Тёплый май и холодный кофе

*** Ревели грозовые тучи, им ветер вторил своим воющим стоном, эхом разносясь по пустынным улицам тоскливого города. Шумели ветви, прогибаясь под порывами воздушного зверя, сдавленно охая и шурша ещё не опавшей листвой. И грохотали раскаты яростного грома, пугающе несясь над крышами домов. Вспышки молний вспороли ночную тьму, на миг озарив светом верхушки дрожащих на ветру деревьев. Небо испустило протяжный рёв и на продрогшую землю упали первые капли холодного дождя, разбившись на мириады частиц. Прижавшись щекой к холодному стеклу и жалобно поджав губы, девушка смотрела в окно, наблюдая за тем, как порывы северного ветра безжалостно срывают листья с тонких веток, разнося их по всему пустующему двору. Её хрупкие руки заведены за спину и удерживаются крепкой хваткой мужчины, который навалился на девочку всем телом, вжимая в подоконник. Намотав пряди волос на кулак, он оттянул их назад, заставляя рыжеволосую сильнее выгнуться. Крик подступал к горлу, вырываясь наружу, но, плотно стиснув зубы, с сухих губ сорвался лишь сдавленный стон. Он любил когда она плакала, моргая красными глазами, смахивая с ресниц слезинки, когда судорожно рыдая и давясь криком, умоляла его остановиться, прекратить изощрённую пытку. Любил, схватив за копну рыжих волос протащить девчонку по всей квартире, слушая её надрывные вопли. А как же ему нравилось выбивать из её лёгких кислород и смотреть свысока, как она корчится на полу с лицом, искажённым болью. После их игр костяшки всегда были сбиты в кровь, противным жжением напоминая о чудных мгновениях, проведённых вместе. Её скрипучие хрипы, когда она захлёбывалась, бултыхаясь в ледяной воде, были лучшей мелодией для ушей, проникая в сердце и навсегда оставаясь в нём тёплыми воспоминаниями. Синяки, царапины, шрамы и гематомы — всё это напоминало ему о том, что она принадлежит только ему. Она его собственность. Его кукла, которую он старательно ломает извращёнными мучениями. — Давай, скажи папочке как сильно ты его любишь, — уткнувшись носом в шею, прохрипел на ухо мужчина, обдавая лицо девушки зловонным перегаром. — Говори, сука! — срывающимся голосом взревел он, сильным толчком обрушившись на дрожащую под его грузным телом школьницу, подминая её под себя. Вздрогнув, мужчина сильнее вжался в бедное тельце, грубо сминая её ягодицы в своих пальцах, наслаждаясь тем, что девушка взвизгнув, прикрыла рот ладонями. — Скажи это! — трясясь в экстазе выкрикнул пьяный, глубже вгоняя в лоно разгорячённый член. — Люблю, — на выдохе еле слышно вымолвила девчушка, сглотнув сгусток крови, скопившийся во рту. Слёзы текли по её щекам, градом скатываясь по шее к ключицам, обдавая огнём свежие раны, так старательно вырезанные названным отцом. Дрожь пробирала насквозь, лишая тело контроля. Беднягу всю колотило от разрывающей боли, пульсирующей глубоко внутри, но она, уткнувшись лицом в дрожащие ладошки, так ни разу и не закричала, будоража воспалённое сознание мучителя. До омерзения тошно и гадко. Словно на тебе содрогается в конвульсиях разлагающаяся туша жирного, смердящего гнилью борова, у которого в складках толстой шкуры копошатся опарыши. Горечь обиды разъедает сердце, терзая плоть до уродливых лоскутов кровоточащего мяса, до пульсирующих мышц, разгоняющих кровь по венам. Хочется исчезнуть, пропасть, затеряться, чтобы никто не трогал, не шептал в шею похабные слова, исследуя тело девочки грязными руками. — Блять, — тяжело дыша, выдохнул мужчина, облокотившись на край подоконника. — Хороша была, чертовка, — с размаху шлёпнув дрожащую падчерицу, которая еле держалась на трясущихся ногах, по худощавому заду, проговорил он с хищным оскалом. Хватаясь длинными пальцами за шторы, девушка пыталась не сползти на пол прямо на глазах у палача. Нельзя показывать слабость, нельзя ещё больше позориться, доставляя ему этим радость. Отшвырнув безвольное тело в угол к книжному шкафу, отчим, пошатываясь, двинулся прочь из комнаты. Слёзы покатились по щекам с новой силой, застилая взор несчастной. Обхватив себя за плечи, она вжалась в стену, словно в надежде слиться с ней воедино. Бесполезно. Он везде её найдёт, куда бы не подалась, из-под земли достанет, хоть сам Ад обойдёт, но отыщет, где бы она не была. Страшно и мерзко. Противно от самой себя. «Трусливая сука» — гремело у неё в голове. Хотелось выть от отчаяния, лезть на стены, сдирая обои, рвать на себе волосы, с корнями выдирая рыжие прядки, лишь бы заглушить эту боль. Всё тело ломало пополам, корёжило от ненависти к себе, в животе будто распустился клубок змей, стремившихся на волю. Они шипели, жалили, извивались, клыками вспарывая плоть и на клочья разрывая желудок. Переплетая хвосты, они ползли по пищеводу, сдирая кожу, оставляя после себя кровоточащие раны. Истязали, мучили, изводили, заставляя в панике метаться на четвереньках по холодному кафелю, слёзно ища помощь в каждом предмете. Поздно. — Убери за собой, — показавшись в дверном проёме, с нескрываемым отвращение потребовал полуголый мужчина, кивнув на лужицу рвоты, возле которой склонилась девушка. — Смотри мне, чтобы, сука, тут всё блестело, или за волосню по комнате протащу, пока ты каждый угол и щель языком не вылижешь, — смакуя каждое слово, неторопливо проговорил он, довольствуясь минутой власти и вседозволенности. — А язычком ты хорошо работаешь, это мы уже успели выяснить, — бросил напоследок пьянчуга, вперевалку ковыляя в сторону коридора. Девушке хотелось кричать, вопить, срывая к чёрту голос и разрывая связки, но она молчала, глотая горькие слёзы обиды. Боялась снова его спровоцировать, вызвав немилость. Тогда бы изнурительное наказание продолжилось. Ей этого до скрежета зубов не хотелось. Она бы продала душу дьяволу, расплатившись кровью и заплатила любую названную цену, лишь бы всё это прекратилось. Лишь бы лично лицезреть, как жирный свин захлёбывается кровью, в конвульсиях содрогаясь в грязи с перерезанной глоткой и брыкается в сточной канаве, как сбитое животное. Но это только несбыточная мечта. Собрав последние остатки сил в кулак, опираясь на книжный шкаф, девочка поднялась на ноги, облокотившись на шершавую древесину. И аккуратно двинулась вперёд, осторожно коснувшись босыми ступнями мягких ворсинок ковра. Замерла на несколько секунд, прикрыв глаза. Нет, теперь она не здесь, не в этом месте разврата и позора, она дома, в безопасности и уюте. Ничего не было, никто её не трогал, не заламывал руки, грубо хватая за волосы, не избивал ногами до тех пор, пока она не перестала сопротивляться. Никогда такого не было. Она бы не позволила так себя осквернить. Она же сильная, умная, придумала бы что-нибудь, смогла противостоять монстру. Не было слёз, только губы предательски дрожали, выдавая переполняющие её эмоции. — Бывало и хуже, — открывая глаза, лишь беззвучно произнесла девушка, неуверенно сделав пару шагов вперёд, оказавшись на середине ковра. Повернув голову в бок, она окинула взглядом заваленный одеждой стул. Поверх сложенных вещей валялась скомканная мужская футболка с блеклым принтом. Резко схватив вещицу, брезгливо сжимая её в кулаке, рыжая направилась к окну. Кинув новую половую тряпку на плитку, она вдавила ткань ногой в растекающуюся лужу. Эту вещь ему купила её мама, но животным не пристало ходить в одежде. Заплывшим жиром свиньям не дозволено есть за одним столом с людьми, вороша своим рылом приготовленную еду. Дикому зверью не велено спать с хозяином в одной постели, подгребая его под свою тушу. Нельзя, блять! Но он делает. Ему можно. Всепозволительность затмила потухающий разум. — Где моя футболка? — угрожающе послышалось за спиной. Тяжёлые шаги раздавались всё ближе и ближе. Мерзкая одышка. Запах пота заполнил помещение. — Ах ты ж, блядина! — яростно взревел мужчина, наотмашь ударяя падчерицу, сбивая ту с ног. Снова он возвышался над ней, окидывая насмешливым взором. Всё будет повторяться из раза в раз, невозможно разорвать порочный круг неудач. Ей хочется кричать, пинаться, царапать ему лицу, живьём снимая кожу, скрывающую зверя внутри. Но она не может. Не может даже сдвинуться с места, а крик застрял в горле комом, не давая ей вымолвить ни слова. Тело окаменело, застыло, словно мраморная статуя. Паника и животный страх сковали парализующими цепями. — Я тебя предупреждал, — с садистским наслаждением хрипло протянул пьянчуга, занося согнутую ногу для очередного избиения. — Говорил же! — череда непрекращающихся ударов обрушилась на дрожащее тельце. Пронзительный крик пронёсся по помещению, заполняя собой всё пространство. Склонившись, мужчина схватил девочку за шею рукой. — Открывай рот, — сквозь зубы процедил он, сдавливая кожу под пальцами. Школьница лишь больше сжалась. — Я сказал, открой рот, паскуда! — уткнув девушку разбитым носом в бесформенную массу, прикрытую тканью, продолжал зверствовать мучитель. Не дождавшись ответа, он резким движение нанёс рыжеволосой удар в живот свободной рукой. Из разомкнувшихся губ вырвался истошный вопль, став усладой для палача. — Язык, — изрёк приказ мучитель, водя рыжую лицом по субстанции и пачкая её длинные локоны. Исполнив распоряжение, девушка ощутила во рту отвратительную горечь, смешанную с едкой кислотой. Скривив лицо, она молча терпела, пока истязатель таскал её за шею, окуная головой в жижу. — Давай, наполняй хавальник, — прорычал мужчина, переместив руку с шеи на спутанные пряди. Секундное колебание и школьница подчиняется, слизывая с грязного пола жидкость с комками, заполняя рот выблеванными кусками пищи. — Умничка, Ариша, молодец, — неспешно наматывая волосы вокруг руки, протянул отчим, тяжело дыша. Мгновение и по квартире разносится оглушительный грохот, сопровождаемый душераздирающим визгом. — Знай своё место, шваль, — скрипя зубами, прошипел он, отдёрнув от падчерицы руку и кряхтя, поднимаясь на тучные ноги. Вытекая из открытого рта, рвота смешивалась со стекающей по разбитому лицу кровью из носа. Под щекой девушки образовывалась багряная лужица, смешиваясь с непереваренными остатками еды. Дождь так же барабанил по стеклу под жалобный скулёж ветра. Вдалеке зверствовал гром, раскатами пугая всё живое. Небо продолжали рассекать яркие вспышки молний. Арина лежала на полу, свернувшись калачиком и беззвучно плача. Не было сил подняться. У неё не было сил даже жить. В который раз она прокручивала в голове сценарий своей пропажи. Мама заходит в комнату, а её нет ни в доме, ни на улице, да её нигде нет. Всё, больше рыжеволосой девчушки с веснушками на лице не существует. Уже второй день рождения подряд она загадывает не проснуться на утро, просто тихо умереть в постели, оборвав мучения и страдания. Желание никогда не сбывалось. — Вставай и иди харю вымой, — скрипуче прозвучало над головой школьницы, на что она затряслась всем телом и громко всхлипнув, сорвалась на плач.— Я сказал — встать! — завопил мучитель, пнув беззащитную девочку в бок под ребро, на котором, словно пролитыми чернилами, расплылась по бледной коже иссиня чёрная гематома. Сдавленный стон. — На ноги! Живо! — хрипел он, жадно упиваясь властью. — Сейчас же поднимись! — ещё удар, который синяком останется на хрупком тельце. Он чувствовал, что она только его. Такая беззащитная и жалкая лежит у его ног, истекая кровью прямо в луже своей рвоты. Рыжие пряди спутанных волос спадают ей на лицо, прикрывая разбитый нос и слёзы, стекающие по щекам. Он знал, что девушка плачет, видел как она дрожит, сжимаясь под натиском его холодных глаз. О, как же она кричала, надрывно, до боли в горле и не жалея связки. Ликование для ушей. Её стоны были сладким ядом для него. Хотелось бить ногами, колотить руками, сбивая кожу, таскать её за волосы по комнате, клоками вырывая непослушные прядки. Он её сломает, как фарфоровую куклу, разорвёт на куски, с хрустом ломая тонкие руки. Будет неторопливо выламывать ей пальцы до характерного звука, пока она не сорвёт голос, умоляя его остановиться. Но не сейчас. Со вздохом мужчина наклонился, подцепив на руки содрогающееся тело и прижав его к груди, направился прочь из крохотного помещения. Миновав прихожую, он свернул в узкий коридор и, локтём открыв дверь, зашёл в маленькую комнату без света. Через проём в ванную попадал тусклый свет, слабо освещая пространство. Крохотное зеркало висело над грязной раковиной, отбрасывая блики. Шумно капала из сломанного крана вода. Противно трещала вентиляция, разносясь мерзким жужжанием по всей площади. — Делай всё быстро, — швырнув девчонку в ржавую ванну, изрёк отчим, перед тем как с грохотом закрыть дверь. Ему хотелось ворваться туда и обмотать железным шнуром лейки её шею, сдавливая до звучного треска. Смотреть как закатываются её зелёные глаза с полопавшимися капиллярами. Как синеет миловидное лицом в преддверие мучительной смерти. Как после длительных судорогов, её тело обмякает, в неестественной позе скрючено валяясь в своих испражнениях. Но он сдерживается, быстрыми шагами направляясь на кухню. Горячая вода кипятком обожгла тело Арины, заставив её плотно сжать зубы, удерживая в горле подступающий крик. Полученные раны неприятно саднили, казалось, что под водой кожа отслаивается и лоскутами слазит с девушки, обнажая тощие мышцы. Темно. Девушка на ощупь попыталась отрегулировать воду, судорожно водя рукой по мокрой ручке. Попытка оказалась удачной. Приятное тепло окутывает тело, смывая страх и унося его с собой в водопровод. Подавляя дрожь, девушка провела рукой по плечам, мельком скользнув по ключице. Синяки отзывались болью, а ссадины и царапины неприятно щипали под мягкими подушечками пальцев. Уродливые шрамы грубыми штрихами исполосовали спину, не оставляя живого места. Нет, они больше не болели, только были вечным напоминание, зафиксированным на теле, о той жгучей боли, которую вытерпела девушка. Каждый рубец, оставленный им на руке или ноге, она перекрывала новыми порезами, лишь бы на теле не осталось ничего от мерзкого садиста. Он любил истязать её до изнеможения, до того момента, когда она уже не могла двигаться. Тогда он снимал с брюк потрёпанный кожаный ремень с увесистой металлической пряжкой. И не колеблясь ни секунды заносил его над недвижимым телом. Она помнила каждый удар, каждую рану и увечье, которые он сотворил с ней, безжалостно хлестая самодельным кнутом. Кровь никогда не останавливала садиста, только сильнее возбуждала его воспалённый мозг, толкая на новые изощрения. Скрипнула входная дверь, извещая о том, что домой кто-то вернулся. Брякнули ключи, звонко упав на тумбочку. Шуршание пакетов и недовольное бормотание сменились на раздражённые чертыхания и тяжёлые вздохи. «Мама!» — радостно мелькнуло в голове у Арины. Услышав гулкие шаги, она замерла, прижав лейку к груди. Он вышел к ней в прихожую. Свинья встречает охотника. Забавно. До коликов в животе. Ей хотелось плакать, но ни слёз, ни сил на это не было. Он забрал себе всё, что мог, взамен одарив болью и вечным страхом. — Какие нахуй похороны?! Отца? Ты последние пятнадцать лет ни словом не обмолвилась с ним! Он совершенно чужой для тебя человек! — прокричал мужчина, ударив кулаком в стенку, за которой в ванной находилась девушка. Вздрогнув, она отшатнулась назад, чуть не поскользнувшись на гладкой поверхности. — У меня подписка о невыезде, ты же это понимаешь? Специально всё подстроила, да? Хочешь меня здесь одного бросить?! — как загнанный в угол зверь, метаясь по коридору из стороны в сторону, кричал мужчина. — Ты не поедешь ни в какой другой город без меня! Чего тебе тут не хватает?! Мертвяка, серьёзно? Послушай этот бред со стороны, ты явно не в себе, Вика! «Другой город — шанс. Шанс на временное спасение, укрытие». — мелькнуло в голове у Арины. *** Солнце скрылось за чёрными тучами, просвечиваясь через них блеклым силуэтом. Длинные ветви деревьев свисали над проезжей дорогой, закрывая мрачное небо. На мокром асфальте блестели маленькие капли после дождя, привлекая к себе внимание вороны. Слетев с тонкого провода и облетев дорожный столб кругом, расставляя по бокам крылья, она приземлилась на землю. Наклонив голову и сверкнув чёрными глазами-бусинками, птица важно прошла вперёд, остановившись перед переливающейся каплей воды. Клюнув асфальт, пернатое чудо отскочило назад, недовольно мотая клювом по сторонам. Пару раз разочарованно моргнув, ворона, оттолкнувшись от земли мощными лапами, взлетела ввысь. Пролетая вдоль шоссе и заметив серебристую машину, которая стояла у обочины, птица плавно спустилась на её капот. — На твои крики сейчас все обитатели леса сбегутся, — цокнув языком и качнув головой, шумно вздыхая, сказала женщина, постукивая пальцами по кожаному рулю автомобиля. — Я уже подумала, ты на дорогу вывалилась, чуть в дерево от испуга не въехала. — Извини, — тихо произнесла Арина, сконфуженно сжимая край свитера в пальцах. — Мне просто кошмар снился, — неуверенно вымолвила она, осторожно поглядывая на маму сквозь спадающие на лицо пряди волос. — Ариш, что происходит? Ты в последнее время сама не своя. Может, я чего-то не знаю? — осторожно начала Виктория Тимофеевна, повернувшись к дочери. — У тебя что-то случилось, обидел кто? — Нет, всё в порядке, — сухо ответила девочка, отвернувшись к окну от карих глаз матери. — Я бы тебе сразу рассказала, — немного поколебавшись, добавила она, чтобы ответ не звучал так сухо. Скрестив руки на груди, рыжая вновь повернулась к женщине. — Тебе не о чем переживать. Правда. — Просто, — секундная запинка. — я волнуюсь, понимаешь? Переживаю, что тебе плохо, а я ничего не могу сделать и как-то помочь тебе. Пожалуйста, можешь мне рассказать, что произошло? — коснувшись коленки дочки, ласково произнесла женщина. — Давай поговорим? Я всё молча выслушаю. С моей стороны не будет никаких упрёков или осуждения, — ободряюще вглядываясь в понурое лицо, продолжала она, в надежде вывести на диалог. — Я всё сказала, — стиснув зубы, выплюнула девушка, сильнее сжимая в руках мягкую ткань одежды и отстраняясь от матери. — Мне больше нечего добавить. Практикуй диалоги по душам на ком-нибудь другом, я это переросла уже, — убрав руку со своей ноги, добавила рыжая, нервно сглотнув накопившуюся во рту слюну. Ей до слёз хотелось рассказать, хотелось поделиться всеми ужасами, которые он с ней творил, показать бордовые шрамы, синяки и не зажившие раны. Жажда тёплых слов поддержки и понимания сводила сума, девочка была готова выскочить из машины, лишь бы не сорваться. Ей до дрожи в руках хотелось, чтобы кто-то аккуратно обнял её за плечи и, поглаживая по голове, сказал, что она ни в чём не виновата и ничего плохого не сделала, что её будут любить, несмотря ни на что. Но страх того, что он с ней сделает после, удавкой обвился вокруг шеи, сдавливая кожу и не давая вымолвить ни слова. Одно его действие и жизнь будет непоправимо разрушена, разбита на миллионы осколков, которые уже никак не собрать и не склеить. Всё вскроется, всплывёт наружу, никто не будет воспринимать её как раньше. Люди станут смотреть с неприязнью, отвращением и перешёптываться за спиной. В их глазах её облик никогда не вернётся к прежнему. — Раньше со мной говорить надо было, когда я нуждалась в этом, — проглотив ком в горле, вымолвила девушка, смахивая с щёк, появившиеся из ниоткуда, слёзы. — А сейчас что ты хочешь услышать от меня? Тебе это вообще интересно, важно или так, просто для галочки, что ты хорошая мама и интересуешься дочерью? — поджав губы, дрожащим голосом проговорила Арина, до хруста сжимая кулаки. Заметив, что Виктория Тимофеевна хочет что-то сказать, девочка остановила её жестом руки. — Лучше молчи, Вик, сделаешь только хуже, — сквозь сжатые зубы процедила девочка, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос. — Арин, я понимаю, что была не самой хорошей мамой, что многого тебе не додала и у тебя не было детства. Я это прекрасно осознаю и стараюсь сейчас как-то исправиться, но ты меня отталкиваешь. Да, возможно я заслуживаю такое отношение, но, прошу, позволь мне сейчас помочь тебе, — обдумывая каждое слово, медленно произнесла женщина, переплетая пальцы и не зная, куда деть руки от волнения. — А, ну раз так хочешь поболтать, лучше ответь мне на вопрос, где ты была со своими геройскими речами, когда в девять лет оставила меня в лесу во время своих попоек? В баре? В ресторане? — уже не сдерживая слёзы, всхлипывая, сказала Арина дрожащим голосом, срывающимся на крик. — Меня тогда в пустой дом привёл какой-то лесник, а ты даже и не пыталась меня искать, даже не заметила моего отсутствия. Я грязная и голодная сидела одна дома два дня, ждала когда ты вернёшься с пьянки и скажешь, как сильно ты переволновалась, как ты испугалась за меня! — глотая солёные капли, выкрикнула девочка, схватившись за ручку, готовая в любую секунду выскочить из автомобиля. — Но знаешь, что я получила при долгожданной встрече?! Ночью ты вломилась в квартиру с очередным мужиком и выгнала меня в подъезд, даже словом не обмолвившись. Понимаешь, именно тогда я нуждалась в любящей маме! Давай, Викусь, расскажи мне, где ты тогда была с материнским инстинктом и милыми разговорами?! — не в силах кричать, прохрипела Арина, вся трясясь от злости и обиды. — Боже, да где угодно, но только не рядом, — не дав маме ответить, шёпотом закончила она, выскочив из машины на пустую дорогу. Слёзы стекали по красному лицу, огнём обжигая холодную кожу. Ледяные порывы ветра растрепали её волосы, плетями хлестая по лицу и срывая с дрожащих ресниц хрусталики боли. Всё тело девочки колотило то ли от переполняющих её эмоций, то ли от холода, так несвойственному лету. Обхватив руками продрогшие плечи, она впилась пальцами в ткань свитера, сминая её. Если бы на дороге появилась хоть одна машина помимо их, то Арина не раздумывая прыгнула под колёса. Она много раз представляла себе такой печальный исход. Удар. Хруст ломающихся костей и бешеный стук сердца. Прилив адреналина. И вот её скрюченное тело лежит на асфальте, заливая его бурой жижей. Свёрнутая шея неестественно свисает на землю, а вывернутые в разные стороны руки и ноги слегка подрагивают благодаря сокращению мышц. Сломанные рёбра штыками выпирают из груди, нанизывая изуродованную разорванную плоть. Часть головы размозжило колесом автомобиля и протащило вдоль дороги, оставив на шоссе кровавой полосой с раскатанными кусками мозга и осколками черепа. Вытекший из глазницы глаз слизью сползает по порванной щеке, из которой, вспарывая плоть, виднеются сломанные зубы. Некрасивая, но крайне эффектная смерть. А потом её истерзанное тело, сшитое по частям толстыми нитями, что выпирают из-под кожи словно черви, вложат в обшитый бархатом гроб и внесут на городское кладбище под полный скорби тихий плач матери. Женщина бросится к дочери, припав лбом к её ладоням. Но они больше никогда не будут тёплыми, не будут перебирать её волосы в попытке заплести косички, никогда не возьмут её за руку, переплетая пальцы. Она больше не увидит счастливой улыбки дочки, не сможет обнять её, делясь теплом, не услышит нежный голос и звонкий смех. Голова девушки прикрыта чёрной кружевной вуалью, пряча отсутствие половины лица и глаза, а руки покорно сложены на груди. Рыжие волосы рассыпались по красной обивке будто лепестки лилейника, обвивая бледную, вывернутую шею покойницы. Мать отступит назад, с болью и слезами на глазах, отпуская дочку навсегда. Огромная яма, которая настолько глубокая, что кажется бездонной, примет в свои неощутимые объятья металлический ящик. Бесшумно упадут на гладкую поверхность белые фиалки, а за ними и горсть сырой земли, попадая на нежные лепестки растения. Первые капли дождя упали на землю, разлетевшись в стороны маленькими частицами. Всё яростнее зверствовал ветер, гуляя меж ветвей деревьев. Надрывно кричали вороны, вторя воздушному зверю. Сгустились над лесом грозовые тучи, став чёрными как смоль. Вдалеке гремели раскаты грома, предвещая о неминуемой буре. С надрывным рёвом по дороге мчалась красная легковушка, разрезая воздух и свистом проносясь около дорожного столба. Поворот. В боковом стекле на неуловимое мгновение мелькнул знак, ограничивающий скорость. Встрепенувшись, каркнула ворона, задрав клюв к затянутому тёмными облаками небу. Дождь значительно усилился, перерастая в сильный ливень за считанные секунды. Асфальт окрасился в чёрные тона, уйдя из серой гаммы оттенков. Жалобным треском отзывались хрупкие деревья, склонив ветви над шоссе под тяжестью мокрой листвы. Ветки словно обмотали цепями и приковали к дороге, зарыв металлические концы глубоко под толщу горных пород, заставляя деревья наклоняться всё ниже и ниже, грозясь обрушиться на проезжую часть. Пронзительный крик женщины слился с протяжным воем ветра, став его отчаянным продолжение. Оглушительный скрип колёс и рычание мотора разнеслись по округе, заглушив собой рокот грома, овладевший небесами. Душераздирающий вопль, резко обрывавшийся на предсмертном визге. И вот колёса машины с гулким хрустом дробят трахею, под резиной перемешивая изломанные куски костей и бронхи, на мокрой дороге оставляя их бурой субстанцией. Не сбавляя темп, легковушка продолжает ехать по трассе, потягивая по земле багряную полосу, состоящую из перемолотых хрящей, сухожилий и вен. Машина скрылась из виду, оставив после себя изуродованную тушку, частями вдавленную в шероховатый асфальт, частями вовсе раскатанную кровавым месивом по дороге. Чёрные перья осели на землю, вуалью накрыв обезображенный труп животного. Вывихнутые лапы с поломанными когтями пальцами вверх торчали из каши раздробленных суставов и перекрученных в фарш мышц, которые распластались на проезжей части. — Арина! — дрожащим голосом вскрикнула Виктория Тимофеевна, прижав трясущиеся руки к груди. — Господи Боже мой... — на выдохе произнесла она и в миг пересекла дорогу, заключив дочь в крепкие объятья. — Всё обошлось, всё в порядке, — нежно поглаживая девочку по волосам, шептала ей на ухо мама. Тёплые руки аккуратно касались шеи, затылка и спины, успокаивающе поглаживая невесомыми движениями. Но девушка вовсе не слушала, что ей говорят, она смотрела на изуродованный труп вороны и в её мыслях проносилось лишь одно — "На её месте могла быть я". Это она могла сейчас оказаться под колёсами автомобиля и с размозжённым черепом лежать под дождём, в предсмертных конвульсиях извиваясь переломанными конечностями и захлёбываясь кровью. Сейчас всё могло закончиться. Вот только почему она так отчаянно ринулась вперёд, ускользнув от пришедшей за ней смертью? Почему в преддверии окончания жизни, она поддалась инстинктам самосохранения? Отчего её руки трясутся, а сердце бешено колотится в груди, неужто животный страх овладел её телом? Ей страшно, до ужаса боязно, ведь это ей могло размолотить кости ударом об капот. Её могли колёсами вкатать в асфальт, в крошку перемолов хрящи и суставы. Но нет, она жива, она дышит и чувствует, как бешено бьётся в груди сердце, как саднят сбитые в кровь колени и как горят ладони со стёртой на них кожей, как стекает по ногам кровь и неприятно липнет к телу ткань джинс. Она осязает, как прохладный ветер скользит по волосам, развевая пряди в разные стороны. Слышит, как барабанят по листве капли дождя, после гроздями падая на землю, как грохочут грозовые тучи, извергая из глубоких недр ослепительные молнии. Края губ поползли вверх, формируя кривую улыбку на лице девушки. Оскал исказил миловидные черты, наделяя их пугающим безумием. Из приоткрытого рта вырвался хриплый смешок, перерастающий в истеричный смех. Согнувшись пополам, Арина облокотилась руками об колени, вцепившись длинными пальцами в израненные колени. Пряди волос спадали на глаза, пряча их маниакальный блеск. Рыжие локоны скрывали под собой пугающую гримасу, маской одетую на девочку.