезёт его в ту самую усадьбу, где проходила вечеринка, однако остановились они у совершенно незнакомого многоэтажного дома. На неозвученный вопрос, словно прочтя мысли, старший ответил: — То поместье мы используем для празднований, а живу я вот здесь. Скромненько. — А родители с младшим братом? — Да, только я с ними не особо лажу. — Понятно, глупости спрашиваю. — Спрашивай всё, что душе угодно, — улыбаясь, пожал плечами Аказа и вышел из машины. Иноске взволнованно выдохнул и последовал его примеру. Пусть он и привык к обществу старшего и даже уже перестал так много внимания обращать на его ослепительную внешность, оказаться с ним наедине в его же доме казалось крайне волнительным событием. Он семенил следом за Аказой сначала в лифт, а затем и до квартиры, всё это время не зная, что сказать. Как оказалось, квартирка у старшего была вовсе небольшая, двухкомнатная, зато невероятно уютная и со вкусом обставленная. Интерьер прихожей выполнялся в бело-коричневых тонах, на полу блестел таких же цветов паркет, а стены покрывались, кажется, жидкими обоями шоколадного цвета. Стоял шкафчик для одежды с большим зеркалом и нижними ящичками для хранения обуви, а с потолка приятно светились встроенные маленькие лампочки. В гостиной же, наоборот, оказался взрыв красок, словно сам Аказа и его характер. Стены были разноцветные, облепленные вырезками, картинками и фотографиями, что больше походило на комнату подростка, чем на пристанище взрослого состоятельного мужчины. Но Иноске даже вопросов задавать не стал, зная, насколько старший неординарный человек — в своей квартире он может хоть на голове стоять. По центру располагался большой диван красного цвета, напротив которого на широкой тумбочке возвышался телевизор с красующимися по бокам колонками. Возможно, они даже светились — Иноске вознамерился это проверить чуть позже. Слева небольшая полочка, заваленная книгами и комиксами, а сверху свешивался причудливый цветок. С правой стороны имелось только большое окно с выходом на балкон, закрытое оранжевыми шторками. Всё это, казалось бы, должно пестрить в глазах, но как ни странно, смотрелось гармонично и интересно. В прочем, от Аказы другого и не ожидалось. — У меня есть потрясающее вишнёвое вино, — вдохновлённо проговорил старший. — Как насчет расслабиться после тяжелого рабочего дня? — Почему бы и нет, — пожал плечами младший, осторожно присев на край дивана и подумав о том, что алкоголь сморит его окончательно и он блаженно пойдёт спать. — Только дядьке не говори, а то он меня пришибёт, скажет, что я тебя спаиваю. — Не скажу, — посмеялся Иноске и проводил взглядом удаляющегося Аказу. С ним так тепло, уютно и просто. А главное, он сделает для него всё, что угодно. Как же это подкупало. Старший занял большую часть мыслей Хашибиры, просто потому что покорял его своим поведением и отношением. Иноске были безумно приятны его внимание и забота. Ему льстили его слова, нравились его улыбки и соблазнительный взгляд. Младший сдавался совершенно неосознанно и даже не пытался нажать на тормоза. Было безумно осознавать, что ты кому-то нравишься и этот кто-то готов дать тебе такую любовь, что ранее и не снилась. Аказа вернулся с двумя бокалами в одной руке и бутылкой вина в другой. Иноске чуть поёжился, когда старший присел рядом и ловко открыл бутылочку, разливая содержимое по бокалам. Почему-то именно сейчас мысль о том, что Иноске и правда мог забыть Танджиро и отдаться в чужие заботливые руки, казалась особо заманчивой. Особенно когда Аказа рядом, такой простой, но такой красивый, с бокалом в руках и неизменно томным взглядом своих сияющих янтарных глаз. Безбожно красивый. — Что ж, за тебя, малыш, — он протянул бокал и Иноске традиционно стукнул по нему своим. — Пить за себя, конечно, странно, но раз таков тост, — младший отхлебнул вина и блаженно прикрыл глаза от того, каким же вкусным оказался напиток. — Предлагаю включить фоном какой-нибудь фильм. Музыка сбивает с толку, а к кино и присмотреться можно. Что тебе нравится? Вот опять. Аказа снова в первую очередь спросил мнения Иноске вместо того, чтобы включить что-то на свой вкус. Так трепетно к младшему не относился ещё никто, ощущение такой заботы вдохновляло и опьяняло похлеще любого вина. Старший остановился на каком-то боевике, потому что Иноске действительно не знал, что ему сейчас хотелось бы посмотреть — не самый важный вопрос. — А с младшим братом ты хорошо ладишь? На его вечеринке вроде бы народ веселил. — Да, мелкого своего я обожаю. Грех не побаловать. О, глянь, — Аказа углядел интересный момент на экране и всецело погрузился в просмотр. Иноске в этот момент не мог оторвать взгляда от старшего. Не от какой-нибудь безумной любви или чего-то подобного, просто любовался столь красивым человеком перед собой. Его глаза снова блестели, в них отражались и причудливо плясали картинки из телевизора — зрелище завораживало. Младший не сразу понял, что взгляд янтарных глаз направлен на него, а правая бровь на чужом лице вопросительно взметнулась вверх. — Что такое? — спросил Аказа, полностью повернушись в сторону Иноске, который, наоборот, молниеносно и смущённо отвернулся. — Ничего. Благо, что младший не заметил необычайно обеспокоенного и подозрительного взгляда в свою сторону. — А колонки светятся? — спросил вдруг Иноске после уже третьего по счёту выпитого бокала, когда сознание покрылось сладкой хмельной негой. — Светятся, — кивнул головой Аказа и, не задавая лишних вопросов, с пульта отрубил свет во всей комнате, а после запустил цветное освещение на колонках и сиреневое под потолком по периметру всей комнаты. Изначально Иноске и не заметил этих светодиодных лент наверху, хотя казалось бы, как? У него в комнате ведь точно такая же была, только синяя! Атмосфера вокруг резко изменилась, стала более спокойной, завораживающей и умиротворённой. По телевизору продолжало что-то ненавязчиво мурлыкать, Иноске с Аказой вели лёгкую беседу обо всём на свете и ни о чём в целом, потягивая алкоголь. В голове младшего смешались все ранее пришедшие мысли, среди которых маячила красным светом только та, что просто кричала о том, чтобы сделать хоть что-то. Иначе Иноске мог бы сойти с ума. Соблазняло осознание того, что сидящий рядом человек может дать ему всё, чего он пожелает и как пожелает. Стоило только дать разрешение. «Хотя бы меня будут любить». Аказа не делал ничего вызывающего и даже перестал отпускать в сторону младшего компрометирующие фразочки, не строил глазки, как любил делать во время работы и, в целом, ничем не мог сводить младшего с ума. Они переговаривались на незамысловатые темы, и в какой-то момент алкоголь взыграл в крови младшего особенно сильно. Уставшее от безответных болезненных чувств сердце требовало хоть каплю чьей-то любви. Душа просила успокоения, а в лёгких замирал воздух — Иноске не понимал, в его сознании что-то новое появлялось или же всё-таки с треском ломалось. Алкоголь, пляшущий в крови, не позволял оценивать ситуацию трезво, не опираясь на эмоции. Тем более, когда рядом столь потрясающий человек, как Аказа. Пусть младший и не был в него влюблён, считал его привлекательным и безумно уважал, а щекотливые мыслишки развязать тому руки только разжигали интерес. — Что с тобой такое? — уже всерьёз спросил старший, заметив, что Иноске буквально не сводит с него глаз. — Ты… Ты просто очень красивый, вот и загляделся, — опьянённое сознание младшего выдавало крайне смелые мысли. — Что ж, ну тогда не буду тебе запрещать, — тот растянул губы в своей излюбленной клыкастой улыбке, чем чуть ли не отправил Иноске в нокаут. Младший явно загрустил, и Аказа убавил звук, обращая всё своё внимание на парнишку рядом, желая разобраться во всём здесь и сейчас. — Так, говори, что случилось? Я обидел тебя чем-то? — Нет, что ты, совсем нет. Просто… Я не знаю, как сказать. Я же тебе вроде как нравлюсь, вот и… — Это тебя беспокоит? Я могу прекратить. — Нет! Я… Можно мне кое-что сделать? Впервые за долгое время в глазах Аказы промелькнул самый настоящий страх и тревога, которую Иноске не заметил, будучи уже порядком выпившим. Он прикрыл глаза и придвинулся ближе к старшему, аккуратно цепляясь пальчиками за ворот его толстовки, чуть привстал и потянулся выше в желании прикоснуться к его губам. Младший уже почувствовал жар дыхания Аказы на своём лице, ощутил приятную дрожь по телу от предвкушения, и даже услышал порядком сбитое сердцебиение старшего, как на его плечи аккуратно, но твёрдо надавили чужие руки. Иноске чуть не захныкал, словно маленький ребёнок, у которого отобрали конфету. Он распахнул глаза и встретился взглядом с чужими, янтарь в которых потемнел, а реснички, обрамляющие эти прекрасные глаза, подрагивали от волнения. — Не мои губы должны тебя целовать, — тихо, но уверенно проговорил старший, по-прежнему держа младшего на расстоянии. — Разве ты сам этого не хочешь? — дрожащим и чуть сбивчивым голосом спросил Иноске, опуская глаза вниз. — Всего один поцелуй, мне большего не надо. Ничего не отвечая ему на такое заявление, старший обвил младшего руками за плечи и прижал к своей груди, положив подбородок ему на голову. «Мается малыш. Мечется». — У тебя есть человек, которого ты любишь. Не предавай эти чувства. Пусть они приносят боль, приносят страдания, но если ты был верен им всё это время, то оставайся верен и дальше. Рано или поздно, ты получишь награду за своё ожидание. — Я уже ни в чём не уверен, я так устал, — засопел Иноске так, словно сейчас расплачется. — Сейчас у меня было только одно желание. — Меня поцеловать? — по-доброму улыбнулся Аказа. — Да. Аказа приподнял подбородок младшего и заглянул в его глаза, а после без тени усмешки, совершенно серьёзно, и одновременно успокаивающе сказал: — Ты чертовски соблазнительный юный мальчик. Я взрослый нетрезвый мужчина, что неравнодушен к тебе. Не доводи меня до греха, малыш. Тебе лучше пойти спать.