Порочный круг

— Ебаные печеные помидоры. Я бы запретил их на законодательном уровне. Я повернулся и смерил своего друга осуждающим взглядом. — Что они тебе сделали? Овощи как овощи. Это ж не ананасы, в конце концов, — дожевывая кусок уже практически остывшей пиццы, я с любопытством наблюдал за тем, как Рихард пальцами выковыривает красные кусочки из-под слоя сыра. Морщась, он отбросил помидор в траву. — Нет, ну для создателя гавайской пиццы уже давно забронировано место на седьмом кругу ада, рядышком с содомитами и богохульниками. Мы синхронно фыркнули и, переглянувшись, дружно заржали. На гладкую поверхность озера, хлопая крыльями, села стайка уток, и Рихард повернул голову, показывая в их сторону пальцем. — Смотри, какие прикольные! Наблюдая за хаотичными перемещениями группки птиц, мы замолчали на некоторое время. — А я люблю помидоры в пицце, — выдал я спустя минут пять. Судя по всему, после затяжной тишины Рихард уже не ожидал продолжения этой темы. Подняв на меня удивленный взгляд, он вытер уголки губ салфеткой и засмеялся. — У тебя такое лицо, будто ты готов отсидеть реальный срок за помидоры, наплевав на мои воображаемые законы, — хрюкнул он и сделал глоток пива. Я пожал плечами, по-идиотски улыбаясь. — Может, и готов. Я за честь любой пиццы, может, отсидеть готов, главное, без ананасов, — я задумался, взвешивая потенциальные риски. — И без маслин. — Именно маслин? Не оливок? — уточнил Рихард, косясь на меня с таким видом, будто уже продумывал еще один пакет подлых запрещающих законов. — Не, хуй с ними, с оливками. А вот маслины — фу. Изо всех сил сохраняя серьезное выражение лица, Круспе окинул меня сканирующим взглядом. — Странно, — изрек он, задумчиво поджимая губы. — А с виду вроде на извращенца не похож. Я запрокинул голову, насмешливо выталкивая из себя воздух. — Сказал человек, который всегда оставляет корочки. Рихард был одним из немногих людей, с кем комфортно было просто молчать. Здесь, на краю деревянного пирса, время, казалось, замерло, позволяя нам просто наслаждаться моментом и дожевывать остатки остывшей пиццы, запивая их прохладным баночным пивом. Нам не нужен был ни повод, ни предлог для того, чтобы вот так вот просто на ночь глядя поехать, например, к озеру и полночи провести за разговорами. Да, с ним было сложно. Просто словами не передать, как сложно, но я был готов сносить все, лишь бы подобные моменты не заканчивались. Я повернулся к Рихарду лицом, осознав, что уже несколько минут он пристально разглядывает мой профиль. — Что? — поинтересовался я, приподнимая бровь. — У тебя соус… — он прикоснулся кончиком пальца к уголку своих губ. Я поднял руку и потер угол нижней губы, вопросительно на него посмотрев. — Нет, чуть левее… Пытаясь слепо следовать его указаниям, я неминуемо зацепил не так давно переставшую кровоточить ссадину и неприязненно шикнул. — Замри, — не выдержал Круспе, морщась вместе со мной, словно ощутил это мерзкое жжение на себе, — дай я. Замотав палец в салфетку, он протянул руку и как можно аккуратнее прикоснулся к уголку моих губ. — Прости меня… за вот это, — он указал подбородком на ссадину, на что я только пожал плечами, едва ощутимо усмехнувшись. — Да все нормально, — я кивнул в сторону синяка на его скуле. — Ты тоже тот еще красавец теперь, так что я, считай, отмщен. К слову, о сложностях. Сегодня же днем мы с ним сцепились как кошка с собакой. Один плохо пошутил, второй слишком резко среагировал, слово за слово — и пошло-поехало. Мы мутузили друг друга как в последний раз, пока соседи не растащили нас по разным комнатам. Никто уже ничему не удивлялся. В том числе не удивился и я, когда спустя час Круспе с невозмутимым видом постучался в мою дверь, предлагая по-тихому метнуться на озеро и запастись по дороге пивом и пиццей. Я и не подумал отказываться. Зная нас и наши странные отношения, меня, скорее, удивило то, что мы не передрались из-за компонентов пиццы. Рихард вздохнул и опустил взгляд на доски пирса между нами. — Пауль, ты ведь знаешь, что я это не всерьез? — спросил он, не глядя на меня. — Что именно? Шутки про мою мать или… — Да все вместе. В том числе то, что я якобы ненавижу тебя, и все те… неприятные вещи, что я ляпнул, — он подцепил пальцем выпирающую щепку и принялся ее колупать, норовя загнать гнилую деревяшку себе под ноготь. Не выдержав этого зрелища, я протянул руку и сжал его пальцы, не давая продолжить. — Стоит признать, что тебе бы не помешало научиться хотя бы изредка контролировать свои невсерьезы, порой ты просто невыносим, — с долей здоровой укоризны произнес я, чуть склоняя голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — Особенно если на горизонте маячат твои мордовороты. Но ты же знаешь, если бы я был на тебя зол, мы бы сейчас тут не сидели. То, как он на меня смотрел, не оставляло какой-либо злости или обиде шанса на существование. Меня поражало, как в один момент человек может всем своим видом выражать вину, трепет, сожаление и неприязнь к самому себе, но больше всего на свете мне хотелось лишить его повода все это переживать. Я вздохнул и слегка ткнул его локтем под ребра. — Расслабься. Я верю, что ты не имел этого в виду. Мало ли что можно на эмоциях спиздануть, правда ведь? Круспе покачал головой и печально улыбнулся. — Иногда мне кажется, что ты слишком хороший для этого мира, — произнес он негромко. Я приглушенно гоготнул, на этот раз толкая его колено своим. — Когда кажется, креститься надо, — весело произнес я. — Хочешь, еще раз в нос тебе дам, чтобы больше иллюзий таких не возникало? Он сдался и широко улыбнулся, поднимая на меня взгляд. — Пожалуй, поверю тебе на слово.