Гермиона
Гермионе не спится. Накинув поверх ночной рубашки теплый палантин, она тихонечко выскальзывает в сад и с наслаждением вдыхает густой июньский воздух. Тепло, но сыро, и запах влажной земли оказывается неожиданно приятным. Гермиона срывает розу, уколовшись в сумерках о шип, и втыкает в распущенные волосы. И пускай ее никто не видит. Тихо, где-то очень далеко, за деревушкой, тоскливо воют волки. Гермиона садится на скамеечку около роз и мысленно переносится через несколько сотен лет в Лондон, откуда она сбежала. Там все еще тот самый день, тот самый Рон, что не хотел ее отпускать, но только сейчас, в этих июньских сумерках, она понимает, что не чувствует между собой и Роном никакой ниточки. Никакого ожидания встречи. Возможно, Рон понял это раньше нее и поэтому не хотел, чтобы она бралась за задание. А возможно, они оба просто устали, и самое правильное, что следовало сделать, — это бросить все и уехать вдвоем, попытаться разобраться. Кто знает — вдруг бы это помогло? В кухне раздается звон бьющегося стекла, звуки борьбы и вскрик Констанции. Гермиона бросается внутрь дома, но едва она переступает порог, как чья-то рука хватает ее за запястье. — Вы спятили? — Глаза Снейпа блестят в темноте, словно глаза кошки. — Стойте тихо. Выпустив ее руку, он резко распахивает дверь, и перед ними предстает Констанция, закрывающаяся от ударов молодого мужчины с перекошенным от ярости лицом. — Отпустите девушку. — Снейп упирается острием шпаги ему в горло. — Еще одно движение, и я проткну вас насквозь. Учтите — я не люблю людей, и мне плевать на ваши причины. Мужчина поднимает руки и медленно пятится. Ему около тридцати или чуть больше, большие глаза испуганно бегают из стороны в сторону, рубашка застирана, штаны запачканы навозом. Его лицо одутловато и несчастно. О таких опустившихся людях Гермиона только читала в книгах Диккенса, но никогда не встречала в жизни. Снейп шагает вперед одновременно с ним, по-прежнему не отводя шпагу от его шеи. Гермиона тут же помогает Констанции подняться и сесть на старенькое кресло возле очага. Ее губы разбиты до крови, руки трясутся, платье порвано в нескольких местах. — Это мой брат, сэр. — Констанция громко всхлипывает. — Он требует от меня денег, чтобы расплатиться с долгами, или с него спустят три шкуры, но у меня ничего нет, клянусь. Я все отдаю матери, она давно болеет, а отец бросил нас, как только мне исполнилось пять. — Сколько вы должны? — Снейп опускает шпагу и брезгливо морщится. — Говорите живо! — Три галлеона. — Грейнджер, принесите деньги. — Снейп продолжает наблюдать за мужчиной. — И если вы, мерзавец, появитесь здесь еще раз, я повешу ваши кишки и голову на пугало на заднем дворе. Гермиона возвращается через две минуты, держа в ладони золотые. — Убирайтесь. — Снейп швыряет деньги в ноги мужчины и зло указывает на дверь. Гермионе кажется, что она никогда не видела его таким взбешенным. — И побыстрее. Стоит лишь двери захлопнуться, как он кладет шпагу на стол и подходит к Констанции. Гермиона уже несет из аптеки бадьян и успокаивающую настойку и, поставив рядом со служанкой, зажигает свечи. — Вы целы? — Снейп садится возле Констанции и смачивает льняную тряпочку в бадьяне. — Возьмите, приложите к ссадинам, все быстро пройдет. Сильной боли нет? — Нет, сэр. — Что с вашей матерью? — У нее опухоль, сэр, уже давно. Она умрет со дня на день, и ей нужны облегчающие боль зелья, а они дорого стоят. Все, что я получаю у вас и у мистера Олливандера, я отдаю матери. Снейп выдыхает и поджимает губы. Гермиона украдкой улыбается, несмотря на серьезность ситуации: Снейп всегда говорит, что ему плевать на людей, но на самом деле он способен к сочувствию, в нем есть милосердие. Только оба эти чувства он хорошенько прячет, чтобы выглядеть непроницаемым. — Бестолочь! Почему вы сразу не сказали? — Я не могла, сэр, вы не обязаны ни возиться со мной, ни помогать мне с деньгами. Я здесь всего лишь служанка. Снейп снова тяжело вздыхает и выпрямляется. — Бросьте повторять этот вздор. Вы не прислуга, вы — помощница, вы — спасительница моих лучших камзолов. В этом доме нет никаких служанок, только ближний круг, запомните. Верно, мисс Грейнджер? Гермиона утвердительно кивает, продолжая с любопытством наблюдать за Снейпом. За последние две недели ей все чаще и чаще хочется проводить с ним время, и пусть он насмехается или язвительно отзывается о ее попытках исправить оглушающее зелье — после той прогулки в Дувре она смотрит на него иначе. Рон любит рассуждать, но почти ничего не делает. Снейп постоянно говорит все поперек, но делает в конечном счете то, что нравится им обоим — за исключением, конечно, зельеварения или политики. Та прогулка в Дувре была прекрасна, и то, как Снейп укрыл ее своим плащом от ветра — о, она надеялась, что было слишком холодно, чтобы румянец смущения не проступил на ее щеках. Разумеется, у него полно недостатков и отлично скрытой неуверенности в себе, и он частенько ее раздражает. Но за этим поведением постепенно проступает человек, с которым ей не то чтобы легко, но в некотором роде спокойно. Это не сонное, уютное спокойствие — скорее осознание уверенности в том, что перед ней человек дела. — Предлагаю выпить чай и отправиться спать. — Снейп разводит огонь в очаге и наливает воду в пузатый чайник. — Утром вы принесете мне рецепт зелья для матери и мы посмотрим, что можно сделать. Констанция благодарно кивает, вытирая капающие на платье слезы. Гермиона помогает достать чашки и разлить травяной настой, который они используют в качестве заварки. — А вы почему не спите? — Снейп садится напротив нее и пронзает ее взглядом. — Или у нас в саду завелся садовый гном по фамилии Гринграсс? Гермиона качает головой. — Просто не спалось, сэр. — Просто так ничего не происходит. У вас что-то случилось? Интонация его голоса неуловимо меняется, словно ему действительно интересен ее ответ. — Случилось осознание, что иногда потери неизбежны, но теряя одно, ты обретаешь другое. Снейп приподнимает брови, но ничего не отвечает, и, допив чай, все трое расходятся по своим комнатам. Гермиона ложится не сразу, стоя у распахнутого окна и мысленно прокручивая все шесть лет жизни с Роном, а потом снова возвращается к воспоминаниям о Дувре. Снейп устроил эту прогулку через два дня после того, как узнал о ее желании. И не для того, чтобы поговорить наедине, а чтобы порадовать ее после происшествия на приеме. И как его раздражает Джулиан! Почему? Обычно мужчин раздражают другие мужчины по разным причинам, но если вспомнить прошлое, то подобным образом Снейп относился в основном к Джеймсу Поттеру — с насмешкой и презрением. И тогда Гермиона неожиданно сглатывает. Он что, ревнует ее? Нет, это глупая мысль, которую надо гнать прочь. Все внимание Снейпа обращено к баронессе, разве не так? С другой стороны, черт сойдет с ума, если попытается разобраться в действиях этого загадочного человека. Нет, все-таки это смешно: Снейп — последний мужчина, который мог бы испытывать к ней какие-либо чувства. Он скорее застрелится из собственного пистолета. Утро начинается с быстрого завтрака и работы над новым зельем, которое одновременно оглушает и заставляет потерять ориентацию в пространстве. Снейп считает, что оно полезнее, и Гермиона второй день переписывает список ингредиентов, то добавляя в него новые, то вычеркивая уже вписанные. — По-моему, вы зря отвергаете корни лютика, — произносит она, зевнув. — Они не настолько ядовитые, и потом, их можно нейтрализовать вареными жабрами. Так пишет учебник. Снейп смотрит на нее сердито. — Когда вы перестанете слепо доверять учебнику? — Когда вы будете уверены, что мы не взорвем весь дом, если добавим в зелье паучьи жвала. Честное слово, гораздо проще купить щепотку рога взрывопотамма, потому что точно известно, как добавить его сбалансированно — согласно параграфу учебника о взрывных ингредиентах. — Плевать я хотел на ваш чертов учебник, — Снейп обходит вокруг стола и задумчиво постукивает пальцами по поверхности. Гермиона словно впервые видит их: длинные и тонкие, совсем бледные. Но сколько в них силы — она до сих пор ощущает на запястье их ночное прикосновение. — Предположим, вы могли бы заказать подобный ингредиент вашему продавцу. Рог взрывопотама невозможно купить свободно в начале этого века, Грейнджер. Справитесь? Гермиона утвердительно кивает. — Никак не могу разобраться: ваше бесстрашие меня раздражает или очень сильно раздражает. — Снейп поджимает губы. — Вы пока что на первом уровне доверия? — Да, сэр. — Гермиона вдруг вспоминает грустное лицо Констанции и достает из сумочки листок. — Вот, Конни написала ингредиенты для зелья. Ужасная история, конечно. И брат ее — никогда не думала, что встречу таких людей в своем доме. Я имею в виду — упавших на дно. Не тех, что откровенные мерзавцы вроде воров, убийц, насильников или работорговцев, а тех, кто упал на дно жизни и никогда из него не выберется. Брат Конни выглядит как ребенок, попавший в ловушку, а не как мужчина. Снейп презрительно фыркает. — В этом вы правы — он не мужчина. И ваш Уизли, кстати, совершенный мальчик, только из совсем иной истории. Вот только вы здесь в том числе потому, что Уизли не мужчина. Гермиона вспыхивает, но, помедлив, тихо произносит: — Мне неприятно говорить это, но это отчасти так. Если вы хотели меня разгадать, то ничего сложного нет, сэр. Я из тех женщин, которым нравятся поступки, а не слова, иначе они поднимаются и делают все своими руками. — В вас полно других странностей. — Например? — Например, вы могли выбрать в партнеры кого угодно, но вы выбрали человека, крайне неприятного вам, только ради успеха дела. Да, разумеется, еще для того, чтобы дать мне второй шанс. Насколько я помню, второго мая погиб не только я. А еще Люпин или, например, Тонкс. Метаморф — какая удача! Вы могли спасти Грюма, на худой конец. Но вы выбрали меня, и это не может не удивлять. Гермиона некоторое время молчит, спокойно глядя на него и словно ища ответ на тот же самый вопрос внутри себя. — Я действительно не знаю наверняка, почему выбрала вас, сэр. Но я нисколько об этом не жалею. — Вы плохо врете, Грейнджер. Гермиона отрицательно качает головой, замечая, что Снейп пристально следит за выражением ее лица. — Вы первый, кто пришел на ум, когда мне предложили выбрать партнера. Я вспомнила, что Гарри частенько твердил, что назовет сына вашим именем, потому что вы — самый храбрый человек на свете. Снейп, кажется, чуть пошатывается и тихо стонет. — Поттер назовет ребенка моим именем? — Если быть точнее, сэр, то имя будет звучать как Альбус Северус. По-моему, замечательное имя. — Замечательное? — Снейпу не хватает воздуха от ярости, и его голос понижается до шепота. — Это переходит всякие границы, Грейнджер, это невероятно! Гермиона смотрит на него с полсекунды, а потом громко смеется и никак не может остановиться. — Сэр! Я приготовила вам синий камзол для приема. Снейп переводит на заглянувшую в комнату Констанцию взбешенный взгляд. — Прекрасно! — произносит он громко и, стремительно покинув аптеку, оставляет дверь открытой нараспашку. — Мисс, а вас ждет темно-розовое платье: на приеме наверняка будут чрезвычайно важные особы. А перчатки выберете в тон или белые? По-моему, белые гораздо красивее. ...Экипаж от господина Монтегю мягко подпрыгивает на выбоинах. Гермиона продолжает улыбаться, глядя в окно: небо то проясняется, то затягивается тучами. Вдалеке едва слышно гремит гром. — Вы меня раздражаете. — Снейп смотрит на нее мрачно. — Прекратите. — Не могу, сэр. — У Монтегю держите ухо востро. Думаете, получится предложить еще одну сделку прямо сегодня? — Я попробую осторожно узнать. — Гермиона поправляет перчатки, натягивая их до локтя. — Мистер Гринграсс мне поможет, если приглашен. Снейп приподнимает брови, скользнув взглядом по ее рукам, но ничего не произносит и через минуту погружается в свои привычные раздумья. Особняк Монтегю — небольшое двухэтажное здание, выкрашенное в коричневый цвет, — стоит на окраине Йорка. С первого взгляда он кажется небольшим и уютным, и это ощущение не теряется и внутри: в доме около десяти комнат, одна из которых служит залом для приемов, и примыкающая, построенная явно позже, просторная столовая. — Вы первые гости. — Монтегю стоит на верхней площадке лестницы, опираясь на трость с золотым набалдашником. — Наконец-то я вижу вас у себя. Предлагаю сразу пройти в мой географический кабинет. Как ваши посетители, господин Снейп? Все болеют? — И приносят аптеке деньги. — Такова жизнь. — Монтегю улыбается Гермионе. Он почему-то внушает доверие и желание делиться всеми тайнами. — Смотрите, каким был мир до открытия Колумба и каким он стал сейчас. — Особенно рады живущие там дикари, — язвительно замечает Снейп, разглядывая карты. — В конечном итоге к ним пришли образованные люди, — замечает Монтегю. — Позвольте, они никого не ждали. Им было прекрасно без ваших насильников, головорезов, завоевателей земель и просто охотников до легкой наживы. Они возделывали сельскохозяйственные культуры и жили спокойно под открытым небом. Гермиона наблюдает за ним искоса: тон по-прежнему язвителен, но в нем чувствуется привкус горечи. Монтегю изящно переходит к другой теме: — Колумбов обмен, дорогая моя, это обмен животными и растительными культурами между странами Нового света, Старого света и страшной Африкой. Благодаря Колумбу мы имеем возможность есть картофель и кукурузу, а жители далеких земель — завести дома коз и кошек. Как полагаете, господин Снейп, кошки тоже не пришли в восторг от этих новостей? — Безусловно — нет. — Но кукуруза вам нравится? — Нисколько. Гермиона смеется и тут же слегка нервно берет Снейпа под руку, увидев входящих в кабинет премьер-министров. Монтегю отвлекается, учтиво склонив голову, и Гермиона на несколько секунд остается наедине со Снейпом. — Вам все еще страшно? — осведомляется он, глядя на нее искоса. — Рядом с вами — нет. Если я мешаюсь, то... — Вы не мешаетесь, что за вздор, — и теперь в его голосе снова сквозит раздражение, но несколько иное: словно его раздражает мысль, будто она считает себя его обузой. — И вы прекрасно держитесь. Монтегю машет им рукой, они неспешно здороваются с Диггори и Уолполом, и беседа немедленно сворачивает в политическое русло. — Его величество не понимает реальную угрозу от якобитов. — Уолпол промакивает платком вспотевший лоб. — А Чарльз тем временем собирает сторонников, и мы все понимаем, что архиепископ ведет двойную игру, вот только поймать его с поличным невозможно. Каждый раз ускользает из сети. Кроме того, есть еще принц Уэльский, выступающий против войны и против короля. Монтегю качает головой. — Война неизбежна. И вы, Уолпол, ничего не сделаете, хотя я завидую вашему упорству... А вот и господин Селвин! Вы сегодня без вашей очаровательной сестры? Гермиона с неудовольствием смотрит, как Снейп пожимает протянутую ладонь барона Селвина — увесистую, как у бронзовой статуи. — Софии нездоровится, — произносит он спокойно. — Мигрень. Возможно, у вас есть капли или соли? — Отправлю с мальчишкой, как только вернусь в аптеку. Вам стоило написать мне сразу же. — голос Снейпа звучит учтиво, и Гермиона сразу понимает: барон ему противен. — Или, может быть, я навещу баронессу сам? — Вы всегда желанный гость. — Селвин уже поворачивается к премьер-министру Диггори. — А вот ваши мракоборцы совсем спятили. Остановили мой экипаж, провели обыск. Я буду жаловаться в Визенгамот. Диггори устало вздыхает. — Все это ради вашего же блага, барон. Вы читаете "Пророк"? Представляете, сколько преступлений происходит ежедневно? И особенно касательно нелегальной торговли. Селвин что-то бурчит себе под нос, но открыто спорить с Диггори не решается — во всяком случае, не в этот раз. — А что вы решили насчет сахара? — Селвин обращается к Уолполу. — Два месяца постоянно обсуждаем Сахарный акт, сколько еще вы будете раздумывать? Уолпол поджимает губы. — Вы же понимаете, что Сахарный акт требует большинства голосов, потому что полностью нарушит Навигационные акты. И кроме того, он не выгоден нам, все стараются... — Тянуть кота за хвост, понимаю, — бесцеремонно перебивает Селвин. — Ради всего святого, Уолпол, подпишите вы уже этот акт. Дайте колонистам немного свободы — на время, а потом прижмите их еще сильнее, чем сейчас. В связи с неизбежной войной нам требуется тишина и покорность по ту сторону океана. Уолпол согласно кивает. — В ваших словах есть разумное зерно, барон. Вот только попробуйте дать вашей кухарке свободу выбора блюд и высокое жалованье, а потом заставьте ее готовить только картофель и урежьте жалованье вдвое. Боюсь, вы получите яростное непонимание. За спиной Селвина возникают двое: Джулиан Гринграсс и Берк, торговец. — Я бы на вашем месте послушал барона, премьер-министр. — Берк поправляет шейный платок. — Если война пойдет не по сценарию, вы обратитесь к колониям за помощью. Не умаслите их сейчас — получите холодное молчание. Плантаторы недовольны — я говорю вам как человек, постоянно общающийся с их представителями и чуть реже — с ними самими. То, что вы получаете налоги с их плантаций, не прилагая никаких усилий, да еще и запрещая им торговать свободно как им вздумается, раздражает умы все больше и больше. Великобритания видится плантаторам как отчим, отнимающий у неродного ребенка любой заработок, что тот приносит домой после тяжелого дня. Великобритания практически перестала быть нужна тем, кто живет по ту сторону океана. Советую хорошенько об этом подумать. Джулиан слегка кивает ей, и Гермиона, с удивлением для самой себя, неохотно покидает Снейпа и следует за Гринграссом в соседнюю залу с цветущими растениями. Джулиан почтительно берет ее руку и легонько сжимает. За то время, что они провели вместе, Гермиона поняла, что он благороден, но не лишен легкого высокомерия, амбициозен и честен, и предрассудки относительно чистоты крови его не тревожат. На последнем вечере у Певерелла Джулиан дал понять, что относится к ней как к женщине, которая ему нравится. Его ненавязчивые попытки ухаживать смущают Гермиону, но вместе с тем не могут не приносить удовольствия. — Вы очаровательны сегодня, — произносит Джулиан, отпуская ее руку. — Что решили насчет следующей сделки? — Мне нужно пять грамм рога взрывопотама. — Гермиона оглядывается на Берка. — Думаете, получится устроить? Единственное — у меня нет с собой много денег, лишь три галлеона. — Остальное заплатите при получении товара. А еще что-нибудь купить не желаете? Вам стоит быть чуть напористее, чтобы перейти с нижнего уровня доверия на уровень выше. Я решил приобрести пару животных, чтобы остаться в клубе: я не хочу оставлять вас там наедине с опасными людьми, хотя знаю, что вы смелы и себя в обиду не дадите, однако помощь может понадобиться. Берк подходит к ним через несколько минут и, выслушав предложение, задумчиво кивает. — Попробую организовать сделку. Возможно, вы хотите еще приобрести глаза пятинога? Продавец один, сделает хорошую скидку. — Не откажусь, — учтиво произносит Гермиона, спокойно глядя в его раскосые глаза. — Дадите знать, как договоритесь с продавцом. А шкура демимаски мне доступна? Берк облизывает губы. — Нет. Вы пока лишены такого удовольствия, потому что за демимасками следит Министерство, а значит, их количество на строгом учете и контроле. Покупка в основном происходит на закрытых торгах, и туда открыт доступ лишь самым надежным. Заслужите доверие — получите доступ. И вы в том числе, Гринграсс... Прошу прощения. Гермиона с Джулианом остаются вдвоем, и Джулиан, сделав жест проходящему мимо лакею, предлагает попробовать пирожные. Взяв корзиночку с розовым кремом, Гермиона ловит на себе взгляд Снейпа: тот стоит у окна, делая вид, что слушает барона Селвина. Любопытно: она уже понемногу начинает замечать, когда он действительно заинтересован, а когда это игра. Для первых шагов в этом распознании ей понадобилось два с лишним месяца ежедневного времяпровождения с ним по несколько часов. Сейчас Снейп заинтересован ею, а не бароном. Вспыхнув, Гермиона отворачивается и торопливо произносит: — Вас ведь пригласили на королевскую охоту? — Разумеется. Вы приедете? — Я не очень хорошо держусь в седле. — Гермиона промокает салфеткой губы. — Боюсь, смогу ехать только шагом. Джулиан улыбается. — Хотите, я загляну за вами завтра верхом? И немного проедемся верхом по пустошам. Конечно, если вы не очень заняты. Гермиона качает головой. — Я не уверена, что это понравится моему наставнику. Джулиан бросает взгляд поверх ее плеча и едва заметно хмурится. — Похоже, вы правы. Он смотрит прямо на нас, его лицо беспристрастно, но глаза такие ледяные, словно он с удовольствием проткнул бы меня шпагой на этом самом месте. И как вы только с ним работаете? Гермиона приглушённо смеется. — О, я узнаю о себе новое каждый день. Через несколько минут к ним присоединяется жена премьер-министра Диггори, пожилая леди по имени Аврора Диггори. Ее объемное, явно тяжелое платье словно поддерживает ее иссохшее от старости тело. — Как хорошо быть молодыми! — вздыхает она и касается плеча Джулиана. — Молодец, за красивой девушкой ухаживаешь. Матери уже представил? Джулиан что-то бормочет, и Гермиона чувствует, как горят щеки. Мерлин, ну почему все пожилые люди так стремятся сосватать всех вокруг себя? Когда она доживет до преклонного возраста, то все, что будет ее интересовать, это внуки и правнуки, вкусная еда и хорошие книги перед сном. — Молодые люди нынче нерешительные. — мадам Диггори грозит Джулиану пальцем. — Смотри! Скромницы и умницы такие не часто попадаются. Все больше такие, как Айрис Пруэтт, да легкомысленные красавицы. Жена, друг мой, должна быть надежная. Джулиан берет Гермиона за руку и, указав рукой на столик с напитками, произносит: — У меня в горле пересохло. Хотите выпить? — С удовольствием. — Гермиона позволяет себя увести, и мадам Аврора подмигивает ей, улыбаясь морщинистыми губами. — Только в этот раз я возьму травяную настойку. Шампанское ударяет в голову слишком быстро. Но у столика с напитками на них с презрением смотрит другая леди, и Гермиона невольно оглядывается в поисках Снейпа, но нигде не может его найти. — Грязнокровки на приеме у друга его величества, — произносит она громко, и Джулиан сердито сжимает руку Гермионы. — В какие позорные времена мы живем! А, и вы здесь, лорд Певерелл? Изабелла произносит слово "лорд" так, будто перед ней мальчишка-посыльный. Джулиан молча уводит Гермиону в небольшой висячий садик, расположенный на уровне залы. — Не переживайте, я привыкла, — произносит она, глядя в его обеспокоенное лицо. — Меня подобные слова не оскорбляют, они оскорбляют лишь того, кто их произносит. Как гриффиндорка я знаю, что поступки важнее слов. Джулиан кивает. — Гриффиндорцы — особые люди. Лично я учился в Когтевране и всегда считал, что попал не на свой факультет. — Шляпа предлагала мне отправиться в Когтевран. Но я решила, что дисциплины, изучаемые на Гриффиндоре, более практичны. А теперь думаю, что стоило начинать со Слизерина. Джулиан собирается что-то ответить, но мимо них вдруг проходит встревоженный Берк с Альбертом Бучем, что едва не убил Кастора, и откуда-то доносится имя "Шарм". — Шарм, наверное, и есть самый главный среди торговцев. Безусловно, это псевдоним. Как вы считаете, прошлый продавец мужчина или женщина? — Женщина, — уверенно заявляет Гермиона. — Но успешно пытавшаяся это скрыть. Оставшийся вечер они проводят вместе, стараясь избегать общества неприятных людей, и когда часы уже показывают одиннадцать вечера, Гермиона решает отправиться домой, хотя Монтегю и предлагает еще немного задержаться. Снейп до сих пор не появился, и неприятное ощущение беспокойства тревожит ее уже второй час. — Я поеду с вами. — Джулиан садится с ней в экипаж. — На дорогах всегда неспокойно, а в последнее время особенно, как вы слышали от Уолпола. Сестра, конечно, будет ждать — она обожает рассказы о приемах, но я успею рассказать ей с утра... Экипаж вдруг резко останавливается, так что Гермиона едва не сваливается с сиденья. Джулиан, вытащив кинжал, распахивает дверцу, но не успевает ничего сделать, как невидимые руки вытаскивают его из экипажа и швыряют в грязь. — Что происходит? — Гермиона вопросительно поднимает брови, когда перед ней оказывается злое лицо гоблина. — Вы с ума сошли? Тот исчезает, что-то громко выкрикивая, и Гермиона сама выбирается из экипажа, придерживая платье. Ее немедленно окружает толпа гоблинов: их худые лица перекошены от ярости, двое с радостью расправляются с кучером, другие взмахом руки всаживают кинжал в живот лакея. Джулиан лежит на земле неподвижно, и правый висок его окрашен кровью. — Спасительница, — произносит один из гоблинов, указывая на нее пальцем. — Вы спасли нашего Урка. Вы можете идти. Гермиона сердито поджимает губы. — Я никуда не пойду без джентльмена. Вам не стыдно, господа? Магическое сообщество должно быть едино, помогая друг другу, а вы выступаете против и бесчинствуете. Вы убили двоих... — И убьем еще больше! —Один из гоблинов сверкает глазами. — Магам на нас плевать. Нас унижают, продают в рабство, обманывают, у нас воруют драгоценности, нам запрещают пользоваться палочками. И мы намерены мстить. — Позвольте мне забрать джентльмена. — Гермиона тяжело вздыхает. К сожалению, гоблинское восстание уже невозможно остановить, но она обязана спасти Джулиана. — И мы уедем. Гоблины перешептываются, потом один из них, взмахнув рукой, позволяет Гермионе подойти к Джулиану. — Он без сознания и ранен, — произносит она холодно. — Будьте добры, отнесите его в экипаж, и я немедленно исчезну с ваших глаз. Гоблины слушаются не сразу, и спустя мгновение Гермиона понимает, что кучером предстоит стать ей самой, а кроме того — Снейп отправится домой той же дорогой и может попасть в ловушку. Мерлин, да где же он? Взяв вожжи и стараясь выглядеть уверенно, Гермиона дрожащими руками касается поводьями лошадиных спин, и экипаж медленно трогается с места. До Аппер-Фледжи остается не так долго, около двадцати минут, но двадцать минут длятся бесконечно. Лошади бегут неторопливой рысью, и когда Гермиона с трудом натягивает поводья на себя, чтобы остановить четверку у дома, ее ладони оказываются сжаты настолько, что она несколько секунд не может разогнуть одеревеневшие пальцы. Констанция всплескивает руками, увидев ее на козлах, и помогает спуститься, а затем подзывает ремесленника Джозефа из дома напротив, и они вдвоем переносят Джулиана в гостиную и опускают на кушетку. — Пьяный, что ли? — Джозеф почесывает затылок, смотря на Джулиана сверху вниз. Констанция сует ему в ладонь шиллинг и выталкивает за дверь. — Да ухожу я, ухожу... Гермиона прислушивается к дыханию Джулиана, потом считает пульс — он слабый, но сердце бьется. — Вызывай колдомедика, — говорит она торопливо, как только Констанция закрывает дверь и возвращается в комнату. — Я боюсь, что у него или сотрясение, или внутреннее кровотечение. Филиппа нет, господин Снейп тоже не дома, я не уверена, что справлюсь сама. Констанция исчезает, и спустя десять минут вновь появляется с низкорослым мужчиной в форме, которая ничем, кроме длины, не отличается от формы колдомедиков в ее столетии. — Доктор Эски, — представляется он и сразу проходит к Джулиану. — Вы обработали рану бадьяном? — Да, сэр. — Хорошо. Выйдите, я осмотрю пациента. Осмотр занимает не больше пяти минут, и по его итогу колдомедик решает забрать Джулиана в больницу, пригласив Гермиону навестить пострадавшего завтра. — Я сделаю чай, потом можете поужинать. — Констанция суетливо провожает ее в кухню и помогает снять шляпку и перчатки. — Уже поздно, и я со всеми заботами с ног сбилась. Еще пришлось заплатить Джозефу, чтобы занялся экипажем и лошадьми... — Я дождусь, когда вернется господин Снейп. — Гермиона неохотно берет вилку и принимается за ужин. От пирожных у нее чувствуется желудок. — Я волнуюсь, что с ним что-то случилось. Но ты можешь идти отдыхать. Снейп возвращается лишь около двух ночи и сразу проходит в кухню. — Какого дьявола вы не спите? — Он берет со стола чайник и ставит на огонь. — Что с вашим лицом? Гермиона сглатывает и поднимается ему навстречу. За прошедшее время она успела представить себе все ужасы, которые могли с ним произойти, и теперь едва не вскакивает с места, как непоседливый ребенок. — Слава Мерлину, с вами все хорошо! Куда вы исчезли? Снейп достает с полки кружку и травы. — Думаю, историю придется отложить до утра. — Я волновалась, сэр, что вы попадете в ловушку, не могла идти спать, пока не удостоверилась, что вы... — Слова вдруг исчезают, и Гермиона прижимает руки к груди. Снейп смотрит на нее вопросительно и с некоторым недоверием. — Вы настолько переживаете за меня? — интересуется он тихо. — И что у вас с руками? — Господин Гринграсс решился проводить меня, поскольку вы не вернулись, но по дороге на нас напали гоблины. Тридцать девятый год — начало восстаний, помните? Они убили кучера и лакея, ранили Гринграсса, и мне пришлось управлять экипажем самостоятельно. Вожжи скользили, и я стерла ладони, но это ничего страшного... Я ждала вас и забыла о них. Мне удалось спастись лишь потому, что они помнят о моей помощи Урку. Снейп исчезает в аптеке и через две минуты снова оказывается возле Гермионы. — Ваше чертово милосердие пригодилось хотя бы раз, — ворчит он, обмакнув мягкую тряпочку из фланели в бутыль. — Стойте спокойно. Снейп берет ее за запястье и осторожно смачивает измученную кожу настойкой. Это не бадьян — что-то более щадящее, с едва уловимым запахом лаванды. Наверное, заживляющий бальзам. Их взгляды на мгновение встречаются: Гермиона смотрит не смущаясь, но всей кожей ощущает прикосновение его пальцев. По спине почему-то пробегают мурашки. — Вы целы, и со мной все в порядке, — произносит Снейп спокойно. — Вам лучше? Хотите пунша? Для кого, черт побери, Констанция постоянно его варит? Гермиона украдкой улыбается. — Возможно, для себя. Но я немножко налью: после пунша будет легче уснуть. И я договорилась насчет порошка из рога взрывопотама. Снейп довольно кивает, снимая чайник с огня. — Вы отлично справились. Как видите, от вас много пользы в нашем деле. Гермиона садится напротив него, налив пунш на донышко рюмки с тонкой ножкой. — Сэр. — Я слушаю. — Знаете, я... Да нет, глупости. — Прекратите вести себя как школьница. — Снейп невозмутимо заливает заварку кипятком. — Не хотите говорить — в другой раз. Гермиона залпом выпивает пунш и отчаянно краснеет. Что делать с желанием проводить время с этим человеком? — Джулиан пригласил меня кататься верхом в полях. — Вздор. Вы не справитесь. Во всяком случае, на данном этапе вашего обучения. — Только я не хочу ехать в поля с Гринграссом. Я хочу остаться с вами в аптеке и завершить зелье забвения. Снейп медленно размешивает чай ложечкой. Лицо его непроницаемо, но губы чуть изгибаются в усмешке. — Хотите остаться со мной? — Да, сэр. Странно, правда? — Я еще с утра говорил вам, что вы полны самых нелепых странностей. Эта лишь одна из них, Грейнджер. — Снейп устало откидывается на спинку стула и хмурится. — Получается, вы спасли Гринграсса, хотя, возможно, ему было суждено погибнуть. Гермиона устало зевает, прикрывая рот ладонью, еще пахнущей лавандой. После успокаивающего поведения Снейпа и глотка пунша на нее резко накатывает усталость от тяжелого дня. — Я проверю перед тем, как лечь. Доброй ночи, сэр. Снейп коротко кивает, но, кажется, он слегка недоволен, что она уже покидает его, и у лестницы Гермиона задерживается, оглядываясь. Снейп все так же сидит неподвижно, глядя на остывающий чай.Морис
Айрис встречает его у северного портала. Лицо ее закрыто широким капюшоном плаща, из-под которого выглядывает серое платье. Увидев Мориса, она берет его за руку и увлекает за собой, в сумрак колонн. — Целых два дня! — произносит Айрис горячо и прижимается к нему. — И вам не совестно? — Пришлось заниматься делами. — Морис целует ее ждущие приоткрытые губы. — Отец что-то подозревает, так что сбежать не получилось. Что говорят относительно ограбления Певерелла? Айрис понижает голос: — Мнений много, дядя в замешательстве. Пропали некоторые письма и бумаги, что касаются давно прошедших событий. Ничего ценного не украли, но я так понимаю, что в письмах были улики против него. Морис приподнимает брови. — Улики? — Во-первых, прошения о волшебных существах. — Айрис берет его под руку, и они неспешно двигаются вдоль бокового нефа. Тихо и сыро, только шелестит подол платья, касаясь старинных плит. — Во-вторых, какие-то старые письма, но возможно, в них тоже хранилась важная информация. Что, пойдемте за тканями и к Блэкам? Я придумала чудесный наряд и новый фасон; уверена, двору понравится, но необходимы великолепный шелк и атлас. Морис вспоминает небольшую мастерскую. — А как же ваша выставка керамики? — О, она назначена на следующую неделю. Сейчас мы решаем некоторые вопросы с управляющим дворца. Морис завороженно наблюдает, как под руками Айрис взлетает и расправляется ткань. Атлас, бархат, шелк — ее пальчики касаются поверхности, щупают, проверяют на прочность. Некоторые отрезы она откладывает в сторону, торгуясь, другие возвращает почти мгновенно. В конце концов, когда свертков оказывается больше десяти, Айрис успокаивается. Оплатив покупки после горячего спора с торговцем, она возвращается к Морису, скучающему у окна, и они оба трансгрессируют в роскошный особняк Блэков. Идея Айрис выдать Беату за Блэка сперва не пришлась Морису по душе, однако, познакомившись с Поллуксом и поняв, что он совершенно не похож на своего любвеобильного сумасбродного брата, Морис пришел к выводу, что иметь в родстве Блэков значит добавить к крови Мраксов кровь одного из самых старинных родов Англии. К тому же Беате невероятно понравился молодой человек, хотя до этого она не высказывала желаний стать женой: ее больше интересовали розы, книги и свобода. Лакей учтиво проводит их в гостиную, и в самом дальнем углу Морис сразу замечает гувернантку Беаты: мисс Уоррен не стремится выделяться, явно ощущая себя чужой среди господ и лакеев. Ее простое, старенькое коричневое платье как нельзя лучше подходит к выражению ее лица: строгому и серьезному, словно сосредоточенному на какой-то внутренней борьбе. Наверное, все гувернантки похожи друг на друга в своем стремлении выжить. Оставив Айрис в обществе старшего Блэка, искрящего глупыми шутками, Морис присаживается рядом с мисс Уоррен и холодно интересуется: — И что такого есть в гувернантке, что мой отец ставит вас выше меня, своего собственного сына? Мисс Уоррен сжимает руки — он замечает это сразу, глядя на нее искоса. — Ваш отец — загадочный человек, мистер Мракс. Предположу, что ему нравится мое упорство и стремление к независимости. Морис усмехается нотке самодовольства в ее голосе. — Вся ваша независимость превратится в ничто, стоит семьям отказать вам от дома и от занятий, мисс Уоррен. Ваша независимость — это иллюзия, так что не пытайтесь брать на себя больше, чем вам это позволено. Мисс Уоррен вдруг поднимает на него свои болотные глаза: в них светится искреннее негодование. — Вы намекаете на то, сэр, что я каким-то образом пытаюсь влиять на вашего отца? Простите, но на это решится лишь сумасшедшая. Ваш отец непредсказуем и опасен, и каждый раз, когда он разговаривает со мной, я не знаю, выйду ли живой из его кабинета или разделю участь вашей бедной матушки. Так что, Мерлина ради, избавьте меня от неприличных намеков. Морис вспыхивает: как она смеет вспоминать его мать! Женщину, которая отдала все, даже свою жизнь ради семьи… Да, она была слаба духом — гораздо слабее этой дерзкой гувернантки, но она выросла в благородной семье, где слишком почитали семейные ценности. — Как только Беата выйдет замуж, ваши услуги нам больше не понадобятся, — произносит Морис сквозь зубы. — Совсем скоро вам придется искать другое место. Гувернантка сдержанно кивает, не поворачивая к нему лица, и Морис возвращается к Айрис, которая по-прежнему кокетливо улыбается, слушая очередной рассказ Блэка о не совсем удачной дуэли: правая рука его висит на перевязи. — И вы не хотите обратиться в Мунго? — Айрис приподнимает брови. — Что, если завтра снова вызовут на дуэль? Блэк громко хмыкает. — Завтра смотр войск, так что любые дуэли придется отложить. Матушка обещала найти лучшего врача, пока наш молодой студент путешествует по Италии с моей прекрасной Джеммой. Морис с презрением окидывает его с ног до головы: красавчик, обожающий рисоваться перед женщинами, прекрасно понимая, что им это нравится. Повеса, который может умереть в любой день, не думающий о своих родных. — А вы не боитесь, господин Блэк, отпускать мисс Аббот с таким человеком, как молодой студент? Знаете, он ведь тоже мужчина. — И мой друг. Друзья не станут волочиться за вашей любимой женщиной, Морис. — Блэк лениво поправляет блестящую прядь волос. — Ради разнообразия попробуйте приобрести друга: вам понравится. О, а вот и наши влюбленные голубки. Морис неохотно переводит взгляд на Беату, которая входит в розовую гостиную вместе с младшим Блэком и их матерью. Странно, но даже сейчас мысль о браке с сестрой не кажется ему противоестественной. Да, кровосмешение — не самое приятное занятие, но ради чистоты крови пойдешь на многое. И Морис вновь оглядывается на гувернантку: она полукровка, и отец это знает. Неужели она смогла чем-то его околдовать? В ней нет ничего примечательного: обычная серая мышь, каких в чулане жизни полным-полно. — Полюбуйтесь. — леди Блэк недовольно смотрит на старшего Блэка. — И вам не стыдно? — Стыдно, матушка, не поднимать перчатку, когда тебе бросили вызов. — Буч — опасный человек; тебя в конце концов убьют, только чужими руками. — леди Блэк тяжело вздыхает. — На кого дом оставишь? Кастор, я тебя умоляю: хватит, довольно. Третья дуэль за неделю! Я с ума сойду. Не пора ли тебе жениться? Старший Блэк хитро блестит глазами, и это не укрывается от присутствующих. — Я думаю о том, чтобы сделать Джемме великолепное предложение. Но вот незадача — она в Италии, а я прозябаю здесь, в холодном июньском Йорке. Позвольте, матушка, без дуэлей — скука смертная. Без карт — повеситься можно. Леди Блэк машет на него рукой и поворачивается к Беате. Морис чувствует, что сестра ей нравится, что ее в этом доме приняли благосклонно и не обидят. Это успокаивает его: Беата никогда не знала любви, и мать она совершенно не помнит. Сам он на выражение любви не способен, хотя Айрис и считает обратное, так пусть сестра узнает хоть немного, что такое человеческая ласка. — Поллукс подарил мне прелестное кольцо. — Беата застенчиво протягивает руку. На безымянном пальце блестит золотое колечко с розовыми камнями. — И попросил у леди Блэк благословления. Айрис горячо хлопает в ладоши, Кастор громко хлопает брата по плечу, а Морис вновь оглядывается на гувернантку: та сидит спокойно, глядя перед собой, но мысли ее очень далеко отсюда. — Ты рад? — Разумеется. — Морис холодно целует сестру в лоб. — До свадьбы еще минимум пять с половиной месяцев, я полагаю? Я внесу необходимую сумму для подготовки. Цветы, платье, драгоценности — я организую. Да, почти полгода отделяют их с Айрис от свободы, но временами Морису кажется, что он не до конца понимает, чего хочет сам. Больше всего — больше, чем обладать Айрис, — ему бы хотелось размозжить отцу голову. — Вы словно не рады помолвке. — Айрис вновь берет его под руку; из-за туч проглядывает солнце, и они решают пройтись вдоль парка. — Вы постоянно молчите. Вам нездоровится? — Верно. При виде вас у меня начинается лихорадка. Айрис издает короткий и недоверчивый, но очень самолюбивый смешок. — Поверьте, я испытываю почти то же самое: рядом с вами мне невероятно хочется пить. Но поцелуи отлично утоляют жажду. Они прячутся за широким старым каштаном с треснувшим стволом, в котором расторопные белки устроили себе убежище. Морис неистово скользит руками по податливому телу Айрис, не отрываясь от ее губ, но вдруг резко отшатывается. Перед глазами встает сцена из детства, когда отец точно так же пытался овладеть матерью прямо в галерее, прикасаясь к ее обнаженным рукам своими огромными лапами и задирая низ платья. Айрис невозмутимо вытирает лицо платком, тяжело дыша. — С вами все в порядке? Морис отворачивается. Он остро чувствует себя словно раздвоенным: одна его часть напоминает отца, другая желает взять Айрис прямо у этого дерева. Обе неконтролируемы. — Я не знаю даже, чем вы увлекаетесь, а вы знаете обо мне почти все. — Айрис поправляет перо на шляпке. — Что вы предпочитаете читать? — Ничего. Я не читаю. — Может быть, вы любите охоту и езду верхом? — Терпеть не могу. — Стрельбу по мишеням? Фехтование? — Практикуюсь только из-за необходимости. — Скачки? — Пустая трата времени, но раз в год можно и посмотреть. Айрис останавливается и сердито рассматривает его лицо. — Так дело не пойдет, — произносит она приглушенно. — Люди либо не разделяют интересы, либо разделяют, но люди не могут молчать, Морис. Молчать, целоваться и мечтать, как дойдут до какой-то грани, чтобы тут же ее переступить. Вы иногда меня пугаете, и я никак не избавлюсь от затаенного чувства страха перед вами, словно в вас сидит какой-то демон. Возможно, этим вы меня и привлекаете. Морис старается начать диалог, понимая, что она права: он не научен общению, кроме общения с виноградом, поставщиками и покупателями. Никто раньше не интересовался его мыслями, и не было надобности их высказывать вслух, даже Беате. — Несколько дней назад я читал Шекспира, — произносит Морис тихо, сворачивая на дорожку. — Пожалуй, мне понравился «Гамлет», но сам Гамлет — отвратителен. Чем-то напоминает меня, только я бы убил не дядю, а отца. И первый раз в жизни бы спал спокойно. Айрис пропускает эту ремарку мимо ушей. — А на мой взгляд, Гамлет просто несчастен, и ничего отвратительного в нем нет. Он еще очень юн, как и мы с вами, и пытается сделать правильный выбор. «Быть или не быть» — помните? Я считаю, что «быть» гораздо сложнее и опаснее, чем «не быть» — это удел трусов. Гамлет рассуждает о возможности «не быть», но сам никогда ее не выбирает, потому что он храбр душой. — Нет, потому что он считает себя правым. — Он весь путь сомневается. — Это игра на публику и самообман. Гамлет все прекрасно знает с самого начала. Айрис снова останавливается. — Позвольте! Вы совершенно не умеете анализировать то, что прочли. — А вы, конечно же, умудренный опытом литературный критик? — Морис кривит губы, глядя в ее блестящие зеленые глаза. — А что скажете: любил ли Отелло Дездемону? — Чрезмерно. — Ни капли. Когда любишь — доверяешь больше, чем себе. К одному только Ромео у меня нет вопросов: он совсем еще дитя, чтобы разбираться в жизни и женщинах. Обсуждение затягивается на целый час, и Айрис, в конце концов рассмеявшись, сдается, уступая его резким суждениям. Морис чувствует себя зверьком, который выбирается на свет из темноты пещеры. Расставшись с Айрис, Морис неохотно направляется в таверну, где его ждет скупщик переспелого винограда. Заключив очередную мелкую сделку, Морис не сразу идет домой, а некоторое время блуждает по Йорку, представляя себе то время, когда отец наконец умрет и перестанет нависать над ним страшной скалой, готовой вот-вот обрушиться и задавить насмерть. Что, если он действительно убьет отца? Никому не станет хуже: наоборот, он очистит мир от нечисти, от грязи, которая только и умеет, что унижать и запугивать. О, в Дурмстранге их учили темной магии и приготовлению таких зелий, что одна капля способна убить даже гиппогрифа. Но отец ест один, а эльфа невозможно подговорить: тот и слушать не станет, а потом, пожалуй, еще выдаст всю задумку отцу. Но мысль о расправе — быстрой и жесткой — понемногу крепнет в его сердце. Отец, вопреки своим ежедневным привычкам — после обеда он всегда ездит на охоту, — ожидает его в кабинете. — Загляни в соседнюю комнату, — произносит он холодно. — И попробуй с ним заговорить. Если не сумеешь — убирайся из дома. Морис приоткрывает портьеру: в огромном стеклянном террариуме извивается молодой василиск. Глаза его выколоты, но клыки в распахнутой пасти уже достигли внушающих размеров. Отец появляется незаметно и встает позади него. Морис видит его отражение в стеклянном шкафу и сглатывает, делая шаг к террариуму. Василиск шипит, продолжая извиваться, но у Мориса никак не получается преобразовать шипение в слова, и в конце концов он отчаянно качает головой. Змееусты рождаются не в каждом поколении, но Морис почему-то втайне надеялся, что именно он станет понимать змеиный язык. Еще одна разбитая иллюзия. — Я знал, что твоя мать путалась с конюхом. — Отец громко сплевывает прямо на пол. Появившийся эльф тут же подтирает плевок и исчезает. — Паршивый щенок! Ты весь в нее, в эту безропотную шлюху, которая раздвигала ноги перед… Морис не помнит, как вытаскивает палочку. Все происходит мгновенно, но отец реагирует быстро, словно ождал его реакции, и через секунду Морис врезается в тот самый стеклянный шкаф напротив, разбивая затылок в кровь. Палочка выскальзывает из руки и катится по начищенному паркету. А потом перед его лицом возникает пляшущий василиcк, и с клыков его раскрытой пасти капает слюна и яд. — Твоя жизнь не имеет смысла, если ты не обладаешь всеми способностями Салазара. —В голосе отца слышна насмешка. — Однако своим упрямством больше похож на меня, чем на конюха… Позади него, в кабинете, раздается голос гувернантки, и василиск тут же исчезает, возвращаясь в террариум. — Убирайся наверх, — произносит отец сквозь зубы. — И проверь, чтобы твоя сестра выполнила все задания мисс Уоррен. Пошел вон! Морис с трудом поднимается, но понимает, что ему не хватит сил подняться наверх, да и унижаться в присутствии гувернантки ему хочется меньше всего. Зачем она пришла к отцу? — Гус, — шепчет Морис, и домовой эльф тотчас появляется возле него. — Отнеси меня в мою комнату. Эльф осторожно касается пальцами его запястья, и они оба перемещаются в спальню Мориса. — Принеси бадьян, вина и фруктов, а лучше — вяленого мяса. — Морис ложится на кушетку не раздеваясь. Голова раскалывается от боли так, что в глазах темнеет. — И позови Беату. Живо! Эльф исчезает, и Морис остается наедине со своим разочарованием.Северус
Поттер совершенно сошел с ума. Называть ребенка именем двух директоров, один из которых любил жертвовать людьми ради общего блага, а другой занимал должность не по праву и относился к нему настолько предвзято, насколько это было возможно, — нелепая идея. Впрочем, от Поттера вполне можно ожидать и не такого. Слава Мерлину, они существуют в разных временных отрезках. Грейнджер считает, что его раздражение забавно, и всю дорогу улыбается. Северусу приятна эта улыбка, приятно, что он способен своими словами улучшить ее настроение, но осознание всего этого в совокупности не приносит удовольствия, поэтому он в конце концов просит ее успокоиться. Монтегю внушает ему одновременно доверие и недоверие. Что-то не так с картами, развешанными на стенах, и Северус приходит к выводу, что ему нужно побывать в доме еще раз. Грейнджер, как всегда, ведет приемлемую беседу и выглядит действительно заинтересованной, и Северус всерьез думает, что в Хогвартсе не хватает предмета, связанного с изучением географии других стран, их флоры, фауны и культурных традиций. Именно поэтому на зельеварении встречаются типичные ошибки вроде использования испанского лирного корня вместо английского — а ведь их свойства различаются. Отсутствие Софии несколько огорчает Северуса: ее общество приятно, и рядом с ней он всегда оказывается в центре самых жарких дискуссий. Тем не менее ему удается принять участие в обсуждениях, некоторые из которых абсолютно бессмысленны, другие, наоборот, полезны. — Драконья оспа продолжает распространяться, господа. — барон Селвин потирает переносицу. — Моя сестра в ужасе от этих новостей, и я думаю, что не будь у нее головной боли, я и сам не позволил бы ей присутствовать на столь многолюдном приеме. Уверен, главный колдомедик должен поговорить с премьер-министром о запрете приемов на некоторое время. Удовольствие от встреч и закусок может стоить многим жизни. Зелье, что излечивает оспу, ненадежно, хотя в святом Мунго говорят, что дело в дозировке. — Вздор. — Северус поджимает губы. — Дело в дозировке безоара, необходимого для нейтрализации вируса. Только безоар в Мунго вряд ли используют, и очень зря. — Вы ведь представляете, откуда его извлекают? — Какая разница, барон, откуда извлекают ваше спасение, — холодно отзывается Северус, глядя поверх его плеча на Грейнджер, явно кокетничающую с сопляком Гринграссом. Черт бы его побрал! — Или вы предпочтете умереть? Селвин не находится с ответом, и разговор постепенно переходит на военную проблему, но уже через несколько минут Диггори делает ему знак, прося пройти в соседнюю комнату. — Вы уверены в том, что говорите? — произносит он шепотом, старчески кряхтя. — Если ручаетесь головой, то я попрошу вас об одной странной услуге, но заплачу хорошо. Северус спокойно отражает изучающий взгляд старческих глаз. — Вы прекрасно знаете, кто я и откуда. Сомневаться во мне у вас нет смысла, премьер-министр. Что необходимо сделать? — Попробовать спасти двух чрезвычайно важных человек, но учтите: игра опасна; если кто-то донесет, вы попадете в неприятную ситуацию. — Диггори кашляет. — Я ничем не смогу вам помочь, господин Снейп. И вам придется иметь дело с архиепископом, а он сейчас не в лучшей позиции. Северус тяжело вздыхает. В свое время он не смог спасти многих, кто погибал на его глазах от рук Реддла. И крик некоторых жертв еще стоит в его ушах, и, может быть, второй шанс ему дан в том числе ради спасения тех, кто должен был погибнуть. Диггори создает портал, и Северус перемещается в большое темное помещение, напоминающее монастырскую столовую, и некоторое время привыкает к полумраку. Дьявол, как рука тоскует по палочке! — Господин Снейп. — Голос архиепископа Поттера раздается за спиной, и Северус резко оборачивается. — Я гадал, что одержит верх: ваша жажда экспериментов как ученого и врача или страх за свою репутацию. Приятно, что человеколюбие в вас победило. Пойдемте за мной. Они проходят трапезную, уставленную простыми столами и деревянными скамьями, и поднимаются по крутой лестнице наверх, в узкую галерею, по обеим сторонам которой расположены кельи монахов. Архиепископ останавливается в самом конце и взмахом ладони приглашает войти за собой. — Наденьте платок, вымоченный в травах: это уменьшает возможность вдыхать зловонные частицы. — Архиепископ подает ему резко пахнущую белую тряпку. — И обращайтесь к пациенту учтиво: он невероятно значимое лицо. Северус осторожно заглядывает за ширму, расшитую японскими цветами и птицами: на низкой мягкой кровати, принесенной в келью вместо жесткой монашеской, лежит человек. На вид ему около тридцати, возможно — чуть больше. Рядом с ним, в детской кровати с цветочными узорами, громко дышит ребенок двух лет или чуть старше, и из ноздрей обоих вырываются снопы искр. Драконья оспа. Северус никогда с ней не сталкивался: в двадцатом веке вспышки этой болезни крайне редки и довольно неопасны, смертельные исходы сошли на нет, хотя и случаются раз в десять-пятнадцать лет. В том времени, где он находится сейчас, драконья оспа невероятно опасна и разносится легко. Никакой отвар из трав не поможет, и одежду придется сжигать полностью, как во времена чумы, чтобы избавиться от инфекции. — Ваше высочество, вы желаете воды? Так, значит, перед ним принц Фредерик — мятежный, оппозиционно настроенный наследник — со своим ребенком. Архиепископ играет на две стороны: якобитской и оппозиционной. Дерзко, но опрометчиво. Северус плохо помнит, кто наследовал нынешнему королю, но детали можно выяснить довольно быстро. У Грейнджер наверняка есть исторический справочник. — Ваш первый ребенок? — Нет. — Сын? — Как видите, мой наследник, Георг. — Принц с трудом приподнимается, глядя на него недоверчиво. — Вы лекарь? Северус не удостаивает его ответом, быстро склоняясь к ребенку и касаясь его лба. В ответ на прикосновение ребенок начинает плакать и корчить рожицы, и Северус выпрямляется, затем повторяет процедуру с наследным принцем. — У обоих жар и характерные симптомы. С кем еще вы контактировали за последние два дня? — Вы предлагаете мне пересчитать на пальцах? — Я предлагаю вам подумать, не могли ли вы заразить близких вам людей, — раздраженно замечает Северус, разглядывая разложенные на столике у кровати ингредиенты. — Например, вашу жену или любовницу, друзей и слуг. У вас оспа, и довольно острая стадия. Исход непредсказуем, но я попробую вам помочь. Что прописал колдомедик? — Какие-то снадобья. — Принц устало проводит рукой по лицу. — Я только прошу вас спасти мое дитя. Моя собственная жизнь мало кого интересует… Скорее всего, я мог заразить жену, а она не так давно родила и еще слаба. Северус приспускает платок и придирчиво нюхает зелье из двух баночек, стоящих на столике, потом пробует оба на вкус. Ни в одном из них нет не то что безоара — отсутствует и необходимый яд гадюки, и настойка облепихи. Поразительно, каких идиотов берет на работу больница. Бездари! Сначала они выпрашивают свое «Выше превосходного», а потом убивают людей. — Жена осталась в Сейнт-Джеймском дворце. — Фредерик смотрит в низкий потолок. — Вы осмотрите ее? — Если понадобится и появятся симптомы, а так мне лучше держаться от нее подальше, как и всем, кто находится в вашем окружении. — Северус распахивает окно и швыряет обе склянки в монастырский сад. — Это не снадобье, а бесполезная вода. Я сейчас же займусь настоящим лекарством, а вы пока постарайтесь поспать. По его поручению ингредиенты и котел доставляются практически мгновенно, и только на поиск безоара уходит чуть больше двух часов. «Просто суй им в глотки безоар» — так он сам написал когда-то в своем учебнике зельеварения, и это в итоге спасло жизнь недоумку Уизли. Его мысли возвращаются к утреннему разговору с Грейнджер и ее странному признанию о разрыве с человеком, с которым она каким-то образом умудрилась прожить шесть лет. Ей важнее поступки, а не слова — никто не сомневается, что Уизли умеет только говорить, да к тому же неуклюже. Нет, представить ее рядом с этим тупицей невозможно. Но тем не менее — шесть лет. Шесть лет на осознание, что человек, которого ты когда-то выбрал, — совершенно не твой ни по духу, ни по жизненным взглядам. Перед глазами мысленно проносится картинка Уизли, стоящего рядом с Грейнджер, и эта картинка вызывает у Северуса резкую неприязнь. — Едва нашел, сэр. — Посыльный, тяжело дыша, протягивает ему безоар, завернутый в ткань. — Пришлось отправиться в Лондон. В Йорке все считают безоар бесовским и грязным. Северус ничего не отвечает, молча забирая у него камень и тут же приступая к работе. Безоар необходимо растолочь в мелкую крошку, но не порошок, облепиху нарвать, из ягод выжать сок, яд гадюки процедить через сито с мукой из сушеных ящериц и добавить один язык молодой саламандры. Сперва смешать безоаровую крошку с процеженным ядом и варить около получаса, затем опустить по частям язык саламандры, сок из ягод облепихи, а уже в самом конце добавить облепиховую зелень и за минуту до снятия с огня — рябиновую кору. Принц Фредерик морщится, едва попробовав зелье, но покорно выпивает чашку до дна. С мальчиком дело обстоит сложнее, и Северус, сдавшись, просит найти служанку, умеющую кормить детей подобного возраста. Она приходит минут через десять и, громко хмыкнув прямо в его бледное от усталости лицо, справляется с задачей за три минуты. — Мне пора. — Северус тщательно моет руки, а потом просит одного из слуг использовать очищающее зелье, чтобы на одежде и волосах не осталось инфекции. — Уже час ночи, и я сегодня ничем больше помочь не смогу. Остается наблюдать и ждать, но утром или после полудня пришлите за мной. Архиепископ впервые смотрит на него одобрительно. Его уже немолодое лицо выглядит обремененным серьезными заботами. — Вы напоминаете мне Филиппа, господин аптекарь, — замечает он тихо, следуя за Северусом до низких дверей. — Я могу рассчитывать на ваше молчание? Разумеется, вы будете хорошо вознаграждены. Северус останавливается, повернувшись к нему. — Оставьте Филиппа в покое — больше ничего от вас не требуется. Вы послали юношу в Италию с вашей племянницей в надежде на то, что они понравятся друг другу, в то время как ваша племянница давно танцует на балах с Кастором Блэком. Архиепископ внезапно широко улыбается. — Молодая девушка может танцевать с кем угодно, господин аптекарь, а быть влюбленной лишь в одного, и сомневаюсь, что она питает иллюзии относительно молодого Блэка. Весь двор знает, что он донжуан, повеса и дуэлянт, и поверьте, меньше всего я хочу отдавать племянницу за того, кто очень быстро сделает ее вдовой. Джемма не так проста, как кажется на первый взгляд, и я наблюдаю за обоими с весьма нежного возраста. Вы думаете, я играю с Филиппом, но он мне дорог, и я хочу для него лишь самого лучшего. — И этим вы его душите и сбиваете с пути. — Северус усмехается. Слуга уже несет табакерку, которая превращена в портал. — И конечно, собираетесь использовать в своих целях. Доброй ночи, архиепископ. Аппер-Фледжи давно спит, но входная дверь в дом оказывается незаперта, и Северус, тихо войдя в холл, замечает на кухне приглушенный свет свечи. Значит, Констанция не спит — и, безусловно, немедленно выскажет ему все свои претензии, однако, когда он заглядывает в комнату, обнаруживает там лишь Грейнджер. Она стремительно поднимается ему навстречу, все еще в том же темно-розовом платье, в котором была на приеме, только ее волосы распущены, освобождены от шпилек и лент и струятся каштановым водопадом по плечам, спускаясь на грудь и спину. Ее карие глаза так взволнованы, что Северус сразу решает, что случилось что-то плохое. И ее руки — что с ее руками? Они словно стерты в мозоли. Когда Северус узнает о происшествии с гоблинами и представляет, что могло случиться с Грейнджер, кончики пальцев неожиданно холодеют. Дьявол! Он не должен был оставлять ее наедине с сопляком Гринграссом, и, кроме того, следовало попросить отправить ее домой порталом. Лавандовый бальзам приятнее бадьяна, хотя и менее эффективен, но с ссадинами и мозолями справится — и Северус, быстро и легко касаясь кожи Грейнджер, не отводит взгляда от ее лица: она и правду испугалась за него, а теперь смущена, но смущение идет ей не хуже, чем праведное возмущение. Решив, что разобраться с именами наследников Георга необходимо сегодня, Северус едва притрагивается к остывшему чаю и торопливо поднимается наверх, надеясь, что Грейнджер еще не успела уснуть. Помедлив мгновение, он тихонько стучится в дверь, вспоминая все ее странные слова о том, что она предпочла бы его компанию обществу Гринграсса. Дело, конечно, совершенно не в том, что подразумевает София: просто Грейнджер интереснее возиться с ингредиентами, чем болтаться по сырым полям на лошади, которую она боится. — Вы что-то хотите, сэр? — раздается за дверью ее голос. — Я уже легла. — Посмотрите в вашем справочнике, кто наследует нынешнему королю. — Северус устало опирается плечом о старинный дверной косяк. — Утром я все объясню. Грейнджер приоткрывает дверь спустя несколько минут, держа в руках раскрытый справочник с желтыми страницами. Она уже в длинной ночной сорочке с вышивкой на груди и тесемками, завязанными под самым подбородком. Северус задерживает на них взгляд, затем проводит рукой по лицу. — Что там? — Георгу будет наследовать его внук, а не сын, который умрет от болезни через несколько лет. — А. Значит, не сейчас, но ребенок важнее отца. — Северус коротко кивает. — Благодарю, Грейнджер. И идите уже спать. — Вы же мне мешаете. —Она захлопывает книгу перед его носом и сердито поджимает губы. — В следующий раз я не позволю вам оставить меня без объяснений после такого внезапного исчезновения. Северус лениво приподнимает брови: — Вы опять собираетесь мне что-то не позволять? — Попробуйте оставить меня одну на приеме и проверьте. — Грейнджер закрывает дверь, оставляя его в темноте небольшой площадки, устланной старым пестрым ковром — вечной заботой Констанции.