Немного о путеводной звезде

      Город возносился к ясному небу шпилями светлых башен, сиял белизной мрамора, словно бы сознавая собственное величие. Всколыхнулись глубины памяти, невольно вспомнился Гондолин — но тайный город, сколь бы ни был прекрасен, не шёл с этим ни в какое сравнение.       Тирион на холме Туна. Он помнил. Глорфиндель когда-то рассказывал.       Эарендиль выглядел слишком чужеродно для благих земель — исхудавший, осунувшийся, потрёпанный, несущий в сердце боль и скорбь. Смертный, в конце концов. Он ясно осознавал, как нелепо смотрится со стороны, шагающий по-моряцки, вразвалку, и сам бы точно не смог сказать, от многолетней ли привычки его покачивает на ходу или же от усталости. Но не всё ли равно, как он выглядит, если некому бросить на него даже мимолетный взгляд?       Когда Эарендиль только-только ступил на аманский берег, он даже воспрял духом — священная земля будто узнала эльфийскую кровь и поделилась силами. Но вместе с тем Мореход словно раздвоился: в то время как эльфийская часть его сущности ликовала, человеческая пребывала в смятении. Объединял их благоговейный трепет, да ещё затаённый страх — что станет с ним, с Эльвинг, с командой «Вингилота»? Не оставят же Валар всё как есть — в этом Ардамирэ почему-то был твердо уверен.       Через ущелье Калакирья — это название он тоже помнил из рассказов Глорфинделя — Эарендиль шёл, сжимая в кулаке Элессар и тихо-тихо шепча молитву Элберет. Что там, что здесь, в Тирионе, царила безответная пустота. Чем дольше Ардамирэ бродил по городским улицам, тем больше поднимался в нём страх: а вдруг зло проникло уже и сюда? Нет. Невозможно-невозможно-невозможно.       — Кто-нибудь! — в который уже раз позвал на квенья Эарендиль.       Тишина.       Мореход тяжело упал на ступеньку мраморной лестницы и зарылся пальцами в волосы. Без толку, всё без толку. Здесь никого нет. Он уже почти сорвал голос, но ни на квенья, ни на синдарин, и уж тем более на языки людей никто не отозвался. Эарендиль не знал, куда вдруг пропали все жители; на ум приходило только дурное. Хотелось завыть. Или сорвать с себя Наугламир и хватить его о ступени изо всех сил — интересно, разобьётся Сильмарилл или нет?       Ничего этого Эарендиль делать не стал. Просто встал и, не оглядываясь, склонив голову, побрёл обратно. Наугламир вдруг начал оттягивать шею. Перехотелось даже выть, только билось в голове болезненное: «Неужели всё зря?». Неужели придётся ни с чем возвращаться обратно? Выдержат ли «Вингилот» и его команда это плавание? А сам он — выдержит?       Не пришлось: его окликнули.