Ты присел ко мне поближе, Беглый путник по мирам. Я спущусь как можно тише, К твоим царственным стопам. Белый день ласкают губы, Волю дав нагим словам, Я попробую нечаянно Не убить всех милых дам-м-м-м.
Скованность и нервозность Освальда лишь больше забавляли Виктора. Нескладный, запуганный… Явно неопытный в сексе и ещё многих вопросах, куда бы мог сунуться. Зсасз не относился к тому числу людей, которые романтизировали первый раз, не находя его важным, волшебным таинством двух сердец, и не важно с кем. Он прекрасно понимал, что зажатому пареньку не просто будет неприятно, а по-настоящему больно и страшно, что будет сопровождаться физическим и психологическим отвращением к сексу. Мужчина не хотел, чтобы его дорогая пташка забивалась в угол кровати каждый вечер, слезливо прося не делать с ним «этого», а он ведь не насильник… Зсасз никогда не был насильником, находя это низким. Да, крики и мольбы пыток его заводили, грязные убийства, покрывающие всё его лицо и руки кровью, но секс должен приносить удовольствие, ведь это ментальное и эмоциональное соитие двух людей, словно некая медитация, пронизывающая бушующей энергией всё тело. Но чтобы Кобблпот смог открыться ему, он должен сначала привыкнуть и перестать бояться, но разве это возможно рядом с Виктором? Ещё в первый вечер, когда Освальд неловко топтался вокруг, будто бы надеюсь на место на диване, Виктор заставил его разочароваться, укладывая в собственную кровать. Нельзя было, чтобы пташка ушла в самоволку по его квартире, она должна привыкать, что всё время будет рядом… Но Виктор и представить не мог, что Кобблпот будет так раздражать его своей возьней в постели. Тот словно старался устроиться удобнее на новом месте поодаль от пугающего его собственника, ёрзая и неловко перетягивая на себя одеяло. Зсасз терпеливо лежал на спине, прикрыв глаза, пока кровать предательских не скрипнула уже в восьмой раз. Наёмник шумно и раздраженно выдохнул сквозь зубы, буквально подминая Освальда под себя, чтобы тот уже никуда не делся, оставаясь на всю ночь в крепкой хватке пестрящих шрамами рук под боком, словно большая грелка. — Ты такой психованный и нежный, тебе бы куда больше пошло быть девушкой, — тихо шепчет наёмник и натягивает на пташку одеяло, укрывая практически с головой, словно какого-то попугая. «Я не хочу сломать его», — проносится в голове Виктора, когда он слышит под ухом тихое сопение. Он находил это согласие стать «рабом» своеобразным способом борьбы за жизнь, а это уже чего-то стоило.Ищи меня в сердце, я прячусь, Стань моей нерешенной задачей, Ну как тут решить и не спятить?
***
Эта фраза… «Можешь попробовать удивить меня», — слишком ярко врезалась в сознание Освальда. Словно глупая собака он выполнял все команды, которые только знал, так и не понимая, чего от него хочет хозяин, но выжидая, когда же его похвалят. Готовка, уборка, он даже затеял бессмысленную перестановку, которая так и не вызвала поощрения у владельца квартиры… Целым днями он только и занимался тем, что искал способ произвести на Виктора хорошее впечатление, даже вывел самые разнообразные и сложные пятна с одежды наёмника, до некой идеальности выгладив все рубашки и брюки, но ему так и не удалось заполучить поощрение от мужчины. Наёмник пребывал в неком недоумении каждый вечер, заставая всё больше изменений в квартире. —Я хотел как лучше… — прерывалось тяжёлым взглядом. Зсасз нависал над пташкой, которая так бессовестно хозяйничала в их клетке, буквально накрывал его собой и наблюдал, как тонкие губы смыкаются. К его удивлению Освальд освоился слишком быстро, но тяжелая ладонь, крепко сжимающая напряженную челюсть, исправляет любые огрехи в воспитании. — Пташка моя, неужели тебе было мало просто покататься в багажнике? Я сказал удивить, а не сделать здесь твоё уютное гнёздышко. Ты ведь видишь, с каким терпением я принимаю тебя здесь… А может мне стоит тебя опозорить перед всем городом? Чтобы мальчик-с-зонтиком стал просто подстилкой любого желающего? Пустить тебя по кругу, пока Фиш наблюдает за этим… Думаю, что она простит тебя и твоё предательство. Но несмотря на это Виктор принимал их «семейную» жизнь, мирился с некоторыми изменениями, находя их даже разумными. Бывало, что вместе со своим возвращением домой он приносил то пакет каких-то нужных для Освальда личных вещей, то продуктов. Но одним вечером он удивил даже себя, позволив Пингвину позвонить матери: — Я знаю, что у тебя есть только она, давай, позвони и скажи, что ты жив, — отстранённо проговорил Зсасз, протягивая мобильный телефон, больше увлечённый огромной кружкой фруктового чая, нежели самим Освальдом, который и не верил во все происходящее. — Ну же! Кобблпот едва ли взялся за телефон, как начал продумывать хоть какую-то ложь, которая успокоит его маму, ведь теперь она и места себе не находит из-за длительного отсутствия сына. Казалось, что все знали, какой он маменькин сынок, чем можно было так успешно потыкать, но разве кто-то опустится до такого? Из телефонной трубки послышались громкие вопли явно недовольной женщины, стоило Освальду только с ней поздороваться: —… Да, мама, это по работе. Я останусь у своего друга, он хороший человек. Нет, мама, никаких девушек, — Кобблпот неумело, но весьма уверенно рассказывал женщине отработанную историю. Он уехал по работе в другой город, ведь за это ему обещают повышение, а друг, у которого он останется, самый честный и порядочный человек, думающий только о работе. Друг, который прямо сейчас мягко оглаживал его бёдра, едва ли удерживая себя, чтобы не разрушить чудесную легенду. Он никогда бы не смог понять чувств Освальда после потери своих родителей. Сейчас у Виктора была иная семья. Семья, в которой смерть шла за каждым из них буквально по пятам, и они принимали её как лучшую плату, ведь таким “happy end” не положен, а смерть — лучшее, что их ждёт. Но он не доверял никому из этих людей, лишь Дону Фальконе, который видел его потенциал, давал шанс не только раскрыть его, но и ощутить долгожданное опустошение. А его ответом была лишь беспрекословная верность… Но ведь человеку требуется кто-то рядом, тот, кто заполнит эту пустоту.Когда уходила, просила оставить её в покое, Уважать её просьбу - мой способ проявить любовь. Волосы настолько черные, что поглощают свет, Когда мне снова станет холодно, я застегнусь в себе.
***
Тем вечером всё изменилось. Виктор не пришёл уже привычно вечером, встречая свою пташку усмешкой. Не пришёл к ужину и даже пропустил время отхода ко сну. Казалось, что для Освальда это было идеальным шансом уйти, сбежать отсюда, ведь наёмник может и вовсе никогда не вернётся. Но Кобблпот ждал, надеясь сквозь сон услышать звук открывающейся двери. Именно так всё и случилось… Послышался тихий скрип, а потом непривычно тяжёлые и медленные шаги, словно пришёл кто-то иной. Стоя в дверях, мужчина не узнал того Виктора, который уходил ранним утром. Нерасторопный, безэмоциональный,с дрожащими руками, которые едва ли смогли опустить ключи от машины на полку. На лбу выступила испарина, а синяки под глазами как будто стали отчётливее. На мужчине не было причудливого пиджака с бордовыми вставками, который так идеально сидел на плечах, а в кобуре не хватало любимого Desert Eagle 50-ого калибра. Только после этого взгляд Освальда опустился на темное пятно, расплывающееся по ткани чёрной рубашки, которая теперь липла к телу, стремясь показать сквозь свои прорывы пострадавшую кожу. Всё пошло не по плану, наёмник не знал, сколько своих людей он потерял, но до последнего надеялся, пусть даже в одиночку, вывезти это задание. Любой новый план рушился с каждой пролетающей мимо пулей. Виктор понимал, что Фальконе не оценит по достоинству его провалившуюся работу, но он разберётся с ней, стоит только немного собраться. Поэтому бежал, игнорируя любые свои устои, прекрасно понимая, что здесь их ждали. Сегодня ему не выпала удача играть волка, лишь кролика в капкане, который испытал ту долю позора, что и любая его жертва. Зсасз игнорирует свою взволнованную пташку, перед длинным и любопытным носом которой с силой захлопывается дверь в ванную комнату. Уже там он избавляется от одежды, которая пришла в негодность, в зеркало рассматривая кровоточащие ссадины, которые так уютно разместились под рёбрами на правом боку, как вечное напоминание, что он не герой. Обе пули прошли по касательной, в чём мужчине чертовски повезло, ведь с этим он справляется за минуты, останавливая кровь и накладывая тугую давящую повязку, сквозь которую всё-таки проявляются алеющие полосы. Только смыв собственную кровь с рук, Виктор появляется в гостиной в одних домашних штанах, где его всё ещё ждёт Освальд. Пара таблеток «Дексофена» должны хорошо справиться с болью, это проверенный способ. Только после них он опускается на уютный кожаный диван в гостиной, обращённый к этим большим окнам, открывающим вид на столь ненавистный город, который забрал у него всё, даже самого себя. — Пташка, иди ко мне, не стой там, где я не могу тебя увидеть, — Виктор говорит спокойно, не так раздражительно как обычно, стараясь расслабиться, скоро рассвет, а он и подумать не может о сне. Заспанный и растрёпанный, Освальд подходит к дивану. Он не понимает, почему Зсасз так и не позволил ему помочь, ведь во многих вопросах брюнет был достаточно аккуратен и сообразителен. Кобблпот осматривает Виктора, который впервые был перед ним таким открытым… Все шрамы, в числе которых мог оказаться он сам. Но наёмник продолжает молчать, усаживая того к себе на колени и запуская руки под объёмную домашнюю футболку. Одну из тех, которую он купил специально для Пингвина. — Будь умничкой, сними её и не задавай глупых вопросов, — мужчина опускает руки на мягкие и округлые ягодицы, за бёдра придвигая его лишь ближе к себе. Нога Освальда уже давно не приносит тому явного дискомфорта, а сам он привык и смирился с тем, что Виктор всегда рядом… Значит примет и то, что пришло время удивить мужчину. Зсасз уже практически отказался от любых своих затей, смирившись, что Кобблпот будет просто рядом, но сегодня…Он нуждался в том, чтобы ощутить чувство превосходства над кем-то, ощутить свою власть и победу. Любая неудача тушила огонь в его душе, вовсе не безумие заставляло его жить. И пташка послушно повинуется, создаёт столь необходимую иллюзию власти, снимая футболку, которая мешает Виктору, и выжидает, чтобы услышать следующих указаний. Но мужчина молчит… Молчит, оглядывая Освальда, ведь все синяки и ссадины давно сошли, не оставляя на нежной коже и следа. Как же он мог пропустить это. — Ну же, не бойся меня, ведь я тебя так ни разу и не обидел, — настойчивые руки скользят по пояснице, впиваясь пальцами в мягкие бока. — Виктор, ты едва ли на ногах стоял, — брюнет мягко оглаживает расслабленные плечи наёмника, в душе тая надежду отговорить его от этой затеи. Ладони давят на тонкую поясницу, заставляя Освальда прижаться плотнее к груди наёмника, который не сводит с него увлечённого взгляда. Точеные плечи, выступающие ключицы, на нём так мало шрамов… Виктор уже присвоил его себе, заставив пташку выучить всё, что нравится наёмнику в жизни, осталось овладеть им и рассказать о предпочтениях в постели. А потом? Неужели наиграться и отпустить? Зсасз даже не хочет предполагать, ведь каждый из них может не дожить до следующего утра. Но сейчас мужчина вновь чувствует себя живым, хищником, в лапах которого оказалась ловкая мышка, которая так и норовит проскользнуть между острых стальных когтей. Впервые ни раз разбитые губы наёмника касаются нежной тёплой кожи на шее, ловя, как пташка замирает. Он достаточно ласков, чтобы Освальду понравилось, достаточно, чтобы он расслабился, пока Виктор покрывает острую линию подбородка влажными поцелуями, наконец-то находя безмолвно шепчущие что-то губы. Кажется, что ещё немного ласки, и его пташка признается в любви…Но вместо того ровные зубы смыкаются на изгибе шеи, выбивая из брюнета тихий возглас удивления, оставляя после себя лишь слегка покрасневший след. Наёмник не останавливается, самозабвенно прикрывая глаза, чередуя укусы и засосы, покрывая ими шею и плечи, не оставляя и здорового места. Наверняка легкие синяки проявятся на боках и бёдрах, но это будет позже… Многие считали засосы следами безудержной страсти, пушистыми фиолетовыми пионами, которые неприлично показать кому-то из людей. Находил ли Виктор что-то схожее в этих следах с цветами? Нет, но хотел видеть их на беззащитном теле, он согласен выпустить Освальда из клетки на час, чтобы как можно больше людей увидели их. Шея и плечи покрыты «ковром» расцветающих кровоподтёков, некоторые из которых так и норовят спуститься на грудь, заполняя собой каждый свободный участок этой бледной кожи. Губы проходятся по ним снова и снова, прихватывая потревоженную кожу, вызывая в ответ лишь сдержанные стоны и ответные ласки… Освальд аккуратен, он получает удовольствие, с неуверенностью касаясь губами шрамов на плечах и груди, заглядывая в карие глаза, которые могли в любой момент остановить его. Но Виктор не ругается, а лишь мягко тянет его за волосы: — Я уверен, что ты смотрел достаточно порно, чтобы сделать приличный минет, — улыбается мужчина, выпуская свою пташку из рук. — Не забывай сглатывать, ты ведь не шлюха, чтобы распускать здесь слюни. Кобблпот больше не смотрит в глаза, повинуется, спускаясь на пол. Занимался ли он таким когда-нибудь? Да он и думать не мог, что придётся когда-то встать на колени перед другим мужчиной… Но сейчас горячие от волнения ладони опустились на бёдра наёмника, скользя от колен выше, к резинке спортивных штанов и белья. Ему не хватает уверенности, и Виктор сам оттягивает ткань и освобождает бёдра от одежды: — Ну же, пташка, мамочка ведь ничего не увидит, — усмехается наёмник, заглядывая в глаз Освальда. Он не боится, нет, неужели стесняется? Перед его лицом возбужденный, подрагивающий от напряжения член одного из самых известных убийц в Готэме. Может стоит перестать принимать это за унижение? И Кобблпот принимает это как должное… Он накрывает возбужденную плоть ладонью, пока порозовевшие губы оставляют поцелуй в области паха на нежной коже, а затем и на влажной головке. Он не понимает, что же испытывает сам, возбуждение, страх или отвращение? Но несмотря на это безропотно и мягко берет в рот, кончиком языка очерчивая головку по венчику. Виктор позволяет себе наконец-то расслабиться… Мужчина прикрывает глаза, опуская ладонь на взъерошенный затылок. Он чувствует, как Освальд неуверенно и медленно начинает двигаться, входя в определённый темп, как делает остановки, шумно дышит и сглатывает слюну, но возвращается и ласкает губами напряженный ствол у самого основания, сопровождая ласки мягкими движениям рук, которые все еще не нашли своего места. Но вскоре его пташка начинает работать ртом, не беря глубоко , но этого было достаточно, чтобы ввести наёмника в транс, заставить хоть ненадолго потеряться в ощущении горячего и мягкого рта. На улице уже виднелся рассвет, который стремился проникнуть в квартиру. Яркий огненно-рыжий свет заливал весь город и комнату, в которой Зсасз так старался избавиться от ощущения ночной неудачи, заставляя открыть глаза. Юркие лучи освещали растрёпанный размеренно двигающийся затылок. И Виктору нравилось… Нравилось, как Освальд старается взять глубже, как шумно он дышит, уделяя своё внимание партнёру, как подрагивают его ресницы и как он ласкает себя. Виктор кончает тихо, увлечённый тем, как по-новому расцветают следы засосов и укусов на этих вздрагивающих от неожиданности плечах. Кажется, что веснушки летят искрами с нетронутых участков кожи, с порозовевших от смущения щёк, словно это колдовство. Похоже он может его полюбить…долгожданная оттепель снесет крышу с петель, я ни мальчик, ни девочка, я твой ласковый зверь.