Вместо котика, или Несвятой Валентин

Валентин сидел в кабинете психолога. Обязан был, после того, как стрелял в человека, хоть сколько хочешь доказывай: мол, он был маньяк и я ни о чём не жалею, и вообще я в полном порядке. Порядок был, разумеется, совершенно не полным, только вот не из-за гражданина Ёжикова. А из-за того, о чём лейтенант Широков совершенно не собирался распространяться. А ещё он никак не ожидал, что психолог окажется молоденькой девочкой, наверно, моложе него. Правда, с кольцом на пальце и заметным животиком. Вот это почему-то не только смутило, но и как-то вдруг, по-особому встревожило. Почему – он тогда не понял. Только задумался: ну вот что она тут делает? Даже если не видит своими глазами кровь, грязь, всё, что может сделать человек с человеком, – слушать об этом само по себе… Кошмары обеспечены. Хотя, может, не так к ней и много ходят, и ей просто скучно. Вон как глаза блестят.  – Валентин, а вы любите людей?  – Н-неожиданный вопрос. Так-то – очень…  – Вы поэтому и пошли в полицию? Служить и защищать, как скажут в Америке?  – В основном. Я ещё из династии, от меня другого не ожидалось.  Тут Широков ожидал, что девушка Елена тоже помянет своё родство с известным генералом, но она только кивнула: – И как, не разочаровались? Правда ведь, любить людей сложно?  – Правда. И ладно ещё таких маньяков, как Ёжиков, я даже если был бы верующим, не смог бы простить, наверно. Даже мёртвому. А вон… – и тут Валентина прорвало. – Квартирная хозяйка Александры Ивановны. Выжила. Да подполковник Кушнир ей жизнь спасла, и никакой благодарности! Наоборот, эта… нехорошая женщина… ещё хочет с Александры Ивановны денег! За то, что мы все устроили в её квартире проходной двор, смертоубийство и причинили материальный ущерб! А ничего, что она сама отдала Ёжикову ключи от своей драгоценной жилплощади? Что она продала Александру Ивановну за кусок секса… Простите.  – Ничего. Я в курсе, что люди занимаются сексом. И даже иногда извращённым. И я прекрасно понимаю ваше негодование. Скажите, Валентин, я могу быть уверена, что вы не застрелите эту даму?  – Что греха таить, мне очень хочется. Была бы мужиком, хоть морду можно было бы набить, чтобы больше не лезла. А так – вот даже не знаю, как её окоротить в рамках закона.  – А с подполковником Кушнир вы это обсуждали?  – Пока нет. Ей и так несладко. Да и что я скажу? «Александра Ивановна, а хотите, я ей голову оторву?»  – Очень показательная оговорка, Валентин. Говорит о вашем желании бросать к ногам объекта головы врагов.  – Она не объект!  – Она ваша начальница. И от этого всё стократ хуже, понимаю. Единственное, что вы можете, это работать лучше всех и быть постоянно на подхвате. Прикрывать, спасать, оберегать.  – А разве это плохо для дела?  – Нет. Но мой вам совет – пусть это для вас и будет только делом. Иначе вы однажды переусердствуете и кого-нибудь прибьёте. И потом…  – Да знаю. Потом все будут говорить, что в полиции злоупотребляют полномочиями, выбивают признания, что с такими защитникам никаких врагов не надо… Я бы бросил тень на всех и сам бы вылетел.  – Прекрасно, что вы это понимаете, Валентин. Прошу, делайте только то, что должны. Вам же всё равно не светит.  Широков сжал кулаки и шумно втянул в себя воздух. Всё ещё хуже, но об этом он не стал бы рассказывать даже на исповеди, не то что штатной психологине, тем более беременной. Ему могло «светить», ему предлагали – да вот только так, что взять не мог.  – Я знаю, вам тяжело, – добавила Елена Николаевна, а скорее просто Лена, – но пусть это состояние будет вам подспорьем, а не бременем. Как сказал классик – за безнадёжную любовь держатся, потому что уж она не обманет. А там встретите кого-нибудь и…  – И как в том сериале? Мол, тебе пора двигаться дальше и наплодить маленьких Рипли? И буквально в той же серии сержанта Рипли и застрелили. Потому что ну что ещё делать с собачкой шефа, переполненной чувствами?  – Валентин, я тоже это смотрела. Вы, по-моему, проецируете, там и шеф-то мужчина, и сценаристам нужно было показать нам его, то есть главного героя, в состоянии жестокой утраты, они там на Би-Би-Си любят, чтобы мы рыдали, ели стекло горстями и неделями не могли прийти в себя от несправедливости. Так что это не чтобы оборвать линию о безнадёжных чувствах. Просто позиция младшего напарника в художественных произведениях одна из самых уязвимых.  – Вот именно! – от её спокойных рассуждений Широков только больше бесился. Она экранируется, как-то ухитряется не допускать страшные переживания к себе и ребёнку, а он…  Лена явно читала по его лицу: – Валентин, пообещайте мне, что не станете лезть под пули. Хотя бы когда этого можно будет избежать.  – Нарочно – ладно, не буду. А так – не знаю. А вы поговорите с Александрой Ивановной?  – Обязательно. Если на приём затащу.  – Помочь?  – Спасибо, пока погодите. 

* * *

Кушнир очень не хотелось вслед за маньяком называть свою бывшую квартирную хозяйку коровищей. У тётки и так была прекрасная фамилия – Плеснявая. И вот сейчас Александра тащилась к ней на назначенную встречу. Разумеется, в садистски неудобное время. Ехала на такси, чтобы лишний раз не напрягать Валентина. Не смотреть ему в спину, не чувствовать висящей между ними неловкости. Не ворчать о пустяках, боясь ляпнуть что-нибудь о главном… Гражданка Плеснявая была дома. Точнее, на пороге, потому что на крыльце у неё сидела и охала, держась за поясницу, какая-то молоденькая беременная девчушка. А сама Тамара Плеснявая стояла над ней, уперев руки в боки, и орала так, что Александра издали услышала: – Пошла отсюда, шалава, дома сидеть надо, если нагуляла, или ты ноги раздвигала тоже под забором? В этот момент Кушнир вышла из машины и смогла уловить и ответ: – Вообще-то я замужем… И сейчас просто пять минуточек посижу и пойду… – Гражданка Плеснявая, – не удержалась Александра от ужасного «ментовского» тона, – как вам не стыдно? А если вы девушку доведёте и она у вас тут шестимесячного родит? Или вы тогда тоже будете с неё деньги просить за то, что крыльцо вам обсвинячила? Простите, – это уже беременной, – с некоторыми по-другому нельзя. – Вот они, менты поганые, – тут же переключилась со своим возмущением Тамара, – должны нас защищать, а сами… Что, если женщина одинокая, мужа нет, детей нет, так её оскорблять можно? За человека не считать? Нет у нас статьи за то, что первому встречному не помогаю! Скажете, женская солидарность? А у вас у самих-то её много? – Сколько надо, вся при мне, – отрубила Кушнир. – А вот за оскорбление сотрудника органов статья есть, и свидетель тоже есть. Девушка, давайте встать помогу. Тамара Михайловна, пропустите нас в дом. Сядем, запишем всё, поговорим. – Я помогу, – улыбнулась беременная, опираясь на руку Александры. – Но за меня не переживайте, мне уже нормально, и я не обиделась. Уважаемая Тамара Михайловна просто считает, что весь мир ей должен. За её отсутствующую личную жизнь. – Ах ты сопля, у тебя небось муж богатенький и тебе всё можно? Ладно, проходите обе, сейчас разберёмся, кто из нас холоп! Включая полицию. Чаю Плеснявая, конечно, не предложила, даже водички не налила, так что этим Кушнир занялась сама. Поставив стакан в том числе и хозяйке, а то ещё лопнет от злости-то! А новая знакомая, хотя имени своего она пока и не называла, тем временем говорила: – Тамара Михайловна, а зачем вам столько денег? Кому вы их оставите? – Не ваше дело. Зачем обязательно оставлять? В Египет вон съезжу, в Турцию… Хотя из Геленджика в Турцию? Нет, лучше в Италию, а ещё лучше – в Китай поеду! У них там настолько женщин не хватает, что… – А тут вы и с деньгами, – не удержалась Александра. А девушка поддержала: – Ну а в самом деле, давайте в рамках женской солидарности скинемся Тамаре Михайловне на поездку в Китай! И разойдемся без претензий. – А это мысль, – протянула Кушнир. – Потому что по закону вы мне вчинить ничего не можете. И если дело дойдёт до суда, то там быстро выплывет, что ключи покойному гражданину Ёжикову вы передали сами. И тем самым поставили меня в опасную ситуацию. А если на суде вас спросят, почему вы не поинтересовались, зачем ему ключи, то вам придётся врать. Признавая при этом: вас совершенно не волнует, что собрался делать на вашей жилплощади человек, которого вы видели первый раз в жизни. А если вы не захотите врать и попытаетесь объяснить, почему вам было всё равно, то выплывут кое-какие интересные подробности. Тамара почти взвыла: – Такой мужчина был, вы бы тоже не устояли! – Вот вы даже не представляете, о чём сейчас говорите! Простите, – Саша повернулась к невольной свидетельнице, – а не подскажете, как вас зовут, а то неудобно, и у нас сейчас такая тема пойдёт, может, вам не стоит? – Я Лена. И можно я всё-таки послушаю, а то ж спать не смогу… Хотя всё же хорошо закончилось? – Ну, как сказать. Очень приятно, а я вот, – Кушнир показала удостоверение. – Ну что ж, Тамара Михайловна, вы, разумеется, не могли знать, что Ёжиков серийный насильник. Суд над ним был очень давно и в Москве. И, насколько я поняла, с вами он себя повёл не как насильник? – Да, – Плеснявая чуть не всхлипнула, – он был очень даже… Ну, на рожу стрёмный, так на безрыбье… Да, на комплименты время сильно не тратил, облапил, как медведь, но мне даже нравилось. Я прямо жутко хотела, чтоб всё скорее случилось, у него ещё пальцы такие холодные были и как будто смазаны чем-то, пахло арабским маслом. Он трогал – и мне казалось, вот прямо тут и улечу. Но не улетала. А как про ключи сказала, сама не поняла, а он мне раз – и подушку на лицо, я забилась… И больше ничего не помню. Пока менты не подъехали… То есть, извините, доблестные, компетентные сотрудники полиции. Правда, они мне дверь сломали… – Тамара Михайловна, вы простите, что я смеюсь, – Александра закрыла рот рукой, и правда давясь смешками, да и Лена не отставала, – ничего в этой ситуации смешного нет, вас грязно использовал подонок… – И не трахнул даже, скотина! – взвыла Плеснявая. – И правда, девки, хорошо, что я вам рассказываю, а не в суде при чужих мужиках, а как жить, если не расскажешь! – Конечно, конечно, – закивала Лена, – обязательно надо выговориться! – Ну так вот, Тамара Михайловна, если бы мои подчинённые не сломали вашу дверь, то вы могли бы успеть задохнуться. Вы так мало цените свою жизнь? – Да это ж разве жизнь? Это не жизнь, а жестянка какая-то! Пустая и с помойки! – То есть мне не стоило за вас переживать? – осведомилась Кушнир голосом сладким, как её любимые пирожные. – И отправлять к вам на квартиру оперативников? – А это вы их отправили? – Да. Я бы не стала в этом признаваться, нормальные люди творят добро втайне, но… – Но я вас, видимо, заколебала. Вы, значит, беспокоились за человека, который вас подставил и вообще, что греха таить, не питал к вам добрых чувств… Защитили меня, как защитили бы любого в нашем городе, да? А я не просекла, как меня спасли, я сперва думала только о сексе, кажется, даже операм чего-то наплела… А потом так обозлилась, решила – ну пусть будет хотя бы скандал! Или денежная компенсация. Или и то, и другое. – Да я вас не виню. Этот Ёжиков… он не только воспользовался вашим одиночеством, но и усилил эффект какой-то дьявольской химией. Он и тогда, давно, делал так же. Кстати, а эффект быстро прошёл? – До сих пор не прошёл! Так мне что, можно себя не винить? – Винить себя, – мягко вклинилась Лена, – вообще неконструктивно. Это не вы, Тамара Михайловна, хотели бы близости с первым встречным и любой ценой. Это всё маньяк и его зелье. Желаю вам удачно съездить в Китай и быть там пооглядчивее. А то вы, уж извините, своим поведением транслируете вредный стереотип из анекдотов, которые уж не знаю кто придумывает, про «меня сегодня в подворотне изнасиловали, завтра опять пойду». А потом мужчины думают, что мы все этого хотим и только для виду ломаемся, чтобы потом «не виноватая я, он сам пришёл». И этот сон разума порождает вот таких вот Ёжиковых. Ну что ж, приятного вечера, Тамара Михайловна, отпишите попозже Александре Ивановне, когда определитесь с нужной на поездку суммой. Улыбайтесь почаще и не обзывайте малознакомых людей! Хотя знакомых тоже не надо. Лена поднялась, Саша следом. Встала и Плеснявая, их проводить. – Да не надо мне ваших денег, – всхлипнула она, как пьяная. – Мент, мент и ещё на рубль – козёл! То есть коза. С этими словами она захлопнула дверь за обеими. Александра отметила, что новый замок у неё опять из серии «само защёлкнется». – Ну что за человек, – не удержалась Кушнир, – ну ничему жизнь не учит! Хоть бы не понадобилось снова дверь ломать, если попадётся какому-нибудь… И даже спасибо не сказала и не извинилась, хотя это ладно. – Да я понимаю, обидно, но по крайней мере, как я поняла, вы ей больше ничего не должны. – И вы тоже, или вы и не собирались на самом деле деньгами участвовать? – Ну почему, собиралась, хоть и надеялась, что до этого не дойдёт. – А где бы я вас нашла? – спросила Александра уже с откровенным подозрением. – Да что меня искать. Разрешите представиться – Елена Николаевна Мелешко. Штатный психолог Управления, – девчонка обезоруживающе улыбнулась, уверенная в своей безнаказанности. – Пойму, если вы мне тоже спасибо не скажете, но надеюсь ещё встретиться в другой обстановке. – Машину я вам поймаю, но… – Александра Ивановна, я должна быть уверена, что вам можно возвращаться к работе. – Да можно, всё мне можно! Вы же подписали допуск Широкову! – Подписала. Он мне клятвенно пообещал больше не действовать импульсивно без крайней необходимости. И, кстати, очень просил, чтобы я с вами поговорила. – Но вряд ли он вас просил учинить эту провокацию. – Подполковник Кушнир, если бы я не учинила эту, как вы выразились, провокацию, – вряд ли кто-нибудь удержал бы лейтенанта Широкова от неадекватных действий в адрес гражданки Плеснявой. Просто он не мог придумать, как избавить вас от её претензий, а я придумала. – Ох ты ж ёж вяленый!.. Предполагаемая родня генерала Мелешко рассмеялась: – Извините. Меня все стесняются и так креативно при мне выражаются… Я коллекцию собираю. Хотя, как вы и говорили этой Тамаре, на самом деле это не смешно. Это показывает, что вы в страшном стрессе, хоть виновник его уже и мёртв. Мы с вами должны это проработать. – А… сколько вы знаете? Вы что же, видели то видео? – Нет, мне его не разрешили смотреть. Я ещё маленькая и вдобавок беременная… Да и в любом случае я лучше смогу вам помочь, если вы мне сами расскажете столько, сколько сочтёте нужным. – А остальное вы из меня выцарапаете, ага. Ладно, ловим машину и едем на службу.