Невинность и не винность

До рассвета оставался какой-то час, когда задыхающийся Порфирий подошёл к окну и судорожно подергал форточку. Находиться в чесночном перегаре, исходящем от Рукобейникова, было выше его сил. Больной расчёсывал волдыри и периодически выпускал наружу скопившуюся в нём скверну. Пересиливая малодушное желание схватить в охапку Агату и сбежать с ней куда-нибудь в уединенную лесную сторожку Штольц жадно хватал ртом осеннюю свежесть. Здания в районе клиники высотой не отличались, один, два этажа максимум, в отличие от респектабельных улиц. Царицынскую и Рождественскую отсюда было не видно, а вот крыши домов Сиреневой улицы просматривались вполне прилично. По одной из них, пригибаясь и таясь, осторожно перемещались две темные фигуры. Порфирий равнодушно следил за ними. Овощное опьянение уютно угнездилось в его голове и укутывало толстым ватным одеялом извилины его мозга, мешая им выполнять свою работу. Один оступился, второй перехватил у него поклажу и затянул собрата обратно. Когда дурман немого рассеялся, и Пофирий получил доступ к своим серым клеточкам, фигуры уже растаяли в сиреневом тумане Сиреневой улицы. Но Штольц не был бы Штольцем, если бы пустил всё на самотёк. Решительными шагами он двинулся к выходу, но в дверях обернулся. Агата, подложив ладошку под щеку, спала, приоткрыв рот. Сам источник зловония метался по кровати, чесался, разговаривал с мышами и отказывался выполнять чьё-то поручение. Рукобейников и во сне не лишился упрямства. Порфирий покачал головой и вышел из палаты в прохладу предрассветных улиц. Если бы Порфирий Платоныч знал, чем во сне занимается его коллега, то не стоял бы, как задумчивый витязь на распутье у вещего камня, решая, по какой из дорог нести своё мнение о нём. Направо пойдешь - сомневаться в уме будешь, налево - прибить захочешь, прямо пойдешь - станешь гордиться своим учеником... ...К тому часу, когда педантичные жители Туманного Альбиона приготовились файф - о - клокнуть Артамон, вполне освоился в параллельной нереальности своего сна. Люди, как и предрекла мумия, его не замечали, но это не мешало ему нести свою службу. Он предотвратил аварию на мосту, нейтрализовав пьяного кучера в сарае. Помог умирающей уличной кошке разрешиться от тяжкого бремени и подкинул шестикратно увеличившееся семейство на крыльцо радушной старой девы. Вытащил ушастенького гимназиста из-под колес экипажа, а ещё спас почтенную домохозяйку и нищего. Фигура с косой, плавно скользящая по улицам среди обывателей, недружелюбно косилась, но в его деятельность не вмешивалась. Изрядно утомившись, сыщик уселся на скамью около здания редакции “Заводского Телеграфа” и блаженно вытянул гудящие ноги. Рядом примостилась фигура, с головы до ног закутанная в темный плащ: - Левиафан, - незнакомец вытянул серую руку из складок рукава. - Мрачный жнец. - Артамон Рукобейников. - сыщик представился и пожал протянутую часть призрачного тела. Подумал и солидности ради добавил: - Адамыч. - Слышь, Адамыч, ну будь ты мужиком, дай сегодня кому-нибудь умереть. У меня план горит. До конца квартала осталась неделя, а я в полной зад... задумчивости. А тут ещё ты откуда-то нарисовался, тенеборец. - Господин Левиафан... - Ой, вот не надо этого - “господин”. Будь проще, давай сразу перейдем на “ты”. Для своих я Лёва. - Лёва, я вижу, ты нормальный жнец и поймешь меня. У тебя своя работа, у меня своя. Ничего личного. Я - полицейский, и более того - начальник сыскного отделения. Мой долг стоять на страже закона и благополучия жителей этого города. У меня остался всего один день. На закате я должен буду умереть. - Давай сейчас, а? Трудное время, без службы никак. У нас конкуренция, сокращение штатов, собственная безопасность следит за каждым промахом. А у меня ипотека, жена-мегера и трое ребятишек. Куда мы все пойдем, если меня вышвырнут с работы? - Сочувствую, но помочь не могу. У самого крошечная служебная квартира. И заката не жди, у меня уже куплен билет до Дуата, отправляюсь к Осирису. - Чего ты там не видел? Скука смертная. Будешь по пустыне камни таскать, да пирамиды строить. У них там в жрецы, не говоря уж о фараонах, выбиться трудно, практически невозможно. Давай лучше к нам, я за тебя словечко замолвлю. - Рад бы, но уже обещал свою душу Зеорис-Пайне. Слушай, дружище, а сгоняй-ка ты в Туркестан, у них свирепствует чума. Авось, там тебе хоть пара душ, да обломится. - Устал мотаться по командировкам. Семью только на фотокарточке вижу. - Левиафан протянул Рукобейникову портрет семейства. Пять одинаковых фигур, скрытых балахонами. Две покрупнее, одна из них с косой, и три крошечные, мал-мала меньше. - Симпатичные. На тебя похожи. - Похвалил Артамон малюток-жнецов. - А то! Старался. Ребятишек созидать - не косой махать. - Запомню. - Слышь, а про Туркестан достоверная информация? Не хотелось бы напрасно время тратить. Это всё-таки не до Ярославля и обратно, путь не близкий. - Почти из первых рук. Видишь на стенде у редакции последний выпуск “Заводского Телеграфа”? Сведения оттуда. Где их добывает проныра Хлебушинский, мне неведомо, но за добрую новость он готов душу продать. - Сколько просит за душу, не знаешь? - Нет, что ты! - перепугался Рукобейников. - Это я так, метафорически. - Аааа... Жаль... Метнусь, пожалуй, до Туркестана, срублю левака. За неделю два, а может и три рейса сделаю. Бывай, Артамош, живи долго. До моего возвращения. - Мрачный жнец жутко засмеялся, радуясь удачной шутке. Мышь в кармане сыщика затряслась от страха... ...Когда мумия захлопнула перед его носом крышку саркофага, давая понять, что аудиенция окончена, Артамон уныло побрел к выходу. Не такими он представлял последние часы своей жизни. Коридоры сужались и переплетались, одни заканчивались, из них вытекали другие. Когда они уменьшились настолько, что молодой человек, даже кряхтя и втягивая живот, уже не мог протиснуться сквозь них, он выдохнул, выпустив из себя воздух, распластался по стене, слился с нею, и, став тенью, довольно быстро заскользил к выходу. Вытек в узкую щелку наружу, вдохнул прохладного воздуха, раздулся, вспучился и принял прежнюю форму. Огляделся по сторонам и совершенно приободрился, увидев знакомые места. Так вот где скрывается мумия! На Амбарной, в мучном складе Афанасия Ключикова. Артамон поставил на землю амулет, фигурка зашевелилась, запищала и, став белой мышью с серыми пятнами, резво засеменила лапками по ночным улицам... ...Зеорис-Пайна была права, за этот день амулет не раз помогал и выручал его. На заре, в кондитерской на Полковой, куда привела его путеводная мышь, своей встречи с Левиафаном (его имя Рукобейников узнает позже) дожидался нищий бездельник Лука, известный всему Заводску. Это был молодой человек приятной наружности, отрицавший наличие работы, как таковой, и предпочитавший на кусок хлеба выпрашивать гроши у прихожан церкви. Как видно, кусками хлеба он уже пресытился, душа нищего бродяги требовала прекрасного - тортов с розочками. - Стой! - закричал Артамон, забыв, что является невидимым. Лука разбил витрину и шуровал внутри. Торты один за другим исчезали в его утробе. Второй, четвертый... Между ними нищий ловко забрасывал в рот пирожные. Его руки, как заколдованные, сами тянулись к произведениям искусства из масла, ванилина и сахара. - Он же лопнет! - Рукобейников поделился своими опасениями с мышью. Зверек оказался на редкость умным. Видно, тупых в амулеты не принимают, решил сыщик. Мышонок ловко, словно делал это ежедневно последние двадцать три века, пробежал по стене и попал внутрь кондитерской, Артамон пыхтя полез за ним. Нищий, потеряв всякую возможность шевелиться из-за раздувшегося пуза, грузно развалившись на полу слизывал с пальцев масляный крем. - Перестань обжираться, ты сейчас умрешь! - Лука, глядя сквозь сыщика, безмятежно запустил пальцы в кремовый торт и продолжал лакомиться им, жевать он уже не мог. - И пусть. Всё великолепно складывается. Твоей вины в этом не будет. Тебе же нужна чья-то жертва? Пусть будет этот бродяжка. - послышался в перегруженной впечатлениями шелестящий голове сыщика голос его новой работодательницы. - Нет. Так нельзя, каким бы бездельником он не был, но я не желаю ему смерти. Если такова воля вашего, как его?.. - Артамон повернулся к мыши. - Осирис. - подсказала она. Нет, всё-таки этот малыш обладает недюжинным умом, как царь Соломон или Порфирий Платоныч! - Если Осирис непременно желает видеть меня в подземном царстве, так тому и быть. Может, ему нужны толковые сыщики, расследовать кражи на стройке пирамид, или ещё зачем. - Ты уверен? - уточнил голос. Артамон в ответ кивнул. Тогда мышь вихляя задними бёдрами, как жрица храма наслаждений, неторопливо подошла к обжоре, повернулась задом, задрала хвост и пулеметной очередью настреляла ему в руку, обляпанную кремом, черных рисинок. Нищий телом, но благородный душой человек, только что собравшийся запихнуть в рот кремовую розочку с щепоткой мышиных даров издал утробное рычание, свесился через разбитую витрину на улицу и исторгнул из себя все лакомства, полученные незаконным путём. - Будешь знать, как потворствовать своему нутру. - напутствовал сыщик Луку. - Завтра пойдешь и наймешься на службу. Понял меня? Тем временем мышь металась по кондитерской, принюхивалась, подбегала к уцелевшим тортам и пирожным, откусывала, пробовала, видно искала что-то конкретное. У невзрачного торта она остановилась и призывно запищала. “Грильяж” прочитал Артамон на ценнике. Цена рубль тридцать. - Торт? Ты принёс мне торт! - страшно-вопросительно хрипела мумия. - Госпожа Зеорис-Панья, я сделал ровно то, на что указал мне амулет. Мумия обернулась к мыши. Та сидела на задних лапах, а передние недоуменно разводила. - Бестолочь! - заорала мумия. Зверёк в страхе прижался к Артамоновой ноге. - Чтобы тебя вечно пережевывал крокодил и тут же выплёвывал обратно! - Госпожа Зеорис-Пайна, если вы не прекратите пугать мышонка, считайте, что договор между нами расторгнут. - А ты храбрец, Рукобейников, похоже, я недооценила тебя. - задумчиво прошелестела мумия. - Ищи ещё, а я буду думать... Второй раз идти знакомым путем было гораздо быстрее. Проскользнув в щель Артамон и мышь отправились на поиски второго артефакта. Добежали до площади, там амулет свернул в переулок, а оттуда на Сосновую. У трехэтажного дома он остановился принюхиваясь. Обежал дом, поворачивая за угол, свистнул Артамону: “следуй за мной” и проскользнул в приоткрытую дверь черного хода. Сыщик последовал за ним. На кухне было пусто, но ароматно пахло супом с фрикадельками. - Ты хочешь есть? - заботливо поинтересовался Артамон. - У него и самого маковой росинки, кроме двух фунтов чеснока, уже почти два дня во рту не было, но зверёк его не услышал, так как, резво преодолевая ступеньки, карабкался по лестнице вверх. На втором этаже семья приготовилась трапезничать. Разлили по тарелкам суп. Мужчина шутил, дети дурачились и смеялись. Женщина взяла в руку ложку. В голове сыщики зазвучал знакомый, скрипучий шелест: - Она сейчас подавится, и у тебя, Рукобейников, появится ещё один шанс. Дай ей умереть. Осирис большой поклонник дамского полу, в подземном царстве её ожидают нега, упоение и экстаз. - А как же дети? Они останутся без матери? Нет! Пусть она остается с ними. Артамон выпустил из себя воздух и став тенью распластался по стене. Он принимал различные, наводящие на мысли о скорой смерти, образы. Став главным актёром в театре теней, он пытался предупредить об опасности женщину, увлеченную обедом. Красной Шапочкой тень сыщика скакала по полянке и тут же обернувшись волком, облизнувшись, заглотила её. Дети, перестав кидаться хлебными катышками, раскрыв рты, восхищались его бенефисом. Женщина зачерпнула ложкой свою скорую смерть, поднесла к губам и с таким же аппетитом, как волк закусил Шапочкой, съела ложку супа. Артамон тревожно следил за её движениями. Пока женщина не положила в рот фрикадельку он должен был спасти её. Тень Артамона, обернувшись русалочкой, нырнула в пучину теневых вод. Женщина проглотила ещё ложку супа. Артамон, став прекрасной принцессой, бросился с верхотуры башни, в которую был заточен. Разбился в лепешку. Соскребая себя с пола, он увидел, что пока он кривлялся и веселил детей, пропустил момент, как злополучная фрикаделька оказалась в ложке. Она вот-вот скроется за крепкими женскими зубами! И тогда всё, прости-прощай белый свет, любимый, но неверный муж и дурно воспитанные дети, и здравствуй, царство мёртвых и любитель деликатного полу Осирис. - Ну, Рукобейников, выбирай. Она сама проглотит свою смерть. Тебе даже делать ничего не придется. - Я выбрал. Она должна жить. - Глупец. Что тебе до неё? Подумай о себе. Твоё тёпленькое место в полицейском управлении достанется другому. Какой-нибудь Куробейников займет твое место около Штольца. И пальма без тебя зачахнет, и пряники твои... Молодой человек колебался, мумия умела искушать. - Не в пряниках счастье! Пусть на моё место придет новый Рукобейников, но наше дело по защите правопорядка будет цвести и наливаться плодами! Не я, так другой будет очищать нашу землю от преступного мира. Велика Россия, и Рукобейниковых в ней не счесть! - Поменьше пафоса, Артамон. Будь по-твоему, - недовольный жуткий шёпот взволновал его волосы, они шевелились, как прическа Медузы Горгоны. Когда женщина приготовилась занести фрикадельку в рот, спутник Артамона разбежался и прыгнул ей в тарелку. И ловко, словно всю жизнь занимался синхронным плаваньем, начал барахтаться в тарелке, жонглируя фрикадельками. - Бери, зачем пришел и неси мне, - шипело в голове сыщика. Артамон оглядывал комнату, предполагая, что из этой, совершенно обыкновенной на вид обстановки, может помочь мумии в поисках манускрипта. Тем временем мышь на спине сделала ещё круг по тарелке, показательно, с замечательным кульбитом, выпрыгнула и потащилась к супнице, оставляя за собой следы мокрых лапок и дорожку от хвоста. Артамон бестрепетно сунул мокрого приятеля в карман и подхватил керамическую кастрюльку. Дети визжали от восторга, женщина от ужаса, мужчина нашел упокоение от творившейся вокруг вакханалии в глубоком обмороке. - Суп??? - мумия изнемогала от удивления. Она тряслась от возмущения и не могла поверить своим дыркам от глаз. Где-то в глубине истлевших бинтов злобно позвякивали кости. - Ты принес мне суп? Черная, высохшая рука Зеорис-Пайны покусилась на шею сыщика. Но не к тому человеку она протянула свои костлявые пальцы, Артамон - это звучит гордо! Однажды матушка вычитала в книжке, что его имя в переводе с греческого значит “невредимый” или “человек-камень”. Духовной стойкости человека с таким именем можно позавидовать, но иногда она граничит с упрямством. И сам Артамон был именно таким, крепким и уверенным в себе (во сне мы можем быть любыми, какими только захотим). - Госпожа Мумия, - последнее слово Рукобейников особенно выделил. - Госпожа Мумия, если вам вздумалось убить меня, не утруждайтесь, к закату я и сам умру, но тогда ваш манускрипт канет в Лету на веки вечные вместе с вашими планами на господство в загробном мире. Выбирайте, что вам важнее. Хррр! Аргументы молодого человека воздействовали на сушеную даму. Мышонок высунулся из кармана и с нескрываемым уважением и восхищением любовался товарищем. - Ступай, Рукобейников... - Дальше может не продолжать, окончание фразы я знаю наизусть: “займись делом!” - Да ты, Артамоша Рукобейников - наглец, каких поискать! И как Штольц только терпит и прощает твои выкрутасы? В последнее время Артамон и сам задумывался об этом. Он сознавал, что иногда его заносит, но остановиться вовремя было выше его сил. Да и за пять лет, пока он был начальником сыскного отделения, от непосильных тягот службы его нервная система изрядно истрепалась, несмотря на молодость лет. Он стал беззастенчиво несдержанным, бесцеремонным и некрасиво нескромным, и сам это сознавал. ...Распрощавшись с Левиафаном, Рукобейников двинулся туда, куда глядели глаза мыши. На город уже спустились по-осеннему ранние сумерки и улицы опустели. - Это женская гимназия. Куда ты меня привёл? - На его вопрос мышонок только разводил лапками. Мол, мы тут оказались ведомые моим чутьём, полагайся на него. Артамон сунул мышонка в карман, уже привычным для себя способом сдулся и, став тенью, пополз по стене на второй этаж, где в одном из кабинетов была открыта форточка. Очутившись в классе, он выпустил путеводную мышь и принял обыкновенную форму. В гимназических коридорах было пустынно и тихо. Амулет принюхивался, искал что-то известное ему одному, шустро перебирал лапками и отбегал на разведку достаточно далеко от Артамона, но вскоре возвращался. Они прочесали весь второй этаж и спустились на первый, заглянули в библиотеку, обошли несколько кабинетов, прежде чем заметили, что из-под двери химической лаборатории виднелась полоска света и раздавался мужской голос. Путники направились туда. Мышонок вытянулся в ниточку и пролез внутрь, Артамон остался ждать его снаружи. Не прошло и минуты, как за дверью раздался шум, писк, крики, шарканье ног и звуки падения. Артамон ворвался внутрь и увидел директора гимназии, стоящего посреди разгромленной лаборатории. - Посмотри, что ты наделал, негодник! - директор беззлобно отчитывал толстого рыжего кота. - Я с таким трудом уговорил меценатов раскошелиться на эту никому не нужную лабораторию, а ты её за секунду разломал. Придется всё свалить на воров. Завтра заявим в полицию. Может, местные богатеи ещё раз расстегнут свои кошельки, дабы пополнить наш. Рот кота, чрезвычайно довольного собой, и до сего мига растянутый в блаженной улыбке, перекосился, он утробно рыгнул и выплюнул на пол розовую верёвочку. Артамон дрожащими руками поднял её и боясь взглянуть, так как прекрасно знал, кому принадлежал это шнурочек, сунул в карман. В глазах отважного сыщика, с зачерствевшей силой духа и привыкшего смотреть смерти в лицо, плескался океан боли и слёз. Он зажмурился, стараясь удержать его внутри. Директор уже перестал сердиться на своего любимца, и думал, как бы ещё раз выжать из меценатов такие прекрасные и так нужные ему средства: - Митрофан, ты видишь, что ни одна, даже самая молоденькая аппетитная мышь не стоит того, погрома, что ты учинил? Если богатеи не дадут нам больше денежек, что мы с тобой будем кушать? А если они вздумают проверить, на что уходят их финансы? Тогда я пойду в тюрьму за растрату, а ты - в подвал, к так любимым тобой мышам. Надеюсь, до этого не дойдет, мой пушистенький. Ну иди ко мне, папочка не будет больше ругать Митрофанушку. - Дойдет, обязательно дойдет! Все кары мира падут на ваши головы, - очень мстительно пообещал Рукобейников директору и его коту. - Завтра же придете ко мне в полицию, жаловаться на воров, а уж там я вас встречу! Я вам отомщу за своего друга. Стоп. Как же так, завтра я буду уже далеко отсюда, судорожно размышлял сыщик. Надо как-то передать Штольцу о воровстве в гимназии. Артамон вышел на улицу, уже заметно стемнело и до заката оставалось не более часа. Как из потустороннего мира передать сообщение Штольцу? Если он не сообразит, как это сделать, то смерти его и мышонка будут напрасными... Эврика! Надо связаться с Агатой Валерьяновной! Рукобейников собрался, настроился на нужную волну и начал диктовать ей послание, как барышне в телефонной трубке: - Вызываю Агату Валерьяновну! Алло! Алло! Агата Валерьяновна,вы слышите меня? - Артамон Адамыч, слышу вас хорошо! Вы где? Почему используете этот канал для связи? - Агата Валерьяновна, у меня мало времени. Запомните и передайте Штольцу. Мумия скрывается в подвале мучного склада Афанасия Ключикова. Ей нужен древний манускрипт. То, что поможет вам его найти, как-то связано с тортом “Грильяж” и супом с фрикадельками. Повторите, что я сказал! - Торт “Грильяж”. Суп с фрикадельками. - Да, всё точно. Ещё запомните: директор женской гимназии - вор, нецелевое расходование финансов! Его кот, по имени Митрофан, тоже причастен. Он закоренелый мышеед! Прощайте, Агата Валерьяновна, я покидаю вас навсегда. Я любил вас, когда-то... И ПорфирьПлатоныча! - последние слова Рукобейников произнес полушепотом. - Артамон Адамыч, говорите громче, слышу вас плохо! Скомкав трогательный финал прощания по экстренному каналу связи, сыщик со всех ног бросился бежать на Амбарную. - Принёс? Давай скорее! - мумия шла к нему, вытянув перед собой скрученные руки, грязные бинты сползли с них оголяя черную высохшую кожу. - Нет, не принёс. Амулет погиб, поэтому вы остались без последнего артефакта. - Погиб? - вопросительно захрипела мумия. - Ты специально умертвил мой амулет? - Нет, он был моим другом. - Не верю. Коварный, бессердечный Рукобейников! Ты всё-таки перехитрил меня. Ты принёс в жертву душу мыши! Теперь в загробном мире мне будет прислуживать обыкновенная мышь?! - А вы планировали, чтобы вам прислуживал я? Вы за этим требовали отправится с вами? - Ну конечно! Не из-за твоей же пустой, как мой ночной горшок, головы, и не твоего сыщицкого таланта, которого у тебя отродясь не было. Пустомеля! Надо было брать Штольца. С тобой, Рукобейников, каши не сваришь. Ни амулета, ни папируса. Что мне теперь делать? Кто меня станет уважать в Дуате! - Никто! Потому что, мошенники и шантажисты не достойны проявления таких чувств, как уважение! И для вас, неуважаемая мумия, я - Артамон Адамыч!