And I'm bigger than my body, I'm colder than this home. I'm meaner than my demons, I'm bigger than these bones.
Виктор плавно скользил по улицам Готэма, погружаясь в сияние неоновых вывесок и утопая в воздухе, пропитанном грехом и отчаянием. Город был живым существом, чьи артерии пульсировали ядовитой смесью пороков и жажды власти. Его разум был сосредоточен на одном человеке — Освальде Кобблпоте. Этот тщедушный, самодовольный Пингвин был олицетворением всего, что наемник презирал, и в то же время не мог не восхищаться. Каждый шаг приближал его к моменту, когда он, наконец, сможет превратить Кобблпота в своего шедевра — образчик страха и боли. Виктор обожал ломать таких, как Освальд, и с наслаждением наблюдал, как их напускное высокомерие разлетается на осколки, уступая место крикам отчаяния. Зсасз не мог сдерживать предвкушение: наемничество позволяло ему исследовать самые темные уголки человеческой натуры, даря возможность наслаждаться каждой секундой падения своих жертв. Но было достаточно! Накипело! Зачем ему лишь покорность и преданность? Эти дешевые чувства можно купить за пару медяков на уличных углах. Он жаждал большего, хотел поглотить самые потаенные страхи и выжать из них до последней капли боль, оставить в душе пустоту, которая взрывается неконтролируемой яростью. Этот город утопал в безумии, и Виктор был готов добавить еще немного хаоса, превратив Готэм в свою личную игру, где каждый участник будет танцевать на грани безумия и страха. Когда киллер, наконец, добрался до своего укромного логова, привычного, но обретавшего новые, яркие оттенки хаоса и тревоги, он почувствовал, что пришло время перейти к следующему этапу их игры. Это место, некогда опустошённое и безжизненное, теперь наполнялось энергией, которая поднимала его душу на новые высоты и превращала каждое мгновение в предвкушение неизведанного. Сегодня вечером он собирался испытать Освальда на прочность и убедиться, что тот полностью покорен. Пингвин был уже приручен, его воля сломлена, и в глазах больше не было ни тени прежней дерзости. Виктор наслаждался его податливостью, но в глубине души жаждал увидеть, насколько далеко он сможет зайти, пока Освальд не сломается окончательно. Открывая массивную дверь своего убежища, он шагнул внутрь и сразу почувствовал себя, дома, где прежде каждое эхо вызывало смутное предчувствие, а каждый шорох был полон обещаний боли и страха. Проходя по длинным коридорам, залитым тусклым светом, Виктор направился к комнате, которую Освальд уже считал своим новым домом. Но для хозяина это место было чем-то большим — лабораторией, где он мог испытать самые темные аспекты человеческой натуры и создать свой шедевр из страха и боли. Он знал, что Пингвин уже подчинился его воле, но ему было необходимо увидеть полное подчинение, полное отсутствие сопротивления, чтобы быть уверенным, что Освальд не осмелится предать или возразить. С каждым шагом, приближающим его к цели, Виктор чувствовал, как его сердце наполняется адреналином. Он готовился к финальному акту, к тому моменту, когда он сможет полностью завладеть душой Освальда и сделать его своей игрушкой в этом безумном танце. Сегодня вечер обещал стать кульминацией его усилий, и Виктор наслаждался каждой секундой, предвкушая неизбежный триумф. В комнате, окутанной полумраком, на свежем постельном белье, алом, как кровь на бледной коже, восседал Освальд, выглядевший как никогда великолепно. Его лицо, освещённое приглушённым светом, светилось счастьем и удовлетворением, а иногда и вожделением, отражая удовлетворённость и иллюзию триумфа. На его тонкой шее и груди виднелись следы губ и рук — символы недавних страстей и потаённых желаний. Каждая отметина была как трофей, каждое прикосновение — обещанием чего-то большего. Когда дверь медленно отворилась, Пингвин вздрогнул, но тут же расплылся в довольной улыбке, полагая, что перед ним раскрываются все двери к счастью. Неужели он действительно думает, что победил? Что этот вечер — его призовой лотерейный билет в новую, благополучную жизнь? Освальд был уверен, что его победа неминуема, что он достиг вершины и наслаждается заслуженной наградой.Не делись со мной своим сердцем Я его съем не разрезав Ни ложки, ни вилки мне не нужны Ты на развилке: я или нормальная жизнь
Но Виктор, наблюдая за этой картиной, только усмехнулся. Счастье никогда не дается так легко, и тот, кто уверовал в свою победу, неизбежно падет в пропасть разочарования и страха. Сегодняшний вечер станет для Освальда уроком — суровым напоминанием о том, что иллюзии благополучия и власти могут быть разрушены в одно мгновение. Мужчина знал, что впереди у Пингвина только отчаяние, и с нетерпением ждал, когда этот момент наступит, чтобы превратить его триумф в новую глубину страданий. – Виктор, – протянул Освальд, его голос был полон мурлыкающей ласки, и он попытался подняться, но усмешка на тонких губах киллера заставила его сердце пропустить удар. – Освальд, сегодня у нас особенный вечер, – произнёс наёмник, его голос был спокойным, но в нём явно ощущалась зловещая нотка. Он наклонился к Пингвину и провёл пальцами по его шее, ощущая пульсацию вен, которая, казалось, учащалась с каждым его прикосновением. – Ты же знаешь, как я люблю, когда ты подчиняешься, не так ли? Освальд на мгновение попытался отстраниться, его движения были резкими и неуверенными, но прохладная ладонь Виктора, обтянутая тонкой кожей перчатки, крепко удерживала его за шею. Пингвин ощутил, как холодные пальцы сжимают его, не давая вырваться, и этот ледяной захват заставил его замереть и прижаться щекой к запястью Виктора. Его дыхание стало прерывистым и частым, сердце забилось чаще, и в этот момент он понял, что у него нет выхода. Виктор с наслаждением наблюдал, как Освальд ластится к нему, его движения полны покорности и страха. Это был тот самый момент, когда жертва начинает понимать, что её судьба полностью находится в руках мучителя. Он чувствовал, как жизнь Освальда замирает в ожидании неизбежного, и его удовлетворение от этого было почти осязаемым. Этот вечер действительно будет особенным, наполненным страстью, страхом и болью, и Виктор наслаждался каждым мгновением, зная, что всё идёт по его плану. Зсасз присел на корточки рядом с Освальдом, так что их глаза оказались на одном уровне. Он смотрел на него с мрачной решимостью, словно на безжизненный объект, и говорил размеренно, с лёгкой улыбкой, едва скрывающей жестокость. – Сейчас мы немного изменим правила, ты не против? — произнёс он, держа в руках небольшой, но остро отточенный нож. Его лезвие блестело в тусклом свете комнаты, создавая зловещие отблески на стенах. Виктор аккуратно вытянул руку с ножом и, прищурив глаза, как будто наслаждаясь предвкушением, медленно поднёс его к лицу Пингвина. – Скажи мне, тебе ведь нравится, когда я делаю тебе больно, верно? — продолжил он, и его голос был на удивление мягким, но от этого не менее угрожающим. Освальд знал, что ему некуда деваться. Любое сопротивление могло сыграть злую шутку. Он кивнул, хотя в глазах его появилось отчаяние. Виктор усмехнулся, довольный полученным ответом. Он провёл ножом по щеке Освальда, оставляя тонкую, едва заметную царапину. Кровь медленно начала сочиться из пореза, смешиваясь с солёными слезами, текущими по его лицу. Зсасз наблюдал за этим с каким-то извращённым удовольствием. Он наклонился ближе, так что Освальд мог почувствовать его дыхание на своём лице, и провёл кончиком языка по тонкой струйке крови, поднимаясь вверх по царапине. Этот жест был медленным, нарочито чувственным, но от этого только более пугающим. Затем, не давая Освальду опомниться, он резко притянул его к себе, сжав за затылок, и их губы встретились в грубом поцелуе, полном боли и насилия. Поцелуй был невыносимо долгим, и казалось, что он забирает из Освальда все силы. Виктор наслаждался птенчиком, его беспомощностью и отчаянием. Наконец, он резко отстранился, оставив Пингвина в замешательстве и непонимании. Не теряя времени, киллер выпрямился и, не убирая холодной усмешки с лица, вытащил из кармана шприц с прозрачной жидкостью. Освальд, увидев это, замер на мгновение, а затем его глаза расширились от ужаса. Эта жидкость могла означать что угодно… Паника охватила его с, и он, впервые за долгое время, начал сжиматься, стараясь отодвинуться как можно дальше от Виктора, но он оказался в ловушке. – А теперь начнём самое интересное, – произнёс Виктор, приближаясь с шприцем в руке. Его лицо исказила зловещая улыбка, и в глазах вспыхнул огонь предвкушения. – Нет, пожалуйста, не надо… – тихо умолял Освальд, отчаянно пытаясь вразумить своего мучителя. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным перед надвигающейся угрозой, но слова его звучали как слабый шёпот, теряющийся в тишине комнаты. Виктор, не обращая внимания на мольбы, усмехнулся. Его лицо выражало хладнокровное удовлетворение от полного контроля над ситуацией. – Тише, Освальд, это только начало. Я ведь не сделаю тебе плохо, – сказал Виктор, и в его голосе прозвучали холодные нотки издевательства. Он медленно поднёс иглу к шее Пингвина, наслаждаясь каждой секундой его страха и отчаяния. Убийца поднёс шприц к шее Освальда, его руки были неподвижны и уверены. Он ощутил, как тело Пингвина напряглось под его пальцами, как оно пыталось отодвинуться, но тщетно. Виктор сжимал Пингвина так, что любой его порыв к бегству был обречён на провал. Игла медленно погрузилась в кожу Освальда, и он с трудом сдержал крик, его глаза наполнились слезами. Виктор с хладнокровным спокойствием нажал на поршень, вгоняя жидкость, заставляя её течь по венам. Он наблюдал за тем, как вещество проникает в организм Пингвина, как по его лицу пробегают волны боли и отчаяния. Тонкие струйки пота текли по лицу Освальда, смешиваясь с кровью, и он весь затрепетал, ощущая как неизвестное вещество начинает действовать. Виктор наблюдал за происходящими изменениями с явным удовлетворением. Он знал, что жидкость, введённая Освальду, была не просто уличным наркотиком, а чем-то более изощрённым и дорогим, чем-то, что позволило бы ему полностью подчинить Пингвина своей воле. Он видел, как глаза Освальда затуманиваются, как его тело расслабляется, и это наполняло Виктора чувством неземного удовольствия. – Теперь ты будешь делать всё, что я захочу, – прошептал Виктор на ухо Освальду, и его голос прозвучал как зловещий шёпот в пустоте. Он знал, что Пингвин уже не способен сопротивляться, и это давало ему неописуемое чувство власти.Звёзды, куда вы делись, Мысль прокатилась о черном, Тёмное тело исчезло, И все письма оглушились.
Освальд, погружённый в сладкую, затуманенную реальность, не мог ничего сделать. Его разум погружался в глубокий мрак, и он осознавал, что его жизнь теперь полностью принадлежит Виктору, как тогда, в самом начале. Он чувствовал, как его мысли ускользают, как он медленно теряет себя, но где-то глубоко внутри всё ещё теплилась слабая надежда на милосердие. Она была как маленький огонёк в темноте, едва заметный, но всё же не угасающий до конца. Виктор же, наслаждаясь моментом, отступил, чтобы ещё раз окинуть взглядом свою жертву. Он знал, что впереди его ждёт ещё много интересного, и предвкушение этого заполняло его сознание. Теперь, когда Освальд был полностью под его контролем, Виктор мог делать с ним всё, что только пожелает.