Гермиона
На аукцион Гермиона выбирает синее платье и белую треугольную шляпку: такие сейчас в моде, хотя и не совсем удобно сидят. Шляпка — подарок Айрис, а Айрис дурного не посоветует. Констанция помогает ей затянуть шнуровку потуже и натянуть белоснежные узкие перчатки, скрывающие шрам. — Вечером снимем мерки для ваших новых платьев. — Констанция смотрит на нее одобрительно. — Красный шелк восхитителен, мисс, а розовый и бледно-зеленый атлас очень подойдут вашим глазам. — Красный шелк? — Да, мисс. Я обнаружила его вместе с остальными тканями вчера вечером. Ума не приложу, откуда он взялся, но думаю, мисс Пруэтт решила, что вам необходимо побольше нарядов на случай, если его величество пригласит вас на аудиенцию. Гермиона пожимает плечами, бросая короткий взгляд из окна на тренирующихся в саду Снейпа и Кастора. Пока что король пригласил их в театр, прислав через лакея лучшие места в ложе бельэтажа. Спектакль дают завтра вечером, и ей не терпится на него попасть. Приоткрыв створку, Гермиона весело замечает: — Господа, я вас ненадолго покину. Встречаюсь с мисс Пруэтт на ленче и, возможно, после прогуляюсь за покупками. Снейп делает знак шпагой, прося Кастора остановиться, и оба мужчины смотрят на нее снизу вверх: Кастор улыбается, Снейп, напротив, недовольно поджимает губы. С того самого дня, когда ей приснился кошмар и она не раздумывая бросилась в его объятия, отношения между ними неуловимо изменились. Неуловимо — потому что Гермиона ощущает это лишь внутренним чутьем и не может подобрать слова или увидеть эту разницу в реальности. Спускаясь по лестнице, она встречает Снейпа на нижнем пролете. Рукава его рубашки закатаны, в руке — шпага, волосы растрепаны, и сам он часто дышит, устав от сложных движений. Гермиона делает невозмутимое лицо, справляясь с желанием улыбнуться ему. Снейп тихо произносит: — Я вас очень прошу быть осторожной и держать себя в руках. — Обещаю, сэр, в этот раз я не улечу на драконе. Снейп приподнимает брови. — Вы летали на драконе? — Украв кое-что из Гринготтса. К сожалению для меня и к счастью для дракона, выход был лишь через крышу. Снейп кривит губы, и в его черных глазах мелькает любопытство. — Расскажете, если захотите, — произносит он и, чуть помедлив, добавляет: — Удачи. Чайный салон "Роза Тюдоров" встречает ее запахом цветов. Айрис, вероятно, задерживается, и Гермиона садится за небольшой столик с витыми ножками у окна, рассматривает салон и его посетителей. Стены обиты шелковыми тканевыми обоями с зелено-розоватым узором из цветов, посреди которого прячутся фиолетовые птицы. Дамы, которых в салоне больше всего, одеты изысканно, и их манеры не оставляют сомнений об их высоком социальном статусе. — Чего изволите, мисс? — Чай, набор пирожных и две чашечки шоколада. — Гермиона вежливо улыбается девушке в цветочном платье. — Я ожидаю одну даму. Девушка делает легкий книксен и тут же исчезает в другой комнате. Дамы напротив Гермионы обсуждают невероятный вкус сливочного масла с пряными травами, намазывая его на булочку. Насладившись им, они переходят к теме любовницы герцога Пембрука, что осталась без средств к существованию после его убийства, а затем, понизив голос, делятся новостями еще о трех похищенных девушках. Айрис успевает как раз к шоколаду, который приносят в небольших фарфоровых стаканчиках. Она, как всегда, яркая и шумная, в лиловом платье и голубой треугольной шляпке с пером. — Я рада видеть, что вы выздоровели и хорошо выглядите, дорогая. Вам понравился мой атлас? Великолепный, правда? — Восхитительный. — Гермиона пробует шоколад, улыбнувшись. Восемнадцатый век так легко и незаметно привил ей желание иметь платья, ленты, веера, шляпки, ботиночки и прочие приятности, которые в Лондоне двадцать первого века мало ее интересовали. — А красный шелк — особенно. Такой насыщенный, глубокий цвет. Айрис смотрит на нее удивленно. — Красный шелк? Позвольте, не моих рук дело, но, признаться, тот, кто вам его прислал, отлично разбирается в вашей внешности. Красный будет смотреться на вас невероятно дерзко... Какой восхитительный шоколад! И до чего чудесный салон! Я вижу у окна леди Гамильтон, пойдемте, я вас представлю. Эта дама — жена камергера его величества. Гермиона смущенно склоняет голову перед пожилой дамой, роскошно одетой в зеленый шелк с длинными кружевами на рукавах. Три нити крупного жемчуга спускаются на корсаж с морщинистой шеи, а на пальцах, располневших от возраста, блестят изумрудные перстни. — Милочка, вы сегодня приятно свежи. — Леди Гамильтон томно поворачивает к ним голову. — Позавчера я видела вас печальной. А кто это с вами в такой красивой шляпке? Неужели треугольники снова входят в моду? — Мисс Гермиона Грейнджер, ваша светлость. — Гермиона смущается, и леди Гамильтон тут же достает лорнет и пристально разглядывает ее с минуту. Ее худощавая спутница с заостренным подбородком — очевидно, компаньонка — равнодушно наблюдает за жизнью за окном. — Хороша. Весьма хороша. — Леди Гамильтон откладывает лорнет и обращается к Айрис, словно Гермионы не существует. — Фигура, волосы, плечи, но особенно глаза — они смотрят бесстрашно, слегка с вызовом и любопытством, но без заискивания, которое я так не люблю. Что-то необычное, а двор любит необычное, и его величество особенно. Будьте осторожны, дитя. Эти слова уже обращены непосредственно к Гермионе, и та, вновь поклонившись, возвращается за столик вместе с Айрис. Некоторое время они молча наслаждаются шоколадом, чаем и пирожными: вкус блюд настолько приятен, что никто не рискует омрачить его разговором. И все это настоящее, никаких добавок, изобретенных хитроумными кондитерами и технологами в двадцатом веке. Невероятно! Отодвинув фарфоровое блюдечко с изображением райской птицы, Айрис садится поближе к Гермионе и тихо произносит: — Вы, возможно, еще более несведущи в делах любви, чем я, но я все же спрошу: что должен чувствовать человек, который действительно любит? Как ему понять, что это не пустое мимолетное увлечение и любовный азарт, что пройдут по весне? Гермиона несколько секунд сосредоточенно мешает ложечкой остатки шоколада, ощущая на себе отчаянный взгляд зеленых глаз Айрис. Каждая женщина задавала себе этот вопрос в один из периодов своей жизни. — Очень трудно, наверное, невозможно не то что ответить на ваш вопрос кратко, а даже попытаться облечь мои мысли в слова так, чтобы они смогли вам что-то объяснить. На мой взгляд, любовь — самая сложная и одновременно самая простая вещь на земле. Она приходит незаметно, но неожиданно, и в какой-то момент вы вдруг понимаете, что вам нравится в человеке все, включая всяческие недостатки. Вам не хочется их исправить, вы принимаете их как часть того, кто вам нравится, потому что вы сами неидеальны. Как древнегреческие статуи в музеях — они не перестают быть прекрасными, хотя у некоторых утеряны носы, у других — руки или ноги, у третьих — глубокие трещины и вмятины. Вам нравится запах — знаете, что для каждого Амортенция пахнет по-своему? Моя когда-то пахла... неважно, но вы понимаете? Айрис неожиданно смеется, но ее глаза остаются серьезными. — У вас такое лицо, будто вы сами внезапно что-то осознали. Но продолжайте, прошу вас. Гермиона чувствует, как ее щеки начинают гореть, но она заставляет себя выдохнуть и отогнать назойливую мысль о том, что ее Амортенция теперь пахнет крепким кофе с привкусом мяты, настойкой можжевельника и терпкостью аниса, остающейся легким ароматом на пальцах, и соленым ветром Дувра. — И вам, разумеется, хочется прикасаться. А если прикоснуться невозможно, то вы кожей ощущаете его присутствие возле вас, и у вас бегут мурашки. И, разумеется, появляется желание сделать его счастливым, забыв о своем эгоистичном "я", желание не побеждать в спорах, а искать точку понимания. Это то, что присуще женщине, на мой взгляд. Мужчины менее жертвенны, их "я" и "я хочу" сильнее, и иногда их желания сиюминутны, и ими руководит совсем не голова. Но я одно знаю: если они любят, они осушат моря и сравняют горы с землей. Любящий мужчина действует, а не говорит. Айрис отклоняется на спинку стула и задумчиво склоняет голову набок. В эту минуту она сама напоминает райскую птицу, которая потеряла путь домой. — Я не ожидала, что вы ответите так серьезно и открыто. Тогда скажите мне — может ли женщина отдаться мужчине, не имея надежд на замужество и обрекая себя на общественное порицание, если она уверена, что любит его? В голове Гермионы эхом проносятся вопросы Молли о том, когда же они с Роном наконец поженятся. Гермиона всякий раз пожимала плечами, говоря, что им и так хорошо: не скажешь ведь, что Рону было невероятно лень все организовывать. — Как бы сильно женщина ни любила мужчину, в некоторых случаях она должна любить себя больше, — тихо замечает Гермиона, глядя на Айрис внимательно. — Мужчинам, знаете ли, многое сходит с рук, в то время как женщинам многое не прощается. Вам стоит решить для себя, готовы ли вы рискнуть всем, включая свою репутацию. Айрис нахмуривается: внутри нее идет борьба, но это борьба не со страхом потерять положение в обществе, а с собственной гордостью. Видимо, между ней и Мраксом произошла ссора — другой причины для такого отчаяния нет. — А что вы сделали бы на моем месте? — Я не знаю. Я только предостерегаю вас от необдуманных поступков. Гермиона невольно вспоминает тот осенний день девяносто восьмого года, когда они с Роном впервые проснулись в одной постели. Ей не захотелось готовить, и они пошли в неприметное кафе у дома, заказали яичницу и апельсиновый сок. Рон смотрел на все вокруг так, словно заново родился, улыбаясь так широко, что Гермиона ловила на себе недоуменные взгляды официантки. В тот момент она не чувствовала себя абсолютно счастливой — впереди их ждало много забот и труда. Рон, конечно, сказал, что теперь готов ко всему, потому что они стали еще ближе, и большего ему и не нужно. Рон умеет находить счастье в самом простом — вкусной еде, уютном вечере под пледом, матче по квиддичу, который выигрывает любимая команда, хороших продажах за воскресенье и в других обыденных вещах. Гермионе кажется, что это не приносит никакой пользы, в ее голове всегда роятся сложные мысли и вопросы, на которые ответов нет, она постоянно подсознательно что-то ищет, бежит вперед, успевает ровно столько дел, чтобы вечером, залезая в постель без сил, осознавать, что день прожит не зря. Это беспокойство сознания она замечает и у Снейпа: он всегда занимает себя если не работой и тренировками, то чтением и размышлениями. Гермиона еще ни разу не видела его праздно лежащим в гостиной. Айрис касается ее руки, возвращая к реальности. — Все наши страдания от мужчин, — произносит она жестко. — Вот если бы сердце могло становиться каменным! Ходить стало бы тяжелее, но зато какая свобода! Гермиона вздыхает, поглядывая на часы. До встречи с Джулианом остается полчаса, и нужно вовремя проститься с Айрис. — Не горячитесь. Вы же знаете, какая обстановка у Мраксов, да и я теперь имею представление, что такое Корвин Мракс. Айрис в недоумении приподнимает рыжеватые брови. — Вы? Мерлин святой, откуда? — Я буду вести его дело об украденном кольце. Вы готовы мне помочь? Ведь ваш дядя не истинный Певерелл. — Разумеется. Твердо рассчитывайте на мою поддержку. — Айрис вдруг поднимается, шурша платьем, и слегка нервно поправляет прядь волос. — Я знаете что решила... впрочем, неважно. Вы, как всегда, мне очень помогли, мисс Грейнджер. До встречи! Джулиан встречает ее у Гайд-парка с ажурным женским зонтиком в руках, что заставляет Гермиону искренне рассмеяться. Июльский Лондон, жаркий и влажный, полон событий и сплетен, и встречает путешественников с разных уголков земли серо-голубым английским небом без единого облака. — Предлагаю прогуляться, мисс Грейнджер. — Джулиан целует ее руку и галантно протягивает зонтик. — Mama просили передать, чтобы вы не подверглись безжалостному нападению солнца. Какая вы сегодня очаровательная! Гермиона неуклюже раскрывает зонтик, а потом берет Джулиана под руку. Навстречу им идут дамы с кавалерами, няни с детьми, всадники на лошадях с блестящей от пота шерстью. Один из всадников, в котором Гермиона узнает Сэмюэля Джонсона, увидев их, учтиво приподнимает шляпу: — Добрый день, Гринграсс! Как поживает ваш отец? Добрый день, мисс Грейнджер, чудесная погода, не так ли? Гермиона находит в этом особую прелесть восемнадцатого века. Вежливость и желание сказать хоть несколько слов знакомому, пусть даже по требованию этикета, гораздо приятнее равнодушия и отстраненности времени, в котором она родилась. — Вы так и не пришли к нам на вечер, — укоризненно произносит Джулиан, водружая свою шляпу обратно на голову. — Мы собираемся устроить небольшой пикник на следующей неделе: возможно, вы будете не слишком заняты, чтобы присоединиться? Гермиона смотрит на него искоса: Джулиан мечтательно улыбается, глядя куда-то вдаль. — Как вы считаете, я должна остерегаться королевского внимания? — Определенно да. Внимание самых влиятельных людей королевства опасно: сегодня король ласкает вас, завтра отправит на плаху. Придворные игры требуют опыта и хитрости, а без них вы довольно быстро попадетесь в чью угодно ловушку. — Его величество прислал мне приглашение в театр. Дают "Королеву фей", если не ошибаюсь. Вы будете? — Чудесная новость! — Джулиан останавливается и смотрит на нее радостно. — Мы собираемся всей семьей. "Королева фей" — любимая опера матушки. Какие у вас места? — Недалеко от королевской ложи. — Великолепно! Значит, будем соседями. Вы едете одна? Или с вашим мрачным аптекарем? Конечно, предполагающееся присутствие Снейпа несколько огорчает Джулиана, однако, уже забыв об этом через несколько минут, он рассказывает о своем первом впечатлении о посещении оперы. Декорации и огни поразили его, и с тех пор он не пропускает ни одну премьеру — однако английская опера скудна на новые постановки. Век Перселла прошел, век Генделя умирает, пораженный в самое сердце "Оперой нищих". Гермиона вспоминает, что за суетой работы совершенно забросила театр, а ведь еще на школьных каникулах они с мамой так любили слушать "Волшебную флейту", а после спектакля наслаждались булочками с заварным кремом в кондитерской неподалеку. Отец потом забирал их на машине, довольных и усталых, ворча, что они тратят все деньги на богемные развлечения. Оказавшись перед двухэтажным зданием голубого цвета по ту сторону Гайд-парка, Джулиан останавливается и достает из кармана две белые маски, похожие на венецианские, с золотыми лентами, прикрепленными к прорезям. — Аукцион анонимен. Разумеется, некоторых покупателей можно узнать, если вы их близкий знакомый, однако имена нарочно не называются. Если нас разделит толпа, у меня на рукаве маленькая брошь в виде птицы, заметили? Так вы сможете меня найти. Гермиона с некоторым волнением входит в здание. В холле огромное количество людей, и все они в разноцветных масках. Проходящий мимо мужчина с седыми волосами, едва взглянув на нее, задевает ее руку и еле слышно произносит: — Чаша, мисс Грейнджер. Гермиона немедленно оборачивается, но мужчина уже исчезает в толпе. Что за чаша? — Залов несколько, — тихо объясняет Джулиан. — Волшебные артефакты, драгоценности, магические существа, редкие травы и другие ингредиенты для колдовства, книги и рукописи. С чего начнем? Гермиона пожимает плечами. Если бы она выбирала исходя из собственных интересов, то не пошла бы никуда, кроме книжной секции. Однако стоит начать с драгоценностей, затем перейти к магическим существам, а закончить травами. Снейп еще вчера вечером ворчливо заметил, что у них заканчиваются цветки прострела и росянки, а купить их невозможно даже в Лондоне, так как прострелы отцветают весной, а росянки гибнут от жаркого июльского солнца. Аукцион драгоценностей тянется долго: мелькают старинные диадемы, браслеты и колье, многие — гоблинской работы, и Гермиона уже посматривает на большие напольные часы, чтобы не опоздать к началу продаж магических существ, как председатель произносит: — Предпоследний лот на сегодня, дамы и господа: великолепный кинжал, выполненный гоблинами, пятнадцатый век, состояние отличное, весьма удобная рукоять. Прошлый владелец убил им самого себя, но мы проверяли — проклятья на вещи нет. Изначальная цена пятнадцать галеонов. Гермиона поеживается и проводит ладонью по правой руке — там, где этот самый кинжал оставил ей шрамы на память. — Семнадцать, — холодно произносит дама слева, чье лицо скрыто под красной маской, а волосы прикрыты вуалью. Но Гермиона узнает ее по тонким губам, изогнутым в нетерпении. Так вот когда кинжал попал к Лестрейнджам! — Продано! И последний лот, весьма любопытный: маленькая золотая чаша с барсуком. Возможно, имеет отношение к Хельге Пуффендуй; возможно, просто создана одним из учеников этого факультета. Изначальная цена десять галеонов. Гермиона выпрямляется, вспоминая, как они с Роном проткнули тонкий металл клыком василиска. В блестящем золоте ей померещились тогда красные глаза Волдеморта. — Двенадцать! — выкрикивает она нервно, и Джулиан поворачивается к ней с удивлением. — В ней удобно смешивать несколько зелий. — Двенадцать — раз, двенадцать — два... — Четырнадцать! Гермиона не видит человека, предложившего цену, но тут же поспешно произносит: — Двадцать! Никто не желает брать чашу за большую сумму, и Гермиона, нервно выдохнув, переходит вместе с Джулианом в следующий зал. Он просторнее, и стены, обитые бордовым шелком, придают ему некоторую зловещесть. — Следите и запоминайте, — шепчет Джулиан, чуть сжимая ее ладонь. — В золотом платье, конечно, мисс Яксли, видите? Мадам Лестрейндж среди нас, к моему удивлению, нет. Зато есть мистер Эйвери и мистер Бут — стоят справа возле картины с гончими. Мистер Берк прячется позади них, и я еще вижу поверенного лорда Певерелла, однако имя его забыл. Вам нужно купить что-то стоящее, но так, чтобы это не вызвало подозрения и не прозвучало как вызов. Третий уровень доверия позволит вам получить доступ к более узкому кругу, но перейти на третий уровень непросто. — Лот первый! — громко заявляет председатель. — Пять демимасок, все способны давать потомство. Если вам нужен материал для мантий-невидимок, можете приобретать всю группу целиком. Цена — тридцать галеонов. — Сорок! — Сорок пять! — Пятьдесят, — глухо произносит поверенный Певерелла, и все демимаски немедленно уходят к нему. Гермиона и Джулиан многозначительно переглядываются. Производство мантий-невидимок строго регулируется Министерством, и если удастся доказать, что Певерелл убивает животных ради экспериментов и незаконного изготовления мантий, то это будет еще один аргумент против него, в том числе в пользу Мракса. — Лот номер два: крылатые абраксакские лошади, выведенные лордом Визерсом. Сильные, молодые животные сделают ваше прибытие на экипаже эффектным. Стоун, ведите! Толпа расступается, и худой паренек вводит в зал двух высоких лошадей соловой масти, из спин которых растут белоснежные крылья. — Матушка пришла бы в восторг, — шепчет Джулиан. — Но я вижу Малфоя, а он отдаст любую сумму за эффектность. Лошади действительно уходят Малфоям за сто галеонов, и председатель объявляет новый лот. — Домовые эльфы, каждый по двадцать галеонов. Все трудолюбивы и порядочны, знают этикет. Берите, не пожалеете. По одному или сразу трех в ваши холеные ручки. Товар ходовой, поэтому предлагаю разобраться быстро и без торга. Гермиона чувствует, как ее охватывает дрожь при виде трех эльфов, стоящих напротив нее с опущенными головами. На их шеях светится волшебная веревка, что ослабляет их магию и исключает возможность побега. — Не вздумайте. — Джулиан, очевидно заметив выражение ее глаз, сжимает ее руку чуть выше локтя. — Вы навлечете на себя неприятности. — Доверьтесь мне, — и Гермиона встряхивает волосами и замечает: — Я беру эльфов, господин председатель! Всех трех. По залу проносится недовольный шепот. Леди Яксли чуть покачивает головой, что-то шепча мистеру Берку. — Почему так мало эльфов сегодня? — Всего три эльфа? — Просто издевательство! Председатель взмахивает руками. — Тише, тише, господа! У нас на подходе следующий лот: две взрослые обученные шишуги, годные для охоты. И немолодой, но и не очень старый жмыр. Их хозяин умер от оспы. Можно брать вместе, можно по отдельности. Шишуг покупает Джулиан, повысив цену до двадцати галеонов и переиграв пожилого джентльмена в зеленом камзоле, но жмыр остается сидеть на невысоком помосте, худой и грустный, с поблекшей шерстью угольного цвета. И только его янтарные глаза бесстрашно изучают собравшихся. У Гермионы сжимается сердце. Живоглот умер в прошлом году в довольно почтенном возрасте пятнадцати лет, и с тех пор она оставалась верна его памяти — до этого трогательного мгновения. — Я покупаю жмыра за десять галеонов! — Жмыр и три эльфа — хорошенький набор, — смеется кто-то позади нее. — Погодите, она еще единорога купит. Гермиона невозмутимо расправляет плечи, оставляя насмешку без ответа. — Следующий лот невозможно показать целиком. — Председатель достает небольшую статуэтку венгерской хвостороги и ставит перед собой. — Дракон огромен и надежно скрыт от ваших глаз. Однако вы можете купить разные его части, как и всегда: сердце, уши и язык, хвост, когти, зубы, гребень, глаза и кишки — налетайте, господа, такой ценный товар появляется крайне редко. Гермиона сглатывает. Они убивают живого дракона ради ингредиентов? Обычно драконы умирают от старости или приступа, редко от болезней, и тогда их органы забирают, если необходимо, но популяция обязательно находится под контролем — Чарли не раз рассказывал об этом. — Вы смотрите на меня так, словно задумали что-то сумасшедшее: — Джулиан наклоняется к ее уху. — Учтите: я не собираюсь спасать драконов. Вы видели размер этой твари? — Я на ней летала, так что поверьте, я прекрасно представляю, что такое дракон. — Гермиона сердито хмурится, в то время как Джулиан не сводит с нее глаз. — Но венгерская хвосторога довольно редкий вид! Это противозаконно! Джулиан что-то возражает, но Гермиона, погрузившись в свои мысли, пока покупатели наперебой предлагают немыслимые суммы за драконьи органы, перебирает все возможности спасения дракона. Если бы только она могла пользоваться палочкой! Но следующий лот совершенно выводит ее из равновесия, и даже Джулиан неодобрительно качает головой. На помосте появляется худой юноша лет двадцати пяти, в равной рубашке и грязных штанах, и тут же вжимает голову в плечи. — Оборотень, дамы и господа. Самопродажа за долги. Покупатель обязуется выплатить небольшую сумму в пользу финансовой инспекции, а затем пользоваться существом как ему заблагорассудится. Не обманывайтесь внешним видом: он невероятно силен, готов работать физически и выполнять любые поручения. Особенно удачная покупка для цирка, если среди нас есть владельцы. В дополнение идет магический ошейник, сдерживающий превращение, однако это приносит существу некоторую боль, так что на это время лучше всего изолировать существо и держать под замком. Гермиона не успевает даже возмутиться вслух, как цены оглушительно звучат в воздухе. — Тридцать! — Сорок! — Сорок пять! — Пятьдесят! — Семьдесят, — произносит низкий мужской голос. — Уверен, что никто не предложит больше за эту жалкую шкуру. — Продано! Гермиона оборачивается: в маске черты лица покупателя невозможно разглядеть. Ему наверняка больше пятидесяти, если судить по рукам, но волосы и фигура спрятаны капюшоном плаща. — У вас есть предположения, кто это? — шепчет Гермиона досадливо и сердито топает ногой. — Плохо, если мы позволим ему уйти просто так! Неужели среди нас нет ни одного мракоборца? Джулиан не отвечает; в это мгновение председатель раскланивается и исчезает в боковой двери. Аукцион магических тварей объявляется закрытым. — Я не могу сказать наверняка, но я догадываюсь, кто председатель. — Джулиан незаметно приобнимает ее на пути в последний зал. — Продажи иногда фиксируются, имена там найти трудно, чаще бывают или прозвища, или — реже— адрес, по которому отправляют покупку. Еще до начала аукциона трав к Гермионе обращается мистер Берк: она узнает его по восточному разрезу глаз и манере говорить четко и быстро. — Я хотел бы выкупить у вас эльфов. Мой знакомый мистер Шарм отдаст за них круглую сумму, только назовите ее. Гермиона несколько секунд молчит, выдерживая паузу. Джулиан рядом с ней переступает с ноги на ногу. — Сто галеонов. — Помилуйте, за трех бестолковых эльфов! Восемьдесят. — Девяносто. — Отличная цена, — довольно произносит Берк, более не торгуясь. — Мистер Шарм шлет вам свое приветствие и просит передать, что вы перешли на третий уровень. Доброго вечера, госпожа. Гермиона сдерживает улыбку, но остается довольна своей догадкой о перекупщиках. Все, что покупается на аукционе, можно перекупить лично или перепродать по гораздо более привлекательной цене. Стоит только приобрести доверие. Имя загадочного мистера Шарма звучит не первый раз, но догадок у нее все еще нет. — А что продают в том зале? — Гермиона вдруг останавливается, когда они с Джулианом, голодные и усталые от шума, оказываются в холле. — Кажется, мы там не были? Джулиан понижает голос до шепота. — Там продают людей. Магов и иногда магглов. За долги или в рабство. Вход доступен только ближнему кругу, и боюсь, чтобы попасть туда, необходимо долгое время заслуживать доверие некоего мистера Шарма. Гермиона бледнеет. Под самым носом Министерства, в центре Лондона, продают людей, будто они какие-то вещи! И Министерство так неспешно пытается найти преступников, словно речь идет об украденном носовом платке. Немыслимо! Из приоткрывшейся двери вдруг выходит дама в красной маске и черном платье — это мадам Лестрейндж, и никаких сомнений у Гермионы не остается. Но как найти улики? Без улик ее слово против слова Лестрейндж ничего не стоит. Чертов восемнадцатый век! И дракон никак не выходит у нее из головы. Живое здоровое существо убьют ради наживы, чтобы и без того богатые люди смогли поплотнее набить свои кошельки. Человеку невозможно остановиться, если деньги сами идут в руки. Всегда хочется большего, а ведь на самом деле можно обходиться и малым. Джулиан предлагает взять экипаж, чтобы не оставлять адрес, тем более что покупок у них немного. Гермиона устало откидывается на подушки и развязывает ленты маски. Изможденное лицо оборотня все еще стоит перед глазами, а об эльфах она даже запрещает себе думать. Бессилие. Невыносимое бессилие. Слуга ставит рядом с ней корзинку со жмыром. Поблекшая медная табличка на мгновение привлекает ее взгляд. — Фобос, — читает Гермиона шепотом, и из глубины корзины раздается тихое "мяу". — Фобос! Мы едем домой. И на ее глазах выступают неожиданные слезы. Джулиан, тоже снявший маску, смотрит на нее с улыбкой. Приглушенный свет экипажа сближает и создает уютное интимное пространство, но Гермиона старается вести себя так, словно она не поощряет становящееся заметным внимание Джулиана. — Вы не перестаете меня восхищать: вы летали на драконе, вы стреляете, проникаете в опасное тайное общество, заслоняете собой короля, но плачете при виде спасенного жмыра. Как о таких говорят? Настоящая женщина, кажется. Как вы непохожи на боязливых и избалованных барышень в голубых гостиных! Гермиона приподнимает плечи. — Я не барышня, мистер Гринграсс. Я всего лишь ученица и помощница аптекаря в маленькой деревушке. Мои родители не аристократы и совершенно не богаты, сейчас они вынужденно живут в небольшом городке неподалеку от Тулузы. Джулиан с любопытством интересуется: — Ваши родители тоже связаны с зельеварением? — Да. Отец травник, мать помогает ему. Им предложили место в маленькой больнице, где не хватало колдомедика. — Как они там оказались? — Мамина сестра вышла замуж за французского фермера и жила там долгое время, пока ее не хватил удар. Родители отправились помогать, но тетушка умерла, а они решили остаться на некоторое время, чтобы присмотреть за племянниками, а в итоге получили место при больнице. Джулиана удовлетворяет ее рассказ, и Гермиона, взяв корзину с жмыром и большой пакет с купленными травами, прощается с ним в экипаже. Джулиан целует ее руку, сжимая чуть сильнее, чем это позволено этикетом, и Гермиона, смутившись, выбирается по ступеням на неровный булыжник мостовой. Снейп с Филиппом сидят за большим столом в аптеке, около камина. Рядом кипит котел с очередным зельем, и в помещении витает запах лаванды и полыни. Гермиона, положив пакет с травами на полку, ставит корзину возле двери и приоткрывает крышку. Жмыр мягко выпрыгивает на пол и деловито осматривается. — Добрый вечер, господа, — произносит Гермиона лукаво. — Знакомьтесь с Фобосом. Его хозяин умер, и он остался совершенно один. Филипп расплывается в ребяческой улыбке, подзывая жмыра, Снейп тихо стонет, бросая перо в чернильницу, и смотрит на Гермиону исподлобья. — Что вы еще натворили? — Расскажу позже, сэр. Я купила несколько редких ингредиентов, посмотрите? Фобос, мяукнув, сперва подходит к Филиппу и позволяет себя погладить, затем, обнюхав сапоги Снейпа, садится напротив того и с интересом рассматривает. Снейп, хмурясь, настороженно смотрит на жмыра и тихо произносит: — Будешь безобразничать — отправишься вон. Жмыр не удостаивает его ответом и, подняв хвост, проходит из аптеки в кухню. Гермиона выкладывает бумажные пакетики с ингредиентами на столик, и Снейп, подойдя ближе, удовлетворенно замечает: — Вы достали ветивер и прострел? — Да, сэр. И гигантскую росянку. — И сушеную печень дракона, я вижу. Молотый рог единорога, шерсть пятинога и глаза саламандр. Прекрасно. Филипп отрывается от изучения учебника. — И где такое можно достать? — Многие знания — многие печали, юноша. Собирайте учебники и записи, на сегодня достаточно. Предлагаю поужинать. На кухне раздается вскрик Констанции, звук возни, отчаянное "мяу" и громкое шипение. Гермиона, всплеснув руками, бросается вперед, мужчины, переглянувшись, торопливо следуют за ней. — Мисс, у нас тут отродье дьявола! — Констанция размахивает метлой перед носом Фобоса, забившегося в угол. — И никак не уходит, чертенок! Вы посмотрите, глазищи-то какие! Как из преисподней! Филипп громко смеется, наблюдая за сценой. — Констанция, успокойся... — Гермиона пытается встать между ней и Фобосом, но чуть не попадает под очередной взмах швабры. — Это всего лишь жмыр... Снейп, наклонившись, берет Фобоса на руки и невозмутимо замечает: — Констанция, уймитесь. И вот, возьмите один галеон: будете покупать чудовищу мясо в лавке. И возьмите второй за то, что на одно волшебное существо в доме стало больше. Констанция недовольно отставляет метлу и скрещивает руки на груди, глядя на протянутые монеты. — И кто это первое существо, сэр? — Вы, разумеется. Берите деньги и сбегайте в лавку. — Я от вас уйду. — Констанция прячет монеты в карман передника. — Нет, хуже: я оставлю вас без кофе и лимонного пирога! И нечего смеяться, господин студент! Все знают, что дом без экономки превращается в руины! Покрасневший от смеха Филипп помогает Гермионе накрыть на стол, пока Снейп, посадив взъерошенного Фобоса на кресло, недовольно смотрит на него с поджатыми губами. — А ты не задирайся, чудовище. Лимонные пироги мне нравятся больше, чем ты. Жмыр фыркает и, развалившись в кресле, принимается вылизывать спутанную шерсть. — Вы ему, кажется, понравились, — замечает Гермиона весело, когда Снейп садится напротив нее за стол и придвигает к себе тарелку с ростбифом и картофелем. — Первое правило любого существа, Грейнджер: найди главу дома и попытайся его завоевать. Так что ваш жмыр довольно смышлен, и это хорошо: тупиц я не терплю ни в одном обличье. Гермиона с наслаждением увлекается ужином: после целого утомительного дня стояния на ногах ее желудок одобрительно принимает все, что оказывается в ее тарелке. — У вас отменный аппетит, — замечает Филипп, протыкая куриное филе вилкой. — Боюсь, иначе вам не хватит сил успевать везде и всюду. Гермиона хмыкает. — Как ваши успехи? Что вы изучали сегодняшним вечером? — Начали повторять основные понятия в химии. Эта наука настолько значительно развилась за последние годы, что я вязну. А затем, надеюсь, пройдемся по всему остальному материалу. До начала учебного года почти два месяца, а если я хочу углубиться в хирургию, то придется сидеть за учебниками. Снейп кивает, взявшись за стакан с облепиховым напитком. — Напоминайте эти слова себе почаще. А то в вашей голове значительное место занимает не химия, а женщина — то есть иной подвид химии. Я говорил вам, что эту сферу жизни следует отложить на более подходящее время. — Как себя чувствует Джемма? — Гермиона прячет улыбку, заметив смущение Филиппа. — Уже поднимается с кровати? — Да. Я был у нее с утра, она ненадолго выходила в сад. Я думаю, в следующую пятницу мы все увидимся на приеме у архиепископа: вы тоже приглашены. Будет весь высший свет. — Филипп отодвигает тарелку и вытирает кончики пальцев о салфетку. — Я могу помочь с посудой: Констанция и так в ярости, что я ужинаю у вас второй раз за неделю. Снейп качает головой: — Бросьте. Бытовая магия довольно проста и не занимает много времени. Уже довольно поздно, а вам завтра рано вставать в библиотеку. Если хотите — оставайтесь у нас, но мне необходимо поговорить с мисс Грейнджер наедине. Гермиона предлагает выйти в сад и немножко пройтись по тихо шуршащему гравию. Ночь душная и теплая, и воздух нестерпимо сладко пахнет розами, жасмином и пионами. Расстрелянный десятками пуль деревянный человечек следит за ними из-за куста. — Сэр, вы могли бы создать точно такое же зелье, какое вы варили для Люпина? Снейп смотрит на нее пристально. — Возможно. Вы что, притащили оборотня во второй корзинке и спрятали за жимолостью? Гермиона качает головой. Больше всего ей сейчас хочется спать. — Нет. Но на аукционе оборотень был продан одному из покупателей, и если мы найдем этого человека и заявим в Министерство... Снейп устало вздыхает. — Вы меня с ума сведете, а потом обратно в могилу. Каким образом вы собираетесь искать покупателя? — Джулиан уверен, что стоит попробовать надавить на председателя аукциона. — А, Джулиан! Гермиона сердито топает носком туфельки. — Прекратите паясничать! Я говорю серьезно, а вы начинаете выворачивать все мои слова только потому, что вам не нравится Джулиан. И знаете, я начинаю догадываться о причине. Снейп приподнимает брови, усмехнувшись. — Поделитесь? — Разумеется, нет. Вы отвлекаете меня от рассказа, сэр. На аукционе продавался живой дракон, вернее его органы. Это грубое нарушение закона. Но, к сожалению, я не рискнула ничего предпринимать без палочки, да и дракон, вероятно, надежно охраняется. Необходимо немедленно заняться расследованием и сообщить в Министерство. Снейп задумчиво поглаживает лепестки розы. — Уверен, Министерство все знает — я имею в виду, что некоторые сотрудники участвуют в игре, но скрывают это от того же Диггори. Я поговорю с ним в театре. Идите спать, вы выглядите усталой. Несколько секунд они смотрят друг на друга, и Гермиона чувствует, как по коже волной бежит та самая дрожь, о которой она говорила Айрис. Опустив глаза, она торопливо проходит мимо Снейпа и поднимается в спальню. Фобос, сытый и успокоившийся, сидит на краешке ее кровати. — Мисс, прогнать его? Пусть на кухне спит. — Констанция, принесшая кувшин теплой воды для вечернего умывания, недовольно разглядывает жмыра. — Расчесать бы его еще, весь в колтунах, чертенок. — Пусть остается. Гермиона подходит к окну: Снейп по-прежнему стоит около куста роз, заложив руки за спину. Осознание, что она действительно влюблена в этого загадочного и закрытого человека, наконец проникает в ее разум и захватывает сердце.Северус
Грейнджер — в новом платье из розового атласа, отделанном тонким белым кружевом по корсажу и рукавам — ждет его у экипажа, присланного королем. Северус, слишком хорошо зная, что скрывает под собой корсаж, переводит взгляд на широкую атласную ленту, украшающую шею, на перчатки с розовыми цветами и прическу, над которой Констанция возилась все утро. — Я только сейчас поняла, сэр! — Глаза Грейнджер сияют. — Мы же увидим легендарного актера Дэвида Гэррика! — Хоть самого черта. — Вы не любите театр? — В восемнадцатом веке театр служит отнюдь не местом размышлений, а лишь способом показать себя, завести полезные знакомства и найти выгодную партию, — Северус обводит презрительным взглядом роскошную обвивку кареты с вензелем короля, шторки из золотой парчи и мешочки с мятой и лавандой, прикрепленные у окон, чтобы отгонять блох и прочих паразитов. — И вы, Грейнджер, совершенно беспечно принимаете королевское внимание. Однако оно опасно: сегодня вы фаворитка — завтра проснетесь в тюрьме. Стоит лишь придворным понять, что король вам благоволит, как ваша жизнь, а вместе с ней и моя, превратится в хаос. Грейнджер смотрит на него насмешливо, ее голова качается в такт движению экипажа: — Вы ошибочно и упорно принимаете меня за школьницу, сэр. Я ни то ни другое. Северус улыбается уголком губ. — Вы невероятное создание, Грейнджер, в этом я не сомневаюсь. Вы свалились на мою голову, пока я мирно спал в могиле. Однако вы частенько забываете о нравах времени, в котором мы с вами работаем, и тем самым привлекаете к себе ненужное внимание. Грейнджер упрямо пожимает плечами и с любопытством смотрит в окно, отодвинув парчовую штору. Северус слегка рассеянно думает, что никогда не мог бы поверить, будто та скучная зубрила с копной каштановых волос, напоминающих гнездо, и крупными передними зубами — предметом насмешек слизеринцев — может превратиться в красивую молодую женщину, способную заинтересовать его не только тем, что спрятано под розовым атласом, а в первую очередь своей неугасаемой и заразительной жаждой жизни. Да, заразительной — верное слово. С некоторых пор Северус замечает, что утро перестало угнетать его, как в годы работы в Хогвартсе, когда он, едва открыв глаза, уже ждал вечернего времени наедине с камином и книгой. Сейчас, просыпаясь, он хочет поскорее выбраться из постели, позавтракать, заняться фехтованием или варить лечебное зелье, принимать посетителей или уехать в поля верхом, зная, что Грейнджер всегда рядом, видя ее полное неутомимой энергии лицо и глаза с огоньками упрямства и настойчивости. В фойе королевского театра царит радостная суматоха: блестят разноцветные ткани платьев, искрятся драгоценные камни в прическах, серьгах и колье, лакеи разносят фрукты и дорогое вино. Камеристки тут же уводят дам в отдельную залу, чтобы помочь освежиться после тряски в экипаже. Блэк находит его скучающим около входа в небольшую галерею, ведущую к ложам. — Вы один? — интересуется Северус, продолжая искать Грейнджер взглядом в хаосе толпы. — Сопровождаю мисс Пруэтт. — Блэк лениво зевает, прикрывая рот ладонью. — Руфус занят, а моя дорогая Джемма еще довольно слаба, чтобы посещать такие скучные и утомительные вечера. Я лично каждый раз засыпаю, хотя убеждаю себя держаться до конца. А вы? Северус пожимает плечами. — У меня слишком маленький опыт, чтобы судить о театральной скуке. — Поверьте, нет ничего утомительнее этих кривляний. Особенно когда поют. Хуже всего, когда поют все разом, и ты либо слушаешь эту какофонию, либо пытаешься понять одного из них. Впрочем, у вас будет возможность убедиться в правдивости моих слов. — Блэк вздыхает. — Я получил письмо от брата. Война вот-вот начнется, а я провожу время в театрах. Северус усмехается. — Все лучше, чем дуэль и бордель. — Матушка следит за каждым моим шагом. — Блэк кисло улыбается. — А я хочу драться. Завтра утром у нас тренировка — помните? Северус едва заметно кивает, думая о Филиппе. Блэк не оставит намерения жениться, пусть и ради успокоения своей матери, Филипп же явно увлечен той же женщиной: как бы не вышло беды. Они оба вспыльчивы и отлично владеют шпагой. Но самое главное, разумеется, не эти двое остолопов, а настоящие чувства мисс Аббот. Одно слово женщины решает все: уничтожает империи и свергает монархов, вдыхает жизнь и отнимает ее, обрекает на существование во тьме или возвращает к свету. — А вот и дамы. — Блэк поворачивается к Айрис, за спиной которой Северус замечает Софию под руку с братом. — Где же мисс Грейнджер? Разглядывая женщин, Северус невольно щурится от блеска драгоценностей: по всей видимости, именно в театре позволено щеголять в серьгах и колье с рубинами, что лежит на тонкой шее Айрис, надевшей серебристое платье. София, поравнявшись с ним, слегка склоняет голову в знак приветствия. Она одета в бархатное бордовое платье с черным кружевом на рукавах, и с ее ушей свисают тяжелые бриллиантовые серьги. — Слышала, вы прибыли в королевском экипаже, господин аптекарь. Вы скоро и знаться с нами перестанете. И ее смех звенит, словно колокольчик. Айрис вдруг взмахивает рукой, будто вспомнив что-то важное. — Ах! Чуть не забыла! Мисс Грейнджер просила передать, что останется в ложе мистера Гринграсса: они встретились на лестнице, и оказалось, что его papà не смог посетить театр из-за недомогания. И в первом антракте ее ждет к себе король. Его ложа прямо напротив ложи Гринграссов. А затем мы познакомимся с мистером Гейнсборо; вы видели его портреты? Само очарование! Настоящий талант! Вы ведь сопроводите меня, Кастор? Блэк мрачно замечает: — Если бы не вы, мисс Пруэтт, я бы с удовольствием остался в таверне "Золотой лев" с худшим на свете недомоганием от запаха дешевого портвейна, лишь бы не слушать эту проклятую музыку и не знакомиться с художниками, что превращают тебя из мужчины в слащавое создание с розовыми щечками. Айрис тихо смеется, игриво шлепнув его по плечу веером: зубы у нее белые и мелкие, как речной жемчуг. — Приглашаю к нам, господин Снейп, не сидеть же вам одному, в самом деле. — барон Селвин учтиво обращается к Северусу, и София счастливо улыбается, глядя на него вопросительно. — Разумеется. Уже пропустив Софию вперед, Северус невольно оглядывается: Грейнджер идет рядом с Гринграссом, что-то увлеченно рассказывая и жестикулируя, и тот в ответ смеется, наблюдая за ней блестящими серыми глазами, какие бывают только в юности. С годами блеск тускнеет, становится матовым от пережитых трудностей и боли, как медная ручка двери. — Очаровательная пара, как вы считаете? — София незаметно кладет пальцы поверх его ладони и кивает на Грейнджер и Гринграсса, расположившихся в ложе справа от них. — Знаю, ваша ученица очень пришлась по сердцу леди Гринграсс. Их семья очень уважаема и влиятельна в свете, но довольно лояльна и к статусу крови, и к положению в обществе. Леди Гринграсс сама вышла замуж по любви, чем чрезвычайно гордится. — Соглашусь, что в наше время это достижение, — отзывается Северус, механически сжимая тонкие пальцы Софии и не отводя взгляда от Грейнджер. Гринграсс наклоняется к ее уху, совсем близко, и Северус вдруг ощущает в желудке неприятную липкость. Какого черта этот аристократишка себе позволяет? И плевать, что они с Грейнджер ровесники. И пускай их связывает игра в подпольную торговлю — это не дает ему права так вольно себя вести рядом с ней. Северус стискивает зубы, заставляя себя перевести взгляд на зал и музыкантов, настраивающих инструменты. Певцы и певицы — чуть более полные, чем это необходимо по сюжету, отсчитывают шаги на сцене, а спустя несколько минут в царской ложе появляется Георг в золотом камзоле, и слуги немедленно опускают голубой занавес с королевским вензелем. К концу первого акта Северус готов согласиться с Блэком: от высоких нот у него начинает болеть голова, а когда поют дуэтом, он теряет нить повествования. Однако София выглядит так, словно наслаждается представлением, и даже барон удовлетворенно качает головой в такт музыке. — Вы читали "Королеву фей" Спенсера? Или, возможно, "Сон в летнюю ночь"? — спрашивает София, как только объявляют антракт. — Довольно забавные произведения, а к Шекспиру я особенно неравнодушна, у него потрясающий слог и рифма. Северус невозмутимо пожимает плечами. — Я читал справочник, где феи считаются существами не слишком разумными, и то, что у них есть иерархия — это явная фантазия автора данного шедевра. София приглушенно смеется. Оказавшись рядом с ним, она словно расцветает, как цветы по весне. — Вы, как всегда, оригинальны. Только прошу вас, не уподобляйтесь Блэку: его слова о скуке в театре невозможно слушать. Словно ему десять лет и матушка заставляет его присутствовать на спектакле... А вот и премьер-министры; идемте? Уолпол, с бокалом в руках, рассказывает о ходе продвижения войск по направлению к Кубе и Ямайке. По его расчетам, первое столкновение с испанцами произойдет уже совсем скоро: через неделю или две. Он также подписал Сахарный акт и начинает пересматривать систему налогов относительно продажи хлопка и индиго в колониях. — Вы чересчур нерешительны для министра, — кривит губы Малфой, взяв с подноса закуску. — Необходимо придушить колонии, чтобы показать, кто из нас главный, а вы поощряете рост их экономики. Уолпол нервно промакивает лоб платком. — Помилуйте, я не в силах его сдержать. Вы знаете, сколько людей отправляются в эти земли работать в погоне за мечтой? — Так создайте им эту мечту в Англии, черт вас подери, — хмурится Эйвери. — Разумеется, они бегут далеко от настоящей власти только потому, что на родине получают гроши за свой труд. Уолпол краснеет от возмущения. — Господа, вы бы определились, чего вы желаете больше: счастья трудового народа, выгодной торговли или войны с испанцами. Денег в казне ограниченное количество, на все ваши капризы не хватит. Северус, подойдя к Диггори, тихо произносит: — Я могу поговорить с вами наедине? Премьер-министр, взглянув на него исподлобья, быстро отвечает: — Ждите меня в следующем антракте во внутреннем дворике, у колонн. Второй акт длится дольше первого, и Северус успевает мысленно продумать весь план следующего занятия с Филиппом. Стоит признать, что маггловская химия — наука весьма любопытная, и, возможно, даже облегчит понимание некоторых процессов зельеварения. Пообещав Софии скоро вернуться, Северус с помощью лакея находит дверь, ведущую во внутренний двор, который представляет из себя висячий сад, обрамленный колоннами в греческом стиле. В самой середине журчит вода в фонтане, что выполнен в виде статуи Артемиды и Аполлона и обрамлен кустами можжевельника и жимолости. — Что вы хотите мне сообщить? Северус оборачивается. Диггори стоит за колонной с бокалом вина в руке. — У вас под носом продают оборотней как живой товар и разделывают драконов на органы без каких-либо угрызений совести, я уже не говорю о домовых эльфах и людях. Вы что-нибудь об этом знаете? Диггори делает глоток, смакует вино несколько секунд, затем отвечает: — Слышал. Мои птички-мракоборцы приносят слухи и новости, но проблема в том, что нам не удается найти зацепку. То сотрудника устранят, то участника аукциона — все пропадают бесследно, и вы должны понять, что организация растет и крепнет, и именно поэтому мне нужна ваша помощь, потому что вас не интересуют деньги. Некоторые уходят с работы, чтобы погрузиться в торговлю — поверьте, золото быстро одерживает верх над совестью, а наиболее ценными сотрудниками я дорожу и не рискую внедрять их в этот хаос. Вы же изначально согласились на правила игры — действуйте. Вам необходимо мое одобрение? Считайте, вы его получили. Северус с минуту размышляет над ответом, краем глаза вдруг заметив около фонтана Грейнджер, стоящую рядом с Гринграссом. Какого черта они здесь делают? Все остальные гости в бельэтаже угощаются мороженым и фруктами. — И помимо него — гарантия безопасности и укрытия при преследовании. Диггори досадливо морщится. — К сожалению, никакой безопасности я вам гарантировать не могу. Безусловно, я даю вам слово, что приложу все усилия, чтобы оградить вас от неприятностей любого рода, но о какой безопасности может идти речь, когда я сам едва не был отравлен из-за предложения слегка смягчить условия содержания узников в Азкабане, едва не зарезан при учреждении отдела мракоборцев и не убит непростительным заклинанием при наложении ограничений на торговлю с магглами в колониях? Северус собирается возразить, что его совершенно не касаются проблемы премьер-министра, но в эту секунду Гринграсс неожиданно делает решительный шаг к Грейнджер и, наклонившись, целует ее. Грейнджер, впрочем, смущенно отстраняется, и Северус понимает, что она не поощряет произошедшее. Кровь бросается ему в лицо, и все внутри его разом вскипает от ярости. Забыв о Диггори и, пожалуй, впервые за долгие годы, с той самой поворотной точки у озера, когда Лили бросилась его защищать, Северус теряет самообладание. — Вы! — он стремительно пересекает сад и останавливается напротив побледневшего Гринграсса. — Отойдите немедленно от мисс Грейнджер! Что вы себе позволяете? Гринграсс выпрямляется, в его глазах сверкает гнев, и он холодно замечает: — Какое вам до этого дело? Вы не ее отец, слава Мерлину. Северус немедленно берет себя в руки, подавляя желание сбить спесь с этого мальчишки всеми известными ему способами. — Но я ее наставник, и я несу ответственность за ее судьбу и благополучие, — произносит он уже сдержаннее, но Гринграсс только сильнее хмурится. — А вы своими действиями... — Хотите сказать, порочу ее честь? — напирает тот с вызовом. — Так? Думаете, поиграю и выброшу, как любит поступать господин Блэк? Если у вас в друзьях такие личности, господин аптекарь, это не значит, что все мужчины имеют подобные гнусные намерения. Скажете еще одно оскорбление — и я вызову вас на дуэль. Северус приподнимает брови. Грейнджер отчаянно качает головой, взглядом умоляя его замолчать. Но Северус считает, что в некоторых ситуациях невозможно отступить, как бы нелепо ни выглядело его поведение. — Очень хочу на это посмотреть. Гринграсс презрительно щурится. — Тогда жду вас с вашим секундантом послезавтра на рассвете возле реки, за разрушенным аббатством святой Марии. Знаете, где это? Северус неторопливо отвечает, чуть растягивая слова, чем приводит Гринграсса в видимое бешенство: — Не имею ни малейшего представления. Однако уверен, что господин Блэк с удовольствием подскажет мне сие местоположение. Гринграсс поворачивается к Грейнджер и подает ей руку, однако та в замешательстве переводит взгляд с него на Северуса и обратно. — Дуэли запрещены законом, господа. Я предлагаю немедленно примириться и отправиться за мороженым. Говорят, когда король посещает оперу, подают шоколадное и мятное, а это мои самые любимые вкусы. Диггори, подошедший со спины, замечает: — Идемте со мной, дитя. Оставим этих дикарей наедине друг с другом. Я не упущу случай полакомиться десертом, и как удивительно, что наши вкусы совпадают! Гринграсс, слегка пристыженный внезапным появлением премьер-министра, негромко замечает: — Я собираюсь предложить мисс Грейнджер стать моей женой, а вы лезете со своими предрассудками, куда вас не просят, господин Снейп. — Кто вас надоумил предлагать подобное моей ученице? — Не ваше дело. — Гринграсс надувается, как жаба, ловящая ртом воздух. — Когда вы исчезнете из ее жизни, у меня не останется препятствий. Я напишу ее родителям, и мы получим благословение — я уверен, что они не откажут. Впрочем, вас опять это не касается. Увидимся у реки. Снейп зло выдыхает, глядя, как Гринграсс, резко и стремительно развернувшись на каблуках, направляется следом за Грейнджер и Диггори. Выждав несколько минут, Северус окунает руки в прохладные струи фонтана и проводит ладонью по лицу. Дьявол! Из-за поступка Гринграсса договоренность с Диггори повисла незавершенной. И откуда взялся этот непрошеный гнев? Дамблдор всегда считал его единственным человеком из своего окружения, способным сохранять лицо в любой ситуации. Кроме той, когда они все упустили Блэка — но тогда, допустим, ему нестерпимо хотелось отомстить. А сейчас? — Так вот вы где прячетесь, господин Снейп. — Голос Софии позади него заставляет Северуса вернуться в реальность. — Мальчик, несите поднос сюда! Слуга ставит серебряный поднос с мороженым на каменную скамеечку возле фонтана и, поклонившись, тут же исчезает. — Я взяла четыре вкуса на выбор, хотя предпочитаю клубничное. Давайте объединим усилия, иначе все угощение немедленно растает на такой жаре. Вы что предпочитаете? Северус пристально разглядывает ее довольное лицо в сумраке сада. — Я предпочитаю, — произносит он спокойно, но твердо, — чтобы за моей спиной не устраивали брак моей ученицы, не поставив меня в известность. София бледнеет. — Почему вы решили, что я устраиваю судьбу мисс Грейнджер? — Не пытайтесь меня одурачить, баронесса. Мне уже далеко не пятнадцать, и моего опыта достаточно, чтобы сложить дважды два и получить необходимый вывод. — Северус сжимает губы, замечая, что рука Софии со стаканчиком мороженого дрожит — верный признак того, что он прав. — Вы играете очень изящно, почти непринужденно, признаю. Но я не терплю подобные игры и какие-либо другие по отношению к себе. София не сразу находится с ответом. Перестав улыбаться, она разглядывает его в ответ со всей серьезностью, потом молча пробует подтаявшее мороженое. — Я думала, у вас более мягкий характер. — Следовательно, вы ошибались. Досадно, верю, но не смертельно. Прошу меня извинить — мороженое я не жалую и считаю его вредным для желудка. В галерее Северус сталкивается с Блэком, спешащим к дамам с корзиной фруктов. — Вот это лицо у вас! — присвистывает тот, немедленно останавливаясь. — Что я пропустил? Северус холодно цедит сквозь зубы: — Я попрошу вас стать моим секундантом и послезавтра на рассвете указать мне место у реки за разрушенным аббатством, где обычно проходят дуэли. — И кого вы вздумали убивать? — Гринграсса. Блэк насмешливо фыркает. — Скука смертная. — Вы согласны или нет? — Друг мой, как я могу вас бросить? Да и потом, я с наслаждением посмотрю, как вы умело проткнете клинком влюбленного, это невероятно зрелищно и драматично. Затем нас с вами, разумеется, арестуют, и мы закончим жизнь в Азкабане, но, если верить прогрессивной реформе премьер-министра, условия нашего содержания там будут гораздо приятнее, чем у предыдущих бедолаг. Северус не удостаивает его ответом и возвращается в ложу, ожидая начала последнего акта. Селвинов справа не видно — значит, София предпочла уехать. Грейнджер, сидящая рядом с Гринграссом, напряженно улыбается, то краснея, то бледнея. Наблюдая за ней, Северус испытывает чувство, похожее не то на злорадство, не то на удовлетворение от ее мучений: нечего было забываться и подпускать столь близко мужчину, который явно тобой увлечен! Но в Грейнджер, бесспорно, сидит эта чертова уверенность, что она недостаточно хороша, и лишь когда мужчина уже предпринимает решительные шаги, она вдруг просыпается из сна своих заблуждений. Мерлин святой! Ни в одной жизни у него не будет покоя! Третий акт тянется безбожно медленно: по сцене то порхают феи, то поет хор, то несчастные персонажи проклинают свою судьбу, а затем неожиданно обретают счастье. К тому времени, как опускается занавес, Северус мысленно относит оперную постановку к изощренным пыткам. В Аппер-Фледжи они с Грейнджер возвращаются с помощью портала уже около одиннадцати вечера и, оказавшись у входной двери, сердито смотрят друг на друга. — Вы всерьез собираетесь драться на дуэли? — Грейнджер вопросительно приподнимает брови, обмахиваясь веером. От духоты и жары июльского вечера ее щеки похожи на красные пионы. — Вы с ума сошли? Короля вы тоже вызовете на дуэль? — Если понадобится. — Вы не в себе, сэр. Северус на мгновение прикрывает глаза. — Я вас прошу помолчать: моя голова разрывается изнутри, мне нужна настойка ромашки или хотя бы тишина. Грейнджер возмущенно толкает дверь и входит в холл. — Все, что вам нужно, это отменить дуэль. Северус догоняет ее и останавливается напротив. — И позволить мальчишке на вас жениться? Вы этого хотите? Грейнджер раздраженно замечает: — Он на год меня старше, сэр. Перестаньте называть его мальчишкой! — Я повторяю свой вопрос. — Я отказываюсь на него отвечать, сэр, потому что он нелепый и бессмысленный. — Грейнджер направляется к лестнице и хватается за перила. Краем глаза Северус замечает, как Констанция втягивает раскрывшего рот Филиппа обратно в гостиную. — Я не понимаю, что на вас нашло. Вы поговорили с Диггори? Северус поднимается наверх вслед за ней, и на площадке перед спальнями они снова оказываются друг напротив друга. Грейнджер полна внутреннего возмущения, способного снести горы и усмирить табун диких лошадей. Веер у нее в руках дрожит. — Да. Разумеется, он одобряет любые действия, но отказывается гарантировать безопасность. — Ничего удивительного. — Грейнджер встряхивает головой и снимает шляпку. — Но я была к этому готова. В конце концов, задание казалось довольно рискованным с самого начала. А теперь вы усугубляете ситуацию своей беспочвенной и смешной ревностью. Северусу кажется, что он ослышался. — Чем? — Вы ревнуете, — произносит Грейнджер с торжеством, сверкая своими карими глазами. — Считаете, раз я ваша ученица, то все мои личные дела касаются вас, и вы стоите на их страже, будто я вещичка из нашей аптеки и никоим образом не умею постоять за себя. Пройдет время — и вы начнете ревновать Филиппа ко всем врачам и преподавателям, потому что вам на самом деле неприятно ваше одиночество, и при этом вы самый настоящий собственник. Северус хмурится. Вот это характеристика! И совершенно правильная, только когда это Грейнджер научилась его понимать? — Вы плачете над письмом тупицы Уизли, потому что не нашли в себе смелости оставить его раньше из простой жалости, а теперь позволяете целовать себя Гринграссу — кроме того, я прекрасно видел, как он жал вашу руку и что-то вам шептал. Не находите такое поведение несколько двуличным? Грейнджер резко мрачнеет. — Каждый раз я обжигаюсь на одной и той же ошибке: я начинаю вам доверять. А вы бросаете мне это доверие в лицо в случае, если вам хочется больнее меня уколоть вашей шпагой язвительности и показать свое превосходство. Я постараюсь больше не повторять эту ошибку, и с завтрашнего дня наше общение продолжится лишь в рабочем ключе. Джулиан милостиво написал мне адрес и имя председателя аукциона... И я запрещаю вам извиняться, дарить мне цветы — слышите, запрещаю! Пойдем, Фобос. Жмыр проскальзывает за ней в спальню с поднятым вверх хвостом, и Грейнджер захлопывает дверь перед носом Северуса. Спустившись в аптеку, он добавляет в стакан с водой несколько капель настойки из ромашки и пустырника и залпом выпивает. Боль с силой пульсирует в висках, и Северус, опершись ладонями о прилавок, с блаженством прикрывает глаза. За спиной раздаются шаги, и Констанция тихонечко заглядывает в комнату. — Идите к черту, — произносит Северус тихо, и служанка тут же исчезает. Когда головная боль понемногу стихает, Северус решает сварить зелье сна без сновидений. Он часто варил его себе в Хогвартсе, когда вынужденно стал директором: только зелье помогало ему перестать прокручивать возможные события, прошлые и настоящие, и не видеть портрет Дамблдора перед глазами. Удивительно, что некоторые люди рождаются с умением привлекать к себе внимание и легко удерживать его, им не страшно терять — они находят себя заново, возрождают из пепла и шагают дальше, а другие обречены на одиночество лишь потому, что никак не совладают с подсознательными страхами и боязнью быть осмеянными и преданными. Над головой Северуса вдруг раздается вскрик и выстрел. Неуклюже опрокинув стакан с горячим зельем прямо на столик с расходной книгой, он бросается наверх и с размаху открывает дверь в спальню Грейнджер. Фобос, шипя и громко мяукая, прижимает к полу огромную змею, которая, извиваясь, пытается достать до его морды. Грейнджер, в ночной рубашке, стоит в нескольких шагах от нее с опущенным пистолетом. Северус, выхватив шпагу, одним движением отрубает змее голову и, погладив напуганного жмыра, вдруг замечает проступающие на дергающемся теле змеи буквы, которые складываются в имя: "Лестрейндж". — А это вам за короля, — мрачно произносит Северус и переводит взгляд на дрожащую Грейнджер. — Оставьте пистолет: против тварей он практически бесполезен. Идите спать в мою комнату, я останусь в вашей. Кто знает, что еще придумала мадам Лестрейндж. Констанция поможет перенести белье, и будет хорошо, если она принесет вам мятный чай и останется с вами до утра. Не переживайте: я лягу на кушетке. У Грейнджер на глазах выступают слезы, но она сердито вытирает их рукавом и, сунув подушку под мышку, молча выходит из спальни босиком. Фобос решает остаться с ним. Когда Северус, задув все свечи и положив рядом обнаженную шпагу, два пистолета и кинжал, накрывается одеялом, жмыр укладывается сбоку и уже спустя несколько минут миролюбиво сопит. Северус устало закладывает руки за голову, думая, что Грейнджер ошибается только в одном: в причине его ревности.Филипп
Филипп волнуется, бодро шагая по утреннему, уже проснувшемуся и кипящему жизнью Лондону. Время близится к одиннадцати, и сегодня он наконец познакомится с хирургом и колдомедиком, спасшим мисс Грейнджер. Теперь, когда он решился всерьез заниматься хирургией, сомнения отступают, и тоска по церковным службам и смутное желание служения остаются лишь бликами, но не исчезают. Они словно ждут, играя светом витражей, своего часа, когда мирская жизнь станет слишком сложна и невыносима. Снейп ждет его недалеко от больницы Святого Мунго, читая утренний выпуск "Пророка" за столиком таверны "Серая цапля". Блэк, сонно пьющий черный кофе на низком диванчике, увидев его, замечает: — Последнее доброе утро, студент. Филипп смотрит на него с удивлением, в то время как аптекарь, мрачный и явно не расположенный к разговору, молча откладывает газету. — Почему последнее? — Ваш наставник господин Снейп вздумал драться на дуэли завтра на рассвете, а так как без секунданта он не имеет права являться, то и я попаду под горячую руку правосудия. Но погибать — так вместе, как и положено друзьям. Филипп переводит взгляд на Снейпа. — Я должен прийти как врач. — Исключено, — резко возражает тот. Лицо у него бледное — спал он явно тревожно и недостаточно. — Вам следует держаться подальше от всех ситуаций нарушения закона. В решающих моментах выбора между вами и другими такие ситуации могут сыграть свою роль и склонить чашу весов не в вашу пользу. Блэк смеется, делая знак девушке принести еще кофе. — Видите, Филипп, как дорожат вами и пренебрегают мной. А я, к слову, наследник всего состояния Блэков: меня бережет матушка, меня бережет Министерство. И только господин аптекарь играет моей судьбой. Снейп равнодушно пожимает плечами. — Не приходите. — И вы забываете, что я собираюсь жениться, что важнее всего. — Блэк театрально зажимает пальцами печенье. — Мисс Джемма настроена ко мне благосклонно. Я хотел попросить ее руки на ближайшем приеме, где соберется вся наша надутая и разодетая аристократия во главе с архиепископом, а господин Снейп лишает меня этой радости. Во рту вдруг становится сухо, и Филипп торопливо опускает глаза, наткнувшись на внимательный взгляд аптекаря. Если Джемма согласится выйти замуж за Кастора, она будет потеряна навсегда, оставаясь недосягаемой на расстоянии вытянутой руки. Отпустив Агату, Филипп предпочитал не слишком глубоко заглядывать в свое уязвленное сердце, но поведение Джеммы, ее постоянное присутствие рядом, ее откровенность, ум, живость, бесстрашие завладели им — а теперь и она ускользнет от него. Нет, право, надо бросить эти мысли! Его цель — медицина, а не любовь; во всяком случае, пока он не встанет на ноги достаточно крепко. — Предложить женщине вашу руку можно и из Азкабана, — саркастически замечает Снейп, поднимаясь со стула и бросая два сикля за кофе. — Или не дожидаться приема. Неужели вам действительно хочется взглянуть в равнодушные лоснящиеся лица тех, кому плевать на вас, и услышать лживые поздравления? Блэк задумчиво ломает пополам еще одно печенье. — Вы вскользь обмолвились, что у вас есть дело ко мне. Что за дело? — Расскажу, если завтра мы каким-либо образом останемся на свободе. Вы знакомы с Эйвери? — Темная лошадка, играющая на архиепископа. — Блэк откидывается на бархатные подушки. — Вы и его хотите вызвать на дуэль? Снейп понижает голос. — Хуже: я хочу пробраться в его дом. Блэк громко смеется и качает головой. — Вы, наверное, спятили. Такое случается после слушания заунывного пения оперы пять часов подряд. Впрочем, не смею вас задерживать: у студента такое грустное лицо, что мне хочется налить ему вина, но боюсь, это плохо скажется на встрече с хирургом. Снейп на ходу надевает шляпу, быстро шагая рядом с Филиппом по направлению к больнице Святого Мунго, расположенной в конце улочки и замаскированной под заброшенный чайный салон с пыльными стеклами. — Зачем вы торопите Блэка с женитьбой? Снейп останавливается. В его темных глазах пляшут недобрые огоньки. — Хочу оградить вас от ненужных соблазнов. — Я не считаю Кастора подходящей партией для мисс Аббот. — Филипп начинает сердиться. — И я не просил вас меня ограждать от того, от чего я спокойно воздержусь самостоятельно. Я прекрасно понимаю, что между мной и Джеммой — пропасть. Снейп поджимает губы, нетерпеливо взглянув на больницу. — Через пропасти строят мосты, юноша, иногда воображаемые, а затем проверяют их на прочность. И не вам судить Блэка, а уж то, что вы считаете, никому на свете не интересно, кроме вас. Знаете, кто настоящий хозяин положения? Мисс Аббот — и никто иной. Филипп не отвечает, вдруг осознавая, что Снейп прав: Кастор способен предложить брак, но решение остается за Джеммой. В его голове проносятся слова, сказанные ей в Риме: "и кто мне помешает?" Мерлин, он, он сам ей помешает! Сегодня четверг, следовательно, она у архиепископа — можно заглянуть ненадолго на чай, тем более что его преосвященство хотел обсудить с ним впечатления от Ватикана, где был несколько лет назад. Оказавшись в больнице, Филипп на некоторое время забывает о Джемме, рассматривая просторное помещение. Стены холла, как и всего здания, обиты белой тканью, бронзовые перила лестницы, ведущей на верхние этажи, начищены до блеска, колдомедики, проходящие мимо него, одетые в мантии поверх камзолов, производят впечатление знающих людей. Работать в больнице Мунго — значит занимать хорошую должность, получать неплохой доход и иметь некий вес среди прочих колдомедиков, многие из которых ютятся в крошечных зданиях и порой не имеют достаточно средств, чтобы содержать больницу в приличном состоянии. Но Филипп имеет свой печальный опыт отказа в сотрудничестве, и теперь остается надеяться на удачу. Колдомедик Хартнелл, в котором Филипп с удивлением узнает своего бывшего преподавателя по кровообращению, спускается к ним через пятнадцать минут, за которые они со Снейпом не обмолвились и словом. Филипп чувствует, что между аптекарем и мисс Грейнджер что-то происходит, исходя из вчерашней сцены, но он не знает, как подступиться к этому вопросу. — А! Вы! — Хартнелл узнает его сразу, едва Филипп поднимается ему навстречу, и склоняет голову. Преподаватели обладают большей памятью на лица, чем создатели посмертных масок и портретов. — Помню, помню, вы мне нравились, когда не витали в облаках. Это и есть ваш протеже, господин Снейп? — Юноша желает вступить на путь хирургии, настроен довольно серьезно. Вы могли бы ему помочь? — Хирургия, мой друг, сложна и обширна. Вам необходимы блестящие познания в химии, анатомии, биологии — вы же окончили третий курс? — Господин Снейп занимается сейчас со мной всеми перечисленными предметами, и в свое свободное время я штудирую учебники. — Филипп смущается под внимательным взглядом Хартнелла, но заставляет себя держаться уверенно. — Возможно, вы могли бы проэкзаменовать меня в конце месяца и порекомендовать к поступлению? Хартнелл одобрительно улыбается и треплет его по плечу. — Вы знаете, чего хотите — уже хорошо. Обещать ничего не могу, в университете сейчас тишина, многие уехали из города. Я работаю только с честными людьми, твердыми в своем намерении встать на опасный путь врачевания. Поверьте, хирург — опасная профессия. Здесь важно все, и прежде всего — божья помощь и благоволение. Филипп устало вздыхает. Опять Бог! — Что вы имеете в виду, сэр? — Что в критических ситуациях, когда пациент находится на грани жизни и смерти, невидимая рука Господа, а не мы с вами, легонько подтолкнет его либо ко тьме, либо к свету жизни. Хирург не всесилен, и первое, что вам следует усвоить, это понимание неизбежности потерь. Ваши пациенты будут выживать, но будут и умирать. Дети, старики, молодые и не очень, женщины и мужчины вне зависимости от их социального статуса, взглядов на политику и вашего личного к ним отношения. Если вы не примете заранее мысль, что потери — естественная часть вашей профессии, то заниматься ей не стоит. Подумайте над этим в свободное от занятий время. — Благодарю, сэр. Так я могу рассчитывать на вашу поддержку? Хартнелл проводит рукой по седым волосам и почесывает проплешину на затылке. — Давненько я не имел собственного протеже в университете и даже подзабыл все навыки игры. Думаете, так просто попасть на желаемый факультет? Но я уверен, мы с вами сработаемся: наставник у вас хороший. Приходите в конце месяца, посмотрим, что стоит предпринять. Филипп с облегчением вдыхает свежий июльский воздух, едва шагнув за порог больницы, пропахшей календулой и репейным маслом. — Впереди много работы. — Аптекарь поправляет шляпу и переводит серьезный взгляд на Филиппа. Утренняя мрачность наконец исчезла из его глаз, и теперь в них отражается задумчивость. — Но Хартнелл вас принял, и это небольшой успех, однако будущее в меньшей степени зависит от связей, а в большей — от вашего усердия, стремление к которому никак не написано на вашем лице. Филипп кивает. — Я буду вечером к шести, с выученным параграфом по отделам мозга и подготовленными вопросами. — Вам неплохо бы устроиться на стажировку. — Снейп кладет руку на эфес шпаги. — Хартнелл вас не возьмет, но это и не требуется сейчас. Пожалуй, я напишу ему с просьбой подсказать врача, нуждающегося в ассистенте. Жалованье вы не получите, но получите бесценный опыт, что даст вам преимущество перед другими поступающими. Старайтесь оказываться на шаг впереди противника. Филипп благодарно улыбается. Каким бы загадочным ни был аптекарь, но он на его стороне, и Филиппу такая поддержка необходима как глоток воздуха, как кувшин воды для умирающего от жажды. Он никогда не знал и уже не узнает, что такое любовь родителей, но то скрытое, едва ощутимое тепло, исходящее от Снейпа, когда они находятся рядом, Филипп предпочитает воспринимать как отцовское. — Вы настоящий стратег, сэр. Благодарю вас за помощь. Снейп останавливается и с любопытством интересуется: — Что собираетесь делать до вечера? — Пройдусь по городу — день сегодня чудесный, а потом сразу отправлюсь повторять отделы мозга. Как мы сложно устроены! Снейп усмехается, глядя на него насмешливо. — А теперь подумайте, сколько людей по-настоящему пользуется этой сложностью. Некоторые производят впечатление тупиц, родившихся без всяких отделов мозга, другие — без мозга вообще. Я довольно насмотрелся на оба вида. Впрочем, не стану вас задерживать, вас ждет июльский Лондон. Филипп, дождавшись, когда аптекарь исчезнет, сжав в руке перо, превращенное в портал, трансгрессирует прямиком к дворцу архиепископа. — Мисс Джемма в розовом саду. — Темнокожий лакей почтительно склоняется перед ним. — Его преосвященство сейчас занят, у него гость, но если вы подождете, он, безусловно, примет вас. Розовый садик спрятан глубоко внутри дворца, как жемчужина в раковине моллюска, и найти его может только знающий человек. Филипп пересекает галерею, увитую плющом, поднимается на второй этаж, проходит через несколько залов со средневековой живописью, прячась от нежных ликов мадонн и сурового взгляда Иисуса, сбегает вниз по узким ступеням лестницы и, приоткрыв незаметную готическую дверцу, оказывается в саду. Джемма срезает увядшие розы большими садовыми ножницами и кидает их в плетеную корзинку. Ее иссиня-черные волосы украшены белой хризантемой, что растет в дальней части сада, руки обнажены до локтя, подол голубого платья чуть подобран, и из-под него кокетливо выглядывают голубые туфельки с золотым бантом. Джемма, очевидно, глубоко погружена в размышления и вздрагивает, когда Филипп останавливается возле нее и с отчаянием смотрит в ее глаза. — Мерлин! — Джемма роняет ножницы на дорожку и прижимает руку к груди. — Вы меня напугали. Что вы здесь делаете? Филипп стремительно наклоняется и поднимает инструмент, упавший к ее ногам. Сердце у него бьется так быстро, что он не сразу отвечает, пытаясь успокоиться и собрать скачущие слова в предложения. — Я договаривался о помощи с поступлением на хирургический факультет с доктором Хартнеллом, а затем решил проведать, как вы себя чувствуете. Джемма благодарно берет ножницы из его рук и тянется к розам. Щелк! — и цветочная головка отрывается от стебля. Щелк! — и еще одна летит в корзину. — Я рада, что вы идете по выбранному пути. — Джемма сосредоточенно осматривает еще один цветок. — Я же чувствую себя прекрасно, благодаря вам. Цветок, оторвавшись сам от стебелька, падает на траву. Филипп, едва взглянув на него, делает решительный и отчаянный шаг к Джемме и, мягко развернув ее к себе за плечи, целует. К его изумлению, она горячо отвечает на поцелуй — но блаженство длится лишь мгновение, а потом Джемма отступает назад, вырвавшись из его объятий. Звон пощечины кажется Филиппу оглушительным. — Вы не смеете так поступать, — голос Джеммы дрожит. — После всего, что вы сделали и сказали. Филипп качает головой, чувствуя, как горит щека. Говорить правду вдруг становится очень легко. — Я знаю, что вы никогда меня не простите, и я вполне этого заслуживаю. Но я люблю вас. Джемма бледнеет и выпрямляется, глядя на него блестящими от слез глазами. Она растеряна, но пытается скрыть это за насмешливым тоном. — Вы уже любили Агату Малфой. — Я никогда не любил Агату. Я был ей увлечен некоторое время — не более. Одна поездка с вами рассеяла это ребяческое чувство. Она цветок, который хотелось оберегать, закрыв колпаком от гусениц и солнца. Вы совсем другая, Джемма. — А! Теперь вы увлечены мной, а в следующем месяце, вероятно, увлечетесь кем-нибудь другим. — Вы можете считать как вам угодно, Джемма. — Филипп поднимает упавшую розу и прячет ее в карман. — И моя судьба зависит от вас — одно ваше слово, слово, которое я мечтаю услышать... Джемма скрещивает руки на груди, часто дыша. — Вы очень жестоки, Филипп. Вы просите меня поверить вашему порыву, усмирить свою гордость, поверить, что я никогда не последую по стопам мисс Малфой... и сказать вам — что? Филипп спокойно отвечает: — Вы знаете не хуже меня, что вы чувствуете на самом деле. Скажете, что это не так? Что я ошибаюсь? Разве не вы намекали мне действовать, произнеся те слова в Риме: "И кто мне помешает выйти за Кастора?" И вот я здесь, у ваших ног. Джемма вспыхивает от негодования. — Вы невыносимо самоуверенны, Филипп. На вас снизошло озарение внезапной любви — и я немедленно должна поверить вам, в то время как вы еще месяц назад стонали от потери драгоценной Агаты. Убирайтесь вон и оставьте меня в покое. И не смейте давать мне надежду, что... Джемма не успевает закончить фразу: на лестнице раздаются голоса — один из них принадлежит архиепископу, другой, без сомнения, Блэку. — Вот и моя непоседливая птичка, воркует над розами. — Его преосвященство пожимает руку Джеммы, которая тут же вымученно улыбается дяде. — Филипп, друг мой, и ты здесь — какая приятная встреча. Что же, так, возможно, будет даже лучше... Дорогое дитя, господин Блэк пришел ко мне просить твоей руки и благословления на брак, у твоей матушки он уже побывал — она милостиво согласилась. Что скажешь, душа моя? Уверяю тебя, его намерения самые чистые и искренние, хотя репутация может говорить иное, но кто из нас не совершает ошибок? Джемма несколько секунд молчит, то улыбаясь, то кусая губы, и наконец отчетливо произносит, ласково взглянув на Блэка: — Я буду счастлива стать вашей женой, Кастор.