Снежная Королева

Она жила в Белом Клыке – башне в центральном районе, в которой обитала элита. Она лично появлялась на распродаже душ. Завидев её кортеж, люди расступались в ужасе и почтении. Да, её боялись, но уважали. Она всегда покупала на ярмарке только мужчин или мальчиков. Первые отправлялись работать на её рудники за щедрую плату; вторые жили в её апартаментах, ели досыта, спали в пуховых постельках и не знали печали – лишь прикладывай ладонь с меткой к пластинке, что отнимет у тебя парочку лет жизни, когда прикажут. Многие почитали за счастье попасть к ней в слуги, да только мужчины пропадали с концами в работе. Ни один ребёнок не доживал до совершеннолетия. Но разве имеет это хоть какое-то значение для загнивающих в нищете, для тех, кому такая возможность – последний шанс на приемлемое существование? Они называли её Снежной Королевой – за владения на севере, за манеру держаться и холодную, неземную красоту. Ходили слухи, что за свой дар она продала душу дьяволу. Кто-то шептал, что она купила его детскими жизнями. Это вполне могло быть правдой, но никогда меня не заботило. Для меня она была обычным чудовищем. В начале лета она увезла Кая. Бабушка умерла, едва подошёл июнь, и тогда он отправился на ярмарку сам, но не вернулся. Ханна видела, как он садился в её машину. Казалось бы, очевиднее некуда, но осознание разливалось внутри горечью недозрелой рябины. Он ничего не сказал мне. На счёт каждый месяц падала кругленькая сумма, но наша каморка под крышей стала пустой и холодной. Мне хотелось выть и ломать кулаки о стену. Тогда-то, на пике отчаяния, и родилась идея. План мести. *** Мы с ним были похожи друг на друга, как могут быть похожи брат и сестра, выношенные в одной утробе. Я срезала отросшие локоны, подражая причёске Кая, и перевязала грудь, как делала, избегая нежелательного внимания. Его одежда была немного велика мне, но то только на руку. Натянуть на глаза хулиганку и обмотать шею бабушкиным, из выцветшей алой пряжи, шарфом – вот и вышел самый обычный тощий мальчонка из гетто. На рынке даже не спросили о документах. С такими мелочами здесь не возятся, но вот кровь сдать пришлось – нехорошо выйдет ведь, если ты надуришь хозяев и откинешься после первого подключения от того, что жить тебе оставалось считанные дни. С результатом выдали номер – клейкий лист на одежду – и отправили в "загон": огороженное низким заборчиком место по центру площади, ждать. Это был промозглый ноябрьский вечер. Толпа в загоне лениво перемещалась с места на место – лишь бы не стоять долго на ледяных камнях. Точно рыбы в аквариуме: невыразительные, одинаково измождённые лица, пустой взгляд, движение без цели. Кто продаст себя добровольно? Что за насмешка над судьбой, плевок в лицо самой жизни. Никто из них не видел другого выхода. Я – видела. Работала бы за гроши, мы бы придумали что-нибудь, но... Кай решил всё за нас. За меня. И я здесь – чтобы спасти брата от последствий его опрометчивости. Когда появлялся очередной покупатель, я пряталась среди толпы. Это было несложно. Наконец явилась она. Растолкав локтями усталых дядек в пропылённых рабочих робах, я прошла к заборчику – сейчас нужно быть на виду. Наблюдая за её спокойным лицом в обрамлении серебристых волос (будто бы седая, но на лице ни одной морщинки), я невольно поймала себя на мысли, что её вины тут словно бы нет, ведь это Кай сбежал от меня, бросил меня одну... Сжав кулаки так, что короткие ногти впились в ладони, я напомнила себе тут же, что главная причина – это она. Не будь её, он бы не ушёл. Она убила столько детей, конечно, она этого заслуживает. Её льдисто-серый взгляд, проникающий в самую душу, остановился на мне, чуть задержавшись, и двинулся дальше, выхватывая из людской массы детские лица. Решимость во мне окрепла. После озвучили номера – мой и ещё двух "счастливчиков". Я приходила сюда с августа, но только сейчас мне улыбнулась удача. Она выудила из рукава белоснежной шубы карту и рассчиталась за нас, как за покупки в дешёвом маркете. Мы вышли из загончика и мальчиков сопроводили к машинам. — Ты, – её жест заставил охрану помедлить. Она указала на меня, голос был безразличен и холоден, но в глазах что-то цепляло. — Поедешь со мной. Забираясь за ней в просторный, пахнущий синтетической кожей и её терпкими духами салон, я испытывала двоякие эмоции, но ничего не показала лицом. Радость успеха и волнение, ненависть и обеспокоенность планом. Страха не было. Или я хотела убедить себя в этом. Жив ли ещё Кай? Удастся ли совершить задуманное до разоблачения? Я знала лишь одно – с этого момента моя жизнь изменится. *** После прибытия в Клык она куда-то ушла. Нас отвели в комнату с рядом кроватей, выдали сменную одежду со сводом правил, указали санузел и назвали часы приёмов пищи. По счастью, душ был один и мы ходили туда по очереди. Моя тайна ещё оставалась таковой. Но её я больше не видела. Пока что. О Кае никто ничего не знал – все были такими же новыми здесь, как и я. Белые стены, стойкий запах антисептика, однотонная, бледно-голубая одежда – всё навевало на мысли о больнице. Да, нас кормили как богачей, допускали в Сеть и дозволяли ходить свободно в апартаментах, но покинуть их было нельзя. И чем такая жизнь лучше трущобной свободы? Сказала бы я, но видела, с какой радостью осунувшиеся мальчишки налегают на еду, и совестливо прикусывала язык. Каждый решает сам за себя. *** Она пришла на четвёртый день, как всегда, в сопрождении двух охранников. Как же застать её одну? Я так задумалась, что не заметила, как настала моя очередь. Взяв меня за руку, она, видимо, ощутила мой излишне пристальный взгляд, потому что заглянула в глаза и спросила: — В чём дело? Я с трудом подавила в себе панический порыв, едва не проколовшись на такой простой вещи. Сотня мыслей ураганом пронеслась в моей голове, но я выдала первое, что только пришло на ум. — Вы красивая. Нельзя было назвать это ложью (что кстати, ведь ложь она обличала сразу) и похоже, что такой ответ её вполне удовлетворил, только хмыкнула, да подняла мою ладонь, особым скальпелем вырезав на чувствительной коже снежинку. Боли я, как ни странно, не ощущала – лишь расползшийся по всей кисти холод, от которого онемели кончики пальцев. С бесстрастным лицом она приложила мою руку к холодному стеклу считывателя, датчики пискнули и прибор моргнул голубым неоном, извещая об успешно совершённой сделке. Вдруг накатила слабость и в голове точно щёлкнуло радио, переключившись на белый шум, тихим, но назойливым звоном наполнившим уши. Договор с дьяволом заключен, дороги назад больше нет. *** Дни утекали водой сквозь пальцы, один за другим, похожие как две капли. Я терпеливо ждала, но всё важное происходит лишь тогда, когда угодно судьбе. Меня поймали на лунной неделе. Одному из мальчишек ночью приспичило по маленькому и он увидел, как я стираю в раковине окровавленное тряпье. Испугался и поднял крик. Думал, ранена или больна, вот дурак... Казалось, что всё, с мечтой о мести можно попрощаться, но именно тогда мне и выпал редчайший случай, которого я ждала так долго. Меня не убили на месте, не выставили вон, даже не потащили к врачу – молча конвоировали в её кабинет и оставили ждать в тишине. Она пришла чуть позже, в домашнем платье, но без следов сна. Должно быть, опять сидела над документами. Завернувшись в халат, она опустилась в кресло, вставила сигарету в мундштук и щёлкнула зажигалкой, бросая на меня взгляд поверх. Магический огонёк высветил во мраке её лицо мазками индиго и она вдруг показалась мне очень усталой и хрупкой, как подточенный водой лёд, но лишь на миг. Похоже, что она не торопилась начинать диалог, только смотрела на меня, да стряхивала на хрустальное блюдце пепел. Когда она затянулась в последний раз, в моём обречённо опустевшем сознании промелькнула мысль о том, что курение – привычка низших сословий. Но я не успела её обдумать. Она отложила мундштук и выпрямилась. — Ты за братом пришла? Она даже не спрашивала, утверждала скорее, вглядываясь в моё лицо. Внутри всё похолодело. Почему-то я лишь тогда задумалась над тем, что сходство с Каем тоже может быть обличающим. Хотелось спросить, как давно она знает, но язык мне не повиновался. — Или не за ним, – продолжала она меж тем. Мне оставалось лишь сжать зубы и слушать. — У тебя, должно быть, веская причина, чтобы осмелиться на такое. Изящные пальцы выдвинули ящик стола, она достала стопку планшеток из хэксопластика – полупрозрачных "игрушек", работающих на магии, – и перебрала их, неторопливо листая страницы чужих жизней. На одной из них она задержалась. В тёмной комнате мерцание голо было кристально чистым. Её глаза смотрели на меня с лица брата. Всё это лишь иллюзия. Я упрямо продолжала молчать. — Ты ищешь мести, – констатировала она, сворачивая досье с пометкой в нижнем правом углу: "Списано". Это просто дурной сон. Этого не могло быть. Прошло всего-то полгода... Полгода ли?.. На глаза навернулись злые слёзы. Сжимая кулаки, я бросила на неё взгляд, полный ненависти. В ответ – только усталый вздох. — Эти дети сами выбирали свою судьбу. Они имели на это право. Думаешь, лучше гнить в нищете и голоде, и страдать от побоев, когда родители будут злы или пьяны, если они вообще будут? Что, за живое? Её ухмылка ломкая и болезненная. Кажется, меня начала бить дрожь. От гнева или ещё чего – я не знаю. — Послушай, дитя. В том, что твоих родителей больше нет, никто не виноват. В том, что твой брат ушёл, тоже никто не виновен. Ни я, ни ты, ни весь остальной мир. По большему счёту, судьбе наплевать на то, как каждый выцарапывает себе жизнь – в условленный час смерть отберёт всё. Некоторые вещи просто... случаются. От того, что ты набросишь на кого-то петлю вины и вздёрнешь справедливости ради, легче не станет. Из ещё открытого ящика она вынула бластер. При соприкосновении с меткой на ладони вспыхнула подсветка корпуса. Бирюзовый индикатор на рукояти извещал о полном заряде. Она перевела его из режима оглушения в боевой – красный – и положила на стол, поднимая на меня выжидающий взгляд. Только протяни руку... — Давай, попробуй. Отомсти. Ты ведь за этим здесь. Я не могла сдвинуться с места. Время словно остановилось. Внутри меня шла ожесточённая борьба между праведным желанием отомстить и странным чувством, что происходящее в корне неправильно. И ничто не так и не взяло вверх. Она смотрела в мои глаза неотрывно, точно наблюдая за ходом сражения, но, так и не увидев решимости, взмахнула кистью, утратив всяческий интерес. На плечо опустилась тяжёлая ладонь. Я и не заметила, что здесь была охрана. Выходит, тонко отыгранный спектакль? Взгляд упал на ещё взведённое оружие. — А что же Кай?.. – спросила я с плохо скрытым отчаянием, пока меня не выпроводили за дверь. — Умер, – лишь слово бросила она в ответ, легко поводя плечами. Так просто, словно говорила о сломанной вещи, закономерно выброшенной на помойку. Сомнений больше не осталось. Рывком сбросив чужую руку с плеча, я подскочила к столу. Прохладный металл рукояти лёг в ладонь, как влитой. Охрана тоже схватилась за пушки, но они уже не успеют – всего на пару мгновений, но я оказалась быстрей, взяв её на мушку. Она не изменилась в лице. Кажется, даже наоборот, расслабленно откинулась в кресле. — Прости, – всё же сказала я, точно пытаясь оправдать чужое убийство. И дёрнула спусковой крючок. *** Я живу в Белом Клыке – башне в центральном районе, в которой обитает элита. Завидев мой кортеж, люди расступаются в ужасе и почтении. Они боятся меня, но уважают, стремятся услужить, но шепчутся за спиной. Они называют меня Снежной Королевой, но когда-то давно – я почти не помню тех лет – у меня было другое имя. Когда-то меня звали Гердой.