Счастье в пантере среди белых снегов

      Небо затянуло набухшим слоем сизых облаков, не предвещающих никакой солнечной погоды в ближайший день точно. Ночная морось ушла ближе к четырем, оставив за собой мокрые крыши, асфальт и серебристую россыпь капель на зеленых макушках деревьев. Йоркшин сонно и лениво потягивался, выбираясь из кроватей, и шаркал тапочками по прохладным полам. Йоркшин заваривал чай, готовил кофе, жарил яйца и пек блинчики. Йоркшин ехал в набитом метро, толкался на эскалаторе и слушал громкую музыку в наушниках. Йоркшин зажил будничной рутиной, до конца не скинув со своих плеч тяжесть рабочей недели.       Время стало течь гораздо быстрее: учеба заставляла с головой окунуться в омут знаний, словно в болото, не оставляя и лучика света в виде свободного времени. Но если такое все же находилось, то единственным желанием было зарыться в одеяло с кружкой теплого какао, бездумно пиля взглядом стену в попытках очистить разум. Осенняя хандра вкупе с бесконечными заданиями, полчащами студентов и огромным количеством новых преподавателей, перед каждым из которых Киллуа необходимо было себя зарекомендовать как прилежного и отвественного студента, вытягивала все силы.       Гону было чуть легче: второй курс был менее насыщен новизной, да и некоторые дисциплины отсеялись, даря свободные часы, которые Фрикс занимал работой.       Оба метались как белки в колесах, практически не имея возможности проводить время вместе за просмотром сериалов, прогулками и беседами, как это было в последний месяц беззаботного лета.       Гон, имея обворожительную улыбку и много знакомств в арсенале, помог Киллуа найти небольшую подработку в художественном магазине старой подруги Биски. Старой она была во всех смыслах, хотя выглядела скорее как студентка. Золдик быстро освоился, всерьез старался, ночами изучал художественные материалы, чередуя с повторением конспектов по системной аналитике и когнитивным исследованиям.       В соседней комнате на максимальной громкости орал телефон, изо всех сил пытаясь докричаться до мирно спящего хозяина. Иногда Гон задумывался, что даже внезапно начавшаяся война и разрывающиеся под окнами снаряды не смогут разбудить Киллуа. И этому умению друга Фрикс сейчас завидовал больше всего.       Он сам был как ходячий будильник, природные часы никогда не давали сбой, системно пробуждая Гона еще до того, как солнце поднимется хотя бы ненамного выше горизонта. К утру он уже успевал сходить на пробежку или в зал, перечитать конспекты и приготовить завтрак.       Фрикс понял, что истиной причиной для Киллуа делить с ним квартиру была неоплачиваемая подработка Гона в должности будильника.       Ну, и потому что в универ ближе. Но это не самое важное.       По утрам у Золдика был особенно зверский аппетит: он не проснется полностью, пока не опрокинет в желудок достаточно пищи и сахара.       Гон, кажется, выучил все привычки своего соседа, поэтому каждое утро Киллуа встречали на кухне с кружкой кофе (обязательно с двумя столовыми ложками сахара с горкой), завтраком и непременно чем-то сладким.       Золдик благодарно улыбается, с трудом протирает заспанные глаза и садится напротив Фрикса, который почти закончил поглощать свой титанический омлет.       Для Киллуа подготовили несколько сэндвичей с индейкой, сладкий кофе и кусочек клубничного пирога с меренгой. Парень еле успел подобрать норовящие выскользнуть изо рта слюни и сложил руки в знак благодарности на манер азиата. Гон забавно хихикнул и пожелал приятного аппетита. Сегодня у обоих выдалось свободное воскресенье после, наконец закончившейся забитой недели, так что пребывать в плохом настроении было бы грешно. Фрикс расслабленно прибирался на кухне, пока сосед с ярым аппетитом уничтожал завтрак, тихо мурча.       — Ммгм, — Золдик с трудом проглатывает особенно большой кусок. — Чем займемся сегодня?       За быстро пролетевший август парни нашли уйму общих интересов, жили душа в душу, словно женатики, однако за месяц учебы и редких встреч где-то на кухне это стало похоже больше на рутинную жизнь семьи за сорок. Не хватало только маленького. Киллуа скрывал всеми силами тоску, но жутко скучал, так быстро привязавшись к компании Гона. Проводить выходные дома в уединении, что не совпадали с Фриксовскими, было самым нелюбимым занятием Золдика. К хорошему быстро привыкаешь.       Вот и сегодня Киллуа планировал провести день с Гоном, лениво валяясь и поглощая чипсы под популярный сериал.       У того, похоже, уже были планы, ибо он неловко почесал шею, словно подбирая слова.       — Сегодня? Ты разве не работаешь? — Фрикс блефует, прекрасно зная, что у них обоих выходной. А блеф выходит у него слишком худо.       Киллуа закусил губу, молча опуская полные горькой досады глаза. У Гона были планы, и Золдик в них не входил.       Конечно, было глупо предполагать, что у Фрикса нет друзей, с которыми тот проводит свои выходные, пока Киллуа пропадает на работе, пока рисует Гона с его проницательной улыбкой, пока старательно выводит четкие линии волос и угловатого подбородка, пока старается набить руку достаточно хорошо, чтобы показать свои наброски соседу.       — Нет, у меня ведь тоже выходной, — Золдик проглатывает обиду и смотрит на парня, улыбается с закрытыми глазами, чтобы Гон не разглядел в них ничего сокрытого.       Киллуа слишком много о себе возомнил, почувствовал себя самым большим эгоистом, раз посчитал, что он единственный человек в жизни Гона, с которым тот проводит свое время.       — Вот как… Извини, Киллуа, я обещал встретиться с Курапикой и Леорио, — Гон снова почувствовал себя до ужаса неловко. Обида в глазах Золдика сменилась укоризненным удивлением. Если упоминание второго он помнил когда-то тогда, давно, еще той ночью, то имя первого слышал впервые. — Ох, точно, ты ведь не знаешь их. Извини, я совсем о них тебе не рассказывал. Мы стали дружить еще в первый месяц обучения. Они очень классные, хочешь пойти с нами? Я буду рад вас познакомить!       Киллуа в смятении отвернулся, совсем не понимая собственных желаний. С одной стороны, узнать друзей самого близкого в твоей жизни человека довольно необходимая штука, а с другой, Золдик совсем не знал, как вести себя в их компании. Если они окажутся такими же энергичными и жизнерадостными как Фрикс, то Киллуа попросту устанет от такого количества социума. Другим круг общения этого ходячего солнца он представить так и не смог.       В своих мыслях они просидели еще несколько минут: Киллуа сонно жевал завтрак и пытался думать, а Гон чувствовал себя от чего-то виноватым.       — Я бы правда хотел с ними познакомиться, — Золдик встретился взглядом с оживившимся Гоном. — Только, я наверное покажусь им странным или забитым, не знаю. У меня то и в детстве никогда не было друзей, ты, можно сказать, у меня первый.       Последняя двусмысленная фраза дошла до Фрикса с опозданием, только хитрый прищур соседа наконец добил. Гон удивленно ухнул и слегка зарумянился, что случалось с ним редко. Его смутить вообще было почти невозможно.       — Ничего такого они не подумают, — пропыхтел Гон. — Они… весьма понимающее, и мы с ними совсем разные. Все удивляются, как мы вообще сошлись.       — Мгм, тогда я полностью в твоем распоряжении, какой дресс-код? — Киллуа с особым наслаждением отправил в рот последний кусок и феерично полетел со стула, пытаясь встать. Гон умело подхватил парня, помогая подняться, и, второй рукой взяв у него тарелки, отправился мыть.       — Тебя, наверное, стоит больше кормить, — хохотнул Фрикс. — Совсем как перышко, уже ноги не держат.       — Неправда, я просто ногой стул задел!       — Да-да, — подхватил Фрикс. — Мы думали пойти в азиатскую кафешку, если ты не против.       — Не против, только чур завтра ты весь день проводишь со мной! Я нашел название того фильма, о котором ты говорил.       — Тогда с меня ведерко клубничного мороженого.       Киллуа довольно улыбается и растекается на стуле, словно император. Времени до ужина было навалом, на сборы больше часа он не потратит, так что пока можно позволить себе ничем полезным не заниматься. Пускай тело и душа лениво просуществуют половину свободного дня.       Кто ж знал, что у Гона все настолько плохо с самоорганизацией. Работают лишь внутренние часы, а на настенные он смотрит раза два за день, и то, если глаз упадет. Золдик же спокойно весь день просидел в телефоне, изредка отвлекаясь, чтобы что-нибудь схомячить, а спросить, во сколько их встреча, не удосужился. Так что когда Фрикс пулей залетает в его комнату с телефоном у уха, откуда доносились чьи-то пыхтения и обиженные вскрики, Киллуа весь испуганно съеживается, раскрывая глаза от удивления.       — Киллуа, нас уже ждут! Я не проследил за временем, уже опоздали, — Гон прикрыл ладошкой динамик смартфона, чтобы отдохнуть от ора, видимо кого-то из друзей, и грустно проследил за Золдиком, что уже подорвался собираться. Не успел Фрикс выйти или отвернуться, как домашняя футболка соседа уже полетела куда-то на кровать, а на смену ей белоснежную кожу покрыло легкое худи.       — Я готов… почти, — пропыхтел Киллуа, пытаясь продеть пятку в джинсы. Пришлось усердно постараться, чтобы удержаться на одной ноге, но вот он уже, и впрямь готовый, взбаламученный и лохматый предстал перед Гоном.       Из трубки снова раздались крики, что вывели Фрикса из транса. Сам он успел одеться, пока, прижимая телефон плечом к уху, пытался оправдаться перед Курапикой.       Небольшая азиатская кафешка комфортно расположилась на первом этаже какого-то жилого дома. На входе висели китайские фонарики в виде цветков сливы, а внутри было несколько бамбуковых заборчиков, отсекающих столики друг от друга. Молодая девушка, видимо, хостес этого заведения, привела парней к одному из таких.       Двое сидевших за ним вмиг подскочили. Парень, блондин, свел брови к переносице и сложил руки на груди, всем видом показывая недовольство. Именно он так яростно пытался оглушить Фрикса по телефону. Второй скорее походил на статного мужчину средних лет: костюм тройка, идеально выглаженный, подчеркивал ноги и неширокие плечи, а тонкие очки обрамляли вытянутое лицо с довольной ухмылкой.       — Гон, ты хотя бы раз в жизни придешь вовремя? — блондин, одетый тоже весьма официально в рубашку и брюки, сощурил глаза. Но в них не читалась ни толика гнева, обиды или злости. Скорее, дружеский упрек.       — Решил под соусом «так уже и быть, составлю вам компанию» объявиться? — второй мужчина тоже встал, дружески похлопал Гона по плечу.       — Извини, Курапика, — Фрикс взглядом прошелся по другу, и, не задерживаясь, проследил по второму. — Леорио.       Киллуа быстро смекнул, кто есть кто, но не стал мешать юноше отчитывать друга. Пока они препирались несколько минут, уже скорее в шутку, парень неловко толпился у стола, не зная, как обратить на себя внимание, и нужно ли оно ему вообще.       — А это?.. — Курапика кивнул на Золдика приветливо улыбнулся, мысленно коря себя за невнимательность. Увлеченный дискуссией с Фриксом, парень и не заметил, что тот привел кого-то.       — Это Киллуа. Он мой друг и, с недавнего времени, сосед, — Гон приобнял Киллуа за шею и хотел потрепать по макушке, но столкнулся с взглядом, который так и кричал «тронешь-прибью».       Курапика и Леорио понимающе кивнули, присаживаясь за стол. Меню было довольно обширным, полным разнообразных азиатских блюд.       Каждый нашел себе что-то по вкусу, особенно Киллуа, который с горящими глазами поедал третий кусок японского чизкейка, оправдываясь тем, что он «слишком воздушный и легкий», и что таким невозможно наесться. Гон укоризненно поглядывал на парня, как бы его потом не обсыпало от такого количества сладкого.       Парни увлеченно беседовали обо всем, на чем свет стоит и падает, изредка отвлекаясь на официанта или еду. Их компания, хоть и шумела немного, но неудобств никому не доставляла благодаря отгороженному от остальных столику.       — Да уж. Просто — это кирпичом по ебалу, всё остальное в жизни требует определённых мыслительных процессов, — хохотнул Леорио, забирая коктейль у девушки официанта.       — Паладинайт, хватит сквернословить, у нас ведь тут дети! — блондин угрожающе ткнул приятеля в щеку. Ребенком он частенько называл Гона, хотя и не был намного старше него. А тут еще одно дите появилось, целый детский сад под покровительством Курута. Леорио — главный беспризорник. Он смущенно потер шею и забавно вытянул губы трубочкой, отпивая напиток. Он всегда знал, как заставить друга прекратить злиться: Курапика многозначительно хмыкнул, приподняв уголки рта.       Золдик большую часть вечера молчал, изредка вставляя в диалог свои пять копеек. Он не чувствовал себя некомфортно, скорее, неуверенно. Впервые он находится в компании счастливых людей, которые, позабыв о своих проблемах и заботах, приятно проводят время.       Гон, как заметил Курута, сегодня был особенно счастливый, Леорио поддакнул, что это из-за Киллуа. На это парни синхронно залились румянцем и отвернулись в разные стороны. Друзья громко рассмеялись, чокаясь.       Осень давала о себе знать — погода начала портиться, лёгкие редкие капельки падали на людей, которые, возможно, решили прогуляться ночью либо же возвращались после тяжёлого дня. Одного взгляда хватало для того, чтобы понять — скоро начнется нудный непрекращающийся ливень, который будет тарабанить в крыши и окна домов, не давая спать. Уже четвертый раз за неделю.       Разбредаясь по разным сторонам помрачневшие парни быстро попрощались, в надежде успеть добраться до дома перед бурей. Леорио вызвался проводить Курапику, а может, и остаться на чай, но Киллуа и Гона это уже не особо волновало: у них не было возможности вызвать такси, из-за скудного бюджета. Все проели в кафе.       Золдик шумно выдохнул, натягивая капюшон, надеясь, что они успеют дойти до дома, не попав при этом под дождь. Зонтик никто не брал — не думали, что так сильно задержатся.       Гон, почему-то до сих пор улыбающийся, подхватил парня за руку и шустрым шагом направился в сторону дома. Глупо полагать, что ливень не начнется в течение тех тридцати минут, что они вынуждены потратить на дорогу. Он успеет не только начаться, но и обдать их ледяной водой, да еще и закончиться, помахать ручкой и показательно свалить поливать другую местность.       Фриксу было на это глубоко плевать, он даже не поглядывал из интереса на хмурые тучи, что нависали на городом, словно Дамоклов меч. Киллуа лишь съежился от прохладного ветра и старался поспевать за соседом.       Спустя десять минут пути, небо содрогнулось от грома и засверкало электрическими искровыми разрядами. Золдик вздрогнул от резкого шума и сильнее сжал ладонь друга. Тот ободряюще провел большим пальцем по тыльной стороне ладони.       Ливень оказался беспощадным: парни вымокли до нитки, а кроссовки жалко хлюпали от огромного количества воды. Идти было еще далековато, так что Гон предложил встать под навес уже закрывшегося магазина, чтобы хотя бы немного переждать этот погодный ужас. Киллуа было уже без разницы: весь мокрый и грязный от луж он походил на бездомного кота, некомфортное ощущение жидкости в ботинках только сильнее раздражало, а желание окунуться в теплую ванну казалось самым важным и сильным в его жизни.       Оба молчали, не в силах как-либо реагировать на происходящее вокруг: настолько погода застала их врасплох.       — Щекотно? — с усмешкой спрашивает Гон, дуя на ухо Киллуа. У того пробегают мурашки по всему телу от неожиданности, а волосы на загривке встают дыбом. Полный раздражимости и без дразнилок Фрикса, Золдик лишь думает Вот нахуя, нахуя это делать? Как такая идея вообще может забрести в чью-то голову? Заблудилась по пути? Навигатор сбоит? «Через десять метров поверните нахуй».       Киллуа до страшного быстро выходит из себя, а в таких обстоятельствах, это произойдет с молниеносной скоростью, если Гон продолжит доставать. А Золдику очень не хотелось бы срываться на него сейчас. Да и вообще когда-либо. На кого угодно, но не на Фрикса.       Буквально через секунду у Киллуа проносится вся жизнь перед глазами: что-то теплое и мокрое коснулось уха. Язык. Гон лизнул его ухо? Нет, ощущения не настолько влажные… он поцеловал? Поцеловал его ухо?       Парень вспыхивает как спичка, брошенная в костер: не где-то в одном месте и постепенно, а везде и сразу. А Фрикс задумчиво мычит все так же у уха, словно думает о чем-то бесконечно важном, пока Золдик вытянулся по струнке, утащив руки в карманы, будто хотел спрятаться в них целиком.       Потому что стоит теперь и не двигается. Привыкает. А Киллуа знает: к такому привыкнуть нельзя. От такого не привычка развивается, а сразу зависимость. После такого идут прямиком в Клуб анонимных наркоманов и говорят: «Оставьте аплодисменты себе, я не собираюсь лечиться. И вообще, я просто так зашёл. Похвастаться».       Место, которого коснулись губы, фантомно жжется, словно они до сих пор там. Фрикс стоит как ни в чем не бывало: еще бы засвистел с ростком пшеницы во рту, да шляпу надел пастушью, и была бы идеальная сцена для фильма. От такой необъяснимой наглости Киллуа почти что запыхтел, нахохлился. Гон повернулся и встретился с парнем глазами, растекаясь в чеширской улыбке, словно что-то замышлял.       Киллуа охнул, а когда его губы накрыли чужие, слегка наваливший своим телом, почти свалился с ног.       Гон обезоруживает. И стреляет на поражение так же неожиданно, как незнакомец сдвигает в сторону штору в примерочной, когда думает, что в кабине никого нет.       Если бы Киллуа спросили, было ли что-то такое в твоей жизни, что ты хотел бы забыть навсегда, стереть, выцарапать из головы, а потом выстругать и отполировать, чтоб наверняка и перманентно?       Да нет…       А наоборот?       Определенно.       Гон кладет одну ладонь на розовую, как от хлесткого удара щеку, а вторую на талию, прижимая неприятно холодную мокрую ткань к впалому животу. Киллуа шумно выдыхает через нос, щекоча чужой, и на пробу размыкает бледные губы.       Идиотизм какой-то. Он ведь Гону даже не нравится. Это другое что-то. Не любовь с первого взгляда — трижды «ха», дважды отвёрткой под рёбра, — не зависимость с первой дозы, не весь этот сопливый бред, а что-то ужасно глупое, неловкое — ни к месту и ни ко времени.       Ни к чему вообще. Просто мимо.       Как пуля, просвистевшая у виска.       Когда думаешь: «Фух, пронесло».       А оказывается, стреляли не на поражение, и вообще холостыми, и вообще не в тебя, и вообще не стреляли. И живи теперь с этим недосквозным чувством неполноценности, и скучай теперь по свинцу в мозгах, и становись на колени, и упирайся лбом в дуло, и проси: «Попади в этот раз, пожалуйста. Мне очень надо».       Вот и Золдик мысленно считая секунды соприкосновения губ, количество выдохов и вдохов Фрикса впритык к собственному лицу, молился всем богам, чтобы это скорее закончилось и продолжалось вечно. Он напишет это потом в заметках телефона, а после передаст кому-нибудь, чтобы на его могиле обязательно написали эти цифры.       Чужой мокрый язык на пробу толкнулся в рот, словно хотел найти себе там место, обосноваться и перенести все свои пожитки, врастись в нёбо. Тепло руки Гона чувствовалось даже через мокрую толстовку, обжигало, словно пирограф решил изобразить очертания ладони на живой коже.       И снова стреляет, и снова холостым, и снова на поражение. Отстраняется, заглядывает в глаза, смотрит так наивно, словно это не он только что перевернул мир Киллуа вверх ногами, тормашками, дном — всем сразу и так, что потом обратно не перевернешься.       Застенчиво чешет щеку, пока Золдик неверующе трогает свои губы, точно ему показалось, привиделось. Что это не они сейчас стоят на мокрой улице, прячутся от ливня под хилым навесом, который, собственно, от дождя то их и не укрывает, он здесь так, для вида, для атмосферы. Что это не они только что целовались, борясь за жилплощадь в чужом рту. Да и вовсе, что это не они в принципе, кто-то другой абсолютно, незнакомый, вообще не с этой планеты, мира.       Киллуа отмирает только через несколько минут, когда дождь начинает покрапывать уже как-то лениво, особо не стараясь утопить город в своей стихии. Гон все так же смотрит, почти не моргая, точно ждет чего-то, а чего, сам не знает, вот и втыкает своими глазищами.       Его карий — это не цвет, это стиль жизни. Золдик напечатает футболку с этим лозунгом, заведет аккаунт в Инстаграме, станет инфлюенсером. Будет пропагандировать нездоровый образ жизни на дне фриксовских зрачков. Киллуа почти поэт, да. Очень талантливый. Очень разносторонний. Настолько многогранник, что почти шар. Небесное тело, вращающееся мимо орбиты. Глаза Гона почти размером с орбиту и заглядывают точно в душу, даже не стараясь.       Ливень утих, и Фрикс молча потянул соседа за рукав, намекая, что пора уже идти домой, что они и так уже все насквозь вымокшие и промерзшие до костей (Киллуа уж точно, трясется как лист осиновый). Наверняка еще много намеков можно было понять, придумать. Делать намек — почти искусство, которому нужно учиться. А Гон не умеет, он всегда говорит прямо, не утруждается, но сейчас по его выражению лица можно написать пятый том "Война и мир". Толстой обзавидуется, трижды перевернется и подаст в суд на патент.       Полные ледяной воды кроссовки отправились на сушилку, грязная одежда в стирку, а Киллуа в ванну. Гон, оставшийся в одних боксерах, уселся на стул, задумчиво покачивая ногами. Иногда он был похож на маленького наивного ребенка, а иногда на серьезного, совсем взрослого человека.       Золдик стоял под струей настолько горячей воды, что вся кожа покрылась красными пятнами, которые не сойдут аж до завтра. Хотелось свариться в кипятке, поджариться на гриле, да хоть в котел преисподней запрыгнуть, лишь бы согреться и смыть с себя щемящее чувство тревоги. Гон всегда читался как открытая книга, а сегодня сделал то, что за гранью понимания, реальности и восприятия Киллуа.       Прошлепав мокрыми босыми ногами по ледяному полу, Золдик, укутанный в полотенце, проследил за каплей, ниспадающей с влажных волос. Хотелось обсудить, навести порядок в мыслях и поговорить, но теперь мозги плавились так, словно их поливали раскаленной лавой из кувшинчика. Расти на здоровье.       Они неловко перекидываются с Гоном будничными репликами, желают друг другу спокойной ночи и разбредаются по комнатам.       На утро после незапланированной прогулки и поцелуя под дождем, Киллуа, как неожиданно и приятно, заболевает. Сначала горло просто першит, нос немного забит, а после полного пробуждения нет сил даже на то, чтобы подняться с постели: все тело ломит.       Он хрипит в трубку, предупреждая Биски, что на работу в ближайшие дни не придет, да и вообще ходить не в состоянии, отстраненно извиняется и благодарит за лечебные наставления, прекрасно зная, что ими пренебрежет, останется валяться в кровати, пока организм и жаропонижающие сами не справятся с простудой.       — Лекарства у тебя хоть есть? — скрывая заботу за недовольством, спрашивает Биски.       — Есть, — отвечает Киллуа, умалчивая о том, что в его аптечке только пара таблеток обезболивающего, половина блистера неэффективного жаропонижающего и куча витаминов в виде желейных мишек.       — Поверю на слово. Пока. — Золдик прямо видит, как Крюгер прищуривается, мол, знаю я тебя. Слишком она проницательна, хотя неудивительно, учитывая ее возраст.       Киллуа пытается смеяться, но из горла вырывается один несчастный смешок, тут же сменяющийся приступом кашля.       — Спасибо, — выдавливает он. — Пока.       Последние силы тратит на то, чтобы доковылять до ванной, привести себя в некое подобие порядка, на которое вообще способен больной человек.       Хрипя и кряхтя, парень заканчивает с поиском жаропонижающего. Киллуа с трудом глотает таблетку и воду, а потом укутывается в одеяло по самую макушку, сворачиваясь клубочком и трясясь от озноба. Глаза хоть и закрываются, но сон не идет, зато в голову лезут мысли о Гоне. Почему его не слышно? Обычно в это время он уже успевает пробежать марафон, сходить в душ и приготовить завтрак. Не заболел ли тоже? Или это только у Золдика такой слабенький иммунитет?       Он переворачивается на другой бок и, чтобы поскорее уснуть, закрывает глаза, вспоминая прикосновения горячих пальцев Гона к запястью и его губы, тонкие, мягкие и такие теплые.