From the Blood-Like Ichor of Prometeus

      Технология принадлежала Рику. Морти никогда бы не смог сделать нечто подобное — не на тот момент, не с его ограниченными знаниями о технике и недальновидной личной моралью. Рик был изобретателем, гениальными учёным, который понял, как манипулировать людьми через чип в их мозгах. Морти лишь применил его методы на новых объектах.       Когда Рик впервые начал добывать других Морти, чтобы построить свой щит для противостояния остальным версиям себя, он был куда более осторожным в операциях, и заставил Морти играть роль своей маленькой медсестры. Он передавал Рику костную пилу, вскрывающую черепа большему количеству Морти, чем он мог сосчитать — именно она вымывала физраствором кровь из открытых участков. План Рика заключался в том, что Морти со временем сможет вживлять чипы самостоятельно, а механическая часть управления заключёнными станет всего лишь ещё одной рутинной работой, которую Рик спихнёт на него. — Смотри и учись, Морти, — рыкнул Рик, и Морти сделал, как было велено.       Ему потребовались месяцы тяжёлого нервного труда, чтобы даже подумать о вживлении чипа Рику. Их мозги, как Рик не уставал напоминать, очень, очень различаются, и чипы были разработаны для простых, крошечных умов Морти. Он проснулся бы после этой операции под абсолютным контролем владельца передатчика, но это не значит, что Рик выйдет из подобной процедуры в том же состоянии. Рик мог бы очнуться с немного большей головной болью, и его крепкая ярость забродила бы достаточно, чтобы позволить наконец убить собственного Морти.       Потому что какая-то часть Рика желала его смерти. Морти знал. Он осознал это в глубине своей души, когда Рик впервые придушил его до отключки. Это совпало с первым разом, когда его трахнули, и с первым разом, когда Рик был близок к тому, чтобы убить Морти — со взглядом, горящим настоящей ненавистью и своим членом в его заднице.       Он наткнулся на в говно обдолбанного Рика, дрочащего на запись Морти, молча мастурбирующего в месте, которое он считал укромным уголком базы. Штаны Рика были небрежно засунуты под него, ноги широко расставлены, а рука двигалась по члену со скоростью почти истерической, будто он пытался кончить как можно быстрее. (Признанная Морти техника, потому что она являлась единственным путём, которым он мог достаточно себя удовлетворить: бешено, отчаянно, в надежде на то, что это закончится прежде, чем его поймают.) Морти подавился воплем потрясения; Рик оказался перед ним за мгновение, отпустив член, чтобы схватить его за рубашку. — Какого хуя ты здесь делаешь? — требовательно спросил Рик, будто это он поймал Морти за наслаждением инцестными фантазиями, а не наоборот. Он, воняющий алкоголем и краснеющий от стыда, подтащил Морти к себе. — Не можешь оставить меня в покое на пять ёбаных минут? Нет, блять, бесполезный ты мешок дерьма, тебе обязательно нужно везде сунуть свой нос, не так ли? Ты не можешь просто позволить мне разобраться с этим и двигаться дальше, ты просто… тебе, блять, надо… — слова Рика растворились в бессвязных оскорблениях, когда он начал сдирать с Морти одежду.       Со своей стороны Морти обнаружил, что его охватывают замешательство и отвращение, не позволяющие понять, что происходит. Мозг спотыкался о мысль, что Рик хочет заняться с ним сексом, не в силах сложить два плюс два, пока Рик не начал тереться о его член сквозь джинсы. Он смог найти в себе какие-то силы для борьбы к тому времени, как риковы пальцы расстегнули его ширинку, но Рик оборвал всякое сопротивление, быстро сдавив его трахею.       Сознание стало расплывчатым после того, как Рик остановил его дыхание, оставив с шаткими мыслями о том, чем это для него обернётся: на этот раз он не сможет проснуться, потому что Рик задушит его и бросит тело в яму к остальным трупам. Его судьба не будет отличаться от судеб Морти, умерших прикованными к стене Морти-щита. Он должен был запаниковать, но всё ощущалось как простое признание факта. Смерть его была чередой «что, если» в мозгу, испытывающем кислородное голодание. Это так же беспристрастно и правдиво, как заранее знать то, что уксус может вспенить пищевую соду прежде, чем он её выльет.       Тем не менее, он очнулся — по-прежнему с Риком над ним и внутри него, обхватившим его щёку холодной ладонью и паникующим. Он болтал о том, что с Морти всё будет хорошо, как будто не тащил его к двери смерти. Рик вытащил член, и Морти застонал от мерзкого ощущения спермы, скользящей по сгибу его задницы. В голове гудело, в горле горело. Он закашлялся и попытался сесть, пока Рик осыпал его всеми возможными обещаниями того, что такого никогда не повторится, что Морти будет в порядке до тех пор, пока не спровоцирует его. Что он больше никому не позволит причинить ему боль. Насколько всё было бы лучше, если бы Морти смог чуть-чуть поверить.       Той ночью Морти было дано множество дерьмовых обещаний, и он ненадолго задался вопросом, любит ли его Рик. Ему не потребовалось много времени, чтобы решить, что это не имеет значения: если Рик любит его, то эта любовь ничего не стоит. Меньше чем ничего. Любовь Рика заставила Морти ненавидеть себя больше, чем когда-либо. Любовь Рика делала его напуганным и беспомощным. Любовь Рика вынудила Морти бояться его сильнее кого угодно другого во вселенной. Так что, если Рик и любит его, это совершенно не волнует Морти. Рик может взять свою сраную любовь и запихнуть себе в глотку так, чтоб он задыхался от неё сильнее, чем Морти — от его рук.       Сначала Рик насиловал его только будучи очень пьяным: Морти мог посчитать глотки из фляги и выяснить, стоит ли ему готовиться морально и физически. Но воображаемое право Рика делать что угодно не уступает ничему, и вскоре Рик начал брать его почти каждую ночь. Его обыденная подготовка ко сну теперь включала Рика, трахающего его вне зависимости от того, как сильно он умолял; Рик рычал на ухо о своём владении им, обещая, что даже по прошествии сотни лет Морти будет его, Рика, собственностью на веки вечные. Тело Морти постоянно болело: он чувствовал что Рик с ним сделал; с горлом, ногами и задницей, каждый раз когда садился. Рик даже не давал ему роскоши забыться на несколько часов. И всякий раз, когда Морти думал, что всё уже настолько плохо, насколько возможно, становилось хуже.       Естественная склонность Морти к суицидальным мыслям усилилась, и он взращивал эту боль внутри себя, надеясь, что в конечном счёте её будет достаточно, чтобы когда-нибудь подтолкнуть его к действиям. Морти мог представить жизнь без Рика. У него было достаточно воспоминаний, полученных от других Морти, чтобы быть в состоянии вообразить жизнь, полную домашки и семьи, когда самой большой проблемой будет то, считает его Джессика идиотом или нет. Он способен понять жизнь без Рика и более чем способен хотеть её. Чего он не мог понять, однако, так это вселенную без Рика. Морти казалось, что есть только один выход. Если бы он просто набрался смелости, чтобы убить себя, всё закончилось бы, и даже если всё почернеет, это не сильно отличается от того, что он тогда чувствовал.       Случайное раскрытие новой информации было единственным, что спасло его.       Он узнал о центральной конечной кривой лично от Рика, когда тот поймал его на прыжках между измерениями в поисках вселенной, где он смог бы проскользнуть в семью Смитов, спрятаться там и жить. Рик нашёл его удручающе быстро, затащил обратно в комнату наблюдения за Морти-щитом и подвергнул длинной, бессвязной нотации о вездесущности рикоподобных, произнесённой под хор криков Морти на щите. — Куда ты, блять, собрался, Морти? Думаешь, можешь просто уйти от меня? Нет ни единого места, где мы бы не существовали, козлина. В любой доступной тебе реальности есть Рик, и Рик, очевидно, будет пиздецки умнее тебя. Самый отсталый и ублюдочный Рик всё ещё сделает умнейшего Морти похожим на морскую губку с лоботомией, и нет ничего большего, чем мы. Большего чем я. Потому что мы, блять, выбрали этот путь. Хочешь взглянуть?       Одной рукой Рик прижал его лицом к панели управления, другой выудил пульт из лабораторного халата. Пальцы Морти были в сантиметрах от кнопки деактивации Морти-щита. Когда Рик только начал собирать Морти-щит, он пообещал себе, что однажды освободит их всех. Морти вынашивал идею месяцами, фантазируя о прекрасном моменте, когда ударит по кнопке, и все Морти скользнут по изогнутой стене купола, как взбудораженные дети, скатывающиеся с горки в парке. Они будут благодарить и рыдать от признательности, после чего наслаждались бы своей свободой как люди, будучи впервые за долгое время автономными человеческими существами.       На один удар сердца он задумал нажать, чтобы освободить своих двойников и позволить Рику разбираться с этим вместо него. Однако он знал, что это бессмысленно: у этих Морти нет пути домой, им некуда идти, как и ему. Костоломы просто соберут их вместе и снова прикуют к куполу. Но затем Рик вместо этого нажал кнопку на пульте в руке, и перед Морти возникла спираль золотистых пузырей. Взгляд Морти порхал с пузыря на пузырь, где он видел себя: смеющегося, улыбающегося и играющего со своим дедушкой, и себя, истекающего кровью, умирающего и визжащего под пытками Рика. Также он видел места без ничего; промежутки между их бесконечными версиями. — Смотри внимательно, Морти. Да. Тебе нравится это, сладенький? Ничего, кроме Риков и Морти в каждой реальности, которой ты можешь коснуться. Только ты и я, детка, на сто лет и веки вечные, прямо как я всегда тебе говорил, — Рик поцеловал его в шею, вызвав кипение нежеланного удовольствия, постоянно сгущающегося в кишках, как тяжёлый чёрный камень, — теперь ты понял, Морти? Я твой ёбаный бог, а ты собираешься стать моей кающейся маленькой монашкой, мелкий распутный язычник.       Морти уверен, что Рик намеревался деморализовать его, показав кривую. Вместо этого он зажёг в его груди маяк цели. Он прокручивал в уме значение этих пустых частей кривой, пока Рик стягивал с него штаны.       Спасение возможно. (Рик сунул мокрый палец в его задницу, прощупывая стенки.) Реальности без Риков существуют. (Рик провёл членом по расщелине дырки Морти, обещая, что это один из тех раз, когда будет действительно больно.) Архитекторы Цитадели усердно работали, чтобы изолировать себя от безриковых реальностей. (Рик вдавил головку в использованный вход Морти, войдя полностью за два сильных толчка.) Это значит, что всю их работу можно свести на нет. (Морти на стенах снаружи кричали и кричали, и этого всё ещё не было достаточно, чтобы заглушить стоны Рика.)       Морти пялился на золотую спираль, когда его щека упиралась в панель из-за непоследовательных толчков Рика. Он чувствовал струйку крови, вытекающую из него, когда Рик подавался назад, но впервые в жизни ощутил что-то, прорезавшееся рядом с безнадёжным ужасом.       Он мог выбраться. Золотая спираль с сегментами без ничего демонстрировала пробелы между амбициями Рика и реальностью. Пустые пространства не были ничем; они были реальностями, существование которых Рики предпочитали игнорировать. Если бы мультивселенная была чередой подбрасывания монеты, то должна существовать её версия, в которой Морти сделает бросок и получит результат, отличающийся от извечной решки. Кривая подтвердила, что это возможно. Морти мог видеть пространство, в котором это получится.       К тому времени, как Рик с ворчанием кончил в него, мысль Морти стала туманной возможностью, если бы только у него получилось правильно организовать логистику. Если бы только у него были средства и желание. Это могло случиться, если Морти как-то заставит это случиться.       Это казалось колоссальным открытием. Морти думал о нём, фантазируя о возможностях каждый раз, когда Рик трахал его.       Морти лишился правого глаза, когда Рик, разозлённый и пьяный, впихнул член в его глазницу. Когда это происходило, Морти был без сознания, лишённый контроля над разумом и частично телом, но Рик показал запись, чтобы объяснить ему новый кибернетический глаз после его пробуждения с ним. Он смотрел, как его дедушка уничтожал его глаз неглубокими толчками. Он уставился на переполняющую его глазницу кровь, и ужас подкатил к горлу вместе с желчью. Он видел момент, когда глаз выскользнул под нажатием головки члена Рика, и как Рик раздавил то, что осталось, в руке, со стоном кончив в пустую орбиту. И слушал шутки о том, как Морти теперь будет смотреть на вещи по-своему.       Это было, безусловно, худшим, что Рик когда-либо с ним делал. Оглядываясь, однако, назад, можно сказать, что это было скрытым благословением. Нейронный интерфейс в глазнице был намного проще открытия мозгового лотка, особенно когда дело касалось самохирургии. Плюсом ко всему, у него появилось дополнительное преимущество: не требовался пульт для ручного управления. Вместо этого для контроля над Риком было достаточно только думать. Но истинным благословением было то, что потеря глаза наконец-то придала Морти смелости для осуществления мечты, которую он месяцами взращивал в секретном саду своего разума.       В следующий раз, когда Рик кончил в его задницу и вырубился прямо на нём, громко храпя и пуская на кожу слюни, Морти очень осторожно ввёл иглу маленького диаметра в вену на его шее. Он медленно, медленно добавил пропофол в химический раствор, являющийся риковской кровью. Парочка Костоломов, всегда сопровождающая их двоих, выполнила его команду, перетащив Рика в операционную/комнату наблюдения за Морти-щитом.       Итак, он наконец-то положил тело Рика с трубкой в горле, поддерживающей дыхание, на стол. Морти великодушно надел пластиковые перчатки, что было куда лучшей техникой стерилизации, чем та, на которую его двойники могли рассчитывать. После всего он положил пинцет, кюретки и чип контроля над разумом, и как только все его инструменты были выстроены в ровный ряд, порыв злости заставил его разум отрешённо заметить, что это чудесная возможность для маленькой мести.       Он взобрался на стол для вскрытия-тире-ебли-тире-хирургии, уселся на колени, водрузив задницу на грудь Рика и приспустив штаны. Он был наполовину твёрд при одной только мысли, всего лишь идеи использовать Рика так, как Рик использовал его.       Морти тоже мог изменить взгляд Рика на вещи.       Он прижал член к закрытому веку, потёршись о него и почувствовав мягкое давление перекатывающегося глазного яблока под ним. Он должен просто сделать это. Часть его этого хотела, ради справедливости или чего-то в этом духе. Морти взволнованно приоткрыл риков глаз, смотрящий в никуда, и дошёл до того, чтобы направить член и подтолкнуть глазное яблоко мокрой головкой. Тонкая нить предэякулята прилипла к склере, когда он немного отпрянул, соединив член с глазом Рика. Морти шарахнулся назад, захваченный волной тошноты и иррационального страха.       Он не мог сделать это. Он просто не мог.       Его возбуждение полностью ушло, но член по-прежнему оставался полутвёрдым, и раз уж у него не получилось провернуть операцию «око за око», Рику следует хоть как-нибудь вернуть должок. Морти устроился, чтобы погладить себя по твёрдости и потереться о длинный, знакомый шрам, уродливо разорвавший рот Рика. Он трахал уголок его вялых губ, стараясь не касаться членом приклеенной дыхательной трубки и игнорировать то, как странно ощущались пластиковые перчатки на нежной коже.       Он не почувствовал ничего, когда кончил; это было пусто и непримечательно, как дрочка на приевшуюся фантазию. Не было никакого удовольствия, кроме физического.       Морти вздохнул и спрыгнул со стола, заправив член в штаны, разочарованный своим поведением размазни, в котором его всегда упрекал Рик. Затем он поднял хайфрекатор и сделал первый разрез.       Морти был более-менее уверен, что случайно не убьёт Рика, однако вся операция была тренировкой по принудительному сохранению спокойствия. Он глубоко дышал, стараясь подавлять стресс и тревогу, угрожающих захлестнуть его. Детская, иррациональная часть Морти боялась, что Рик очнётся в любой момент и, наконец, сделает с ним то, что обещал годами.       Но этого не произошло. Даже модифицированное тело Рика имело свои пороги, когда дело касалось ингаляционных хирургических анестетиков. Его руки не переставали дрожать, но он справился. Морти сшил кожу черепа обратно, и Рик, проснувшись, полностью поверил его объяснениям о раскалывающейся голове, обоснованной действительно, действительно сильным похмельем.       Для Морти это изменило всё. Жить с относительно контролируемым Риком было для него практически достаточно. По-прежнему прорывалась часть едкой натуры Рика, но теперь всё это проходило через фильтр воли Морти. Что-то в Рике было стерилизовано их церебральным союзом; вскоре после рождения Морти в бочке в него проникли воспоминания о семейной собаке Смитов, Снаффлзе, и поведенческие изменения Рика приятно напоминали изменения личности щенка после того, как малыша исправили.       Но этого всё ещё не было достаточно. Даже если его собственный Рик был сокрушён, он не мог избавиться от осознания того, что вся его жизнь являлась весёлым домом ужасов Риков. Существование в реальности в пределах кривой заставляла Морти чувствовать себя грязным совершенно новым образом, будто каждый атом был заражён мерзким стариком, побег от которого раньше казался ему невозможным.       Таким образом Морти начал свою собственную большую работу, стартовавшую с чипирования Рика и заканчивающуюся во вселенной настолько далёкой, что никакой Рик, как он надеялся, не сможет к ней даже прикоснуться. Он мог быть Морти, но он мог быть серьёзно мотивирован, и Рик потерпел неудачу, раскрыв ему секреты вселенной во время попыток поставить его на своё место. В конечном счёте, его план обрёл форму, но блять, цена. Цена была очень, очень высока. Смертей уже было больше, чем он мог осознать, а он едва начал. Если бы Морти тогда знал, насколько высокой будет гора трупов, и характер зверств, которые придётся совершить, чтобы сбежать, он, вероятно, никогда не стал бы преследовать свою цель. Слава богу, он никогда не останавливался, чтобы задуматься об этом.       Морти, которых он убил, и Морти, которым он дал умереть, преследовали его призраками, чьи мучительные вопли только усилились после осознания, что их уже невозможно сосчитать. Перед собой он оправдывал это фактом того, что все эти Морти из кривой так или иначе страдали бы, но он не мог игнорировать воспоминания о том, что сделал, о том, частью чего он был, мыслях о поначалу его причастности, а позже — об активном участии. Жизни, которые он использовал, и жизни, которые намеревался использовать в будущем, не были бесполезными, как говорил Рик, и сам Морти, некогда считающий себя расходным материалом, также не относился к ним. Он тоже был Морти. Разрушение риковских грандиозных замыслов было ужасным, ужасным бременем, и иногда Морти не мог его вынести.       Иногда он чувствовал себя лучше, когда становился таким же беспомощным, грустным и угнетаемым, как все остальные его двойники.       Иногда лучше просто быть Морти.       И вот, когда всё стало слишком ужасным, когда он почувствовал себя чудовищно уставшим, когда он больше не хотел думать и существовать, Морти забился в укромный уголок базы, где раньше дрочил, наивно полагая, что там Рик не будет за ним наблюдать. Через образ мыслей, определяющий его нейронную связь с передатчиком, позволяющим держать Рика под контролем, он отследил и вернул все сигналы, которые удерживал, в мозг Рика.       Морти отпустил поводья и стал ждать появления Рика. По крайней мере, это было единственным, в чём Рик никогда его не подводил.