Считая шаги к океану

Что-то так щекочет, щекочет на лице — раздражает. Уткнулся во что-то мягкое, с запахом старой пыли, и потёрся об него. Лучше не стало, так что перевернулся, пытаясь разлепить сонные глаза. Не поднимаясь, стал ощупывать рядом с собой, водя рукой по второй половине кровати. — Я здесь, — раздался голос. Встал, натягивая на плечи тонкое одеяло. — Ты не ахуел? — смотря в карие глаза, заспанно спросил парень. — Чего? — Хакон сидел напротив кровати на маленькой табуретке, которую нашли под столом. — Уже в который раз просыпаешься первым, — как-то с обидой, но по-детски, зевая, сказал Эйден. — Да я это, — мужчина почесал затылок и потянулся, — в этот раз вообще не спал. Класс — Эйден молча кивнул. — И сколько ты уже тут сидишь? — парень скрестил ноги, просовывая одела между них, пытаясь и прикрыть, и согреть свой голый срам. — Да, — мужчина задумчиво посмотрел на свои часы, — часа три. Эйден поерзал, пытаясь заглянуть в ближайшее окно. За стенами фургона всё ещё падал снег, только сейчас уже томно и медленно. За окном только светало, что в принципе было неплохо. От долгого сна голова стала гудеть. Не зря говориться, что от сна можно устать. Потянулся, зевнул и потёр щиплющие глаза. Одеяло с плеч упало на согнутые колени, по коже быстро пробежали мурашки. Холодно, но освежает. — Я нагрел воды, — Хакон не отрывая взгляд от парня указал рукой на плитку. — Спасибо, — с ещё недоколыханным состоянием ответил, сквозь очередной зевок. А он всё смотрит не отрываясь. Становиться даже как-то неловко и парень кивнул в сторону Хакона. — Знаешь что, малыш, — он тихо сказал, — я люблю тебя. Эйден тепло улыбнулся, игриво поднял руки сцепляя пальцы в замок и потянулся, покачиваясь на месте. — Я… — с большим вздохом он протянул и на таком же большом выдохе закончил, — тоже люблю тебя. — Прости меня, — его голос такой серьёзный, что в край снёс всю утреннюю радость. Эйден выровнялся, вопросительно смотря на мужчину, выискивая взглядом то, за что он мог извиняться. Он встал и под бдительным взглядом парня пересел к нему на кровать. Подковырнув плотно затолканное одеяло под ногой, он освободил краешек, загоняя руку под ткань. — Так, — Эйден напрягся, видя как Хакон уже смотрит в никуда и поглаживает шрам на его ноге, — ану прекрати. Он даже можно сказать гаркнул, понимая, что себе уже надумал мужчина. — Правда, малыш, — с не наигранной печалью он произнёс, — я так виноват перед тобой и мне… мне так страшно даже подумать о том, что я мог потерять тебя… я столько херни натворил, а ты… ты всё ещё со мной… Всё это стало пиком — на кой хрен он снова вспоминает? Это же сидел и думал, пока Эйден в позе эмбриона смотрел десятый сон. — Хакон, — парень убрал его руку со своей ноги и крепко сжал его кисть, — слушай сюда. Ты не виноват ни в чём, и я хочу, что бы ты поклялся мне, что больше не будешь просить у меня прощение за прошлое. Хакон молчал поджал губы и смотрел на Эйдена своими едва ли не мокрыми глазами. — Ну же, — надавливал парень. — Ну… — он мялся. — Давай, поклянись мне. Он смотрит с такой грустью, что хочется реветь. — Давай, кот, клянись, — пытаясь разбавить атмосферу игривостью, парень подполз к Хакону чуть ли не касаясь своим кончиком к его носу, — поклянись, иначе я уйду. — Вот так просто… — он немного отпрянул, снова заглядывая в глаза парню, — бросишь меня? — Да, — Эйден кивнул, — уйду к летунам, там сойду за своего… ммм, буду жить в обосраных пещерах и до конца жизни питаться чьими-то кишками. — Да? — он немного повеселел, — я бы посмотрел на такое. — И не жалко тебе меня? — скорчив жалостливую мордашку, спросил парень, — обречёшь меня на такую жизнь? — Хрена с два, — он пододвинулся ближе, — остаток жизни мы проживём вместе… но клясться не буду, — и, перебивая недовольное возмущение парня, он едва криком добавил, — сказал, не буду, пока полностью не искуплю перед тобой вину. Не хочет клясться — хорошо. Освобождаясь от остатков прикрывающей наготу одеяла, взобрался на Хакона ложа одну руку на плечо, а вторую на его губы, прищурившись, посмотрел прямо в глаза. Парень наигранно потёр ладонью по его губам и, убрав руку, поцеловал, присасываясь к нижней и оттягивая её. Хакон зашипел и только тогда Эйден прекратил. — Что больно? — парень кивнул. — Немного, — разминая изнутри языком, видать зализывая раны, прошипел тот. — Заслужил, с самого утра мне настроения портишь, — заключил парень, даже не подумав хорошенько, что за подобные нервные срывы, его не то чтобы даже не ругают, а делают все, что бы ему было легче. Ну, у каждого свои методы, и даже на такие выходки парня, Хакон всё равно смотрит с нежностью и не роняет ни единого лишнего слова. — Хакон, — всё же возвращая серьёзность, парень провёл по страдальной губе мужчины пальцем, нежно поглаживая, — не важно, что было когда-то, не важно, сколько было ошибок в прошлом, ведь для меня главное какой выбор мы сделали сейчас. Для меня главное, что мы признались в чувствах. Что мы осознали свои ошибки и решили вместе начать всё с чистого листа. Для меня главное, — он ткнул пальцем ему в грудь, — что ты стал моей опорой… и для меня важно стать таковой для тебя. — Уже малыш, — сказал Хакон, убирая уткнувшийся в него пальчик и накрыл своими тёплыми руками талию, аккуратно подбирая любимые губы, вовлекая в поцелуй. Так минута за минутой и вечность. Сладкая, желанная вечность в его руках, губах, что забываешься, уже в который раз. — Знаешь, — Хакон прервался и уселся поудобней, проводя руками по спине и рёбрам Эйдена, — я вижу, мечты сбываются. — Какие мечты? — поблёскивая желанным взглядом, протянул парень. — Увидеть тебя голым на себе, — и он уткнулся в шею, впиваясь в кожу с которой ещё не прошли старые отпечатки его любви. Прикусив нижнюю губу, от нарастающих ощущений, положил голову на плечо мужчины тихо «ахая» тому на ухо. Последующие полчаса, он буквально мучил меня своими руками. Мало того, что он останавливался от ласк, перед самым пиком, так ещё и не давал подлезть к своему уже твёрдому от желания члену. Всё нашептывал, что бы я просто расслабился и получал удовольствие — но как? Меня прям трусит от свербежа прикоснуться к нему. Буквально вымолил, своим языком внутри его рта, чтобы разрешил. И когда Хакон чуть отполз назад, наконец-то запустил потряхивающую руку ему в штаны и, с наслаждением промычав, сжал кулак. Теперь пришла моя очередь — отыграться. Стал двигать рукой резво, безжалостно, получая от него вполне яркие стоны. Грёбаная резинка штанов мешала двигаться и парень нещадно тянул её второй рукой, да так, что та несколько раз протрещала. В последнее время Эйден чересчур стал эмоциональным, возможно это из-за скупости таковых в прошлом, но скорее из-за мужчины рядом с ним. Он выбивает остатки стеснения и освобождает от тягостей прошлого, закладывая внутрь сознания парня всего себя, в особенности чувства. Что уж говорить, его одежда всё ещё пахнет лавандой, а парень всё равно чувствует только его запах. Эйдена бьёт по затылку этот жар, он кажется даже за сотню миль почувствует этот запах и, как ищейка, из миллиона найдёт именно его, хоть выкали ему глаза. Это не просто страсть, словно они связали свои души, пусть незримым, но крепким канатам. Стали одним целым, без слов — понимая, несмотря — видя, читая друг друга как открытую книгу. От движений парня, Хакон уже перестал растягивать удовольствия, и ускорил темп своего кулака. Уперевшись в подбородок мужчины макушкой, парень довольно громко кончил, но темп своей руки не изменил. И когда уже мужчина, прикрывая глаза, стал опрокидывать голову назад, а по ощущениям его член стал как горячий камень, то он убрал руку парня и, схватившись за его ягодицы, плотно придвинул к себе. Эйден немного привстал, борясь со сжимающими его руками и только с наслаждением простонал, чувствуя как, задевая его мошонку, проскользнул член мужчины. Сел и это скользящие чувство уже прошло между его булок. Стал привставать и опускаться, таким способом уже заканчивая начатое. Пока руки Хакона сжимал его ягодицы, до боли мня кожу. Член всё соскальзывал, упираясь туда, что ещё не готово к такому проникновению, поэтому парень откинулся назад, выгибая спину. Одной рукой придерживаясь за пояс штанов Хакона, что снова жалобно затрещала растянутой тканью. Второй он нащупал член и плотно прижал его к своему копчику, двигаясь теперь уже рывками — из-за неудобности, но не менее резво. Пару секунд и на спину выстрелило, растекаясь горячей влагой, сопровождаясь долгим мычанием сквозь зубы от мужчины. — Малыш, — голосом истомы сказал Хакон, — прости, я не перешёл границ? Эйден только упёрся ладонью в лоб мужчины и, несильно толкая, встал с него. И с чего такие вопросы? — покачал головой. Скорее просто переживает, что хорошо. Подошёл к плите, смотря на поднимающийся пар с небольшой кастрюльки. Пока чистил зубы, Хакон заботливо вытер спину парня, что вызвало у Эйдена смешок с разбрызгивание на пол пены от зубного порошка. Расхаживать голым по фургону, куда и приткнуться то некуда, было мало желания, так что перебежками парень быстро закончил с банными процедурами и оделся. Снял с импровизированной вешалки свою одежду, которая располагалась возле плиты и, таким способом высохла и была тёплой. Какой заботливый — без слов парень наклонил голову смотря на, суетящегося за готовкой, Хакона. Поели, и такой вкусной — двухдневная тушёная зайчатина, не была никогда, даже не протухла. Пока Хакон заканчивал собираться, парень подошёл к двери осматривая улицу за окном. Ох, и нелёгкий же их путь ждёт, со всеми этими осадками. Натянул рюкзак и шипя, буквально рыча, стерпел когда на него натянули шапку. По жизни не любил таковые, плохо для слуха. Проще натянуть капюшон и вовремя стянуть, чтобы не мешал, но видать Хакону такая отмазка не подойдёт, так что пришлось смириться. Вышли они, едва отперев занесённую у порога дверь и первый шаг, буквально провалил ноги по колено в снег. Столько матов, сколько парень проглотил, опрокинув голову назад, этот мир ещё не слышал. Ничего не поделать, пережидать когда снег сойдёт или хотя бы прекратит идти сулило голодную смерть, так что как таран они понемногу стали двигаться. Столько сил, как разрывания плотного снега, ни один забег не отнимал. Старались говорить по минимуму, берегя силы на поход. Щёки, что поначалу весьма чувствовали острые иголочки носимые ветром, теперь онемели, переставая хоть что-либо чувствовать. Нос и вовсе окоченел, раздражая своими потёками, которыми испачкал уже все руки, пытаясь вытереть. Вот так вот нежданно-негаданно наступила зима. Мария как-то рассказывала, что часто смеялась со своего мужа, когда выпадал снег. «Он выходил на крыльцо в одном халате и грозно крича, «опять убирать ебучие дорожки», словно это было каждый день, а не пару раз в год» — смеясь, говорила она. Сейчас никто и жаловаться не будет, наоборот, будут драться за то, кто быстрее наберёт в вёдра себе как можно больше. Остановился, переводя дух. Обувь промокла, как и штаны, но от чего-то — это не раздражало. Развернулся и с облегчением выдохнул. Фургона не было видно, а значит отошли уже прилично. Взглянул на часы — 10 часов. Радует, но ещё пилить и пилить. Поправил вечно сползающий рюкзак: нужно подшить лямки. Стал догонять Хакона, следуя по его уже вытоптанным следам. Нога скулит, не буквально конечно, но такое чувство. Держался позади Хакона, чтобы тот не заметил как стал хромать. Не хочется сейчас останавливаться, особенно зная какой путь ещё впереди. — А… так … — доходят до слуха обрывки фраз. — Чего? — парень крикнул. — Я говорю, — мужчина развернулся, — а замело — так замело. Он улыбнулся. На его бороде собрались капельки, поблёскивая от утреннего солнца. — Не устал? — он бегло осмотрел Эйдена. — Неа, — помотал головой. Лоб под резинкой шапки дико зачесался и, с непреодолимым желание, парень стянул её коготками, чуть ли не раздирая кожу. Такая остановка дала шанс ноге отдохнуть, заодно и перевести дыхание. Всё же под бдительным, сказать даже орлиным взглядом, нехотя, но натянул шапку обратно. Пришлось терпеть — это лучше, чем выслушивать учения как жить. Последующий путь был почти без разговоров и остановок, только раз Хакон отбегал, на кой-то чёрт к обочине поссать — стесняга. — И что я там не видел? — парень с улыбкой провёл взглядом по возвращающемуся мужчине. — Ну ладно, — он пожал плечами, — в следующий раз под ноги схожу. Посмеялись и ладно — пошли дальше. От ночного веселья не осталось и следа. Как глупо он выглядел, босиком щеголяя по снегу — теперь-то не так весело. К часам трём дня изнеможенные доковыляли до развилки и, сверившись с картой, настроение резко приподнялось. К счастью уже почти дошли до города, до которого не могли дойти дня два. Свернули и, какое-то время, пришлось ещё немного попотеть. Миновали занесённый знак, надписи на котором уже не прочитать. И прижимая подбородок к груди, из-за усиливающегося ветра, прошли дальше. На первый взгляд, всё было нормально, скорее тихо. Снег заметал улочки и ложился на треугольные крыши домов. Видно, что городок был стареньким, возведённый вблизи величавой горы, залезая своими дорожками и постройками на возвышенности, делая антураж этого места сказочным, в особенности шарма добавляли хлопья снега. Видно, что когда-то здесь бушевала жизнь. Некоторые окна заколочены. Брошенные машины служат преградами, ограждая некоторые проходы к домам или даже целым улицам. На крыши некоторых зданий выведены большие бочки для сбора дождевой воды, которые по дренажу спускаются куда под землю, возможно в подвалы. Снег здесь лежал словно волнами, где-то можно даже было рассмотреть асфальт, скорее из-за обильно насаженных деревьев, что приняли основной удар осадков на свои ветки. Из многочисленных голых стволов, что так же украшали эту местность, и видимо были дороги для бывших жильцов, так как даже тротуары извивались, минуя стволы, что бы не тревожить природы, от чего-то некоторые всё же были срублены. Из каких-то, что были срублены раньше, уже прорастала новая жизнь, но с наступлением зимы, они выглядели как голые ветки, воткнутые в обрубок. Но были и те, что казалось, только недавно возвышались над ещё натянутыми, хоть и провисшими проводами, а их вот так вот беспощадно обкорнали, да по самые корни. Небрежно, спеша, словно не было иного выхода, словно разрывая ствол и даже возможно непривычной пилой или топором, а выкорчёвывая, будто каждая веточка не имела права остаться в земле. Как это знакомо — не оставить и шанса, ни малейшего шанса на жизнь. По тем же тротуарам и дорогам блуждали силуэты. Заражённых было не много, но это пока день. Вот они, самые настоящие отголоски того, что кто-то решил вырубить лес — вид, живое — умерщвлять. Они пробрались через поломанный забор на въезде, который на вид и не сильно-то мог кого-либо сдержать. Ногами твари увязали в резко выпавших осадках. Их серая кожа, казалось, побледнела ещё больше, стала словно прозрачной, что сквозь неё виднелись ручейки чёрных вен. Пар из прогнивших ртов выходил почти незримыми клубками. Свет от солнца отблёскивал от этого холодного пуха на земле, причиняя боль кусакам. Они стонали и ревели, настолько, насколько могли позволить прогнившие связки. Слонялись, падая, вгрузая, оставляя за собой рваные неровные следы. Хакон куда-то свернул, на белоснежный газон одного дома. Пока их увидело только пару заражённых, что бедолаги свернули, рыча пробираясь к ним. Эйден быстро подошёл к мужчине, который уже вовсю осматривался. Хакон дёрнул за ручку и дверь оказалась заперта. Кусаки всё настырно продвигались к ним. Выламывать дверь было долго, а в окна не забраться из-за решёток. Ещё раз, осмотревшись и оценив ситуацию, Хакон повернулся к парню. — Ну что, по крышам? — он присел в позу, что бы подсадить парня на крышу первого этажа, — сможешь? И он не получив ответа только рывком выдохнул, когда парень ступил одной ногой на его сложенные в замок ладони. Держась за плечо Хакона, парень устоял, когда тот быстро поднялся и также, немедля, взобрался на шершавую смолу. Отойдя на два шага мужчина с разбегу залетел на крышу крыльца и, с помощью Эйдена, взобрался. Было дико неудобно в такой одежде и из-за снега, по которому если не увязаешь, так скользишь, но вполне удачно справились. Кусаки, задрав головы вверх, только отчаянно тянули свои руки к уже недосягаемой добыче. Устоять было сложно из-за формы крыши, так что пришлось передвигаться осторожно, балансируя по краю. И они бы не двинулись дальше, но и второй этаж дома, как и к несчастью в последующих, тоже были заперты с решётками на окнах. Было решено хотя бы найти место без кусак, чтобы спокойно взломать и зайти в жилище. Шли максимально аккуратно, даже толком не осматриваясь. Если слышали громкие гортанные звуки — шли дальше, если таковые были едва слышимы или вовсе замолкали — останавливались. Так во взор парня попал научный лагерь, на игровой площадке, коих по всем городам было раскидано немало. Что-то всё ещё пытались изучать после падения, словно это не их вина. Словно это не живой — мёртвый мир, а какая-то игрушка. Было интересно, находятся ли и тут какие-нибудь научные приблуды или медикаменты. Ограждающий забор не тронут, как и дверь в сам броне фургон — может, позже стоит наведаться. Пока Хакон завис на одном из домов, осматривая его, Эйден уже перебрался на соседнюю улочку. По домам, отсюда, было уже легче перебираться, в том числе не только из-за плоских крыш, но и проложенных досок между ними. Кто-то явно здесь обитал, и довольно долгое время. Где доски были разрушены, висели канаты на столбах или деревьях. Высоких зданий и здесь не было, зато были вечные подъемы вверх по холму. Так можно сказать городок извивался некой спиралью. Такой слоёный тортик, с разными постройками на каждом ярусе. Чтобы перебраться дальше, пришлось попрыгать по фонарям, с них на светофор так минуя широкую дорогу. Железо под ногами проскрипело и, отталкиваясь от кольца-крипежа светофора, перепрыгнул на здание уцепившись за карниз. Позади что-то приглушённо свалилось и, подтянувшись, парень удобней поставил ноги оборачиваясь. В снег упал несчастный светофор, ну благо поблизости не было кусак. Вскарабкался на крышу трёхэтажного дома и немного попрыгал на месте — нога стала ныть сильнее. Обернулся, смотря как Хакон неспешно осматривается как же ему перебраться к парню. Решил дождаться мужчину, и, пытаясь особо не хромать, побрёл на другую часть крыши. Упёршись коленями в невысокий бордюр, запрятал руки в карманы куртки, которую так же выбрал ему Хакон. Парень конечно нехотя согласился, но не из-за того, что такой дебил как он не хотел брать что-то тёплое, а из-за того что среди белоснежного антуража он теперь как жёлтое пятно. Моча на снегу, не иначе. Но ничего не поделать, Хакону нравиться, а значит — будем носим. Пока осматривался, позади послышалось кряхтение любимого голоса и непроизвольно улыбнулся. Только вот дождаться мужчину парень не смог. Изменившись в лице он сорвался с места. Даже толком не изучив маршрут, по инерции перепрыгивая с выступа, на крышу, по строительным лесам, на столб и так дальше. Так он миновал еще пару улочек и, взобравшись на очередное, уже в два этажа здание, подошёл к краю. — Ты… — едва дыша, послышалось позади, — какого хрена опять делаешь? — Родной… Такой тихий с грустью голос заставил Хакона затаить дыхание. Парень, не поворачиваясь, потянулся рукой к мужчине и тот быстро стал подходить. Эйден надеялся, что ему показалось, поэтому так быстро и даже бездумно ринулся к тому, за что зацепился его взгляд. Они стояли на одном из многосемейных домов, которые располагались так, что вырисовывался круг. По центру была большая детская площадка, и у каждого подъезда разметены — отведённые для личного транспорта. Но не сама архитектурная задумка привлекала, а наоборот. Такое место под тюрьму бы, заложил окна и двери, натянул вдоль периметра проволокой или ещё чем, и хрен кто выберется. Только здесь уже и некому было то выбираться. На площадке, с выкорчеванными с мясом детскими качелями располагалась здоровенная куча из тел. И Эйден хотел бы думать, что это трупы заражённых. Сотня, может больше, наваленных друг на друга. По цвету тел, да и по другим, весьма неприятным признакам, было видно, что их пытались спалить. Рядом, кучкой навалены остатки дров, видать с тех, что срубили, и пять канистр с горючим. Всё это стояло, словно произошло совсем недавно, и это пугало. Всё завалило снегом. Было решено спуститься, даже на свой страх и риск. Живых людей не было замечено, так что-либо они ушли, либо все покоятся здесь. Когда уже шли по тротуару, выяснилась ещё одна неприятная деталь, как перегороженный машинами единственный выезд из дворика, словно боялись, что кто-то из этой кучи ещё может выбраться. Когда подошли ближе стал ощущаться запах. Благодаря морозу он был не такой сильный, но всё равно противно раздражал слизистую. Прикрыв нос рукой, Эйден прошёлся сначала к канистрам и дровам. Дерево как кололи здесь, так и оставили топор воткнутым в одно из пален. Канистры аккуратно поставлены рядышком и, покопавшись в снегу, отрыл ещё не одну упаковку спичек. — Сложно сказать, — Хакон ходил вокруг кучи подрывая снег ногами, — тут есть и обезглавленные и вряд ли головы отвалились от времени, — он присел, — на шее срез ровный. Так как тела ещё не полностью разложились, увечья при жизни можно было рассмотреть и, по большей мере, они были механические; порезы, раны от пуль, сечения и разрубание, изредка рваные — от лап или зубов, но и такие имелись. — Люди? — Эйден подошёл все, держа нос закрытым, от этого его голос был гнусавым. — Возможно, возможно вперемешку, — он встал, отходя и оттягивая парня подальше, — в любом случае город уже пуст. Это и так было ясно, но такой факт, как куча едва сожженных тел не давала покоя. Если бы люди хотели бы спалить напавших на них заражённых, при этом и желая здесь остаться, то доделали бы дело до конца. Но, по всей видимости, всё делалось быстро, даже не следя за огнём, который мог распространиться на здания. Складывалось чувства, что подпалили и ушли. Но даже при всём этом, Хакон настоял чтобы мы остались в этом городе до весны, ну или хотя бы до того времени пока снег не сойдёт. Так что мы покинули этот накрытый тайнами двор и теперь, уже по улочкам, минуя одиноких кусак, к вечеру нашли подходящий дом. Дом когда-то возможно зажиточных людей, даже после падения. Зайти смогли только с подвала, так как дверь была с необычным, так сказать умным, замком, с сигнализацией, которая увы, уже не охраняет. Внутри подвала были не только ультрафиолетовые лампами, но и бойлером, просто нужно было заправить генератор. И пока Хакон ходил за теми канистрами в жутком дворе, строжайше приказал Эйдену оставаться в подвале, но парень всё же вылез, желая пошарится в гараже. Но даже он был под навороченным замком, так что Эйден смог залезть только в сарай, взломав, к счастью и удивлению, стандартный замком. Снаружи ничем не отличающийся от других, деревянный сарай, зато внутри целые хоромы. Видать бывший хозяин любил много что мастерить, судя по многочисленным ящикам с инструментами и станками. Здесь было бы намного проще сделать кольца — пронеслось в голове и парень улыбнулся, потирая большим пальцем своё. Ещё не привык к такому украшению, порой даже мешается, но для души приятно. Теперь я не просто безликий пилигрим, а личность, для кого-то — ясно для кого, очень значимая и любимая.