— И пусть Великая Сёгун благословит этот брак, во имя вечного процветания клана Камисато и всей Инадзумы.
Гром. Бокал чуть колыхнулся в руке. Синхронно с первыми каплями дождя начались аплодисменты. По их окончанию молодожёны легко поклонились присутствующим.
— А теперь, уважаемые гости, время танцевать. — хлоп
ок, и зал до краёв заполнила музыка.
"
Позволите?" — иногда галантность мужчины поражала её. Расписавшись буквально несколько часов назад, он до сих пор считал необходимым обращаться к ней на "вы". Вызвав улыбку на лице избранницы, он подхватил протянутую в ответ руку и повёл её в центр зала. Сначала — традиционный танец молодожёнов.
Поклонившись друг другу, они принялись исполнять отточенную уже тысячи раз композицию.
— Уверен, что оставлять Паймон одну за столом — хорошое решение?
— Можем попросить её присоединиться, вот только вряд ли она захочет. В битве с крабом в масле у нас силы неравны.
Без легкого смеха у этой пары не проходило ни минуты, улыбки они носили будто поочередно, а глаза всегда чуть блестели при виде друг друга. Исключительно, безкомпромисно влюбленные.
"
Не иначе, пара с небес" — подобное можно было услышать от кого-угодно, хоть раз встречавшего дуэт вживую. Уникальные, невероятные. Безупречные.
Поворот.
— Тебя от грома передёрнуло. Всё нормально?
— Я лишь глубоко обеспокоен решением Сёгуна прервать мой тост. А ведь я столько репетировал, ты же знаешь.
Напускное спокойствие главы было на высоте. Оно служило ему столь долго и успешно, что окружающие списывали беспристрастность господина на дар для успешного исполнения обязанностей. Настоящим же подарком была Люмин, которая понимала его без слов. Но не успела она продолжить, как танец был окончен.
Поклон, и снова аплодисменты.
После первого танца полагалось принимать бесчисленные поздравления. Всего какую-то вечность. Не выходя из центра зала, пара принялась по очереди выслушивать пожелания и принимать подарки наиболее влиятельных гостей мероприятия.
Первая пара хвалила приём, вторая вручила пухлый конверт с цветами. К третьим мужчина перестал обращать внимания на лица, силясь попросту достоять до конца очередной части вечера.
— Господин, м...
...ой господин, мне уже некуда их класть, съешьте хоть один.
Камисато резко сщурился, с трудом разлепил внезапно свинцовые веки. Наконец-то взгляд зацепился за стоящего перед ним мужчину. Но тот уже закончил. Что ж, и на таких имеется управа: глава заново натянул фирменную улыбку. Та вышла ровно такой, какой задумывалась. Снисходительной, неоднозначной. Что приятно, гарантировала мгновенный результат — смущение соперника.
— Ох, простите, видимо, тароторю от волнения. Мои поздравления, столь миловидный союз стоило ожидать, и всё же!
— Неизмеримо вам благодарен.
— Прошу, примите. Лучшая партия нашого шоколада, х...
...отя бы один, я уже не могу!
***
— А я то думал, на моего покорного слугу можно положиться.
— Ух, вы невыносимы.
Неизвестно, как Томе удавалось из раза в раз терпеть это ехидство. Возможно, накал стабильно развеивал
его смешок. Такой элегантный, чуть хриплый, он казался домоуправленцу идеалом смеха. Нет. Он точно им был.
Если уж так подумать, Аято служил эталоном не только для блондина. Воплощение изящности и харизмы, старший Камисато всегда казался недосягаемым как для окружающих, так и в наиболее близких кругах.
К сожалению, одно лишь это не могло уберечь его персону от всеобщего внимания. На это весьма однозначно указывало неимоверное количество шоколада, подаренное молодому господину на День святого Валентина. А жаловался слуга именно на него.
Безразлично перебирая документацию благоустройства, Аято не глядя отмахивался от любой сладости, которые с таким усердием расхваливал блондин.
— А может ввести правило, что нельзя выражать симпатию к членам комиссии? — домоуправленец недобро свёл брови.
— Господин, напомню, вы самолично ввели этот праздник. Сами же приписали: "
Выражение самых тёплых чувств к любой персоне в этот день приветствуется и не смеет быть осуждено". Перенимать традиции, а потом каверкать их собственными прихотями — не очень соответсвует поведению главы трикомиссии.
"
Как точно он изучил указ?" — лёгкое недоумение всё же просочилось в растеряном взгляде Камисато. Отмену указа Сакоку просто необходимо было подкрепить, а что может ознаменовать открытие границ лучше, чем перенятие иностранных традиций?
Закон он подписал месяца полтора назад, вот только на скорую руку,
как и всё прочее в этой жизни зато насколько удачным он вышел. Многим пришлось по вкусу новое празднецтво. Возможность выразить свои чувства в наиболее открытой и очевидной, и тем не менее непрямой форме — так органично вписывалось в местную культуру.
Кто-то поговаривал, будто клан ввел торжество из собственной выгоды: хотели таким образом выражать симпатию к собственным возлюбленным. Разумеется, ни одного комментария на такие заявления общественность не получила.
— Я к тому, что праздник необходимо непрерывно улучшать. Вот если все сладости островов будут стекаться ко мне одному, согласись, выйдет нечестно.
Кабинет пропитался почти что искренним негодованием. Господин как всегда был прав. Однако не так сладок был вкус победы в словесной баталии, как обезоруженный вид Томы. Эти надутые щёки, сморщенный нос, поджатые губы ещё ни разу не смогли скрыть возмущение своего хозяина. Они же стали любимым развлечением
его хозяина.
Боевой настрой сбил цепкий взгляд Аято. За неимением иного выбора, мужчина прочистил вдруг пересохшее горло и продолжил.
— И всё же, если кто-то вами восхищается, не вижу причины удерживать их от подарка.
Зеленоглазый крайне аккуратно и терпеливо раскладывал коробки с многочисленными сладостями по полкам. То, насколько кропотливо он относился к любой, без исключения, работе, вызывало восхищение.
Уважение уважением, а не разыграть его было бы нарушением всех принципов внутренних
они Аято. А тут ещё и такой удачный повод.
— Раз на то пошло, — выжидая паузу, он отложил в сторону бумаги и слегка склонил голову набок. — где же шоколад от тебя, Тома?
Минута молчания.
Две.
Аято не думал, что такой невинный подкол выведет домоуправленца из строя. Точно этого он и добивался.
Господин длительно проверял, догадывался о влиянии на своего управленца. Каждая вторая шутка, лёгкий намёк или игривый подкол, вызывала у Томы смущение и замешательство. И как бы он не убеждал себя: каждое слово и жест Камисато были не более чем развлечением — получалось у него из вон рук плохо.
Внезапно запахло жареным. Буквально.
Проследив за витками дыма, Камисато остановил свой взгляд на поясе собеседника.
— Тома, горишь.
— А?
Выйдя из транса, парень принялся сначала тушить артефакт, затем глубоко и ровно дышать. Ни попытки взять себя в руки, ни утихомирить Глаз Бога не помогали. Плевал он на то, как полагалось вести себя в доме комиссии, лишь бездумно выпускал наружу истинные чувства зеленоглазого.
Тяжело вздохнув, как то полагалось делать в особо сложных ситуациях, господин решил-таки помочь бедному подчинённому.
— Тома...
Камисато подошёл к нему интимно близко. Провёл по своему Глазу Бога, вызвав необходимого размера каплю воды, и одним движением руки обволок ею горящую область. Пламя послушно потухло. Какая-то его часть.
Аято не спешил отнимать руку от пояса блондина. Мучительно медленно, через торс, ключицу и хвост, поднял взгляд на домоуправленца.
— Никаких пожаров в поместье.
Тома, бедный Тома. Чуть не кочнувшись к господину, слуга резко отскочил к двери. Уже закрывая её, протараторил:
— П-простите!
***
—
Аято.
Если бы шёпотом можно было кричать, такой бы была попытка девушки вырвать мужчину из дымки воспоминаний.
— Ясен день, что не всё в порядке, но я могу помочь. Я должна, ты сам говорил.
Он лишь вымученно улыбнулся. Выбор Люмин в жёны был один из успешнейших в жизни главы. Следовало относиться с большим уважением к неимоверной выдержке Путешественницы. Та первую половину ночи молча ждала, пока Камисато соберется с мыслями, а вторую внимательно вникала в каждое сказанное главой трикомиссии слово. Не говоря уже о том, что без неё самого празднества попросту не было бы.
— Прости.
С такой тяжестью в голосе он не мог позволить себе выражаться даже в безлюдном поместье. Даже в собственном. Что уж говорить о том, насколько неподходящей была обстановка сейчас.
Увести в сторону, отвлечь, дать передышку — голова блондинки разбухала от поиска решения. Но настал черёд второго танца.
Поклон.
Пара снова закружилась, на этот раз, в вальсе. Традиционную музыку сменили скрипки и фортепиано. Гости были заворожены танцами, ненадолго ослабив внимание к молодожёнам. Пойдя навстречу один единственный раз высокие ноты скрипок отлично скрывали перешёптывания.
— Аято, отойдем всего пару минут. Я помочь хочу. — Камисато механически шагал отработаными квадратами, успешно выводя жену из себя. — Больше года прошло, с чего твоя гордость обострилась именно сейчас?
Он наблюдал за Паймон, которая сейчас танцевала в паре с Итто. Пыталась научить неуклюжего они фонтейнским движениям. Тот старался, повторял. Однако брать пример с парящей спутницы, когда сам еле мог развернуться на одном носке, было задачей непосильной. Практика помогла бы. Вот только она одна не могла гарантировать результат.
Чувство. Ритм мелодии. Характер танца были ему чужды. От того, практикуйся он хоть год, хоть два, всё равно бы уступал уроженцу тех земель, где вальс считался не просто танцем. Частью жизни.
Наконец музыка стихла.
Аплодисменты, точно гвозди, врезаются в голову.
С удивительной выдержкой дослушав комментарии к чудесной планировке мероприятия, он поклонился Люмин. И молнией вылетел из зала.
