***
– Господи боже мой, как я устал, – вваливаясь в кабинет Дилюка со стопкой бумаг в руках, Кэйя застывает в дверях, заметив, что господин сидит за столом. – А..Аделинда сказала, что Вы в таверне. Разместив бумаги на столе, Альберих не уходит, так и стоит, опираясь руками в столешницу, и внимательно смотрит на Дилюка, прокручивая в голове вчерашнее происшествие, слухи о пропаже работников и очередной рекорд популярности одуванчикового вина. – Кто Вы? – М? Ты не догадался? – Рагнвиндр поднимает на помощника равнодушный взгляд красных, но уже не таких ярких, как ночью, глаз. – Дилюк Рагнвиндр. Наследник не только этого проклятого места, но и вампирского престола, – его глубокий баритон обволакивает, словно пелена. Кэйя шумно сглатывает, наблюдая, как тот поднимается с кресла и медленно подходит к нему; Альберих нервно перебирает варианты действий, но сделать шаг в сторону двери не решается. Бежать? Ждать? А если подождать, что с ним сделает Дилюк? – Похвально, что ты остался, узнав правду, а не ринулся от меня прочь. Вижу, тебе интересно, но не придумывай. Все, кого рыцари считают пропавшими, живы и здоровы. Просто они слишком заняты работой. Дилюк понимает, подходить близко к этому юноше – слишком опасно для обоих, но ничего не может с собой поделать, оказываясь в плену у изголодавшихся животных инстинктов. Да и Кэйя, словно завороженный переливами цветов чужих глаз, пошелохнуться не смеет, ждёт, вцепившись в стол, когда окажется в ловушке. – Почему ты не уходишь? Чего ждёшь? – Вчера я знатно перепугался, увидев Вас в том.. состоянии, – от его слов Рагнвиндр недовольно кривит губы: ему неприятно осознавать, что вчера, обезумев, он мог убить этого парнишку. Кэйя продолжает говорить, глядя в пол. – Но потом мне показалось, что оставлять Вас было бы слишком эгоистично. – Я сам позволил тебе сбежать. И ты правильно сделал, что не остался. Я бы не смог сдержать тот бешеный порыв, – он несколько судорожно оглаживает шею, пытаясь успокоить пульс, отворачивается, чувствуя, как внутренний зверь снова неистово бьётся о рёбра, прося выпустить его. – Кажется.. тебе снова нужно уйти, – его голос предательски дрожит, клыки цепляются за сухие тонкие губы; он пытается смотреть куда угодно, но не на Кэйю. – Жажда не угаснет, если её игнорировать, господин Дилюк, – Альберих приближается к нему; пусть боится, но всё равно затягивает красноволосого в поцелуй.***
Клыки без проблем прокусывают кожу, попадая точно в вену. Дилюк, громко сглатывая кровь, что ручьём бежит ему по подбородку, капая на одежду, обнимает парня за талию, придерживая, дабы тот не упал. Кровь Кэйи, просто потрясающая на вкус, разливается по глотке, принося с собой в скучную жизнь наследника новые краски. Рагнвиндр, прикрыв глаза, довольно мычит, проводя языком по свежей ране, чувствует, как синеволосый, дрожа от накатившего вожделения, прижимается к нему, запуская руку в красные длинные волосы и оттягивая их на затылке. Рубашка Кэйи расстёгнута, позволяя беспрепятственно оставлять хаотичные укусы на чужой груди. Дилюк сажает его на стол, заставляя раздвинуть ноги, и смотрит, как бы разрешения спрашивая, остановившись на мгновение. Альберих тут же кивает, обвивая шею вампира и притягивая его к себе, дабы снова почувствовать горячее, палящее кожу дыхание на своей шее; Рагнвиндр в беспамятстве от пробудившихся инстинктов лижет кровоточащие глубокие укусы, собирая ловким языком вкусную, просто чертовски вкусную кровь, не давая ей образовать защитные корки на ранках. – Господин Дилюк..., – прервавшись на стон, зовёт Кэйя, когда красноволосый снова кусает его. – Неужели я такой вкусный? – Очень, малыш, очень. Альберих потрясающе мило краснеет, пряча лицо за ладонью, но вовсе не противится, когда Дилюк убирает его руку, нежно касаясь окровавленными губами сначала его щеки, оставляя на ней смазанный красный след, а после накрывая чуть дрожащие похолодавшие губы. – Прости, я перестарался. Рагнвиндр, вопреки неуверенным отговорам Кэйи, встаёт на колени, оказываясь лицом на одном уровне с ширинкой брюк сидящего на столе юноши. Оставляя пару невесомых отвлекающих поцелуев на напряжённом животе Альбериха, красноволосый уверенными движениями расправляется с ремнём, бренча металлической пряжкой, и поднимает хищно переливающиеся очи на довольно постанывающего парня, что, кажется, уже на грани. После специально зубами хватается за замочек, резко расстёгивая молнию и сразу же, не церемонясь, стягивая чужое бельё. У синеволосого перед глазами плывёт от резвости Дилюка и в груди приятно щекочет от несдержанных, таких бесстыдно открытых эмоций, что обычно постоянно сдерживались рамками приличия. Кэйя по столешнице нетерпеливо ездит, пристального взгляда с чужого лица, остановившегося на самом интересном, не сводя. Рагнвиндр чертовски красив – даже сейчас он, надо признать, успешно излучает невозмутимую самоуверенность и сосредоточенность. Подтёки крови, тянущиеся от манящих, уже заметно припухших от жадных поцелуев губ до самого подбородка, только гармонично дополняют его вид, будоража и заставляя чуть ли не взвыть от нахлынувших чувств. Альберих кусает указательный палец, мычит, еле как сдерживая вскрик наслаждения. Язык, ещё недавно собиравший алые капли с шеи, теперь с пошлым причмокиванием ударяется о головку члена, юрко скользит по всей длине, тщательно собирая крупные капли смазки, что ещё не впитались в ткань. Кэйя, стараясь совладать с собой, упирается сжатой в кулак ладонью в стол и гортанно стонет, понимает туманно, что всё это как-то односторонне получается, но говорит юноша, не задумавшись, вообще о другом. О более сокровенном, о том, что с недавнего момента вертелось в голове недовольно-разочарованным вопросом. – Почему ты не берешь в рот? – слишком резкий переход на «ты» остаётся незамеченным; хотя Рагнвиндр, по сути, даже не против избавиться от их чрезмерной сдержанности в личном общении. – Боюсь, что сделаю больно, если случайно пройдусь зубами по столь нежной плоти. Альберих неловко краснеет и отворачивается, думая, что ему можно было догадаться, а Дилюк, не теряя напрасно времени, поднимается, оголодавши сминая губы Кэйи, на которых до сих пор отголосками играл вкус крови. – Можно я войду сзади? – тихо спрашивает Рагнвиндр, аккуратно поглаживая бедро голубоглазого и ласково потираясь носом о его щёку, блаженно прикрыв глаза. Рваные выдохи Альбериха жаром стремительно по коже проносятся, и даже ответа не требуется. Кэйя упирается локтями в жёсткую поверхность стола, чувствуя, как палец Дилюка скользит внутрь, аккуратно раздвигая плотно сжимающиеся мышцы. Альбериху, безусловно, приятно. Но очень скоро ему становится катастрофически мало, и он, растягиваясь по столу, просит ещё; его голос срывается, добавляя того шарма, от которого Дилюк перестаёт сопротивляться внутреннему вампиру, что заменяет ему банальных бабочек в животе. Он с тихим утробным рычанием больно кусает чужие плечи и лопатки, помечает парня так отчаянно, будто его кто-то отбирает, впивается в выпирающие кости таза пальцами, спускаясь поцелуями по позвоночнику ниже. Альберих от его напора практически повисает на столе, ведь устоять на дрожащих ногах становится почти невозможно; ему нравится сторона Дилюка-собственника, что ведёт себя как маленький ребёнок, не желающий делиться своей игрушкой с кем-то ещё. Рагнвиндр, несмотря на грубость своих укусов, старается со всей осторожностью двигать в нём пальцами; издеваясь, он несколько раз подряд проходится по чувствительному месту, но строго-настрого запрещает юноше кончать. – Малыш Кэйя кончит только от моего члена глубоко в своей заднице, – его ровный тон не выдаёт настоящего нетерпеливого предвкушения и трепета, что клокоча, разрывает изнутри на части. Один только горячий, выбивающий из колеи рваный выдох передаёт смешанные в одну большую кучу эмоции красноволосого. – Ну тогда вставь его уже, – хныча, Альберих шмыгает носом и подаётся назад, наугад находя чужое бедро и игриво потираясь о него; чужие пальцы, вмиг переставшие двигаться, а после и вовсе покинувшие тело, спешно оглаживают ягодицу, оставляя после себя влажную дорожку. Дилюк бегло, не желая больше тянуть, осматривает расслабленное тело с россыпью меток и издаёт смешок, входя аккуратно, но резко. У Кэйи дыхание от неожиданности спирает, он стонет, сладко вытягивая нотки, и выгибает спину словно котик, напрашиваясь на прикосновения; пока привыкает к Дилюку, неосознанно кусает себя за запястье почти до крови, болезненно постанывая. Альберих неразборчиво скулит, замолкая после первого толчка красноволосого. – Я не могу больше терпеть, – он тянется руками за спину, нащупывая руку Дилюка, и сжимает в себе его член, в попытках сдержать оргазм. – Ты такой слабенький, – улыбается Рагнвиндр, ускоряя темп. Вампир надрачивает синеволосому юноше в такт своим движениям, свободной рукой хватая запястья Кэйи и фиксируя их ему за спиной, не позволяя лишний раз дернуться, снова снеся со стола важные документы. Температура в комнате, кажется, подскакивает под сорок с лишним градусов, когда Альберих, кончив, не перестаёт пульсирующе сжиматься вокруг члена красноволосого, заставляя его излиться глубоко внутри. – Прости, – шепчет Дилюк, увлечённо наблюдая за тем, как белесая жидкость медленно вытекает из юноши; подхватывая Кэйю на руки, он садится в кресло, усаживая голубоглазого себе на колени и снова входя в него пальцами, размазывая по ним сперму; по помещению в тот же момент разносится громкий хлюпающий звук, заглушаемый возмущенным стоном покрасневшего Альбериха. – Я после такого не кончу просто от пальцев.