***
В целом, магазины в Эстонии мало чем отличаются от российских. Разве что, только ценниками и надписями на этикетках. А так, всё точно такое же. Даже Антон и его покатушки на тележке. — Антош, мальчик мой дорогой, скажи, сколько тебе годиков? — спрашивает Попов, глядя на попытки подростка запихнуть себя на место, где обычно сидят маленькие дети. — Шестнадцать, — детским голосочком вторит он, каким-то невероятным образом умещаясь на маленьком сидении. — Поехали! — Мне кажется, что тебе пять, — мужчина закатывает глаза и, под офигевшие глаза сотрудников, повез паренька вдоль стеллажей. — Что брать будем? — Ну… для разогрева предлагаю взять шампанское, а там можно и на виски перейти. Как думаете, может, мартини взять? — с крайне умным видом предлагает младший и даже прислоняет большой и указательный пальцы к подбородку. — Мальчик, ты не слишком ли молод для пьянки? — стебет его Арсений, но сам всё же тянет руки к полке с мартини. А Антон дуется. Натурально дуется, выпячивая нижнюю губу немного вперёд, а руки складывает на груди. — Ладно. Бог мне этого не простит, но какое шампанское будешь? — Чуть вперёд подвезите, — просит мальчишка, вчитываясь в названия с этикеток. — Стоп, — он улыбается, а потом тянется чуть вверх, двумя руками, крайне осторожно, принимая бутылку в свои руки. — А тебя не снесёт? Ему ж пять лет, –предупреждает он, с подозрением оглядывая бутылку. — Ой, да мы с Левой и не такое переживали, — он машет рукой и ставит ещё одну бутылку. Ну и что, что она стоит три тысячи в российском эквиваленте, зато, вкусное. Однако, Попов фразу подростка не одобрил и лишь сильнее свёл брови к переносице, а потом наклонился к его уху, понизив голос до низкого тембра, так, что звучал он уже с хрипотцой. — По крышке получишь, Антош, — шепчет мужчина, а потом резко отстраняется от чужого уха и вновь направляется куда-то вперёд, по пути закидывая ещё несколько бутылок с алкоголем в тележку. А мальчишка в этот момент краснеет всё сильнее, до такой степени, что цвет его лица становится ярко-розовым, с оттенками красного, в который по большей степени окрасились его уши. Он что-то бурчал себе под нос, что так делать противозаконно, особенно для слабого сердца подростка… Но, получив в ответ лишь самодовольную, широченную улыбку, замолчал, снова складывая на груди руки. " — В какой момент моя жизнь так перевернулась…» — Так, ну, с áлкоголем мы разобрались, пора бы перейти к еде. Не думаешь? — Арсений заворачивает к стеллажам с чем-то явно сладким и таким вредным… В общем, к еде, которую Шастуну можно есть раз в пятнадцать лет. Ну а что? Самое время. — Арсений Сергеевич, а если я потолстею? — и в этот момент мужчина натурально так давится воздухом, стараясь откашляться, чтобы снова нормально вдохнуть. — Ты совсем сдурел, что ли? — он хватается руками за ручку тележки, ибо целовать пол в планы старшего сегодня как-то не входило. — Поклянитесь, что я не побегу вокруг всего города кросс, — требует он, складывая всё, что захочется в тележку. — Окей, окей, — он снова закатывает глаза и тяжело вздыхает, глядя на ученика, как на придурка. Хотя… почему как. — Ура. Они ещё около получаса катались по магазину, пытаясь отыскать комплект не более, чем из четырёх бокалов, а также найти ровно две рюмки, ибо на съёмной квартире таковой посуды не наблюдалось. — Как прикольно… У всех нормальных эстонцев серые будни, а мы пьём… Ещё и посреди недели, — смеётся он, а потом, когда Попов остановился, чтобы что-то получше рассмотреть, мальчишка хватается за чужую шею и старается выползти из тележки. Благо, у тренера достаточно хорошая реакция, и он успевает подхватить ребёнка, тем самым вытаскивая его. — Спасибо. — На здоровье, — улыбается мужчина, а в тележку тем временем летят обычные, металлические наручники, которые, к слову, закинул туда мальчишка. — Антон, у меня только один вопрос. Нафига? — честное слово, ещё немного и Арсений просто шлепнется без чувств, прямо на холодный пол. — Надо, — коротко отвечает он и бредёт медленной, плавной походкой в сторону касс. — Дурачок.***
Антон свято верил в то, что хоть Попов не заставит его резать салаты. Но таких роковых ошибок он не допускал уже очень давно. — Давай, давай. Нам ещё много чего сделать надо, — Арсений вертится около плиты, в попытках запечь несчастное филе курицы, которая явно не ожидала такого поворота судьбы. — Да ну, Арсений Сергеевич… Вы, блин, как мой дедушка себя ведёте, — бурчит себе под нос подросток, крайне недовольно глядя на мужчину. — Только ему под семьдесят, а Вам двадцать четыре. — Не ёрничай. Иначе Новый год ты встретишь трезвым, — он подкладывает ещё продуктов, отчего Шастун лишь горестно вздыхает, оглядывая несчастные салаты. — Ладно, ладно… молчу, — зато атмосфера, как дома… Салаты, супы, курица… как будто в две тысячи седьмой вернулся… И парень бы снова начал возмущения, если бы не ловкая рука Попова, которая так вовремя засунула в рот фигуриста огуречное колечко. «– Ловкий ход, Арсений Сергеевич, очень ловкий…» — думает он, с подозрением в глазах пережёвывая овощ. Ещё только семь вечера… А надо ещё позвонить Лёве с дедушкой, и сказать, что у него всё в порядке и волноваться поводов нет. Если только Арсений не прикопается к несчастным салатам и не зарежет подростка к чёртовой матери. Ещё около полутора часов мальчишке приходится возиться на кухне, но, когда оливье переходит в состояние «наконец-то ты готово, Боже», и Попов кивает в одобрительном жесте, младший буквально убегает в свою комнату, сверкая пятками. В руках мальчика сразу же оказывается телефон и он набирает по видеосвязи номер Бортника, едва держась, чтобы не наорать на телефон. — Лёва! Я жив, Лёва! — ликует он, заставляя Арсения за стенкой начать бессовестно хихикать. — Лёва, этот изверг заставил меня готовить! Меня дед не заставлял столько резать, сколько он… — Так, погоди. Ты что, празднуешь? — его лицо вытянулось от удивления, а потом он покачал в разные стороны головой, мол, уважаю. — Пить будешь? — Ща всё будет, Лев, — Шастун играет бровями и, молясь всем, кому только мог, чтобы Арсений не убил его. Но вопреки всем своим страхам, он всё же идёт на кухню, чтобы открыть холодильник. — Какая у тебя хата классная… — тянет Бортник, прожигая взглядом телефон. — О, здрасьте, Арсений Сергеевич, — он машет рукой в камеру телефона, на что получает лишь сдержанное «привет». Антон открывает холодильник, демонстрируя другу все их с Арсением «богатство». — Соси, — он показывает половину сердца в камеру, а потом, закрыв холодильник, быстрым шагом ретируется в свою комнату, активно делая вид, что ничего не было. — Сам соси, — Бортник в ответ высовывет язык и переводит разговор на более демократичные темы.***
Времени — одиннадцать вечера по таллинскому времени, а значит, Арсений и Антон сидят на полу в комнате старшего. Телевизор выключен, зато все лампочки горят, хорошо освещая комнату. К слову, все закуски, напитки, да и сами парни расположились прямо на полу. — Ну что, сейчас начнём или ровно в полночь? — интересуется Попов, поправляя идеально белую рубашку на своём теле. — Давайте сейчас, что уж мелочиться, — он пожимает плечами, а потом протягивает мужчине бутылку шампанского. — Малолетний алкоголик ты, Шастун, — тренер вздыхает, но наливает ему полный бокал вина. — За что пить будем? — За старый год, — предлагает младший, приподнимая бокал. — Либо на брудершафт. — Давай за старый год. Для второго мы ещё слишком трезвые, — смеётся Попов и, ударив о чужой бокал своим, выпивает около трети содержимого залпом. Собственно, как и его ученик. — У тебя неплохой вкус, Тош, — улыбается Арсений, закидывая в рот дольку мандарина, что был заранее почищен. — Я знаю, — гордо отвечает подросток и смотрит в сторону телефона, который всё же берет в руки. — Давайте фото сделаем? — Ты серьёзно? — Попов недоверчиво смотрит на ученика, который уже даже камеру включил. Что ж, у него не осталось ни единого шанса сказать «нет». — Улыбнитесь, ну, — просит мальчишка и прикрывает глаза, а пальцы делает буквой «V». В общем, как типичный подросток своего времени. — Ну вот. Видите, какой Вы фотогеничный. — Ну естественно, — Арсений играет бровями и снова поднимает бокал вверх. — Давай теперь за нашу с тобой красоту. — Отличный тост, я считаю, — кивает он, а потом поднимает с пола бокал. И, чокнувшись с мужчиной стеклянными краешками, сделал несколько глотков приятной жидкости.***
— Арсений Сергеевич, я предлагаю сходить за бутылкой мартини, — медленно, чуть заплетающимся языком проговорил фигурист и даже умудрился встать с пола. — Ну вот ты и иди, раз уж встал, — Попов широко улыбается, ещё и кулачки вверх поднимает, как бы говоря «я верю в тебя, ты сможешь». — Вот так вот Вы да… — наигранно обижается Шастун, направляясь в сторону выхода из комнаты. — Эх, Арсений Сергеевич… Всё понятно с Вами. — Ага, — он начинает часто-часто кивать, чувствуя, как ловит очередной вертолёт. Что ж… три бутылки шампанского на двоих это что-то. Надо будет учесть в следующий раз. — Захвати ещё аспирин с водичкой. — Нафига? — кричит из кухни Антон и протягивает руки к мартини. К слову, берет он сразу три бутылки, чтобы сто раз не бегать. А ещё каким-то неведомым образом умудряется захватить полулитровую бутылку воды и пачку таблеток. Новую, ещё даже запакованную. — А это, Антош, нам на утро. — Ладно, — легко соглашается он и, поставив на тумбочку воду и аспирин, уселся обратно к Попову. — Ну что, на брудершафт? — Давай, — сдаётся мужчина, уже явно осознавая, что мозг постепенно отключается и как-то противиться своим желаниям он не хочет. Мартини разливается по бокалам, а у подростка в этот момент сердце уходит в пятки. Это как так, неужели его реально поцелуют? Не пошлют в известном направлении? — Ну… вперёд, — говорит Попов, мутным взглядом прожигая в младшем дыру. Они синхронно отрывают бокалы от пола и, подсев ближе друг к другу, перекинули свои руки, отпивая из собственных бокалов более жгучую жидкость. А Арсений молится, чтобы мальчишка все забыл наутро. Просто забыл и все. Пустые бокалы опускаются на прохладный пол. Попов чуть подрагивающими руками тянется к лицу подростка и медленно, крайне осторожно касается его губ своими. Он бы на этом и остановился, если бы младший не запустил свои руки в мягкие, чёрные волосы, прижимаясь к мужчине. Но и этого парню мало: он приоткрывает розоватые губы, предоставляя старшему шанс сделать поцелуй более взрослым. Арсений действует уже более уверенно, оттягивая светлые кудри чуть назад, тем самым заставляя мальчишку задрать голову вверх и издать слабый стон, который так хорошо слышно в гробовой тишине. – Вы отлично целуетесь, Арсений Сергеевич, – решается сказать Шастун, разливая по бокалам очередную порцию алкоголя. – Вроде бы только что пили на брудершафт, а он всё равно на "Вы" обращается... Не, ну нормальный вообще? – мужчина смеётся, растягивая на своём чуть покраснешем лице улыбку. – Ах да... точно, – медленно кивает младший и закидывает одну из закусок себе в рот. – Арсений. – Вот. Но лучше называй просто "Арс". Последняя стена сломана. Дальше только третье дно.***
Что только не приходит в голову пьяным людям: начиная с бутылочки и заканчивая чем-то ну очень непристойным. – Ар-рс-с, ты мне др... друг? – пьяно спрашивает Антон, не в состоянии нормально сидеть. – Кнш...на, – кивает мужчина, а потом видит, как подросток тянется рукой в собственный карман из которого достаёт наручники. – Дав... давай... скреп-пим наш-шу... джу...жбу... Дружбу! – наконец он смог совладать со своим языком. И, получив одобрительный кивок со стороны мужчины, защёлкнул на своей левой руке один наручник. Собственно, с одноимённой рукой Арсения произошла та же история. – Теперь у нас есть... брас...слетик... дрд... дружбы! – Ура! – кричит мужчина опустошая очередной бокал. Картина перед глазами уже давно стала мутной и постоянно плывущей. Но страшно было представить, что творилось с Антоном, ведь его телосложение куда стройнее, чем у старшего. – З-за это надо вып... выпть... черт... Выпить, – с третьей попытки выговаривает парень и снова чокнувшись с мужчиной бокалами, выпивает практически залпом всю жидкость, что только была в этом сосуде. – Алка-а-аш... – смеётся Попов, а потом зачем-то цепляется за щёки Антона, начиная их тискать, словно Шастун пятилетний ребёнок. – Утю-тю... какая лапочка! – Арс! Сам ты ла...лапчка... – подросток показывает язык, а одна его рука всё равно болтается вместе с учительской, ибо они скованы наручниками. – Какой милый комплимент, – продолжает улыбаться мужчина, рассматривая глаза парня, что никак не оторвут свой взгляд от губ старшего. – Арс, – тихо просит Антон, протягивая руку к чужой щеке. И, услышав протяжное: "М-м?", – продолжил. – Поцелуй меня ещё раз. – Уверен? – уточняет он. А в ответ получает уверенный, хоть и пьяный кивок. – Ну ладно. Мужчина чуть напирает на младшего, заставляя последнего улечься на спину, на пол. А когда эта мини-цель оказывается достигнутой, Арсений снова прикасается к мягким губам. Делает он это крайне нежно и так аккуратно, словно Шастун – фарфоровая кукла, которая может разбиться от любого прикосновения к своей молочной коже. Подросток хватает чужую руку, переплетая свои и арсеньевские пальцы.***
Ближе к утру, а именно часов в пять по эстонскому времени они наконец решили лечь спать. Ну а что, алкоголь закончился, от поцелуев уже приятно болели губы... Да и в сон начало нехило так клонить. – Арс, давай спать ляжем, – предлагает мальчишка, оставляя очередной укус на шее старшего. – Я та-а-ак уста-а-ал... – тянет он и укладывает голову на чужой груди. – Надо раздеться... чтобы по всем правилам морали... – зевает он, закидывая на кровать голову. – Вопрос только... как. – Давай разрежем одежду... – предлагает Шастун, порываясь подняться с пола. – Гений, – с долей сарказма произносит Попов и встаёт следом. Всё же, спать в одежде – ещё та херня, поэтому он с лёгкостью ведётся на этот фокус. Они дружно (точнее, еле переставляя конечности, но зато синхорнно) бредут на кухню, чтобы освободить себя от одежды. Сначала это дело постигло Антона, которому особо запариваться не над чем: снял футболку, разрезал по шву от горла до рукава и свободен. Правда, затянулось это все на долго. А вот с Арсением всё было ещё труднее: у него всё рубашка, значит и резать там надо много чего. Но Антон у нас не промах, да и ножницами владеет неплохо, поэтому, спустя каких-то пятнадцать минут ворчания обоих и попыток "освободить Попова из белого плена", рубашка уже крайне не привлекательной тряпкой летит на пол, а парни радуются. Отныне они свободны. – Я думаю, что от брюк мы сможем освободиться в комнате. Ведь да? – с надеждой в глазах спрашивает мальчишка, стараясь убрать ножницы на место. Но по итогу просто кладёт на плиту. Слава Богу она электрическая, а то сломали бы ещё что-нибудь и все. Финита ля трындец. – Естественно, Анто-ош, – тянет мужчина и, подхватив подростка на руки, уносит его в свою комнату.