***
— Подарок, — говорит Ван Чжи почти незаинтересованным тоном. Почти, потому что Дин Жун видит, как он закусывает губу, «лениво» читая последние отчёты. Дин Жун наклоняет голову и смотрит на деревянный сундук, стоящий перед столом Ван Чжи. Он выглядит совсем просто, ничего примечательного. Странный выбор подарка, но Дин Жуну действительно нужно больше мебели для хранения в его рабочем кабинете, и он ценит полезные вещи. — Спасибо, командующий. Дин Жун наклоняется, чтобы взять сундук, но когда он поднимает его, то слышит, как внутри что-то гремит. Хм… Значит, подарок — это то, что находится в сундуке. Дин Жун раздумывает, положить ли его обратно и открыть сейчас, или, может, отнести к себе и посмотреть уже там. Он выбирает первое, поскольку Ван Чжи решился вслух назвать это подарком и вызвал Дин Жуна, чтобы самому вручить его, а не просто отправил к нему в кабинет. Он аккуратно ставит сундук на скамью. — Ван Чжи дарит этот подарок. Не командующий, — сидя за столом, мягко произносит Ван Чжи. Вот как… Нервный ком подступает к горлу, но Дин Жун проглатывает это давящее ощущение. Он нерешительно прикасается к замку на сундуке и обдумывает значение слов Ван Чжи. Значит, это личное. Интимное. Это для Дин Жуна и только для Дин Жуна. Не заместителя командующего Западной оградой. Только для него. Он отпирает замок и открывает крышку. Дин Жун, должно быть, ахает, потому что отдалённо слышит, как Ван Чжи издаёт короткий смешок. Дин Жун смотрит в его сторону — Ван Чжи изо всех сил пытается не ухмыляться, но уголки его губ подрагивают, а на лице проступает приятный румянец. Его взгляд всё так же прикован к отчётам, и это те самые документы, на которые он смотрел ещё с самого прихода Дин Жуна. — Мне показалось, это составит хорошую компанию змее и стервятнику в твоём кабинете. — Командующий… — Дин Жун осекается, поправляет себя. Его голос звучит тихо, и он сосредотачивается на щелчке замка, когда снова закрывает сундук. — …Ван Чжи, спасибо.***
Пока срочных дел нет, так что Дин Жун сразу же начинает работать над подарком. Он в спешке освобождает свой стол, но всё же находит время, чтобы расставить всё по местам. Он зовёт своего помощника, который осторожно высовывает голову из-за дверного проёма мастерской. Дин Жун велит ему принести верёвку, клей и гвозди. — Верёвку? — с любопытством переспрашивает помощник. Дин Жун бросает на него такой взгляд, что тот поспешно убегает. К сожалению, в Западной ограде спокойные времена большая редкость. На следующее утро Дин Жун спешит вслед за Ван Чжи в повозку. Его глаза жжёт и они слезятся от яркого утреннего света, к тому же, он едва не ударяется головой о верхнюю перекладину у входа. У них срочное дело в Министерстве труда, но у Дин Жуна руки чешутся вернуться обратно в мастерскую и продолжить собирать свой подарок. Он ещё не ложился, слишком возбуждённый и взволнованный, чтобы думать об отдыхе. Он осознаёт, что в нетерпении покачивает ногой и постукивает каблуком ботинка по полу, только когда Ван Чжи твёрдо кладет руку на его колено. Дин Жун бормочет извинения — он в курсе, что шум и дёрганье ужасно раздражают Ван Чжи. Однако тот не кажется недовольным, наоборот, он выглядит очень приветливо. Его улыбка хоть и слабая, но вполне заметная. «Подарок», — сказал он. Дин Жуну тотчас вспомнилась позапрошлая ночь, когда Ван Чжи тоже так же едва уловимо улыбался. Это было предназначено ни для кого кроме него. Дин Жун помнит, как в слабом свете догорающих свечей Ван Чжи, опираясь на локти, откинулся назад, а он целовал мягкие изгибы его живота. Ван Чжи знал, что нужно наклонить голову в сторону и именно так улыбнуться, чтобы заставить Дин Жуна лишиться последней капли самообладания. Дин Жун покраснел при воспоминании о том, каким полностью потерянным был тогда. Да и сейчас. — Ты закончил с подарком? — спрашивает Ван Чжи. Дин Жун отрывается от своих мыслей и отрицательно качает головой. Клей закончился незадолго до рассвета, а его помощник как раз где-то сейчас должен принести ещё. — Кто это? Ван Чжи ухмыляется и берёт руку Дин Жуна в свою. Он проводит по ладони так легко, что это касание едва ощущается. — Ван Чжи, — тихо шепчет Дин Жун. Он наблюдает, как Ван Чжи ёрзает на своем месте на скамейке, придвигаясь ближе к нему. Дин Жун пользуется возможностью сжать его руку крепче, увереннее. В его ладонях руки Ван Чжи такие тёплые и маленькие. — Ты догадаешься, — смеётся Ван Чжи. — Он был значим для нас. — Для нас? — повторяет Дин Жун, и Ван Чжи изображает запечатывание губ, давая понять, что больше ничего не скажет. Это совершенно детский жест, но он вызывает у Дин Жуна прилив такой всепоглощающей нежности. Ван Чжи точно знает, как поддразнить и задобрить Дин Жуна, как обойти его защиту и подарить настоящий комфорт.***
Он находит ответ между четвёртым и пятым ребром. Первой подсказкой послужили плохо сросшиеся локтевые суставы правой руки. Оба эпифиза нижней части руки были сломаны, будто её переломили пополам. Следующим признаком было рассечение на левой руке, не слишком глубокое, но вполне ощутимое, если провести по нему пальцами. Будто кто-то поднял руку, защищаясь от клинка. Ну а ответ? Он прямо здесь — там, где должно быть сердце. Дин Жун осторожно прикасается к выемкам. С благоговением. Он хорошо помнит лицо этого человека, хотя прошёл уже год. Никогда не забудет, как потускнели его глаза, как жизнь покидала его тело, как кровь вытекала из ран. Ван Чжи тогда, к счастью, не пострадал, но на его коже каким-то образом оказалась кровь. Дин Жун обхватил ладонями его лицо — кинжал всё ещё был глубоко в груди убийцы — и Ван Чжи приподнялся на носочках, чтобы поцеловать забрызганные алым губы Дин Жуна. — Догадался? Дин Жун поднял глаза от скелета и увидел стоящего в дверном проёме Ван Чжи. Помощника Дин Жуна нигде не видно, а от догорающих свечей на столе расплылись лужицы воска. Как долго он там стоял? — Да, — с трудом дыша, едва слышно отвечает Дин Жун. В тусклом свете мастерской он видит только Ван Чжи. Его волосы свободно перекинуты через одно плечо, и он одет лишь в тонкий шёлковый халат. Прежде чем Дин Жун успевает встать, Ван Чжи отталкивается от стены и обходит стол, чтобы оказаться рядом. Он накрывает руку Дин Жуна своей, проводит кончиками пальцев по острым краям кинжала. Ошеломлённый Дин Жун вынужден закрыть глаза и вспомнить, как заново дышать. Он был первым. Первый наёмник, совершивший покушение на Ван Чжи. Первая жизнь, оборванная рукой Дин Жуна. Причина их первого поцелуя. — Я лишил тело плоти, — голос Ван Чжи низкий, дыхание, касающееся уха Дин Жуна, тёплое. Его веки всё так же сомкнуты, пока Ван Чжи направляет его ладонь к правому локтю, проводит кончиками пальцев по сломанным конечностям, сломанным Дин Жуном в сражении за жизнь Ван Чжи. — Затем кости варили день и ночь, — он обхватывает руку Дин Жуна, проводит пальцами по их поверхности, дабы ощутить, насколько они гладкие и чистые. Нет ни жира, ни малейших остатков. Только чистая, гладкая кость. Когда Ван Чжи касается губами его уха, тело Дин Жуна прошибает дрожью. — Потом… — Ван Чжи тихо смеётся, и Дин Жун чувствует, как тот сильнее прижимается к нему сзади. Он ослабляет хватку на руке Дин Жуна и вместо этого мягко обнимает его за плечи. — …я приказал скормить мясо собакам. — Ван Чжи, — слабо вырывается из его горла. Открыв глаза, он поворачивает голову и ловит ответный взгляд, который Дин Жун может описать не иначе как… Любовь. — Прошёл год, — хрипло шепчет он. Ван Чжи убирает руки, и Дин Жуна тут же охватывает тоска. Он незамедлительно поворачивается в кресле, чтобы снова поймать ладони Ван Чжи. — Ровно год. Ван Чжи опускает взгляд, словно не в силах признать собственную сентиментальность. Он начинает смеяться — сдавленно, робко, зная, что Дин Жун очень пристально наблюдает за ним: — С тех пор мы убили ещё несколько десятков человек, не так ли? Дин Жун сжимает руки Ван Чжи, собираясь обнажить душу. — Жун-эр, — резко говорит Ван Чжи и признание умирает на его губах. Ван Чжи не нужны слова, чтобы понять, на что Дин Жун готов пойти ради него. Ради них. Он видит, как в уголке глаза Ван Чжи скапливается слеза. Поза Дин Жуна немного смягчается, будто у змеи, склонившейся перед своим заклинателем, и Ван Чжи расслабляется в ответ. Он прижимает одну руку к щеке Дин Жуна и улыбается, когда Дин Жун поддаётся на встречу его прикосновению. — Уже довольно поздно. Пойдёшь спать? При упоминании о сне тело Дин Жуна заныло. Он всегда так себя чувствует, когда поглощён работой; часами сидит за столом, экспериментируя с тем или иным, и только когда Ван Чжи зовёт его, он прерывается. — Осталось ещё несколько фрагментов, сяо Чжи, к тому же, мне нужно закрепить зубы клеем… Прежде чем Дин Жун заканчивает поток отговорок, Ван Чжи распускает завязки на своём ночном халате и позволяет тому свободно упасть на пол у его ног. Дин Жун замолкает. Ван Чжи выгибает бровь, будто бы спрашивая: ну а теперь ты пойдёшь спать? Дин Жун в мгновение ока оказывается на ногах, подбирает халат и обратно накидывает на плечи Ван Чжи, а затем поднимает его на руки и несёт. — И ты посмел так держать своего командующего, Жун-эр? — звонко и счастливо хохочет Ван Чжи. Дин Жун заверяет, что никогда бы не стал обращаться со своим начальником таким неподобающим образом. — Однако я бы с радостью отнёс моего сяо Чжи в его покои, чтобы там всячески ласкать его и ублажать. Он перехватывает Ван Чжи поудобнее и почти закидывает его через плечо, отчего тот издаёт очень неподобающий вопль.