VANTABLACK

      Блаженное небытие растворялось под безжалостным натиском всё отчётливей проступающей боли. Выныривать в реальный мир, пока что не сформированный и не известный очистившемуся на время сознанию, решительно не хотелось. Неужели новорождённые чувствуют то же самое — неведомый ужас, заставляющий их всячески сопротивляться, а после — неистово орать? Видимо, да, потому что, когда пульсация в голове сделалась совсем невозможной и Эрион попытался продрать глаза, по воспалённым мозгам тупым ножом резанула такая тягучая боль, что ему тоже приспичило поорать. Вот правда, он и этого не смог: пресловутый кричащий младенец оказался сильнее. Эрион сумел разве что жалко прокряхтеть себе под нос.       Ну и гадство!       Даже громкие мысли провоцировали опасную тряску в черепной коробке. О том, чтобы пошевелиться, нечего было и мечтать. Следующие полчаса он провёл в положении, в котором и очнулся: мордой в какое-то несвежее, слюнявое тряпьё. Пытался снова уснуть, снова забыться, но организм протестовал: требовал поживее разобраться с этим состоянием. Если бы Эрион мог…       К двойному неудовольствию, стали возвращаться и воспоминания минувшего вечера… вечеров… Какой сегодня, кстати, день? Да и день ли?.. Что последнее он помнил? Дурацкий маскарад?..       Головокружение и тошнота накатили с новой силой. Тянуть дальше было нельзя: он подтянулся на руках к краю дивана, нашарил под ним блюдо с заветренными закусками и, свесившись вниз, выблевал из себя всю настоявшуюся дрянь. Несмотря на мерзотно-кислый вкус во рту, самочувствие враз улучшилось.       — Эванеско! — Вместо отвратной на вид и запах жижи исчезло опороченное ею блюдо, а рвота, в свою очередь, вывалилась на ковёр. — Блядство! Эванеско! Эванеско, сука!       Худо-бедно справившись с заклинанием, Эрион в раздражении отшвырнул палочку — в таком состоянии она мало чем могла помочь. В ответ на это действие кто-то жалобно простонал сквозь сон. Но лёгкого древка оказалось недостаточно, чтобы Клейт, свернувшийся калачиком, проснулся; он лишь плотнее вжался в угол кресла и тут же засопел.       Лаэрт валялся на полу лицом вниз, светлые волосы растрепались и в них проглядывал мусор. Нет, это были мятные ириски и конфеты «Берти Боттс», и упаковку от них обнимал развалившийся на втором диване Филипп: поди опять вырубился позже всех и таким образом коротал время.       Эрион неповоротливой, обожравшейся змеёй неловко сполз на пол. Он бы, вообще-то, предпочёл спать дальше, но мочевой пузырь хотел иного. Проскользнула шальная идея отлить в какой-нибудь другой сосуд и снова применить Эванеско, но она тут же была отвергнута: за палочкой-то один драккл придётся вставать.       Он устало потёр переносицу, стараясь игнорировать навязчивую пульсацию в висках. Давно ему не было настолько паршиво…       Спотыкаясь об раскиданные повсюду бутылки, подушки и прочий хлам, Эрион прошлёпал до уборной. Обычно Выручай-комната предлагала писсуар и рукомойник, но в этот раз подсунула и душевую кабину. Намёк, что ли? Эрион принюхался, о чём тотчас же пожалел. Проблевавшись вновь — уже по большей части желудочным соком — и поссав с блаженным облегчением, он скинул с себя пропахшую потом и спиртом одежду и встал под душ. Холодные струи мягко затарабанили по затёкшим плечам и притупили головную боль, и Эрион, прикрыв веки, измождённо сполз по стене.       С вечера пятницы они по давно обговорённому плану не просыхали и не покидали Комнаты. Нет, покидали… Иначе откуда у него воспоминания о пьяном полёте на мётлах в Хогсмид посреди ночи?.. Но было ли это вчера?.. Позавчера?.. Да, не мешало бы узнать, какой сейчас день…       Когда Эрион продрог до костей и открыл глаза, в углу рядом с зеркалом появился календарь и часы. С губ сорвалось недовольное ворчание.       Понедельник.       Через пять часов начнутся занятия. Неплохо бы окончательно прийти в себя, чтобы не травить людей перегаром. Попоище, надо думать, выдалось знатное, раз Эрион не помнил добрую часть всех выходных.       Сплюнув мерзкую на вкус слюну, вычистив зубы и как следует выкупавшись, он вылез из душа и, натянув на себя брюки, вернулся в комнату.       Друзья беззаботно дрыхли.       — Жопы поднимайте, — хриплым, не своим голосом буркнул он и толкнул Клейта. Тот застонал и, не глядя, вяло отмахнулся. — Вы проспите всё, олухи, — повторил Эрион уже громче и вытащил свою палочку из-под ноги друга. — Через пару часов История магии.       Клейт вновь отмахнулся от него как от назойливой мухи, Лаэрт промычал что-то нечленораздельное себе под нос, а Филипп, не поднимая головы, сделал неприличный жест рукой.       — Ебланы, — резюмировал Эрион. — Потом не нойте.       — Свали уже, осёл.       — Бляди, дайте поспать!       Эрион набросил на себя не факт, что свою мантию, прихватил те вещи, которые удалось отыскать, и покинул Выручай-комнату. Надо было вернуться в спальню и переодеться в свежую одежду. Ходить без трусов, конечно, удобно, но не в пропитанных жирными пятнами брюках.       Ночной Хогвартс, как обычно, пустовал. Коридоры тонули во тьме, что порой скрывала собой источники загадочных, непонятных звуков. Но Эрион, уже седьмой год подряд нарушающий комендантский час, легко выучился отличать человеческие шаги от прочего шума. И с завидной долей постоянства как будто заранее предугадывал чужое появление, а потому, не чуя ныне никакой опасности, шёл, не таясь. Не исключено, впрочем, что это так о себе давало знать похмелье — оно всегда проявлялось в повышенной агрессивности и раздражительности, а чтобы со смаком их на кого-нибудь обрушить, требовалось напороться на неприятности.       Напарываться Эрион был большой мастер. В каждой новой компании он обязательно с кем-то конфликтовал в первый же день знакомства. Да и в минуты душевного покоя злоключения, склоки и драки сами порой к нему липли. Но сейчас, когда они требовались Эриону особенно, всё почему-то обходилось.       Змеи вели себя больно тихо. Даже Крауч держался достаточно долго, прежде чем Эриону и Филу не снесло крышу. Дурацкая была затея, конечно — втроём пытаться прижать одного. Эрион наивно полагал, что Крауч или сбежит, или прихватит с собой «на встречу» Реддла, Лестрейнджа или любую другую мразь, но всё сложилось иначе. Вместо них явились Ваако с Эстерой.       Эрион поморщился, когда фрагменты того вечера пазлом собрались в памяти.       Должно быть, в потрясном свете он выставил себя перед кузеном, которому, по идее, должен подавать пример, и перед… кем? Бывшей девушкой? Той-С-Кем-У-Него-Непонятные-Отношения? В любом случае, всё это вышло крайне нелепо. Совершенно по-идиотски. Даже как-то… стыдно. Мерзко. Настолько, что, будь на то его воля, он бы снова налёг на смородиновый ром или огневиски и не просох до следующего понедельника.       Но самым неприятным являлось то, что Эрион так и не надрал ни одну змеиную морду, а руки чесались вот уже которую неделю. Собственное бессилие порождало жгучую ненависть. Но, видит Мерлин, Филу пришлось гораздо хуже. Потому что Эрион винил в своих подозрениях конкретную компанию, в то время как Фил… винил и их, и самого себя. Это было глупо.       В тот день, когда они с ним маленько повздорили и оказались в лазарете, а Гелла пришла их навестить, Эрион тоже не придал большого значения её подозрениям о Яксли и Макнейре. Просто ему хватило то ли ума, то ли чувства такта, чтобы этого не показывать, а вот Фил… Гелла долго припоминала другу его слова и при возможности отпускала подзатыльники — буквально до тех самых пор, пока не стала бледной тенью себя-прежней. Даже до тени не дотягивала — в ней вообще словно не сохранилось ничего живого. Никаких эмоций, абсолютное равнодушие к тому, что она любила и чем интересовалась. Пару дней она почти не покидала пределов башни, но, как говорила Фоссет, все занятия посещала как прежде. Разве что не вызывалась отвечать, пока её не спросят, да и когда спрашивали, отвечала через раз или как придётся — будто мыслями витала где-то далеко или не совсем осознавала происходящее. В Большом зале практически не появлялась — подруги приносили еду в спальню, но, судя по её осунувшемуся, бледному лицу, Гелла ничего не ела.       Видеть её было больно. Эриона каждый раз охватывала такая злость, что подмывало сделать что-нибудь неадекватное. Она являлась его подругой, моментами занудной и требовательной, но, несомненно, доброй и справедливой. Теперь же она была никем. Знакомая оболочка, но за ней — совершенно чужой, посторонний человек, и достучаться до него, закрытого и погребённого собственными тайнами, невозможно. Эрион пытался. Пытался разговорить и Геллу, и её ближайших подруг, и Риту, но и Рита, и Гелла молчали, а её подруги, такие же бессильные и растерянные, не сумели ничем помочь.       Слишком резкие перемены. Это не могло произойти само собой — и Фил, Лаэрт и Клейт полностью данное мнение разделяли. Но кое-какая причинно-следственная связь у этого дела всё же проступала. Правда, Эрион понял это не сразу. Да и сейчас не был толком уверен, но ведь кажущаяся поначалу забавной девчачья драка с Эстерой в библиотеке и то, что вскоре после произошедшего Гелла стала сама не своя, не два отдельных, никак не зависимых друг от друга события?       Эрион едва не катался по полу от смеха, когда слушал гневную тираду Геллы об «этой сумасшедшей», и получил за это болезненный щелбан, но смеяться не перестал. Гелла была полна праведного гнева и следующую неделю ходила энергичнее и бодрее прежнего. Эрион прекрасно понимал, каково это — собственно, именно такого состояния он и добивался после доброй драки. Мозги проясняет, голова становится легче, а дышать — приятнее. Но то, что случилось с Геллой потом — точно не очередное выяснение отношений с соперницей.       Закрытость, умалчивания, какие-то секреты всегда замечались Эрионом за Эстерой. Он списывал их на влияние воспитания и среды, в которой она росла. Но они не казались ему серьёзной преградой или проблемой, а поначалу даже неплохо так интриговали. Эстера делилась чем-то значимым и важным в общих чертах и часто не вдавалась в подробности, а Эрион их и не выпытывал. Всё чудилось гармоничным и не слишком напряжным. По всей видимости, напрасно. Потому как теперь он решительно не знал, что и думать…       Ставить Эстеру в один ряд с её ублюдком-братом или Реддлом он не мог, не хотел и не находил оснований. И ни в чём её не подозревал. Вроде как.       Пускай её тайны, которые она скрывала, порой отбрасывали мрачные тени, Эрион никогда не замечал в ней беспричинной злобы или коварства. Она, конечно, иной раз горячилась, но в этом имелось своеобразное очарование. Да и если сравнить с его собственным послужным списком побоищ, то Эстеру пристало почитать за святую. Но святой она не была. Как и никто другой. А всё же Эрион чуял, что с этим делом она неким образом, но неоспоримо связана…       Могла ли Эстера знать о замысле прочих слизеринцев?.. Нотт, Розье, Лестрейндж, Крауч, Яксли, Макнейр, Эйвери, Мальсибер, Гойл и Крэбб — все они, насколько был осведомлён Эрион, входили в «кружок» Реддла. Все они, включая Эстеру, внеклассно практиковались в тайне от руководства. Эриону особо дела до их занятий не было. Он бы вообще не увидел в этом проблему, не узнай о случае с кентавром… Но даже так кучка обмудков вызывала лишь презрение, но никак не опасения за сохранность остальных студентов.       Эйвери слыл большим любителем юбок — о нём и до сих пор можно услышать курьёзные сплетни в пабах и тавернах Спирального, но едва ли какая-то школьница, переспавшая с ним, ходила потом без лица. Так что в слухи про него Эрион не верил, да и Эйвери, заодно с Мальсибером, Крэббом и Гойлом, выпустились год назад. Но Макнейр и Яксли… В их рожах ничего приятного не было. Два сопляка, примкнувших к большой компании своего факультета, стали бы они посвящать в планы Реддла? Или сделали всё сами? Верилось в это с трудом. То, что случилось с Геллой, не результат побоев или пустых угроз. Трусостью и покорностью эта девушка никогда не отличалась, а потому Эрион не сомневался, что руку приложил кто-то опаснее и умнее двух олухов-подхалимов. А если всё придумал и организовал Реддл, Крауч или Лестрейндж, то Эстера вполне могла что-либо знать.       И если она знала, но предпочла молчать…       Что тогда? Равнять её всё-таки с ползучими гадами? Одного из которых она даже решила, невзирая на все обстоятельства, защищать?       «Это её брат, Эри, чего ты ожидал?» — спокойно поинтересовался Лаэрт, когда после сорванного боя он негодовал из-за вмешательства Эстеры.       И вправду, чего он ждал? Что она примет его сторону, обличит Крауча во всех грехах, а затем и сама решит настучать ему по белобрысой башке? Было бы, конечно, славно, но не слишком-то реалистично. Однако, если подумать, такое уже случалось… Эстера не очень-то любезно отшвырнула своего неадекватного родственника от Фила пару лет назад. Дивное вышло зрелище, но едва ли оно повторится снова… Раньше, когда Эрион и Эстера бывали наедине, она частенько сетовала на безмозглость Крауча и смеялась над шутками Эриона про него же. В последний же раз, когда он позволил не самый лестный, но и не самый колкий комментарий о её братце, она возмутилась так, словно и себе никогда не разрешала грубостей в сторону собственной семьи.       Должно быть, Эрион всё же плохо её знал… Впору бы посыпать голову пеплом и отругать самого себя за невнимательность и слепоту, вот только его ли это была вина? Эстера редко откровенничала. Да и Эрион не видел смысла изливать на неё тяжёлые думы, каяться во всех прегрешениях и обсасывать каждый день из жизни. К чему пустословие и нытьё? Он был убеждён, что никакая проблема не решается просто от приседания на мозги другому. И знал: девчонки смотрят на это ровно противоположно.       Сколько бы раз он ни оставался наедине с Геллой, она неизменно пыталась вытянуть его на разговор по душам, вытрясти всё наболевшее и обсудить. Годрик правый, ну ради чего?! Эрион отшучивался, увиливал от ответа, старался перевести тему на неё. Раз это так важно, пускай сама и исповедуется. Он мог выслушать и дать какой-то дельный совет. Но дельный, видимо, для него одного. Гелла же на все советы закатывала глаза и говорила, что он болван. Не для того, дескать, она делится личным, чтобы ей указывали, как поступать и с чего начинать. Ну разве не глупости? Логики здесь не найти, сколько ни ищи — так что Эрион очень скоро тщетные поиски завершил и более к ним не возвращался.       В конце концов, он принял это за естественные различия. Ни ему, ни Лаэрту, ни Клейту, ни Филиппу, ни другим парням не требовалось размусоливание очевидного. Они обсуждали что-то насущное и понятное, не абстрактное и не философское. Но девушки, которых он знал, нуждались в обратном. Может, поэтому с ними было тяжело. Не так, чтобы очень: он умел выслушать каждую, но довольными от его «внимания» и «предложений» не оставались ни они, ни он сам. И может, поэтому с Эстерой было легче. Когда она отваживалась открыться ему, а он, в свою очередь, предлагал конкретную идею, выход, вердикт, проблема казалась решённой. Семья настаивает на нежеланном браке? Вот, пожалуйста: «Я заберу тебя после школы. Или нет, давай сбежим прямо сейчас!» Ублюдок-Реддл лезет в мысли? Но не хочется, чтобы ему набили рожу? «Обучу тебя Окклюменции, и ты сможешь защититься».       Разве то были плохие решения? Турнуть мистера Лучшего Старосту из обожавшей его школы, конечно, Эрион не мог. По крайней мере, пока не получит хоть какие-то доказательства его вины и проступков. Но он полагал, что стоит им выпуститься — и авторитет Реддла среди прихвостней растает, как снег на майском солнце, беспокойству и вытекающей оттуда неуверенности Эстеры придёт закономерный конец. Но то ли Эрион оказался слишком наивен, то ли Реддл, уподобившись сорняку, слишком глубоко успел пустить ядовитые корни, дабы не растерять того, что он считал своим. Верить в это не прельщало. Но, однако, замысел Эриона дал трещину и угрожал вот-вот рассыпаться в труху.       Видимо, предлагаемые им решения не являлись достаточными. Видимо, между ним и Эстерой было куда больше проблем, чем она озвучивала, а он мог себе вообразить. Видимо, его намерение ждать, пока она сама перед ним не объяснится, в итоге сыграло с ним злую шутку — потому что когда ему впервые в жизни потребовалась её помощь, Эстера попросту ушла.       И если в тот момент он предположил, что она, свойственно своей натуре, избегает проблем и не хочет вмешиваться в чужие разборки, а потому останется в стороне, то уже так не думал. Она — ожидаемо, по мнению Лаэрта, но не ожидаемо, по мнению Эриона, — выбрала встать на защиту Крауча. Возможного виновника случившегося с Геллой.       «Это её брат», — напоминал внутренний голос.       «Тот брат, от которого она собиралась сбежать», — упрямо парировал Эрион.       Коли бы дело заключалось лишь в численном превосходстве в бою, ей достаточно было остановить их словом. Но то, как она смотрела на Фила и на краткий миг — на самого Эриона, доказывало, что интересует её не одна только сохранность драгоценной задницы Крауча…       Когда они поднялись в Выручай-комнату и выдули первую бутылку огневиски, Фил сказал: «Ты поступил правильно. Тролля не обучишь балету, с дементором не посидишь за чашкой чая, а с гоблином в доме забудешь о спокойном сне. Каждый из вас сделал свой выбор — не плохой и не хороший. Вы из разных миров, и пора с этим смириться». Эрион, в свою очередь, порекомендовал ему заткнуться — обсуждать личные отношения и Эстеру он не имел никакого желания. Но теперь почему-то вспомнил его слова…       Была ли в них правда? Определённо, да — для Фила так однозначно. Это была его правда. Но подходила ли она самому Эриону?..       — Цукаты из тыквы.       Полная Дама, встревоженная посторонним звуком, свела брови к переносице, недовольно причмокнула напомаженными губами, но, однако, не проснулась. Лишь всхрапнула и продолжила спать с прижатым к груди подбородком. Вернее, подбородками…       — Цукаты из тыквы! — раздражённо повторил Эрион.       Дама подпрыгнула в раме и схватилась за сердце.       — Мерлин милостивый! — возмущённо воскликнула она. — Зачем так пугать среди ночи?! Шастаете где ни попадя, и ни совести, ни приличия!       — Цукаты из тыквы, миледи, будьте добры…       Поджав пухлые губы, Дама отъехала с видом оскорблённого достоинства и открыла, наконец, проход. Сухо её поблагодарив, Эрион проскользнул в коридор и, быстро миновав все ступени, оказался в пустующей гостиной.       В камине догорали угли, помимо них слабым источником света служили две непотушенные лампадки. На диване распласталось чьё-то бесформенное, укрытое горой тряпок тело. Что ж, похоже, не они одни будут страдать на занятиях…       Пологи Роджера, Ноа и Теренса предсказуемо оказались задёрнуты. Кажется, в эту субботу они летали до Хогсмида именно к ним — посидеть в пабе и обсудить планы тренировок. Эрион плохо помнил тот вечер, но прекрасно знал, что, в отличие от него самого и Лаэрта, Ноа и Терри куда ответственнее относились к квиддичу, а потому и не надирались накануне. Стоило бы взять с них пример — может, в следующий раз он так и поступит… Ну а пока предстояло выпить Антипохмельное зелье и две склянки мятного отвара, чтобы освежить дыхание.       Однако, невзирая на то, что физические последствия попойки почти притупились, настроение ничуть не улучшилось. Эрион тщетно пытался заставить себя поспать оставшиеся до учёбы часы, но спать не хотелось. Ему бы прогуляться и проветрить мозги, но тревожить Полную Даму снова он не решится. Лет шесть или семь назад ему пришлось ночевать в коридоре — слишком уж ей не понравился его дерзкий тон.       Проворочавшись в постели до самого рассвета и не зная, чем себя занять, он во второй раз принял душ, переоделся и вернулся в постепенно оживающую гостиную. Трое пятикурсников в помятых пижамах столпились у стола и списывали друг у друга домашнее задание, в противоположном углу зала тщетно подавляла зевоту стайка девиц. Эрион собрался было направиться к выходу, но боковым зрением случайно заметил знакомую фигуру. Гелла торопливо, но почти бесшумно спустилась по ступеням, ведущим из спальни. На неё никто не обратил внимания. Худющая и бледная, с тёмными кругами под глазами, она стала олицетворением неприметности. Всегда аккуратно уложенные волосы утратили и блеск, и былой объём — теперь они лежали на её плечах сухой копной. Никогда ранее не имевшая за собой привычки сутулиться Гелла, казалось, хотела уменьшиться и слиться с предметами интерьера, лишь бы избежать чужого внимания.       В горле пересохло. Эрион со всей силы впился ногтями в ладони, когда она, глядя в пол, собиралась пройти мимо. Он не хотел делать глупостей. Неосознанно шагнул ей навстречу, чтобы сказать обычное «Привет», но успел только открыть рот. Гелла испуганно отшатнулась и, не поднимая на него глаз, буркнула еле слышное сиплое и глухое: «Простите, мне пора…», и быстро проскользнула в коридор.       Эрион замер там же, где и стоял. Скрип его зубов вполне мог быть услышанным всеми малочисленными студентами в гостиной.       Что с ней стало?       Он тупо пялился в стену, за поворотом которой она, затравленная и бесконечно уставшая, так поспешно скрылась. Даже не поняла, кто он и чего хотел — для неё все обратились в чужаков.       Что же с ней произошло?       Секунды текли одна за другой, вокруг нарастал шум, но Эрион не шевелился. Не находил причин. Куда он шёл и что собирался делать? В голове стучал один повторяющийся вопрос.       Что эти мрази с ней сотворили?!       Его тронули за плечо, и Эрион, поглощённый собственными мрачными мыслями, чуть было не развернулся с целью врезать кому-нибудь по роже.        — Ты не видел её? — обеспокоенно шепнула Фоссет; её криво и слабо затянутый галстук, гнездо на голове и съехавшая мантия свидетельствовали о том, что собиралась она впопыхах.       — Ушла, — нехотя ответил Эрион и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Ничего не рассказала?       Фоссет потупилась, пожевала губу и ещё неохотнее обронила:       — Нет…       — Но?       — Я не знаю, Фоули… Она молчит, но я… гордиться нечем, понятное дело, но мы вчера без спроса прочитали её письмо родителям. Гелла просит, чтобы они забрали её из школы…       Голову стремительно стал заполнять шум.       — И они заберут?.. — чужим, гробовым голосом осведомился он.       — Думаю, да… Я ждала утра, чтобы попытаться с ней поговорить, но она снова сбежала… Я пойду в совятню. Может, нагоню её там.       Эрион не помнил, как кивнул. Не помнил, как она ушла и как он сам оказался за пределами Гриффиндорской башни. Не помнил, как и где его отыскал Фил и как после завтрака, к которому он не притронулся, прошёл сдвоенный с хаффлпаффцами урок у Биннса. Он бы не вспомнил и Защиту от Тёмных искусств, если бы его не ткнули локтём в живот и не заставили прислушаться к тому, что говорила профессор Меррисот своей аудитории. Помимо неё, в классе находился и Дамблдор. И слизеринцы, присутствие которых Эрион старался не замечать, чтобы не озвереть — его и так нехило потряхивало из-за сдерживаемого гнева.       — Как вы помните, в сентябре я обещала откликнуться на вашу просьбу и немного пересмотреть учебный план. Признаюсь, директор Диппет весьма скептично отнёсся к данной затее. Нагружать студентов лишней и совсем не обязательной практикой накануне важнейших экзаменов в вашей жизни довольно рискованно. Однако… директор, уважая всякую благую инициативу учащихся, не против дать добро в том случае, если практические занятия покажут свою эффективность и при этом не навредят общей успеваемости. Нами было решено провести несколько пробных занятий в довесок к прочим. Итого у вас прибавится пять академических часов по моей дисциплине в неделю. Если вы справитесь с дополнительной нагрузкой, а другим преподавателям не покажется, что вы стали отставать или зевать на их уроках, то директор Диппет обещал позволить тренироваться вплоть до вашего выпуска, а также дать возможность факультетам Хаффлпафф и Рейвенкло присоединиться к занятиям.       Гриффиндорцы возбуждённо загалдели. Эрион, пусть и был тем самым «инициативным учеником», только натянуто улыбнулся. Новость, определённо, хорошая, но не то чтобы сильно радостная. Паршивое настроение, навалившееся с самого утра, никак не отступало.        — Когда мы начнём, профессор? — поинтересовался кто-то из студентов.       — Точное расписание я передам через старост на этой неделе. Конечно, при условии, что всё сегодня пройдёт нормально, — сказала Меррисот. — Профессор Дамблдор великодушно согласился поприсутствовать на пробном занятии, чтобы те сведения, которые я затем предоставлю директору, не были излишне уж субъективными. Итак, если вы готовы, предлагаю отложить учебники и сумки в сторону…       В аудитории мгновенно поднялся гам. Студенты — кто-то — радостно, кто-то — не слишком — покидали насиженные места. Дамблдор с Меррисот вдвое увеличили пространство класса и нехитрыми заклинаниями сдвинули столы и скамьи к стенам. Освободившийся центр зала превратили в невысокую сцену для сражений.       — Поскольку урок является тестовым, заставлять никого не станем. Можете спокойно занимать лавки по левую сторону. Желающих участвовать попрошу сесть справа.       Не раздумывая, Эрион скинул и оставил мантию там, где расположились однокурсницы, а сам, сунув палочку в задний карман брюк, пошёл к рассаживающимся дуэлянтам: с Гриффиндора выступили все парни и Амелия с Беатрис, из слизеринок же ни одна охоты сражаться не изъявила. Что же, тем проще…       — Прошу внимательно выслушать правила, — когда все заняли места, заговорила Меррисот. — Проигравшим считается тот, кто оказывается обезоружен или переступает границы арены. Поскольку лучшим сражением является то, которое не состоялось, высший балл начисляется именно за обезоруживание или обездвиживание оппонента в максимально кратчайшие сроки. Вторым, не менее важным критерием оценки, будет ваша защита. Правильно и надёжно установленные щиты напрямую влияют на продолжительность жизни, а также — на ментальную и физическую сохранность вас самих. Не забывайте об этом ни на секунду. И ещё: цель данных поединков — не перещеголять противника богатым арсеналом заклинаний, а отточить технику так, чтобы максимально эффективно использовать время боя. Чем скорее вы обезвредите врага, тем скорее окажетесь в безопасности или сможете прийти на помощь друзьям, когда бьётесь не один на один. Итак, если вам всё понятно, начнём. Прошу мистера Розье и мистера Гузмана подняться на арену.       На фоне тонкого, смазливого Розье с его светлыми локончиками Теренс Гузман, чернокожий высокий загонщик с не самым миловидным лицом, казался заведомо победившим. В это, во всяком случае, верили Ноа и Роджер.       — Да ты погляди на зализанного щегла, — хихикал Роджер. — Я не удивлюсь, если он упадёт в обморок от Подножки.       — Если бы всех встречали по одёжке, Керк, — послышался хитрый голос Лестрейнджа неподалёку, — то твою мать давно бы утащили к себе горные тролли, приняв её за свою.       Крауч и Нотт засмеялись, вынудив Эриона обернуться; он тут же встретился взглядом с преисполненным спокойствия Реддлом. На его губах, как зачастую бывало, царила лёгкая, насмешливая полуулыбка.       Керк уже собирался подскочить к слизеринцам — их разделял небольшой проход между партами, — но ему успели заградить путь.       — Пасть прикрой, Лестрейндж, — огрызнулся Ноа, ухватив друга за шиворот и усадив на место.       — Я вижу, кому-то особо не терпится, молодые люди? — Меррисот сердито посмотрела в их сторону. — Уймите буйство, господа, иначе так и не дождётесь своей очереди.       Повторять не пришлось. Когда Терри и Розье, выполнив традиционное приветствие, встали в боевую готовность, а Дамблдор и Меррисот оградили их щитом, внимание зрителей единодушно сосредоточилось на дуэлянтах.       По выражению лица Розье можно было понять только одно: ему не слишком-то интересно. Прямая спина и несколько недовольно поджатые губы эту догадку лишь подтверждали. Терренсу, напротив, не терпелось начать — что он, собственно, и сделал.       — Экспеллиармус!       Розье почти лениво отразил атаку; луч срикошетил от его щита и угодил в завибрировавший барьер вокруг арены.       — Ступефай! Инкарцеро! Экспеллиармус!       — Он вообще собирается сражаться? — Роджер недоумённо почесал подбородок.       Розье и впрямь никуда не спешил. Он без труда раз за разом уплотнял щиты, и, следовало отдать ему должное, они были неплохие. Терри же то ли начинал нервничать, то ли попросту заводился. Атаки становились быстрее, но не качественнее. Заклинания будто били вполсилы и никак не достигали цели.       Восторгаться поединком Эрион не мог. Его кузены Блез, Цинан и Деон устраивали по-настоящему зрелищные и профессиональные дуэли, а потому, в отличие от Ноа и Роджера, Эриону исход этой был известен заранее.       Терри проиграет. У него не имелось ни сноровки, ни опыта, ни, судя по всему, понимания противника и избираемой им тактики. Розье не хотел сражаться: ему было то ли лень, то ли неинтересно, но в силах своих он не сомневался. Безостановочно выставлял щиты, пару раз с лёгкостью уходил из-под залпа заклятий, но лишних движений не совершал. Терри же беспрестанно менял позиции и норовил подобраться поближе.       Розье не позволял — упрямо выдвигал щиты, пока, наконец, Терри не стал выдыхаться.       — Аква Эрукто!       Терренс не без промедления отразил первую атаку противника. Она вышла совсем неубедительной, но Терри повёлся и, напрочь позабыв про защиту, полез на таран.       — Экспеллиармус!       Розье сделал прыткий взмах: такой, словно собирался выставить Протего. Но он в нём не нуждался.       — Аренакансере! — Пол под Терри стремительно стал проседать, ноги его утопали в мягком песке. Следующий взмах Розье окончательно лишил равновесия Терри, и с третьей атакой его палочка оказалась у ног слизеринца.       Лестрейндж и Крауч громко зааплодировали, Аббот и Селвин их поддержали.       — Поздравляю с победой, мистер Розье, — улыбнулась Меррисот. Он деловито кивнул в ответ. — Но в реальном поединке стоять столь неподвижно — не самая удачная затея.       Скучающее лицо Розье едва ли свидетельствовало о его заинтересованности в мнении преподавателя.       — Не ругайте Юлли, профессор, — весело крикнул Лестрейндж. — Он настолько ленивый, что его вялые махи палочкой — уже достижение. Мы им гордимся!       Розье послал ему уничтожающий взгляд.       — Не сомневаюсь, мистер Лестрейндж, и присуждаю Слизерину двадцать очков. Мистер Гузман, вам стоит внимательнее следить за противником и не позволять ему вести бой на выгодных условиях. Скорость — это хорошо, но порой необходимо задуматься над собственными действиями и осознать, куда они вас ведут. Надеюсь, вы поняли свою ошибку?       Терренс кивнул, и когда песок исчез, отправился подбирать отнятую палочку. Розье не взял её в руки, не слевитировал ему, а просто сошёл с арены и вернулся к слизеринцам.       — Это была самая унылая дуэль, которую я когда-либо видел, дружочек, — издевательски хихикнул Лестрейндж.       Они сидели позади, но при этом достаточно близко, чтобы Эрион слышал каждое слово.       — Я циркачом не нанимался, Норбан, — фыркнул Розье и добавил презрительно: — Зато эта обезьяна вдоволь наскакалась на сцене. «В реальном поединке», — передразнил он Меррисот, но на порядок тише. — В реальном поединке это недоразумение природы уже отправилось бы на тот свет!       — У-у, какой грозный мальчик! — не прекращал изгаляться Лестрейндж. — У меня аж мурашки от его голоса.       — Заткнись. Посмотрим, как ты будешь биться со всяким отребьем.       Эрион глубоко вздохнул, чтобы не развернуться. Кровь стучала в голове, а в кончиках пальцев нарастали щекочущие покалывания — очень хотелось кому-нибудь двинуть по роже.       — Полагаю, это следует делать выдержано и с достоинством, — раздался голос Реддла.       — Согласен, — хмыкнул Крауч. — К ответственным и социально значимым инициативам надо подходить серьёзно и основательно.       От их мерзких смешков уже поворачивающегося Эриона отвлекла Меррисот.       — Мисс Боунс и мистер Нотт, прошу на арену.       Их сражение выдалось на порядок зрелищнее. Даже флегматичность Нотта и его ничего не выражающее лицо не испортили впечатлений.       У Амелии было всё: крепкое, но гибкое тело, природная ловкость и отличная скорость реакции. Эрион не сомневался, что Терри она одолела бы без труда, Розье — с некоторым усилием, но Нотт ей был не по зубам. Невзирая на то, что сражался он активнее своего ленивого товарища, особой страстью или запалом не отличался, иначе бой закончился бы в первые же несколько минут. Нотт действовал не спеша и, по большей части, отражал атаки Амелии; её это, судя по поджатым губам, не устраивало. И когда она пошла вразнос, вынуждая противника не только отбиваться, настрой обоих будто бы чуть улучшился.       Однако нельзя не признать, что за Ноттом ощущалось то ли снисхождение, то ли пренебрежение — Эрион был уверен, что бьётся он не в полную силу. Если Эстера говорила правду и здраво оценивала его способности, Нотту ничего не стоило закончить начатое как можно скорее. Да и проступающий задор Амелии, блеск в её глазах непрозрачно намекали на то, что биться ей нравится, и если оппонент попросту помогал ей наслаждаться боем, этот поступок вполне расценивался как джентльменский. Хотя маловероятно, что суровая и требовательная ко всем — а особенно к самой себе — Амелия одобрила бы подобную «подачку».       Но так или иначе дуэль подошла к закономерному концу: Нотт ловко использовал три отвлекающих манёвра подряд и, оказавшись позади девушки, вытеснил её активными и последовательными атаками за границу арены. Уложенные волосы Амелии чуть растрепались, но и по Нотту нельзя было сказать, что он бодр и полон сил. Если подумать, Нотт в принципе редко выглядел бодрым, но утверждать это Эрион не мог, поскольку никогда не смотрел в его сторону.       Меррисот не поскупилась на комплименты и баллы обоим дуэлянтам. Нотт принял их с непроницаемым лицом, Амелия словно покраснела от досады. Но когда и Дамблдор отметил их навыки, а лично Амелию приободрил заверениями, что с практикой всё придёт, она сошла с арены более радостная.       — Молодец, Ами! — Клейт с гордостью пожал ей руку.       — Да уж, — вставил Фил, — хорошо, что мне везло с тобой не ссориться. Страшно представить, чем бы это для меня кончилось.       — Не прибедняйся, — фыркнула Амелия, но улыбнулась. — С тремя твоими защитниками я бы не совладала.       — Ты это верно подметила, Боунс, — донёсся грубый голос Крауча. — Ваша принцесса Сквибская передвигается лишь в сопровождении рыцарской гвардии в белых плащах.       — А тебе что, позарез надо пробиться за щиты и завладеть сердцем принцессы? — поледеневшим тоном обратилась к нему Амелия. — Если потребуется, количество рыцарей вырастет в несколько раз: мы, знаешь ли, наших принцесс всяким навозным жукам не раздаём.       Гриффиндорцы засмеялись, но и Крауч, пусть и чуть побледнел от злости, приподнял уголки губ.       — На вашем месте я бы не был столь самонадеян. Впрочем, в бахвальских речах шума всегда больше, чем истины.       — Полегче, Аспидис, — Лестрейндж сокрушённо покачал головой. — Не лишай их единственного, в чём они преуспели.       Розье хихикнул.       — Правильно, пусть и дальше носятся с отстающими. В конце года, конечно, снова поднимут вой из-за упущенного Кубка школы, но хоть своему мнимому рыцарству порадуются.       — Ну мы так-то тоже не лишены благородства, — елейно промурлыкал Лестрейндж. — Запросто нарисуем вам грамоты в качестве утешительного приза и повесим на шеи красные ленточки. Как вам идея?       — Можешь подтереться и ленточками, и грамотами, — фыркнул Филиппус.       — Я не сомневался, что даже базовыми, понятными и малым детям вещами ты так и не научился пользоваться по назначению, — Крауч деловито закинул ногу на ногу. — Сдаётся мне, Феркл, ты и среди маглов считался бы недоразвитым тупицей?       — Ты больно наивен, — не обращая внимания на их смешки, начал стремительно вскипавший Эрион, — если думаешь, что за пределами тёплого серпентария не считают тупицей тебя, Крауч. Может, стоит порой высовывать голову из полюбившихся мест? — Он намеренно покосился на Реддла так, чтобы это было заметно. — Понимаю, тебе уютно и привычно, но мир, знаешь ли, не сосредоточен в одних лишь душных ямах, которые вы зовёте подземельями.       — Разумеется… — тихим, шелестящим голосом ответил за него Реддл. — Именно потому, что мир не сосредоточен в наших ямах, вы неизменно и настороженно продолжаете смотреть себе под ноги, не так ли? — Он сощурился. — Я бы советовал вам и впредь делать то же самое… в целях безопасности, конечно же… Никто ведь не хочет напороться на неприятности…       — Если под «напороться на неприятности» ты подразумеваешь «вступить в дерьмо», то да, Реддл, мы этого ох как не хотим, — Эрион улыбнулся. — Нам, знаешь ли, хватает и вашего запаха…       Его глаза недобро блеснули из-под полуопущенных ресниц, но ответить он не успел.       — Мистер Реддл, мистер Фоули… — громыхнула Меррисот. — Надеюсь, я не слишком отвлеку вас от, бесспорно, увлекательных бесед, если попрошу выйти на арену и продемонстрировать что-то помимо страсти к разговорам?       Сделанное ею замечание явно не понравилось Реддлу, но он лишь учтиво кивнул и со свойственным ему изяществом поднялся с места.       Возможность открыто и официально навалять этому выскочке была чуть ли не единственным приятным за последние недели событием. Эрион едва удержался от ликующей ухмылки и ощутил множество подбадривающих хлопков по спине. «Задай ему!» — взлохматив Эриону волосы, запальчиво бормотал Фил, а Лаэрт, Клейт, Терри и Ноа желали удачи. В том числе оживились и слизеринцы. Правда, по спине Реддла никто не стукал, и причёску ему не трепали, и даже дружески не хлопали по плечу, но шептались, вытягивали шеи и энергично кивали в знак поддержки.       Вывернувшись из рук товарищей, Эрион ослабил и без того болтающийся на груди красный в золото галстук и пошёл к арене. Реддл поравнялся с ним спустя пару секунд и, не поворачивая головы и не привлекая чужого внимания, очень тихо, почти неслышно произнёс: «Как жаль, что ваше желание ни на что не влияет, верно? Ведь в итоге всё решаем именно мы».       Эрион моргнул, не совсем понимая, о чём говорил и что имел в виду Реддл, который тем временем успел пройти вперёд и подняться по ступеням на помост. Его лицо выражало непринуждённость и спокойствие — будто никакой перепалки минутой ранее и не было. Зато Эрион, до которого смысл его слов дошёл через пару мгновений, еле удержался от преждевременной атаки.       Ничего подозрительного ублюдок якобы не сказал, но это только на первый взгляд… Учитывая недавние события и разбирательства с Краучем накануне, всё имело прямое отношение к Гелле. Эрион готов был руку на отсечение дать: слизеринцы знают, что произошло на самом деле, и Реддл, главная горгулья Хогвартса, прямо сейчас на это «невзначай» намекнул.       Гнев Эриона от него не укрылся; смазливая рожа, пусть и совсем незаметно, стала самодовольней. Реддл мерно двигался навстречу, и когда они выпрямили спины после традиционного поклона и оказались лицом к лицу, в тёмно-синих холодных глазах, выказывающих одно презрение, Эрион увидел свой силуэт. Наставления Меррисот и её команды были где-то далеко — тело и разум, предвкушающие бой, сосредоточились целиком и полностью на единственном человеке.       Палочки взметнулись к груди, затем оба развернулись вокруг своей оси. Один шаг, второй, третий… Снова разворот и…       — Экспеллиармус!       — Локомотор мортис!       Следом выставленные щиты отразили наспех брошенные «проверочные» заклятия. Именно проверочные — чтобы убедиться в скорости реакции. Реддл не медлил и не ждал, как до него — Нотт и Розье, чужих действий.       Белоснежная палочка со свистом рассекла воздух.       — Инкарцеро!       — Протего! Конфундус!       — Протего! Депульсо!       Яркие вспышки лучей раздавались всё чаще, от них вскоре зарябило в пересохших глазах — Эрион совсем перестал моргать. Старался непрестанно находиться в движении и беспрерывно атаковать.       Реддл двигался меньше. Поначалу. Но после нескольких Протего, которые ему, статься, надоело выставлять, тоже стал уклоняться. Оба обходились хрупким, но зато мобильным невидимым барьером вокруг себя. Его поддержание не забирало много сил, но вот концентрации — да.       На лёгкую победу Эрион не рассчитывал. Он давно не сражался и сейчас, вообще-то, был не в лучшей форме, но магия, бурлящая внутри него, требовала скорейшего выплеска. Слова Реддла, смешки и издёвки Крауча никак не выходили из головы.       За две секунды в Эриона послали три заклинания, и два из них — невербально. Красные всполохи магии со свистом пронеслись в паре дюймов от уха. Он подался вправо, чтобы уклониться от следующего, но луч, вопреки ожиданиям, срикошетил от барьера арены и, набрав двойную скорость, понёсся прямо на него. Развернуться влево было нельзя — слишком мало времени. Искрящийся фиолетовым комок энергии пролетел над Эрионом в тот момент, когда он падал на пол.       Реддл уже замахивался для следующей атаки.       Кувыркнувшись на спину, Эрион навёл палочку мимо противника:       — Карпе Ретрактум!       Закрепившись на стене слева от Реддла, Притягивающее заклинание резко потянуло Эриона за собой; как раз вовремя, потому что новый Экспеллиармус едва не застал врасплох на прежней позиции. Чудом избежав вывиха предплечья и умудрившись не врезаться в стену, Эрион уже сам прыгнул вперёд.       — Коллошу! — успел выкрикнуть он за миг до приземления на покрывшийся гладкой коркой льда пол. Ноги разъехались в стороны, но вместо того, чтобы пытаться устоять или замереть, Эрион оттолкнулся с помощью магии от стены и, чуть присев, заскользил прямиком на опешившего Реддла. — Ступефай!       Коллошу был отбит, но вторая стремительная атака вынудила Реддла пригнуться. Это подарило лишнюю секунду для того, чтобы затормозить в трёх футах и, растопив под ногами лёд, обрушить на него же.       — Фините! — наспех бросил Реддл, пятясь от крупных, тяжёлых капель. Несколько из них всё же успели расползтись тёмными кляксами по форменному жилету с изумрудной нашивкой факультета. Реддлу это явно не понравилось, но, встретившись с Эрионом взглядом, он вдруг чему-то улыбнулся и сощурился. Последующий взмах палочкой был молчаливым.       Послышался треск дерева. Эрион рефлекторно отскочил в сторону, но одна нога таки угодила в западню — половицы под ним проломились и «зажевали» по самую щиколотку.       — Пуллус! — с читаемым в голосе весельем произнёс Реддл.       Тут же выставленный Протего отразил атаку, Эрион высвободил ногу из провала и с недоумением глянул на противника. Несмотря на то, что превратить в курицу ему никого не удалось, довольства в лисьем лице ничуть не убавилось. Реддл, вопреки имевшейся у него возможности, не стремился тут же продолжить бой. Единственно отошёл на удобное ему расстояние, при этом не прекращая буравить Эриона глазами.       И только когда Реддл снова вскинул похожую на кость палочку, до Эриона дошло…       Зубы скрипнули от силы сжатия, ноздри раздулись от злости, а вот улыбка школьного старосты стала лишь шире.       «Мразь! — чуть было не рявкнул Эрион, но вместо ругательства с языка сорвалось не менее яростное: Конфундус!»       Реддл мало того, что успел атаковать сам, без труда отбился.       Эрион, впрочем, и не надеялся, что Конфундус достигнет цели. Уклонившись от вражеского заклинания, он направил остриё древка в пол — тот сразу затрясся, и широкие паркетные доски, став невероятно эластичными, начали изгибаться под ногами Реддла. Пока он справлялся с неустойчивыми волнами, в него один за другим летели Экспеллиармусы и с треском врезались в позвякивающий от ударов щит.       Не желая позволить расколдовать паркет, Эрион сам резко трансфигурировал его в извивающиеся, хлёсткие лианы — они мигом оплели щиколотки Реддла и дёрнули вниз. Он потерял равновесие, но был вынужден выбирать: или таки упадёт, или применит Фините, но в него угодит Обезоруживающее — Протего настала пора обновлять, ещё одной атаки оно не выдержит. Реддл, как и предполагалось, выбрал упасть, смягчив падение ладонью. Над его головой раздался слабый треск, а следом пролетел и красный луч.       Решив не возводить новый Протего, Реддл, избавившись от лиан, ловко кувыркнулся и, встав на колени, направил волшебную палочку в ту часть, где сидели их однокурсники.       — Ваддивази!       Минуя окружающий арену барьер, в Эриона полетели с полдюжины табуретов. Не ожидая атаки с этой стороны, он оказался вынужден поспешно отходить вправо, чтобы дать себе время расширить щиты. Один табурет уже разлетелся при столкновении с Протего.       — Авис! — послышалось сбоку, и Эрион, забыв про всё, недоумённо покосился на Реддла; из синего света вокруг него раздалось пронзительное карканье. — Оппуньо! — вдогонку бросил он, и вороны, вытянув шеи, яростно понеслись на Эриона.       Последние два табурета обещали добить гудящий от ударов Протего, а чёрные птицы целились острыми клювами прямо в лицо. Всё ещё блуждавшая улыбка на роже Реддла, явно довольного и собой, и своими намёками, не оставила никакого выбора…       Глаза застлала пелена, густеющий комок требующей выплеска энергии распирал грудь изнутри. Эрион вскинул палочку из махагони над головой, и из её кончика поднялся столб огня. Он стремительно увеличивался в размерах и быстро достиг верхнего предела барьера…       Древко нагревалось, подушечки пальцев покалывало от напряжения. Но жгучая ярость, наконец, вырвалась на волю. Эрион сделал круговое движение рукой над головой, и огненное кольцо полыхнуло так, что разом поглотило и табуретки, и почти достигших своей цели ворон — они воспламенились и исчезли за долю мгновения.       Реддл попятился в противоположный конец, уплотнил свой щит — на его поверхности весело заиграли оранжевые отблески.       Эриону казалось, он слышал чьи-то голоса, но уши будто набились ватой. Улыбки на лице противника уже не было, но один его вид и недавно сказанные им слова по-прежнему питали разрастающуюся злость. Эрион очертил второй круг над головой, и огненное лассо стало расползаться во все стороны.       Да, вот так, пусть Реддл пятится и дальше — глядишь, и выйдет за границы арены, а ежели нет…       От барьера исходили пронизывающие костный мозг вибрации, и когда пламя загородило противника, Эрион решил, что пора бы всё потушить. Вот правда обжигающая кожу палочка и не думала прерывать поток: огонь рвался наружу, как рвалась и ненависть, готовая обрушиться на Реддла и всех его дружков. Любая мысль о нём вызывала новые всполохи магии, и Эрион понял, что начинает терять контроль…       Голоса усилились, но различить их было невозможно. Жар вокруг затуманивал и разум, и зрение. По лбу стекали капли пота, а палочка, раскалившаяся докрасна, прожигала пальцы до мяса — Эрион ждал, что она вот-вот треснет. Но пламя не стихало. Обхватив древко двумя руками, он тщетно пытался остановить поток.       Боковым зрением заметил, как между ним и Реддлом выросла тёмная стена. Огонь зашипел, посыпались искры, пар резанул по пересохшим белкам. Запахло жжёной землёй, гарью, чем-то резким и едким. От горячего воздуха запершило в носу. Пламя заполняло пространство и давно перекинулось на пол, подбираясь теперь и к Эриону.       В ушах стоял звон, глаза щипало от льющегося градом пота, глотку распирало от рези. И всё же, скрежеща зубами, крепко упираясь в пол широко расставленными ногами, Эрион бессильно кривился от адской боли в дрожащих руках и безустанно пытался прервать бушующее пламя. Пальцы словно намертво приросли к палочке — разомкнуть их он не мог, да и не думал, что это хорошая идея. Мало ли, вдруг всё взорвётся.       Огонь уже жадно облизывал брюки, и подошвы школьных туфель плавились от жара. Дышать становилось труднее, невыносимее и опаснее. С каждым вздохом голова тяжелела, глаза давно ничего не видели. Ему казалось, он стоит так вечность, но на деле не прошло и тридцати секунд. А пламя и не думало стихать. Пальцы пульсировали, и Эрион с трудом сдерживал рвущийся рык; зубы были стиснуты столь сильно, что, кажется, уже крошились.       Но всё внешнее отошло на второй план, когда лёгкие внезапно пронзила жгучая боль, а позвоночник изогнулся дугой. В голове поплыло, и Эрион пошатнулся в пространстве, которое уже и не ощущал…       Сквозь звон в ушах пробились крики, визги, грохот и встревоженный голос где-то поблизости. Он тщетно пытался разлепить веки, порывался проверить, слушаются ли его конечности, чтобы понять — держит ли он по-прежнему палочку или лежит, вовсю пожираемый собственно призванным огнём. Но Эрион не чувствовал своего тела и просто провалился в беспамятство.       Открыл глаза только в лазарете и уткнулся взглядом в высокие сводчатые потолки. Из груди вырвался невольный хрип — это он так попытался вдохнуть. Сразу же раздались торопливые, звонкие шаги, и над ним нависло бледное, озабоченное лицо мадам Одли.       — Очнулись! — констатировала она. — Можете благодарить небо, Фоули, что остались живы!       Эрион не успел ничего сказать и спросить — целительница поднесла к его губам склянку с каким-то зельем и заставила выпить до капли. Нёбо, язык, затем гортань, пищевод — всё онемело, кожа покрылась мурашками. Эрион поёжился, и когда мадам Одли отошла за новой порцией снадобий, приподнялся на локтях. Предплечья были туго перевязаны — он заметил это лишь потому, что они вдруг сильно зазудели. Облокотившись на изголовье, он тут же начал их истово и самозабвенно чесать.       — Фоули! — сердито громыхнула ведьма и в два счёта оказалась рядом. — Если вы сейчас же не успокоитесь, я привяжу вас к кровати! Не смейте чесаться — я не для того обрабатывала ваши ожоги!       И, не дав возможности ответить, снова заставила выпить мерзкую на вкус бадью, а затем прокапала густым, пахучим раствором его глаза.       — А что случилось? — Он послушно старался не моргать, как и велела целитель, пока странные капли шипели на глазах и не позволяли ему ничего увидеть. — Моя палочка сломалась?       — Чуть не сгорел заживо, а волнуется о палочке! — негодующе пропыхтела мадам Одли, и он кожей почувствовал её укоризненный взор. — Не болтайте без надобности, Фоули, слизистая ещё не восстановилась!.. Цела ваша палочка, — верно, решив сжалиться, добавила она чуть погодя и тяжело вздохнула.       — А много…       — Я велела вам молчать! День пока не закончился, но занятия вы пропустили. И ближайшие пару дней тоже пропустите.       — Но я…       — Ещё одно слово — и я оставлю вас здесь на две недели, мистер Фоули, — пригрозила она. — Когда действие капель подойдёт к концу, выпейте вот это. — Эрион услышал, как на прикроватную тумбочку с тихим звоном опустилась новая колба. — Через полчаса сделаю перевязку, а до тех пор сидите смирно, иначе я не пущу к вам друзей — эти хулиганы на мётлах уже порывались заглянуть в окно! Подумать только!..       Несмотря на гневную тираду, мадам Одли любезно взбила подушку и помогла устроиться удобнее, после чего, всё так же ворча, ушла в свой кабинет.       Судя потому, что она проявляла снисходительность к пациенту, никто, кроме него, наверное, не пострадал. И палочка осталась цела. Прочее не суть важно. Эриону хотелось узнать, кто и как прервал его неудавшийся Огненный шторм, и поскорее выбраться из лазарета, а потому он покорно выпил зелье.       Зрение через минут десять вернулось в норму, но ширмы по обе стороны мешали обзору. На трёх койках напротив никого не было. Максимально вытянув шею и нагнувшись сперва влево, затем вправо, он увидел изножие кровати — и, в отличие от прочих, идеально застеленных, плед на ней чуть скомкался.       Догадка Эриона подтвердилась, когда спустя какое-то время мадам Одли вернулась в помещение и, обратившись к Реддлу, дала ему выпить яркий пузырящийся отвар. Затем она подкатила тележку с бинтами и снадобьями к Эриону и стала обрабатывать настойкой растопырника его красные, покрытые налитыми волдырями руки. Вопреки мерзкому виду, боли он почти не чувствовал — лишь лёгкое покалывание. Его больше беспокоил зуд и непреодолимое желание почесаться. А заодно и проколоть все вздувшиеся, водянистые волдыри. Должно быть, шальные мысли отразились и на лице, потому что целительница тотчас же смерила его уничтожающим взглядом и выдохнула, как рассерженная дракониха, два единственных слова:       — Не смейте!       — Но я даже ничего не сделал… — негодующе пробурчал он.       После того, как раны смазали экстрактом бадьяна, Успокаивающей мазью и чем-то ещё, руки вновь оказались забинтованы. Вопреки обещаниям и заверениям Эриона не чесаться, мадам Одли ему не поверила и наложила на повязки какое-то Отталкивающее заклинание, и когда по прошествии часа, совершенно забыв о самоконтроле, он безотчётно потянулся пальцами к предплечью, то вообще не смог к нему прикоснуться — невидимый защитный слой не подпускал к руке ближе чем на дюйм…       А в довесок ко всему, вместо полноценного человеческого обеда в Эриона буквально силой влили жидкий, еле тёплый суп-пюре.       — У меня ничего не болит! — возражал он. — Можно мне нормальную еду?       Но взамен нормальной еды он получил вторую порцию пюре. Правда, уже фруктового, что не сильно меняло дело… От отношения к нему, как к беспомощному, и смертной скуки, царившей в лазарете, хотелось лезть на стену, а ведь с пробуждения прошло не больше двух часов…       Радовало одно — ублюдку-Реддлу тоже досталось. Жаль, что степень его увечий Эриону никто не сообщал… Ему полагалось просто лежать, тупо пялясь в потолок, и лениво перебирать в воспоминаниях произошедшее.       Незадолго до ужина, когда занятия уже завершились, двери лазарета тихо скрипнули и послышались перешёптывания. На звук из своего кабинета выглянула мадам Одли.       — А, это вы? Мистер Реддл в том конце.       Посетителей было как минимум двое. Эрион знал, что это кто-то из слизеринцев. Худощавый, высокий для своего возраста мальчишка с острыми чертами лица вскоре прошёл мимо и даже никого не заметил. Зато показавшаяся сразу за ним Эстера окинула Эриона беглым взглядом — настолько быстрым, что он едва успел различить залёгшую меж бровей морщинку, и то не был уверен, не показалось ли ему. Оба посетителя скрылись за перегородкой, но их голоса он слышать таки мог.       — Том! — первым заговорил мальчишка. Эрион запоздало сообразил, что это и был Торфинн — он запомнил его только потому, что во время распределения повернулся к Шляпе из-за объявления знакомой фамилии. Затем младший-Роули выпал из его поля зрения и более туда не попадал. — Как ты себя чувствуешь?       — Говори тише, Торфинн, — осекла его Эстера, но тише говорить он не стал.       — Я слышал, что ты поранился на дуэли! Как это произошло? Это правда, что ты вызвал Адское пламя и сжёг кабинет? Мне сказали, твой противник превратился в уголь! Весь этаж пылал, трое профессоров с трудом потушили огонь! Это так? Ты специально всё сжёг? Или ты потерял контроль?       — Торфинн… — прошипела Эстера, но тут раздался мягкий смех Реддла.       — Я никогда не теряю контроль над магией, — заявил он, продолжая посмеиваться. — Лишь безнадёжные идиоты берутся хвастаться тем, что им не по зубам. Нет никакого достижения в том, чтобы не справиться с заклинанием. Ведь это под силу любому неумёхе.       От его самодовольного тона глаза Эриона чуть не закатились во внутрь.       — Это было не Адское пламя, Торфинн… — сказала Эстера.       — Ну неважно! Это же было мощно, да? И Том, ты ведь можешь наколдовать такое? — не унимался мальчишка.       — Конечно могу.       — Это есть в программе? Научишь меня? Я вот недавно поджёг клумбу в Хогсмиде…       — Торфинн!..       Но он не обратил на возмущение Эстеры никакого внимания и продолжил:       — …а потом ещё взорвал гигантскую тыкву на опушке! Никто не смог, кроме меня. Как думаешь, у меня получится управляться с пламенем? Ты мне покажешь в подзем… То есть, покажешь, когда тебя выпишут?       От его неугомонной трескотни вяли уши. Эрион поморщился; мальчишка казался ему надоедливым и неприятным. Странно, что Реддл с его поганым характером не выставил этот жужжащий комок тщеславия за дверь.       — Зависит от твоего поведения, Торфинн, — спокойно отозвался Реддл, в чьём голосе не было ни унции раздражения. — Учти, что поджоги клумб и тыкв на руку тебе не сыграют.       — Ну… — Эрион слышал возню; очевидно, мальчишка запнулся. — Я только разок попробовал… и тыква уже почти сгнила, так что никому никакого вреда. Да и в Хогсмиде нас не видели, мы сразу убежали…       — Ещё одна такая выходка… — дальнейшую угрозу Эстеры разобрать не удалось, но, в отличие от голоса Реддла, в её явно проступало раздражение.       — Не ругай его, Эстера. Кто на первом курсе не поддавался соблазнам магии?       Торфинн хихикнул. Эриону же от приторно-мягкого голоса Реддла хотелось сблевать. Откуда вообще взялись эти снисхождение и милости в сторону белобрысого щенка?..       — Я не поддавалась! — бескомпромиссно заявила Эстера и заговорила строже, но тише. — И ничего не подрывала и не поджигала. А тебе, Торфинн, в принципе нельзя лишний раз рисковать, если, конечно, не хочешь отправиться домой…       — Да понял я! — обиженно отмахнулся он и вновь обратился к Реддлу: — А когда будут следующие сражения? Я хочу посмотреть. Разве в Дуэльный клуб нельзя прийти в качестве зрителя?       — Нет никакого Дуэльного клуба, Торфинн, — усмехнулся Реддл. — И новых сражений на Защите от Тёмных искусств тоже больше не будет.       — Как это? Почему?!       — Потому что, как я и сказал, из-за индивидов, не способных нормально колдовать и держать магию в узде, проводить дуэли слишком рискованно. Школа не хочет новых скандалов.       Эрион навострил уши. Неужели это правда? Меррисот, конечно, говорила, что практические занятия носят пробный характер, но не отменять же их после первого…       Однако эту тему они больше не затрагивали. Торфинн принялся в красках рассказывать, как облетел на метле весь Хогвартс. Эстера молчала — полёты и квиддич её никогда особо не занимали; Реддл, если подумать, тоже не был замечен на матчах, однако разговор поддерживал и даже задавал уточняющие вопросы, на которые мальчишка отвечал с жаром и присущим подросткам самодовольством.       Неизвестно, как Реддлу хватало терпения — сам Эрион уже всерьёз подумывал разыскать свою палочку и наложить Шумоподавляющие чары. И пусть его пальцы толком-то не сгибались, он готов был рискнуть и попробовать. Но, к счастью, эти излияния в конце концов прервала Эстера.       — Довольно, Торфинн, Тому нужно отдохнуть. Успеешь поговорить с ним и после. Когда тебя, кстати, выпишут?       — Я надеялся, сегодня. Но мадам Одли сочла необходимым оставить меня здесь на ночь…       — А твоя рука?..       Послышался шорох ткани, и Реддл заговорил почти неслышно:       — Незначительные ожоги на костяшках. Я вовремя среагировал, но она хочет убедиться, что от ран не осталось и следа.       — Что ж… — вздохнула Эстера. — Слагхорн очень беспокоится. Он сказал, ты можешь не выполнять заданное на завтра, но я подумала, вдруг ты захочешь почитать, и принесла учебники. Если что-то понадобится… Норбан хотел зайти после ужина, ты не против?       — Ты тоже придёшь?       — Я… нет, прости…       — Она обещала помочь мне с эссе, — снова встрял Торфинн. — Биннс жутко нудный, аж тошнит! У меня пальцы немеют после его домашней работы. Зачем он задаёт исписывать такие длинные свитки? Он-то призрак, ему спешить некуда, а мы попросту тратим время…       — Которое могли с пользой тратить на взрывание тыкв? — недовольно осведомилась Эстера. — Этим ты занимаешься в свободные от Истории магии часы?.. Идём, Торфинн, мы и так задержались.       — Поправляйся, Том! — сказал он и уже собрался уходить, как вдруг воскликнул: — Ой, совсем забыл. Это тебе! Угощайся!       Послышалась возня, и на тумбочку высыпали что-то шуршащее и в больших количествах.       — Разве ты не съел все конфеты ещё в субботу? — с сомнением уточнила Эстера.       — Я сегодня сходил за новыми, — невозмутимо и крайне важно пояснил Торфинн.       — И когда, позволь узнать, ты успел это сделать?!       — Да мы вместо Траволо-о… ой! — Торфинн запнулся, с запозданием сообразив, кому всё это рассказывает, и сорвался на притворный кашель. — В общем, удачи, Том! Я пошёл! — И с этими словами он засуетился в сторону выхода.       — Мерлин… — проскрежетала Эстера, — он сведёт меня в могилу…       Эрион не слышал, что ответил Реддл, но зато отчётливо слышал, как скрипнула кровать, а следом раздался лёгкий шорох ткани… снова какая-то возня и недолгий, неразборчивый шёпот Реддла. Дверь лазарета закрылась с тихим щелчком, оповещая, что его покинул Торфинн, и после нового скрипа кровати перед Эрионом промелькнула Эстера. Ещё быстрее, чем в прошлый раз, но в этот даже на него не поглядела. Сбивчиво попрощалась с мадам Одли и закрыла за собой дверь.       Снова воцарилась оглушающая тишина. Эрион прикрыл веки, силясь справиться с нарастающим раздражением. Зуд в руках бесил неимоверно, но куда больше бесила собственная скованность и вынужденное соседство с Реддлом. Терпеть его присутствие придётся аж всю ночь… Славно было бы его придушить, вот правда с нерабочими руками, которыми и почесаться нельзя, вероятнее придушили бы самого Эриона. Он, в принципе, и не удивится, если проснётся вдруг от того, что в горло мёртвой хваткой вцепился Реддл…       Подумать только, каким ласковым и обходительным он был с этим разбалованным щеглом! Эрион не сомневался, что игры в защитника и «старшего братца» Реддл затеял ради одного — покрасоваться перед Эстерой. Никто не станет за просто так возиться с чужой роднёй, тем более, когда эта родня — заносчивый и капризный сопляк. Странно, что он носил фамилию Роули: пустая белобрысая башка и безмерная наглость, скорее, выдавали в нём второго Крауча. Подозрительно, кстати, что первым делом проведать «пострадавшего» заявился не он, жополиз номер один. В прошлом-то году он не отлипал от Реддла — всюду ходил за ним хвостом…       Впрочем, оно и к лучшему — видеть никого из этой шайки совсем не хотелось. Эрион был недоволен сложившимися обстоятельствами. Если Реддл не наврал, он лишь незначительно обжёгся, а прерванный бой никак не мог считаться за полноценную победу…       Не стоило вызывать Огненный шторм. Эрион ни разу его не использовал. Так, наблюдал мельком и издалека — Блез демонстрировал пару лет назад. Без практики пытаться совладать с бушующим пламенем такая себе идея, но какого-либо раскаяния Эрион не чувствовал: всему виной было похмелье. Сколько ни вливай в себя зелий, а крепкий сон и жирная еда помогают куда лучше — и тем, и другим он пренебрёг, за что и поплатился. Поделом. На трезвую голову шторм получился бы наверняка — что бы там ни городил Реддл, а в собственных способностях Эрион не сомневался.       Мадам Одли вскоре опять прокапала ему глаза шипящим раствором и влила в рот кучу зелий. Не зная, чем ещё себя занять, Эрион лёг на спину и ненадолго задремал под звук перелистываемых страниц — это Реддл на одной из коек читал принесённые Эстерой книги. А когда проснулся, в лазарете горели факелы. На ужин снова принесли суп-пюре, но уже не сырный, а из брокколи… Эрион с трудом заставил себя съесть три ложки и недовольно покосился туда, где лежал Реддл, у которого выбор еды не состоял из одних лишь переваренных в жидкость овощей…       К счастью, когда пришло время новой перевязки, хмурый лоб целительницы чуть разгладился: волдыри сошли на нет, теперь плоть покрывала розовая и сморщенная кожица, кое-где стянутая корочкой, а где-то — подсыхающей мутной слизью. Поверх лечебных мазей мадам Одли обложила руку зачарованными и прохладными листами капусты и снова замотала бинтами. Пускай предплечья, кисти и пальцы стали толще в два раза, зудеть они почти прекратили. Настроение целительницы явно улучшилось, и она пустила к Эриону посетителя.       — Выглядишь скверно, — констатировал Лаэрт, присев напротив кровати. — Но, определённо, лучше, чем за завтраком.       — Зря я тогда не поел, согласен. Терпеть не могу эти каши и супы.       Лаэрт усмехнулся и, вынув из внутреннего кармана мантии пропитанный жиром бумажный свёрток, положил на колени Эриону.       — Благослови тебя небеса, старина! Будь так добр, подсоби ещё чуток, — он поднял свои скованные в движениях пальцы и неловко ими помахал перед лицом друга. — Хэллоуин продолжается, и меня обязали нарядиться мумией.       Пока Лаэрт распаковывал пирог с говядиной и помогал ухватить его туго забинтованными руками, дверь в лазарет снова открылась, и они увидели вальяжно шагающего к Реддлу Лестрейнджа. Он замер, заметив их боковым зрением, и со скотской улыбкой развернулся к ним на пятках.       — Какие люди! — воодушевлённо воскликнул он, пользуясь тем, что мадам Одли отошла по делам. — Как самочувствие, Фоули? Грандиозное ты устроил шоу, мы были в восторге. Надеюсь, от своего нового прозвища ты тоже будешь в восторге: Фоули-Огненный краб! Как тебе? Не очень оригинально, должен признать, но то и неудивительно — это Розье придумал, а у него с фантазией туговато. Но зато как отражает действительность! Вижу, твои клешни особенно пострадали, ай-ай, нехорошо-нехорошо… Ну да ничего страшного, я могу за тебя отправить письмецо в «Арканус», что думаешь? Не обещаю, что цирк уродов примет тебя с распростёртыми объятиями, но что поделать? Твои руки-крюки найдут полезными лишь там, поэтому настоятельно рекомендую попытать удачу.       — После тебя, Лестрейндж, — ответил Эрион, откусив здоровый кусок остывшего пирога, и продолжил с набитым ртом: — Человек-швабра им точно понравится, а там уж подтянешь и меня по своим связям. Постараюсь не спалить твой костлявый зад, но ничего не обещаю…       Улыбка Лестрейнджа растянулась от уха до уха, и красоты ему это не прибавило.       — Оставь его, Норбан, — раздался спокойный голос Реддла, невидимого из-за ширм.       — Да-да, беги, Лестрейндж, — кивнул Эрион, глотая пирог. — Хозяин зовёт тебя к ноге — будь хорошим пёсиком и почаще виляй хвостом.       — У пёсика есть не только хвостик, — не прекращая скалиться, сказал Лестрейндж, но таки направился к Реддлу. — Так что не забывайте закрывать стойло по ночам — авось кого-нибудь да сцапаю…       Лаэрт взмахнул палочкой, одна из перегородок укрыла их от чужих глаз. Никаких звуков со стороны слизеринцев не доносилось — они наверняка использовали Шумоподавляющие чары, и Лаэрт тоже их применил.       — Что это было, Эрион? — спросил он, усаживаясь на место. — Если бы не барьер, вся аудитория бы сгорела.       — Так она не сгорела?       — Нет, конечно, — вскинул брови он. — Меррисот тут же погнала всех из класса, а Дамблдор прошёл через барьер и вытащил сперва Реддла, затем уже как-то потушил огонь — я ничего не разглядел в этой толкучке.       — А Реддл…       — Он загородился стеной не то из грязи, не то из земли и явно собирался сделать что-то ещё, но Дамблдор уже вмешался. А после того, как вас отправили в лазарет, Меррисот начислила Слизерину пятьдесят очков за «превосходную находчивость в экстренных условиях». Видно, перепугалась до смерти и на радостях, что никто не загремел в Мунго, выразила так свою признательность.       — А нам?       — А у нас сняла сто. Хотела больше, но, наверное, постыдилась в присутствии Дамблдора — он выглядел расстроенным. Не знаю, что там случилось дальше, на обеде Диппета не было, а на ужин он явился мрачнее тучи. И да, тебя ждёт отработка.       — Так это правда, что тренировок не будет?       Лаэрт кивнул.       — Я слышал, как причитал Розье. Грозился объединить усилия с отцами Крауча, Роули и Лестрейнджа, чтобы вытурить тебя из школы.       — Пф, пусть попытается!       — И всё же повезло, что это был именно Реддл — вряд ли из-за него поднимут много шума, да и он почти не пострадал. Так, обжёг два пальца, но Розье не затыкался весь день, всё кудахтал о «подлых приёмчиках». Но если бы это случилось с Краучем…       — Что-то он не побежал плакаться папочке после нашей стычки в пятницу, — отмахнулся Эрион и убрал недоеденный пирог на тумбочку. — Может, и зря, но мы замяли дело, когда он чуть не придушил Фила. Не смотри на меня так, я не обманываюсь на их счёт и не вижу никакого благородства, где его и в помине нет. Но я уверен, что все их угрозы жалоб в продажный Попечительский совет — просто для отвода глаз. Думаешь, скотов удовлетворило бы моё отчисление? Во-первых, они знают, что это невозможно — у меня тоже есть родня и в Совете, и в Министерстве. А во-вторых, это было бы слишком скучно. Сегодня я понял их методы наверняка.       — Так что случилось?       Эрион нахмурился и неуклюже откинул со лба упавшие пряди лохматых волос.       — Реддл… когда мы шли на арену…       — Мне не показалось? — перебил его Лаэрт. — Он тебе что-то сказал?       — Да. Что-то вроде: неважно, хотите вы быть в безопасности или нет, но решаем мы. В общем, ты слышал Лестрейнджа, я уверен, он имел в виду то же, что и Реддл. И ты заметил, какое заклинание он применил? Пуллус.       — И что же?       — Я… год или полтора назад мы с Геллой выходили последними с празднования дня рождения Фила и столкнулись с Эстерой. Мы были в ссоре, но я туго соображал и хотел поговорить, а она взбесилась и… в общем, применила это заклинание против Геллы. А потом появился Реддл и расколдовал её. Но главное — он помнил о том случае и не просто так решил использовать Пуллус на мне. Даже не старался попасть или атаковать. Для него это всё игры, понимаешь? Повод позабавиться.       — Это была провокация. Он наверняка узнал от Крауча, о ком вы говорили в пятницу, поэтому…       — Не только поэтому, — возразил Эрион. — Слишком уж много намёков и неоднозначных комментариев. Да, он провоцирует, но ещё бóльшее удовольствие Реддлу доставляет то, что он уверен в собственной безнаказанности.       — Ничего из перечисленного тобой не доказывает его вины, — немного помолчав, Лаэрт вздохнул и откинулся на спинку стула. — Если он и вправду замешан, то тем более не выдаст себя так опрометчиво, Эри.       — Я знаю! И что мне теперь, спускать ему сальные взгляды и ехидные комментарии?       — Ты сделаешь хуже, если продолжишь вестись… У нас впереди важные матчи и экзамены.       — Не нуди, Лаэрт, — огрызнулся он. — Стараниями Клейта я помню про Ж.А.Б.А. Но их стараниями, — Эрион зло ткнул забинтованным пальцем в сторону, где располагалась койка Реддла, — Гелла не окончит школу! Утром Фоссет сказала мне, что её заберут родители. Но вы и дальше будете делать вид, что ничего не происходит?!       — Прекрати упрямиться, осёл. Мы на твоей стороне и верим, что они замешаны. Но своими истериками и драками на пустом месте ты ничего не добьёшься. Думаешь, Гелле станет легче, если ты начистишь кому-то рожу? Или ты хочешь, чтобы легче стало тебе?       Эрион подался вперёд.       — Что ты несёшь?!       — Что слышал, Эри, — спокойно ответил Лаэрт и придвинул стул ближе. — Пораскинь мозгами, я-то знаю, они у тебя иногда туго соображают. Ты кипишь, и как бы ты ни нажирался по пятницам, от злости не убежишь. У Феркла та же беда — чешутся руки. Возможно, если вам и удастся расквасить лица Краучу и Реддлу, на время успокоитесь. А потом? Правда считаешь, что от целительных кулаков они побегут вам что-то рассказывать? Или раскаются в собственных действиях? С таким же успехом можешь вызвать их на примирительную беседу за чашечкой чая — проку выйдет если не столько же, то больше. А затем? Гелла, узнав, что вы отомстили, захочет остаться в школе? Заживёт как прежде? Не будь кретином, Эри, я тебе ещё раз повторяю. Смирись, что как раньше уже не будет. Это не в твоей власти. Но в твоей власти взять себя в руки, закончить школу и сделать что-нибудь, чтобы подобных вещей по возможности не повторялось хотя бы в стенах Хогвартса.       Кисти рук, невзирая на прострелившую их резкую боль, сжались в кулаки и задрожали.       — Я должен смириться с тем, что эти ублюдки как ни в чём не бывало закончат школу вместе со мной? — процедил он. — Ты говоришь, не в моих силах что-то исправить, но предлагаешь просто жить дальше? Эстера упоминала, что все они пойдут в Министерство, Лаэрт. Если я не могу добраться до них сейчас, думаешь, мне удастся это потом? Когда Крауч под крылом своего дяди начнёт карьеру? Когда его отец приютит у стола министра какого-нибудь Лестрейнджа или Розье? Как, позволь узнать, я смогу изменить что-то потом? Может, мне стоит устроиться в школу и написать закон, по которому все слизеринцы должны сидеть на цепи и не контактировать с нормальными факультетами?       — Было бы славно, конечно, — криво усмехнулся Лаэрт, хотя и тени веселья в его словах или лице не промелькнуло. — Никто не даст тебе готовых инструкций, как бы ты этого ни хотел. Но своими действиями ты всё равно ничего не исправишь. Остановись и остынь — мой тебе совет. Мы не собираемся никого прощать. Может, придёт время, и Гелла сама всё расскажет или хотя бы намекнёт.       — Не намекнёт, — мрачно пробормотал Эрион, впившись пульсирующими от боли ногтями в ладони. — Я уверен, они сделали всё, чтобы заткнуть её раз и навсегда… Если мы что-то и узнаем, то только от них. Но единственный человек, который мог бы помочь… Будь я проклят, не стоило с этим спешить.       — Ты про Роули?       Эрион кивнул.       — Она что-то знает. Не может не знать! Должно быть, поэтому и не говорит…       — Так считаешь ты или Филипп? — спокойно осведомился Лаэрт, вызвав недоумевающий взгляд Эриона. — Без обид, конечно, но порой он такой же тугодум, как ты, если не больше. Вся ваша стратегия на двоих — рваться напролом, а уже потом думать о последствиях. Сколько ты не разговаривал с Роули? Пару недель? Я бы после такого тебе тоже ничего не рассказал.       Эрион почувствовал, как теплеют уши.       — Да, я облажался, — нехотя выдавил он. — Надо было сразу всё прояснить, но не факт, что после этого мы бы продолжили общаться… В любом случае уже поздно что-либо менять. Мне кажется, она окончательно определилась со стороной.       — Это тоже мнение Фила?       — Отсоси у гиппогрифа, Макмиллан! Я что, по-твоему, не имею собственного мнения?       Он улыбнулся, и Эрион швырнул в него недоеденный кусок пирога.       — О какой стороне ты говоришь? — Лаэрт ловко накренился вбок, и свёрток пролетел над его плечом и шлёпнулся на пол. — Ты забываешь, что Крауч…       — Её брат и бла-бла-бла, я уже слышал. Но я бы не стал покрывать своего брата, если бы знал, что он кусок говна.       Лаэрт снова вздохнул.       — Ты, разумеется, не стал бы, но это не столько твоя заслуга, сколько твоей семьи. А у них, — он кивком указал туда, где находились Лестрейндж и Реддл, — всё иначе. Мы оба это понимаем благодаря личным примерам, разве не так?..       Эрион ничего не ответил, и через пару минут Лаэрт заговорил снова.       — Ладно. Я не обещаю, но постараюсь что-нибудь узнать…       — Каким образом? Ты вправду поговоришь с ним?       — Вряд ли от этого будет много пользы, но почему бы не попробовать? — Лаэрт кисло улыбнулся. — А ты лечись и постарайся ночью никого не убить.       Эрион мрачно посмотрел на ширму, скрывающую за собой Реддла, ненависть к которому, и без того изрядно бурная, усиливалась с каждой секундой. И всё же спешить было нельзя — Лаэрт прав. Мордобои дела не исправят и Гелле никак не помогут.       Наверное, это даже к лучшему, что она уедет — не будет видеть этих мерзких рож. Пускай приходит в себя, пускай у неё появится возможность забыть весь пережитый ужас и начать по-новому, с чистого листа.       Но Эрион, конечно, ничего не забудет.       Он откинулся на подушку и уставился в высокий, залитый тенью потолок. Где-то глубоко в подсознании неприятно закопошилась мысль, что, наверное, Эстера не ошибалась в своих опасениях касательно Реддла. «Он готовит что-то ужасное», — так она сказала давным давно, в Запретном лесу, а Эрион… признаться, сильно сомневался, что после школы с Реддлом останется хотя бы парочка его закадычных дружков. Но если они… нет, если даже Эстера уже сейчас отказывались сдать его, невзирая на то, что он совершил, какова вероятность, что это изменится в будущем?.. Раньше Эрион не сомневался: она близка к ста процентам. А теперь…       Если это была правда, если после пыток и убийства кентавра, угроз и шантажа школьниц Реддл не уймётся, то всё рано или поздно повторится снова.       «…не забывайте закрывать стойло по ночам — авось кого-нибудь да сцапаю…»       Что же, они, видимо, и вправду не уймутся и не остановятся. И если у них охота такая — нападать и травить всякого без разбору, то и на них, цепных слюнявых псов, рано или поздно найдётся травитель — тот, кто тоже спустит собак.