Увидимся в галерее

Антон и Арсений и правда как Микки и Йен из бесстыжих. Потерянные люди, с трудным детством и травмами. Оставляя шрам на каждое воспоминание, их руки оставались истерзанными, уставшими от вечных синяков и побоев. Первое воспоминание Арсения дало ему понять, что счастливой жизни у него никогда не будет: Шум на кухне, пробуждение. Кровать, коридор, дверь, пол. По швам на плитке растекается кровь. Поднял глаза. Мама. Отец на ночной смене, мама снова дома одна, руки покрыты узором синяков. Не дождавшись, пока заживет один, на них снова появлялся другой. Несчастливый брак. Мама вышла по молодости за красивого студента технического университета Омска, тогда еще нормальными казались упреки, ограничения и агрессия. Через два года, под угрозами родственников, что «часики то тикают» родила сына. Через семь лет оказалась заперта дома, «прибитой к батарее» и под вечным огнем. Не сумев выдержать ежедневного кулака по лицу, ночью достала нож из кухонного комода. По ее пути пошёл и сын. В 13 руки покрались шрамами, а тот вечер проник под кожу и в кровь. в 16, в девятом классе появилось МХК и возможность уйти от вечного шума за стенкой в мир искусства. в 17 не ходил в школу 3 месяца. Отец узнал о «пидорском» увлечении сына и под криками о прощении сломал ногу, чтобы не рыпался. В 25 Арсений не помнит кто он. Апатия и одиночество- вот его лучшие друзья. Пустота, и только пустота жила в его душе. Он пытался поместить туда случайные знакомства, алкоголь, литий. Но, сидя снова где-то в стрип клубе, под биты, прожигающие своей громкостью дыру в груди, пустота только сжирала все, становясь только больше.

***

Антон снова на Невском. Сентябрьский ветер пролезает во все щели футболки, кружит голову и поднимает мурашки. Он даже не взял свою куртку и теперь вынужден мерзнуть идя над Невой, по Троицкому мосту. Папа в детстве учил, что геи- это зло, и что ты, Антоша, если станешь геем, то тебе повыбивают зубы и вставят бутылку в очко. Но папа теперь далеко, зубы Антону все еще никто не выбил, а жопа целая. Может и не случайно все это было? — Один знак от судьбы и я иду обратно. — Антон все еще мучался в сомнениях. Что он скажет Арсению? «Эээ прости, я думал, что я не гей, потому что отец говорил мне, что меня посадят на бутылку, но я дрочил на тебя в душе, поэтому, я снова тут»? Арсений сто процентов ненавидит его сейчас, тем более он больной на голову? Кому он вообще нужен! Сердце жгло, а руки пронзал насквозь холод. Антон так точно не дойдет в одной футболке до общаги. Облокотившись обледеневшими руками о перила моста, Антон согрел себя сигаретой. Дым в легких, смешавшись с адреналином ударил в голову. Пора принять, гетеро бы никогда не залипал на бархатистый голос или рельефные руки Арсения. Не ехал бы на метро 30 минут с Удельной на Гостиный двор только чтобы увидеть его снова. Не слушал бы joy division на парах. Антон некультурно бросает окурок в реку, поднимает глаза и видит как разводится Дворцовый мост. — Черт… это знак. Ноги сами несут Антона по известной дороге. Ветер бьет в уши, шум на Невском уже не так важен. Мигают окна, вывески, фонари, и, наконец, выцветшая надпись знакомой галереи. Антон вбегает по лестнице, не обращает внимания на брошенную куртку, пробегает залы, картины, бюсты, портреты, пока не видит сидящего все на той же банкетке Арсения. Ловя взгляд Антона он тоже подскакивает и подбегает. Глаза Попова бегают по всему Антону не находя места.— Прости.. я.. Нет времени думать. Антон ничего не сказал. Он продолжил начатое. Руки сами заползли в густые темные волосы, сжимая с такой силой, будто бы Антон вот- вот потерял Арсения. Жар на щеках, то ли от стыда, то ли от ладоней Арса, переполз на грудь и по всему телу. Антону не хотелось отпускать Арсения, не хотелось снова заканчивать этот поцелуй. Наконец, в поисках вздоха, они отлипли друг от друга. Тяжело дыша, Антон решил разбавить тишину — Ну так что за сюрприз ты хотел мне показать? — Ерунда, но хочешь покажу? Арсений хватает Антона за руку и, пробегая все залы, не замечая картин, он заводит его в небольшой склад. Комнату в несколько раз меньше основных залов галереи освещает лишь настольная лампа у окна. Свежий воздух проникает через открытую форточку над письменным столом, усыпанным документами, записями и другими бумагами. Переводя взгляд, Антон замечает огромное белое полотно, закрывающее, очевидно, картину. — Это и есть сюрприз.— успокоив наконец сбитое дыхание, Арсений аккуратно стаскивает ткань с рамы. — Прометей… На полотне, обрамленным деревянной рамой, был изображён известный й сюжет древнегреческой мифологии. — Однажды, под покровом ночи, Прометей прокрался на Олимп. Легенды гласят, что ему помогала Афина, которая втайне соболезновала и ему, и людям. При помощи богини мудрости, Прометей пробрался в кузницу Гефеста, откуда он и похитил огонь, а впоследствии отдал его людям.— Арсений по привычке заработал в режиме экскурсовода, наивно полагая, что Антон, словно маленький мальчик, нуждается во всяком разъяснении.— В отместку за непослушание, за своеволие, за обман на пиру и за похищение огня, Зевс приказал Гефесту приковать Прометея к скалам в Колхиде нерушимыми цепями. — Видно было как глаза Арсения снова загорелить привычным пламенем обожания от одной только его истории про искусство.— Прометей не стал просить о пощаде. Он знал, что за свой проступок его ждет ужасное наказание. Единственное, что он проронил – это полупророчество. Он сказал, что знает тайну, от которой зависит судьба самого Зевса, и расскажет он ее только в тот день, когда последний освободит его. — И что за тайна? — Я люблю тебя. Внутри все сжалось. Казалось, будто Антон боялся этих слов, но так хотел их услышать. Он замер, как мелкий школьник впервые заговоривший со школьной любовью. —Я тоже люблю тебя— последнее слово прозвучало особенно хрипло, потому что Антон уже сомкнул губы и потянулся к Арсению. Нет, это чувство намного лучше первой школьной влюбленности. Робкость и «бабочки в животе» присутсвуют и тут, но не так как было раньше. В школе Антон просто выбирал девочку, которая ему казалась красивой и устраивал масштабную обсессию с бесконечным пересматриванием фоток перед сном и боязнью остаться наедине. С Арсением он в первый же день гулял один по закрытой галерее и не хотел оттуда уходить. И сейчас не хочет. Легкий толчок в грудь, и ноги уже сами шагают назад и внезапно упираются в стол у окна. Спина Антона случайно задевает лампу, опрокидывая ее набок. Мягкий желтый свет падает на грудь Арсения, проходится по закрытой водолазкой шее, еле заметным ключицам, по руке, тянущейся куда-то к шкафчику стола. С еле слышным скрипом выдвигается захламленный ящик и наверху лежат презервативы и смазка. Презервативы и смазка? — Откуда у тебя….. в складу в шкафчике презервативы?— Антон находится где-то между смятением и смехом, но кривая расползающаяся улыбка выдает его. — Стоп. презервативы и смазка?— Улыбка тут же пропадает. — Ты боишься?— Арсений отстраняется и поднимает глаза в лицо Антону.— Если ты не готов, то все нормально.. Черт… Папа учил.. Антон еще раз проходится взглядом по телу Арсения. Он не может смотреть на него спокойно, щеки краснеют, а глаза замирают. Неужели вот здесь в каком-то складе галереи… с парнем. Настало время определиться со своей ориентацией. Нельзя же всем говорить что ты гетеро и ебаться с Арсением. Антону требуется еще пара секунд пристального взгляда на Арса, чтобы понять, что перед его глазами, немного неуклюжим носом, синяками и длинными ресницами, он не может сказать нет. — Да и хуй с ним потом разберемся с гейсивом. Руки хватаются за шею, резко притягивая Арсения к своим губам. Холодные пальцы щекочат щеки Антона, медленно переползая на талию. Холод по спине- ладони уже под футболкой, сейчас она больше не нужна. Продолжая оголять Антона, Арсений стягивает с него джинсы вместе с трусами. Худое бледное тело с выпирающими ребрами ловит его взгляд. Оно кажется настолько нежным, что страшно, дотронувшись, случайно сломать тонкую хрустящую оболочку. Арсений не дает волю своей страсти и аккуратно, едва касаясь, проводит кистью по животу, грудной клетке и тонкому, полному вен горлу Антона, словно художник, тщательно подбирающий мазки для своего полотна. Арсений навсегда сохранит этот образ в своей голове. Он будет искать его на каждой картине. Руки Антона сползают вниз. Он расстегивает ширинку на чужих черных узких джинсах. Наконец, Арсений выпадает из оцепенения и берет инициативу в свои руки. Буквально. Он забрасывает ноги на плечи и, проронив короткий взгляд в глаза Антону, тянется к его губам, отрываясь лишь на то чтобы надеть презерватив и размазать смазку.— Тебе наверное будет больно, это же твой первый раз. —Хриплым низким голосом, выраваясь из под губ Антона, Арсений выпускает слова вместе с воздухом, струящимся по носогубной складке Шаста. Рука Попова скользит по талии и до ануса и чувствует напряжение под своими пальцами.— Я предлагаю потренироваться.— Арсений набирает немного смазки и входит сначала одним пальцем. Он поднимает глаза в лицо Антону, пытаясь то ли считать его реакцию, то ли успокоить своими гипнотизирующими глазами. Антон тяжело дышит, но полностью доверяет Арсению.— Не отводи глаз. Странно такое слышать от Антона. Он скорее бы постеснялся и вовсе бы не смотрел в лицо Арсению. Но что-то и правда есть в этих уставших глазах и теплом взгляде. И Арсений не отводит. Он подхватывает затылок Антона и начинает вводить палец глубже. Поняв, что Антон уже готов, он добавляет второй. Из пухлых обкусанных губ слышатся еле уловимые стоны, смешанные с воздухом. Насколько бы сильно Антон не хотел стонать так, чтобы его эхо пролетало по всем залам, ударяло в уши Арсению и заставляло его сильнее прижиматься, он сдерживал себя, боялся того как безмерно он любит Арсения и как сильно хочет ускорить темп. — Нас никто не услышит. — От Арсения невозможно скрыть любые переживания. — Мне стыдно.. От того наскольно сильно я влюблен в тебя. Зрительный контакт накаляет Антона изнутри. Руки тянуться сдернуть эту чертову водолазку, полностью раздеть Арсения и остаться с ним в полном откровении. Но Антон боится. — Кто тебя осудит? Неужели я, уже держащий две пальца в твоем анусе?— Арсений тихо смеётся. — Я слишком сильно хочу тебя, и боюсь потерять контроль. — В глазах Арсения нет насмешки или стыда, лишь понимание. Он берет худую руку Антона, проводит ей по своей щетинистой щеке, приятно скребущей нежную ладонь, и, еле касаясь шеи, кладет на разогретую грудь. Чувствуется как тепло вместе с ритмичными ударами сердца отзывается на кончиках пальцев. Антон принял это за знак полного согласия. Он резко приподнимается, заставляя Арсения освободить свои руки, поддевает со спины щекочущими пальцами водолазку и отбрасывает в сторону. — Пускай наденет ее потом, когда уже не сможет замазать засосы. — Шаст дает волю своим губам и рукам. Схлопывая свои ладони в замок за чужой шеей, он тянет Арсения на себя, целуя сначала его губы, а потом, оставляя дорожку влажных следов, проходится по нежной шее. И вот спина Антона вместе с руками прижата к столу. Ненужные документы щекочет ребра Шаста, а к ребрам Арсения прислонены длинные худые ноги, каждым своим прикосновением возбуждающие Арса еще сильнее. Арсений держит свое обещание и не сводит взгляда с серо- зеленых глаз парня в которого от тоже безумно влюблен. Поэтому приходится освободить одну руку и повести ее вниз.— Готов? — Да.