Этюд в Елисейских тонах

В припаркованный неподалёку от входа в подъезд Ситроен мы утрамбовались вполне оперативно, и абсолютно всю дорогу Настя с Лазаром просто без умолку трепались на тему повсеместного парижского занудства, а я, зажатая между ними, едва поспевала головой туда-сюда вертеть с мыслью о том, что всё это начинало напоминать изначально бессмысленные политические дебаты на среднестатистическом телеканале. До Марсова поля мы добрались в кратчайшие сроки, и прошло ещё минуты три, прежде чем любители подискутировать соизволили распрощаться с таксистом и вывалиться наружу, к прохладному ночному воздуху и машинам, редко пролетающим по пустой улице, что носила имя французской актрисы Адриенны Лекуврёр. — Давайте так, господа хорошие, — Настю не то от духоты, не то ещё из-за чего развезло ещё больше, поэтому мне постоянно приходилось держать её под локоть, дабы она чего противозаконного не учудила, — я сейчас позвоню, договорюсь о месте встречи, а вы пока тихонько посидите где-нибудь на лавочке, пока тётя Нина будет решать свои скучные взрослые вопросы. Договорились? — Так точно, — Лазар без раздумий вскинул руки в капитулирующем жесте, — без проблем, начальник. — А вот и с проблемами, — Дубровская в очередной раз по неосторожности выпустила из рук свои совершенно неуместные посреди ночи солнечные очки, и те с характерным грохотом упали на мощёный округлой плиткой тротуар, но ко всеобщему удивлению не разбились, — мы тебя одну никуда не пустим, мало ли сколько придурков у вас тут шляется? Все знают, что французы озабоченные… Правда, Лазар? — Ну, — молодой человек сконфуженно гыгыкнул, очевидно, в попытках выдумать как можно более остроумный ответ, — со стороны оно, конечно, лучше видно… Но лично я за собой озабоченности не замечал. — Нет, ты не понял, это другое, — красноволосая звезда артхауса, задыхаясь от возмущения, всплеснула свободной от моей крепкой хватки рукой, — ой, ладно, чего я вам объясняю вообще, лучше меня знаете, не первый год замужем. — Не первый год замужем? — Да, это такая фигура речи, — мне стало очень забавно от этой мелкой запинки со стороны нового знакомого, потому что в голову внезапно пришла мысль о том, что я очень давно не общалась с вот такими вот обычными французами, говорящими на ломанном английском и далёким от чужих культур настолько далеко, насколько это возможно, — так выражаются, когда говорят об опытном, знающем своё дело человеке. Ладно, объявляю режим тишины. С божьей помощью заткнув Насте её отчаянно не желавший закрываться рот, я таки добралась до телефона, чтобы осчастливить рыжеволосую шантажистку тем фактом, что она уже во второй раз развела меня на личную встречу, но вовремя заметила высокий женский силуэт, выскользнувший из ближайшей парадной. Когда в свете фонарей блеснули те самые неестественно-рыжие волосы, совершенно несвойственные молодым француженкам, сомнения мои окончательно растворились — из исторического здания в самом сердце Парижа выскочила горбатящаяся на трёх работах мать-одиночка, которую злодей-Макрон с ребёнком на руках бросил на произвол судьбы. — Здравствуйте, Нина! Очень рада видеть Вас, — Айседора вытянула губы в трубочку и уже потянулась ко мне, дабы одарить тремя традиционными поцелуями в щеки, но я лишь брезгливо увернулась, всем своим видом показывая, что лобызаться не намерена, — а… — Давайте как-нибудь без низкопоклонства, — любезничать с ней не было абсолютно никакого желания, хотя бы потому что я уже десять раз пожалела, что решила потратить такую замечательную ночь на не самую приятную особу, — можно поинтересоваться, а что обделённая всем, чем только можно родительница делает в здании, где квартиры стоят примерно как полугодовая зарплата президента Франции? — Я, — рыжеволосая стервоза на мгновение замешкалась, смущённая, очевидно, столь резкими выпадами с моей стороны, — я работаю здесь няней. Не понимаю, почему Вы так грубы со мной… В первую нашу встречу всё было совсем иначе. — Спешу напомнить, что в данной ситуации на жалость из нас двоих пытаетесь давить именно Вы, и пока не очень получается, кстати. — Спешу напомнить, что у меня есть интересная аудиозапись известного содержания. Айседора довольно ловко спустила меня с небес на землю, потому что о чёртовом компромате я совсем забыла на фоне своих сердобольных переживаний о наличии полуголодного президентского отпрыска где-то в разваленной халупе на окраине восемнадцатого округа. — Давайте к сути поближе, время уже позднее. Думаю, Вы тоже не горите желанием торчать здесь целую ночь напролёт. Прыти пришлось поубавить, и на душе от самой себя стало как-то очень мерзко, потому что стоило появиться малейшему стимулу — я сразу начала под собеседницу стелиться, как последняя… Кхм. — Вот то-то и оно, — Айседора язвительно заулыбалась и поправила висящий на плече шоппер, в котором что-то подозрительно звякнуло, — по пивку? — Что? От такого резкого заявления я буквально в осадок выпала, потому что ожидала от этой спонтанно организованной встречи чего угодно, но уж точно не этого. — Ну, — рыжеволосая интриганка тоже слегка смутилась, потупила взгляд и заправила яркую кудряшку за ухо, и вот тогда я наконец увидела в ней простого побитого жизнью человека, который отчаялся настолько, что на подобные гадости пошёл, — я просто подумала, что под спиртное разговор всегда легче идёт, поэтому… — Ваша правда. Только со мной тут компания весёлая увязалась, — я кивнула в сторону своих притаившихся за невысоким деревцем компаньонов, которые всеми силами пытались слиться с покрытой мелкими трещинами стеной, что со стороны выглядело ну очень уж комично, — возьмём их с собой? — Оу… Ну, судя по тому, как настырно они бдят, мой ответ особой роли не сыграет. Наверное. Мы обе нелепо хохотнули, и обстановка даже как-то разрядилась, хотя бы от одного того факта, что наконец перестали щетиниться без особой на то причины и начали вести себя как взрослые адекватные люди. В конце концов, не пристало взрослым здравомыслящим женщинам грызть друг другу глотки из-за каких-нибудь мужиков, будь они хоть трижды владыками всего белого света. — Выходите уже, Сноудены, — я махнула своим горемычным телохранителям рукой, и те наконец прекратили свои тщетные попытки притвориться ветошью, — это Настя, это Лазар. — Приятно познакомиться, Айседора, — уже вторая моя собутыльница за вечер протянула ладонь в сторону несостоявшихся агентов ЦРУ, и Настя сначала одарила её скептическим, в некоторой мере даже презрительным взглядом, а уже потом приняла рукопожатие не сильно радушным жестом, — а я… Кажется, Вас видела где-то. Мы не знакомы? Лазар же и вовсе не удостоил рыжеволосую бестию какими-либо знаками внимания, а напротив, лишь отвернулся от неё в противоположную в сторону, демонстративно рассматривая доисторические парижские фасады, в стёклах которых отражалась мерцающая светлыми огнями Эйфелева башня. Стоит отметить, Марсово поле хоть и считалось среди парижан редкостным мейнстримом, но даже прожив три года своей жизни в самом романтичном городе мира, даже узнав столичную подноготную со всеми её нищими арабскими гетто на окраинах, сумасшедшими ценами на коммуналку и рыночными карманниками похлеще тех, что орудуют на одесском «Привозе»… Несмотря на всё это, я продолжала относиться к Парижу с трепетом и восторгом, с каким люди в тысячный раз посещают любимый художественный музей, где знают каждый закуток, но каждый раз восхищаются им, как в первый. Да, пожалуй, лучше моё отношение к нему не описать — как картинной галерее, невероятно красивой и богатой на разные произведения искусства, что стоят целое состояние… И именно по этой причине, при всём своём блестящем великолепии, Париж не стал для меня домом, а так и остался чем-то, чем хочется любоваться со стороны, посетить раз в полгодика, порадоваться хрустящему круассану и стайке голубей на соборной площади, а потом сесть в самолёт и улететь куда-нибудь далеко, где ждёт семья, разговоры за ужином и прочие прелести жизни за гранью бесконечной беготни по каменным джунглям мегаполиса. — Нина, — звонкий женский голос выдернул меня из раздумий, и я утвердительно кивнула головой, разгоняя заполонившие сознание философские мысли, навеянные не без помощи выпитого ранее армянского вина, — всё хорошо? Могу предложить посидеть на Марсовом, пока погод хорошая. — Да, — перспектива провести ночь хоть и не в самой приятной компании, но зато с пивком и под Эйфелевой башней тогда показалась мне довольно привлекательной, поэтому долго думать не пришлось, — отличная идея. На том наша скромная интернациональная делегация двинулась к ближайшему переходу, и я в своих размышлениях о том, как несмотря на все свои недостатки по-настоящему прекрасен город, романтизируемый всеми пубертатными девочками с постсоветского пространства, даже как-то опустила истинную цель своего полуночного визита: думать о всех этих президентских потомках, будь они хоть трижды голодными и холодными, не хотелось от слова совсем, потому что едва начавшая разряжаться обстановка ко всем этим бабским склокам не располагала от слова совсем. — Расскажите о себе что ли, — начинать разговор отчего-то было очень неловко, но Айседора в тот момент казалась мне такой одинокой и замученной, что невольно захотелось хоть немного пообщаться с ней на какие-то нейтральные темы, — а то как-то… Не по-людски это всё, знать друг друга не знаем, но при этом смотрим обе как на врагов народа. — А мне как-то, если честно, и рассказывать нечего особо, — девчонка растерянно качнула худощавыми плечами, потом неловко улыбнулась, и что-то мне в глубине души подсказывало, что либо она просто слишком инфантильна для своего возраста, либо и впрямь была на порядок младше меня, хотя, казалось бы, куда уж, — окончила школу с божьей помощью, потом пошла работать сразу… Хочу учиться куда-нибудь пойти, но не знаю куда. В общем, обычная заурядная жизнь обычного заурядного горожанина. — Учиться — это замечательно. Я вот как в четырнадцать лет в училище художественное поступила, так и учусь по сей день, девять лет уже. Ну… Не в училище правда, но Вы меня поняли, думаю. — Да-да, — мы почти синхронно хохотнули от нелепости сказанного, — Вы так рисуете здорово, я видела картины в Инстаграме… Не знаю, как Вы это делаете, я вот знакома с одним художником, но он делает всякие странные вещи, типо… Абстракция это называется? Я вот вообще не понимаю смысла этого, почему пятно краски на холсте стоит так дорого? Я ведь тоже так могу, ума много не надо. — Искусство — это вообще очень странная шутка, мадемуазель, — с каждым сказанным ей словом я убеждалась в том, что эта инфантильность мне вовсе не привиделась, и всё больше диву давалась, каким образом у неё случился ребёнок от дотошного Эммануэля, любившего языком помолоть в моей компании больше, чем воровать с кухни шоколадные конфеты от Ferrero, которые я с каждой зарплаты тоннами скупала в ближайшем к дому магазинчике российских товаров, — я, конечно, могу прочитать целую лекцию на тему роли абстракции в современном изобразительном искусстве, не зря же в аспирантуре учусь… Но не думаю, что это будет интересно. — Да, поверю на слово. А Вы как попали в Елисейский дворец? Я уборщицей пошла по объявлению работать… Нелепо звучит, наверное. — Все профессии важны, все профессии нужны. Мадам Бриджит как-то забрела в мою галерею, потом позвала на работу, тоже ничего интересного. Если честно, до меня далеко не сразу дошёл тот факт, что уборщиц во дворец набирают уж точно не по объявлениям, хотя бы потому что это крайне нецелесообразно и, более того, может угрожать безопасности самому президенту и остальным высокопоставленным обитателям резиденции. Именно поэтому и не стала в подробности вдаваться, мол, уборщица и уборщица, с кем не бывает. — А вы давно знакомы? — между нами затесалась громко цокающая по асфальтированной дороге своими огромными каблуками Настя, — так мило общаетесь сейчас, а в начале убить друг друга хотели. — А любопытной Варваре, — я демонстративно ухватила Дубровскую двумя пальцами за слегка вздёрнутый кончик носа, — на базаре нос оторвали. Дуй к Лазару обратно, он, конечно, не «нормальный мужик с завода», но хотя бы рэп не читает, в отличии от некоторых. За не слишком активными разговорами мы добрались до ближайшего пешеходного перехода и наконец пересекли широкую дорогу, отделявшую линию жилых домов от самого популярного городского парка в мире. Ночное Марсово поле очень сильно отличалось от того, которое представало туристам и парижанам днём и в первые часы после заката: не было на нём толп людей, бесцельно бродивших по выстриженным газонам, никто не пытался втюхать доверчивым путешественникам очередной шедевральный потрет, только периодически шумели пролетающие мимо автомобили, изредка проходили мимо спешащие домой или на ночную смену люди, от чего на душе становилось удивительно спокойно, даже несмотря на обстоятельства, заставившие меня выйти из дома в столь поздний час. В определённый момент я поймала себя на мысли о том, что жизнь в мегаполисе, насыщенная на события и новые знакомства, не могла дать мне именно пресловутого умиротворения, которого так не хватало человеку, что вырос в сельской местности: помню, в детстве просто терпеть не могла тот факт, что живу в каком-то недо-городе пере-посёлке, а за вылазки в райцентр, не считая поездок в художку, просто готова была душу продать, а сейчас вот так вот просто сижу на лавке в самом центре Парижа и скучаю по дурацким утренним петухам и стелящемуся по полю туману. Однако будет очень большим лицемерием, если не вспомнить тот факт, что поездки на Родину для меня ограничивались в лучшем случае двумя неделями отпуска, после которого мне ещё очень долго хотелось целовать парижскую землю хотя бы за отсутствие десяти соток картофельного огорода и огромного стада злющих гусей, желающих с особой жестокостью уничтожить всё сущее на своём пути, точно финские каратели осенью сорок первого года. Именно по этой причине каждый раз, когда находясь в Париже я начинала скучать по отчему дому, вспоминала сказку Андерсена про счастливые калоши, способные мгновенно перенести своего хозяина в любое место и эпоху, потому что хорошо человеку исключительно там, где его нет.* — Вайбово, — Настя отхлебнула из моей бутылки приличный глоток горького баварского пива и почти сразу передала её Лазару, — потом нарисуешь это обязательно… — И как картину назовём? — сосед весело гыгыкнул в уже ставшей привычной манере, — «Попойка в Кане Парижской»**? — Звучит заманчиво. Наверное, со стороны уморительно выглядим, — весь наш дурацкий квартет бессовестно восседал на спинке одной из ближайших к Эйфелевой башне лавочек, и мне почему-то это грубейшее нарушение этикета ну очень нравилось, — но пора бы уже и к делу перейти… Только я повернулась в сторону рыжеволосой виновницы торжества, на плечо опустилась чья-то тяжёлая ладонь, а потом единственный мужчина в нашей компании благополучно соскочил с насиженного место и, крикнув что-то невнятное, дал дёру куда глаза глядят. Стоит ли говорить о том, что от такого поворота событий я выпала из реальности и, наверное, с минуту молча глядела ему вслед и только потом обернулась? Так или иначе, за спиной меня ожидал крупного вида полицейский с длинными закрученными вниз усами, и внутри у меня всё оборвалось от осознания говённости всей ситуации. — Такие красивые девушки, а такое безобразие в центре города устраиваете, — страж порядка раздосадованно покачал головой, — документы предъявите, будьте добры. Будем оформлять протокол. — Документы, — со стороны отдельных лиц, незаконно пребывающих в стране и немножко находящихся в международном розыске, послышался неловкий смешок, — может, договоримся?.. — Ещё и взятки предлагают, — мужик даже в лице поменяться не удосужился, всё также поочерёдно буравил всех троих колючим взглядом своих близко посаженных карих глаз, — документы, иначе придётся проехать в участок. Везение — определённо моё второе имя. А первое, кстати, Не.