***
Игорь из-под век наблюдал за Разумовским. Тот расположился на полке и, кажется, задремал. Свою пышную шевелюру он заколол шпильками на затылке, снял и оставил на гвоздике в предбаннике несколько серебряных и золотых амулетов, которые, как оказалось, носил под одеждой. Сейчас он разлëгся будто на пляже: на спине, приподнявшись на локтях и согнув одну ногу в колене. Голову он откинул назад, и Гром видел, как пот струйками очерчивает мощную шею. При кажущейся в свободной или закрытой одежде субтильности Сергей на самом деле был сложен, как атлет, хоть на Шварценеггера и не тянул. Каждый мускул был проработан и придавал Разумовскому сходство с античной скульптурой. Игорь растерянно усмехнулся. Легко, наверное, так выглядеть, имея достаточно средств и на здоровое питание, и на домашних врачей с тренерами. Сергей жарко выдохнул и чуть повернул голову: — На самом деле порядочная часть населения может себе такое позволить. Возможно, не в личном порядке, но спортзалы и бассейны никто не отменял, и цены там не заоблачные. Питание тоже можно отрегулировать, если включить голову и грамотно воспользоваться общедоступной информацией. Если же люди предпочитают спорту диван и телевизор, это их проблемы. Игорь перевернулся с бока на живот и фыркнул: — Я бы поверил тебе, если бы сам не сидел в толпе безработных, которые каждый день штурмуют центры занятости. Как считаешь, на пособие можно нормально питаться? Или в бассейн ходить хоть иногда? Разумовский в ответ тяжело вздохнул: — Ты просто не представляешь, какая неповоротливая машина — государство. Я делаю всë, что в моих силах, чтобы улучшить благосостояние всех граждан, но на это уйдут годы. И психологию бедности не так-то легко переломить. Сейчас, как ты сам знаешь, население недовольно моими жëсткими методами. Но иначе у нас не выйдет. — Но… — Давай не будем сейчас о политике? — Сергей скорчил гримасу и неторопливо стëк с полка на пол. — Поможешь промыть волосы? — Мы ещё вернëмся к этому разговору, — пригрозил Игорь. Первым делом он поддал парку, плеснув на раскалённые камни из шайки, стоявшей на лавке у входа. Судя по запаху, там были заварены какие-то травы, но Игорь уже внутренне смирился с тем, что запах трав теперь — часть его жизни. Если бы так же просто было смириться со вкусом жертвенной крови… — А моей крови ты хочешь? Игорь едва не подпрыгнул: Разумовский оказался рядом внезапно. В его глазах вспыхивали жёлтые искры, взгляд был хитрым, в нём читалась плохо скрываемая жадность. Гром секунд на десять дольше, чем стоило бы, смотрел в эти глаза. — Повернись спиной. На колени. — М-м-м, тебе нравится мне приказывать? — Сергей плавно, словно танцуя, повернулся и осел на колени, распустил узел и перебросил длинные рыжие пряди за спину. Игорь развёл в другой шайке тёплую воду и задумчиво посмотрел на батарею склянок и горшочков на полочке у окна. — Это иллюзия контроля, которую ты мне даёшь. Что из этого шампунь? — Третья крынка слева. Почему же иллюзия? — Сергей завёл руки за спину, приподнимая волосы. Игорь зачерпнул маслянистую тёплую массу, растёр в ладонях, аккуратно запустил пальцы в рыжие пряди. — Отпусти меня. Сергей фыркнул. Игорь хмыкнул в ответ: — Вот видишь? Я всё ещё твой пленник, ты — всё ещё мой тюремщик. Которому нравится, когда пленник берёт поводок. Сергей довольно замурлыкал, когда Игорь принялся массировать голову, растирая шампунь по коже и волосам: — Брак — это в какой-то степени плен, Игорёк. В нём всегда один принадлежит другому. Хорошо, если это работает в обе стороны. — Ты принадлежишь Олегу? Сергей напрягся: — Причём тут это? — Это ведь он тебе муж, разве нет? — Для тебя это так важно? — Сергей покосился на него через плечо. — Да. Нет… — Игорь вздохнул. — Прости, мне сложно понять. У меня и обычной семьи никогда не было: мама слишком рано ушла, отец после неё никого не нашёл. Дядя Федя с тётей Леной… конечно, они хороший пример, но я не постоянно жил в их семье, чтобы… а тут — трое. Сергей тихо рассмеялся: — Это ещё не самая сложная схема, родной. Я люблю Олега. Он делал и делает для меня очень многое, почти не требуя ничего взамен. Я доверил ему свою безопасность в новом мире, моя жизнь буквально в его руках. И в то же самое время он готов умереть ради меня. Как считаешь, можно ли, зная это, сказать, что я принадлежу ему, а он — мне? Игорь не стал отвечать. Крынка с «шампунем» вернулась на полку, а Гром, вооружившись ковшиком, помог смыть сероватую пену с волос. Затем плавно подался вперёд и прижал Сергея к себе. Тот охнул от неожиданности. — Ты чего? — Скажем так, надеялся, что меня стошнит. Не срослось, — Игорь фыркнул и отстранился. — Не знаю, как ты, а я перегрелся. — Тогда озеро ждёт. «Озером» на самом деле был небольшой пруд или, скорее, даже копанка, которая находилась прямо за баней. Сергей, ни секунды не медля, пробежал по настилу из досок и ласточкой нырнул в воду, подняв тучу брызг. Игорь погрузился осторожно, плавно. Попрыгал в воде и медленно лёг на спину, раскинув руки и ноги. Повернул голову и посмотрел на выплывшего Сергея. У того в волосах запуталась ряска, придавая ему сходство с мавкой. Вот только ему не надо соблазнять добра молодца, чтобы уволочь в плен. Уволок уже, на самое дно своего омута утащил. Пусть не посадил на цепь, но электронный браслет вполне успешно её заменяет. И мог бы сделать что угодно. И хочет, сам даже этого не скрывает, даже прямым текстом сказал. Но следует правилам той игры, в которую вляпался, и потому только бродит кругами, как та лиса вокруг винограда. Игорь вздохнул и выпрямился в воде. Подплыл к Разумовскому. Поднял руку и отвёл с его лица намокшие пряди. Сергей смотрит на него с недоверием. Потом закрывает глаза, подставляется под ладонь, как кот, выпрашивающий ласку. — Если что, я сегодня ничего не использовал, твой разум чист, — шепчет он, обнимая Грома за талию. Игорь в ответ усмехается: — Знаю. Хочу попробовать так… на трезвую голову. В глазах Сергея вспыхивает жёлтый огонь. Он наклоняет голову и целует Игоря в губы. Медленно, одной рукой крепче обнимая за талию, а пальцами второй зарываясь в волосы на затылке. Сердце бьётся чаще. Вода в озере будто становится горячее. Но всё же они покидают её. Сергей быстро раскидывает плед на траве и падает сверху, увлекая Игоря на себя. Быстрый перекат — и он уже сидит сверху. Игорь дёргается, но не успевает сказать ни слова: губ касаются тонкие пальцы. — Ш-ш-ш, — шепчет Сергей, — тебе понравится, обещаю. Он опускается ниже, целует шею Игоря, его плечи и грудь, кончиком языка дразнит соски. Игорь ахает и пытается увлечь рыжего в очередной поцелуй. Тот гибко, будто змей, выскальзывает из его рук и спускается ниже. Целует живот и проводит языком по уже полутвёрдому члену. Игорь вскрикивает, часто дышит, когда он забирает в рот. Мотает головой и сжимает пальцами плед — когти уже проявились, и на ткани остаются прорехи. Из его глотки вырывается рык. Сергей отрывается, гладит его по бедру: — Тише, любимый. Сейчас будет ещё лучше. Игорь из-под век смотрит, как Сергей выгибается, как широко раздвигает ноги, как медленно опускается на его плоть. Извивается, стонет, нетерпеливо отбрасывает мокрые пряди волос за спину. Его глаза пылают огнём. — Мы созданы, чтобы быть вместе и править вместе. Вместе мы сможем изменить этот мир! — Заткнись и шевели задницей, — Игорь рвётся вперёд и вверх, его когти чертят на спине рыжего алые полосы — будто мало того крестообразного шрама, что он подарил Сергею в их прошлой жизни. — Судеб вершитель хренов. Он двигает бёдрами мощно и быстро, он жарко дышит и кричит, чувствуя, как когти Сергея впиваются в его тело. Они рычат, как дикие звери, кусают и царапают, ранят друг друга в кровь. Их губы тоже в крови. В исступлении они снова и снова сжимают друг друга в объятиях, их крики звучат в унисон…. …Ветер с сухим шорохом колышет прибрежные камыши. Листва на деревьях шелестит лишь немногим тише, хотя лиственные деревья тут почти не растут. Игорь лениво думает о том, что тут, должно быть, в сезон много грибов. Что-то прошуршало совсем рядом. Резко и быстро. Игорь вскинулся, задремавший у него на груди Сергей еле успел отпрянуть. — Кто это был? — Гром замер, стоя на одном колене, чувствуя, что тело напряжено до предела. Будто он — зверь, готовый с низкого старта ринуться за добычей. Быть может, так проявляется его новая суть? — Ты его видел? — Сергей от души потянулся. Игорь с недоумением посмотрел на него: — Конечно! Как тебя сейчас. Острая улыбка появилась на лице Разумовского. Нехорошая улыбка, больше похожая на оскал: — Прекрасно. Твоя сила растёт. О, Игорь, ты не представляешь, как я этому рад. Ведь нам понадобится каждая её капля. — Для чего? И кто это всё-таки был?! Улыбка пропала с лица Сергея. Он поднялся на ноги и протянул Игорю руку: — Пойдём, расскажу тебе это за ужином. Не знаю, как ты, а я определённо проголодался. Игорь нахмурился и, пропустив рыжего вперёд, оглянулся на лес. И мог бы поклясться, что заметил там блеск чьих-то недобрых глаз.***
— Открой глаза. Я знаю, что ты не спишь. У пленника дрогнули веки, но иной реакции не последовало. Олег вздохнул, хоть и сожаление его было притворное. Неторопливо сняв пиджак и повесив его на стул, он закатал рукава и, закрепив их серебряными зажимами, поправил перчатки. С момента их последней беседы прошло три дня. Всё это время Волков лишь наблюдал и не вмешивался. Для начала Диму лишили еды. Довольно простой, но действенный трюк: самые слабые уже на вторые сутки готовы были продать все секреты мира за чашку бульона. Мальчонка оказался покрепче многих. Он выдержал и голод, и бунт организма, три дня не получавшего ничего, кроме тёплой чуть солёной воды. Он молчал на повторном допросе и даже нашёл в себе силы сопротивляться, когда у него отнимали одежду. Две ночи провёл без сна: в первую его просто грубо будили каждый раз, когда он пытался уснуть; вторую провёл в петле со связанными руками. Когда думаешь лишь о том, чтобы не упасть и не позволить верёвке пережать тебе горло, тут уже не до сна. Пару часов назад Дмитрия отпустили. Руки по-прежнему были за спиной, но теперь это были не грубые путы, а наручники с широкими браслетами из искусственной кожи. Ноги тоже украсили кандалы. Олег с любопытством разглядывал белокожее тонкое тело, скорчившееся на сером матрасе. Непокорным узникам даже нары не полагались, не говоря уж о прочих удобствах. А Дмитрий Дубин был весьма непокорным. Волкову это даже нравилось. Подойдя чуть ближе, Олег несильно ткнул пленника ногой. Дима вздрогнул и сжался сильнее. С его губ сорвался болезненный стон. — Поднимайся. Отдыхать ты будешь, когда я тебе разрешу. Дима снова пошевелился. Медленно и неловко он перекатился на живот и, сжимая зубы, сел на колени. Медленно выдохнул и, наконец, поднял взгляд на Олега. Облизнул губы. — Я уж думал, что ты решил не мараться, — проговорил Дубин, близоруко щурясь — очки у него отобрали вместе с одеждой. Олег усмехнулся: — Мараться? О тебя? Не думаю, что это возможно. Ты чистый. Слишком чистенький для этого мира, я бы сказал. Даже жаль, что спутался с террористами. Ты бы мне пригодился. — Ну, прости, карьера в карательном отряде вне зоны моих интересов. Так что, если ты не намерен меня отпустить, можешь закончить с лирической частью: мне сказать вам по-прежнему нечего. — Ты настолько уверен в себе? В своей силе воли? Или ты надеешься, что тебя кто-то спасëт? Димка хмыкнул: — Если ты так интересуешься… «Белой Стрелой», то должен знать, что едва ли я знаю много. — Мне нужна любая информация, — Олег неторопливо прохаживался вокруг. — И, кроме того… тебе тоже кое-что что нужно от меня. Димка дëрнулся: Олег, запустив руку в его волосы, сжал их и заставил его запрокинуть голову. — Обмен? Дубин оскалился: — Пошëл ты!.. Он дрожал: голод и бессонница делали своë дело. Дух не был сломлен, но тело страдало. — Зря, — Волк отпустил его волосы, позволил осесть. — Я мог бы тебя отпустить в тот же день. Злая улыбка тронула губы Дубина: — Неправда. Все, кого вы забрали, сгинули. Домой не вернулся никто. — Ты можешь стать первым. — Да с чего бы вдруг?! — Дима вновь выпрямился, хоть и ценой немалых усилий. — Чем я лучше тех, кого вы поставили к стенке?! — Твоя кровь. Она особенная, — Олег присел рядом, его голос изменился, стал тягучим, гипнотизирующим низким шëпотом. — Если ты перейдëшь на нашу сторону, я помогу еë пробудить. От тебя потребуется только одно — присягнуть на верность Ворону. Дима замер, даже дыхание задержал. Затем резко дëрнулся, из последних сил попытался ударить Олега плечом. Тот едва успел отпрянуть: — Никогда! Слышишь, тварь, никогда я не буду одним из вас! Так и передай этому монстру! — Что ж, я хотел как лучше, — Олег улыбнулся. — Но ты восхитительно упрямый. Вставай! Дожидаться, пока скованный пленник поднимется сам, Волков не стал, просто подошёл и рывком поднял на ноги. Дубин дёрнулся, пытаясь то ли вырваться, то ли ударить ещё раз, но что он мог в своëм состоянии против наëмника? Пристегнув к наручникам свисающий с потолка трос, Олег подтянул его так, чтобы пленнику пришлось нагнуться. Дима вскрикнул: боль родилась в вывернутых плечах и обжигающе горячей волной разошлась по всему телу. Закрепив трос, Олег присел рядом и пристегнул ножные кандалы к полу. Выпрямился и крепко схватил Диму за подбородок: — Скажи-ка: ты из-за Игоря так сопротивляешься? К террористам пошëл, мне дерзишь… — А что это… меняет? — Дима прикрыл глаза. Он мог бы кричать или стонать — ведь поза болезненная сама по себе, — но упрямо сжимает зубы, кусает губы, часто дышит. Терпит. Олег смотрел на него, чуть склонив голову набок: — Неужели ты настолько его любишь? — Не твоë дело. Олег усмехнулся… и поцеловал Диму. Жадно, голодно, крепко держа за волосы и не позволяя отстраниться. Дима широко распахнул глаза, задëргался и резко мотнул головой. Олег отпрянул. Медленно поднял руку и коснулся пальцами губ — гадëныш укусил его до крови. Пьяно улыбнувшись, Волков слизнул каплю крови с перчатки. Шагнул ближе — и наотмашь хлестнул пленника по лицу. — Ты, кажется, всё ещё плохо понимаешь положение дел. Официально ты больше не существуешь. Ты принадлежишь мне. А это значит, что я могу сделать с тобой что угодно. И так будет до тех пор, пока ты не согласишься сотрудничать. Дима плюнул в него кровавой слюной и оскалился: — Ну так делай уже что-то! А то, я смотрю, прохлаждаешься на работе. Олег небрежно смахнул плевок с лица. И достал из кармана складной нож. Димка, конечно, постарался не подать вида, но Волков видел, как он напрягся. Как бы ты не храбрился, это всë-таки страшно: знать, что тебе вот-вот причинят боль и не иметь возможности от этого защититься. Олег подошёл ближе и неторопливо прочертил лезвием по груди пленника. Тот сжал зубы и резко выдохнул. — Расслабься, иначе кровопотеря будет слишком большой. — Какая… забота. Олег его не слушал. Отойдя к столу с инструментами, он вернулся с изогнутым медицинским лотком в руке. — Что ты делаешь? — Димка вздрогнул: металл был холодный. — А ты как считаешь? Кровь лениво стекала в лоток. Как только она заполнила дно, Олег убрал лоток в сторону и резко прижал к порезу тампон. Димка зашипел от боли. — Тихо. Ты же весь такой крутой, а от простого йода шипишь, — Олег ухмыльнулся. Димка не ответил. С недоумением, постепенно перерастающим в беспокойство, он наблюдал за тем, как Волков аккуратно переливает кровь из лотка в хрустальный бокал и подносит его к губам. Кажется, на полноценный страх сил уже не осталось. — Как я и говорил. Особенная кровь. Но неужели ты хочешь стать пищей? Губы Волкова были алыми. Совершенно пошло облизнув их, он сел в кресло, покачивая бокал в руке и неотрывно глядя на Диму. Тот широко распахнутыми глазами наблюдал за тем, как меняется внешность его мучителя. Глаза у него вспыхнули жëлтым звериным светом. Зубы стали крупнее, особенно клыки. Ногти на руках удлинились и потемнели — теперь это были когти. — Ты… — Да. На самом деле это врождённое. Родовое, можно сказать, — Олег любовно погладил кулон. — Но Ворон дал мне больше сил, больше возможностей. И тебе может дать. — Вы — чудовища, — Дима прикрыл глаза, — монстры, которые продали душу другому монстру. Лучше умереть, чем стать таким, как вы. — Н-да? — Олег сделал ещё глоток, причмокнул губами. — А вот Игорь решил иначе. Дима дëрнулся и почти прорычал: — Не смей! — Говорить правду? — Олег усмехнулся. — Бесплатно, причём. Если хочешь знать больше, расскажи мне что-то, что меня заинтересует. Дима упрямо поджал губы: — Я не буду тебе ничего говорить. Делай, что хочешь. — Спасибо за разрешение, — Олег шутливо поклонился, — но я не вижу смысла торопиться. На помощь к тебе никто не спешит, так что времени у нас много. Как и вариантов времяпрепровождения. Например… Дима крупно вздрогнул: резкий и громкий звук, как показалось его измотанному отсутствием сна мозгу, расколол пространство допросной. Но это всего лишь был звонок телефона. Волков поморщился и, отставив опустевший бокал, поднялся. — Повиси секунду, — издевательски бросил он и вышел, захлопнув дверь. Что происходит в коридоре, слышно уже не было. Дима опустил голову и еле слышно всхлипнул. Боль пульсировала в вывернутых плечах, руки постепенно немели. Усталость из-за отсутствия сна окутывала сознание пеленой равнодушного отупения. Желудок уже не болел от голода, смирившись с тем, что еды ему не дадут. Прочистило его вообще в первые же сутки. Он заметно ослаб: если в начале своего заключения ещё мог сопротивляться двум-трëм охранникам, то теперь Волк легко справлялся с ним в одиночку. Дима неловко переступил скованными ногами и передëрнулся: губы ещё немного горели от жестокого поцелуя, а скула — от удара. Что ещё сделает с ним этот ублюдок? И что он сделал с Игорем? Если он ещё жив, страшно подумать, в каком он может быть состоянии… Спасения не будет, тут Олег прав: «Белая Стрела» не вытаскивает тех, кто попался. Пожалуй, единственное, на что можно было рассчитывать, так это на лезвие или яд, который ему смогут прислать. Если, конечно, охранники позволят ему сбежать таким образом. Дима судорожно вздохнул: шансы на это крайне малы. Если он и умрёт в застенках, то лишь от рук Воронов. А до тех пор ему остаëтся только терпеть все издевательства Волкова. Быть может, получится хотя бы умереть несломленным. Дверь вновь громко хлопнула, по полу застучали шаги. Дима собрал последние силы и поднял взгляд на мучителя. Олег ему улыбнулся и, спрятав телефон, взял со стола что-то маленькое — без очков было не разглядеть. — Что ж, я придумал, что с тобой делать, — сообщил Волк, — если ты, конечно, не передумал. Дима медленно покачал головой. Против воли его обожгло страхом. «Только бы выдержать, — билось в его голове, — только бы не сломаться». Олег медленно подошëл к нему.***
Первый звук, который Дима услышал, едва очнувшись, заставил его беспокойно дёрнуться. А затем — сжаться в комок и закрыть голову руками. Потому что этот звук, похожий на жалобный скулёж побитой собаки, издал он сам. И было, собственно, от чего. На самом деле произошедшее он помнил смутно. Но и того, что помнилось чётко, хватало. Прикосновение к коже холодной иглы, короткая боль — и разлившийся по всему телу жар, почти заглушивший даже слабость и боль. Впрочем, возбуждение такой силы было мучительным само по себе. Димка яростно замотал головой в глупой надежде стряхнуть морок, но сделал себе только хуже: голова закружилась, мир вокруг поплыл окончательно. Ощутив чужие прикосновения, Дубин всхлипнул и дёрнулся прочь. — Ну, тише, — вкрадчивый, глубокий шёпот Олега звучал издевательски. — Ты же только хуже себе делаешь. Расслабься… — Н-нет… Дима чувствовал Волка так близко — и сделать не мог ничего. Не было сил даже укусить его ещё раз. Тот снял перчатки и явно знал, где прикасаться, чтобы желание стало невыносимым. Жар в теле скрутился тугой пружиной — и взорвался цветным фейерверком, расколовшись на части. И погас вместе с сознанием. Даже жаль, что не навсегда. Особенно с учётом того, что очнувшись, Дима вновь ощутил, что Волк рядом. Именно поэтому так хотелось скулить. Всхлипнув, Дима попытался отстраниться. Но добился лишь того, что его мягко погладили по лицу. — Не надо. Не трать силы. Тебе нужно чуть больше времени, чтобы восстановиться. Дима сглотнул: — Тебе-то это зачем? — Мне не нужна твоя смерть. Твоя жизнь гораздо ценнее. Дима прикрыл глаза: — Моя кровь, хотел ты сказать. — Не только. Дима вздохнул. Судя по тому, что он всё-таки мог разглядеть, пусть и сильно прищурившись, они были уже не в допросной. Это была его камера в Цитадели — так в народе называли главную базу Воронов. Матрас прямо на полу, унитаз и кран прямо над ним в углу. Слабый свет, еле пробивающийся сквозь затенённое, забранное частой решёткой окно под потолком. Выкрашенные в унылый светло-зелёный цвет стены и грязно-белый потолок. Олег сидел на матрасе, уложив Диму головой себе на колени. Он переоделся: теперь это были чёрные спортивки и чёрная футболка, застиранная до серости. Сам Дима по-прежнему был без одежды. Олег помог ему лечь поудобнее и поднёс к его губам миску. От густого мясного запаха в животе заурчало. — Просто так? — Дима поднял на Волка взгляд, отчаянно щурясь. — Я не верю тебе. — Не верь. Пей. Дима сделал глоток бульона, чувствуя, как постепенно отступает озноб. Снова потянулся к миске: — Не спеши, не отнимаю. Это всё для тебя. Но ты голодал несколько дней, торопиться не стоит. На это Дима ничего не сказал. Какой бы тварью ни был Волк, сейчас он был прав: для начала стоит восстановить силы. Постепенно миска опустела. Олег отставил её в сторону и погладил Диму по лицу, отводя в сторону волосы. Дубин лениво клацнул зубами: — Одежду, я полагаю, мне не вернут? Волков усмехнулся: — Пожалуй, принесу тебе одеяло. Димка отвернулся. Медленно перекатился на бок и сжался. Крупно вздрогнул — Олег запустил пятерню в его волосы. — Ш-ш-ш. Мне сейчас ничего от тебя не нужно. Отдыхай. Дима ему не ответил. Он просто тихо лежал и смотрел на свои руки, на израненные верёвкой запястья. Плечи, которые ему, видимо, вправили, пока он был в отключке, тупо ныли на одной ноте. На шее от петли тоже наверняка остался след. И каждое прикосновение Волкова, казалось, тоже оставляет свой след. Ведь если ты принадлежишь кому-то, он вправе оставлять любые следы? На самом деле Дима был бы не против принадлежать. Другому человеку. Но он не знал, где он и что с ним. Только то, что он жив. Если, конечно, Волк не соврал. От этого монстра можно всего ожидать.***
— Тебя долго ждать. Хочешь, чтобы Вороны засекли? Свартжель усмехнулась, отбросив волосы с лица и поправив корзинку: — Не засекут. Волка здесь нет, а остальным он пожадничал столько силы дать. — Волка, говоришь, нет? — тихо переспросил собеседник. — Это хорошо… Шаманка покачала пальцем: — Даже не думай. Впервые за сотни лет оба в наших руках. И впервые хотя бы один из них имеет реальную власть в стране. — Белый-то нам не особо нужен. Он помешать может. Сделать его, пока сил не набрал, да прикопать. — Рано судить. Да и сила его нам нужна. Пусть играются, пока могут. После ритуала это уже не будет иметь значения. Они оба будут принадлежать нам. — А Волк? — А Волк пусть и дальше хозяевам мясо таскает. А что, есть интерес? — Должок за ним давний. Отработает — вернём вам добытчика. — Только не сильно ломайте. Он обидится, если его любимая кукла придёт в негодность. Собеседник ухмыльнулся и скрылся в ночи, так и не сняв капюшона. Но Свартжели это было и не нужно: она и без того знала, кто приходил и чей он посланник. Такая же кукла, как и Волк, только гордая. Шаманка улыбнулась одними губами, направляясь обратно в деревню. В этой игре для всех фигур итог один: все они будут принадлежать Ворону.