***
Они почти с ним не общались. Редкий случай, что он мелькал в коридоре, поправляя свои кислотно-зелёные волосы и закручивая на пальце аккуратный хвостик сзади. Цуруги даже не помнит как эта история началась: в один день она начала слышать от Ньютман о неком Соу Хиёри. Сначала это были лишь какие-то мелочи. Мол, волосы у него красивые, стиль в одежде есть и друзья классные, кроме какого-то рыжего упыря. И Май слышала всё больше о нём и больше. С каждым днём появлялось ощущение, что для её влюбившейся до беспамятства подруги больше никого не существует. Существует только он. Соу Хиёри. — Он недавно играл за нашу школьную сборную по баскетболу! Ты видела? Он в ленте новостей о школьной жизни на обложке! — восхищённо трепетала Ньютман. — М?.. Ага, видела. — абсолютно незаинтересованно отвечала Май и продолжала кушать принесённые с собой на ланч пирожные. — Май, мне кажется он… прекрасный и удивительный человек. Кажется, я люблю его. — щёки её стали нежно-розового оттенка, а в глазах можно было заметить её искренние чувства, такие живые и совсем не наигранные. Такие и сыграть будет сложно любому актёру. Мейпл почти всегда была честна, врала редко и очень плохо. Так, что очевидную правду было видно сразу, даже думать не нужно было. На тот момент они учились ещё в шестом классе, а Хиёри, конечно же, был на класс старше. Высокий, стройный, но репутация у него была довольно шаткая, если основываться на школьных сплетнях. И, чёрт возьми, Цуруги, наверное, сразу вычислила то, что нужно было сказать её дорогой подруге. То, чего она совсем не видела. А перед её глазами сиял только его образ. Был он для неё как Боженька, а её чувства воспринимались Май все больше и больше как религия, а Ньютман как религиозная фанатка. О её чувствах даже дурак мог догадаться, ну а такой умный мудила, как Хиёри, догадался спустя лишь несколько встреч и разговоров в коридоре. Много раз Май замечала того, что не видела её подруга. Например, валентинки Ньютман в мусорном ведре, которые она дарила исключительно ему или его «занятость»: он всегда находил время для встречи с друзьями, но никак не с Мейпл, которая при любом удобном случае старалась вытащить его погулять. Выходил он лишь иногда, но и вряд ли надолго. По нему видно было, что видел он в чувствах влюблённой Мейпл лишь инструмент и того, кто может его защитить. Кто будет его защищать, непременно жертвуя собой и вылезая из своей кожи. Всё ради его внимания. Райское наслаждение, бесконечное. Длилось оно года два точно и Соу вечно делал ставки сколько же ещё будет она носить розовые очки и видеть в нём свою судьбу. Цуруги же всё равно старалась верить в лучшее: осознание к Мейпл прийдёт и она пошлёт его на хуй. Но, кажется, с ним у Ньютман оказалось туговато. Восьмой класс уже, в следующем году какие-то первые важные экзамены, а у её подруги на уме лишь этот уёбок с его отвратительной ухмылкой. Лишь завидев издалека что-то подобное этой ухмылке, Май хотелось плюнуть в лицо тому, кто медленно, но так умело разлагал изнутри Мейпл. Последние пару месяцев ей в голову настолько въелся этот образ, что она бегала за ним уже в прямом смысле. Только этим она и занималась и лишь время от времени была рядом со своей единственной подругой. Май даже без спора могла доказать, что по учёбе Ньютман скатилась из-за внезапной идеи исписать одну тетрадь стихами, а в День Святого Валентина подкинуть её Хиёри. Всё это время Цуруги терзали двоякие чувства: её одержимая подруга покидает её, но, может быть, Май опять придумала чего, а Соу действительно настолько хороший человек? А с другой стороны, Мейпл совсем не замечает что с ней стало? Ей глаза выкололи или что? С каждым днём становилась роднее картина: Ньютман мирно посапывает за партой прямо на уроке, пока учитель не вызывает её к доске. А после этого сразу следуют оправдания о том, почему ж она не поняла тему, двойка в электронном дневнике и опять приходилось успокаивать её в школьном туалете, еле сдерживая себя от того, чтоб сказать, что Хиёри на самом деле тот ещё выблядок. Держать в себе это стало невозможно и в один день она решилась: — Мейпл, послушай… Не пойми меня неправильно, но, я думаю, что вы с Хиёри не очень-то подходите друг другу. — Что?.. — голос её прозвучал несколько растеряно, а слёзы внезапно остановились. Лицо её поменялось с самого несчастного на какое-то кривое. Она не улыбалась совсем теперь, а гримаса на лице заставляла ужаснуться. Май поздно поняла, что сказала что-то не то, — Но ты же говорила раньше, что мы созданы друг для друга и даже помогала мне подкладывать записки в его шкафчик, не так ли? Май, неужели ты хочешь предать меня? Ты совсем не видишь, какой Соу хороший человек? Я думала, что мы действительно хорошие подруги… — этот угрожающий голос вернул с небес на землю Цуруги и немного заставил её притормозить со своими высказываниями в сторону Соу. Терять Мейпл из-за такой тупой ссоры ей не хотелось. Обида, как яд замедленного действия, начинает медленно расползаться по телу. Май сглатывает. — Я. прости, я не права… — чуть тише отвечает Май, чувствуя, как на плечи её сваливается невозможная тяжесть, а Мейпл будто и не заметила перемен в её голосе и настроении. Угрожающий тон Ньютман тут же сменился её обычным голосом тоже. — Всё в порядке! Я просто подумала, что ты против Мидори… Я не понимаю за что его так недолюбливают некоторые, вот и иногда на встречах его защищала! Ты молодец, что одумалась. Он правда-правда хороший! Не понимаю, почему его так не любят… Мне так жаль его… Вздохнуть получалось с трудом. Чувство обиды заполнило грудь и больно кололо при каждом вздохе. Сказать в ответ на это что-то тоже сложно. А ощущение, что она задыхается, как морально, так и физически, всё больше нарастало. Взгляд её упирается в зеркало. Цуруги с ужасом осматривает своё выражение лица. Оно даже под тонной косметики, что она каждый божий день наносила на лицо, выглядело испуганным, растерянным, будто на её глазах только что убили кого-то абсолютно невиновного. На глаза попадаются часы над зеркалом. На них было чётко видно: до следующего урока осталось всего-навсего две минуты. Май молча кивает и качает к выходу головой. Звонок почти сразу же дребезжит и подруги уходят из туалета. И всю биологию, которая шла у них после физики, Май старалась достать из гроба своё всегда хорошее расположение духа, лёгкость по отношению к проблемам и терпение. Билась как рыба о лёд весь урок. Бессмысленно. Тщетно. Урок прошёл, тема не усвоена. Взгляд её такой же потерянный, а Мейпл убежала искать этого зеленоглазого мудилу зачем-то. Май не услышала зачем, да и слушать она больше не хотела о том, кто портит жизнь её подруге больше всего. Но что она может сделать, когда он буквально поработил Мейпл, заставил её боготворить себя любимого и соорудил себе живой щит? Правильно, на вряд ли она на что-то способна. От ощущения безысходности всё больше хотелось кричать, но нужно держать себя в руках пока что. Ещё не вечер. Хотя сил доказывать Ньютман, что её возлюбленный козёл уже не оставалось. Желание залить этот мир слезами от беспомощности возрастало с каждой секундой. И она точно знала: говорить с кем-то об этом смысла нет. Никто не поймёт, она была уверена. Много кто отзывался о Хиёри хорошо, но лишь некоторые, кого он однажды действительно предал рассказывали о его настоящей личности засранца, который так брал своей харизмой. В груди всё больше оседала обида. Контролировать себя было уже невозможно. Цуруги встаёт из-за парты и идёт в медкабинет, чтоб отпроситься с уроков и уйти домой. Сафалин добрая, да и Цуруги нечасто отпрашивалась, чтоб думать о ней чего плохого. Не верилось совсем, что Мейпл дороже тот, кто нагло пользуется её чувствами, пока она так слепо верит ему. Ублюдок.***
Утро того морозного дня кануна Дня Святого Валентина началось не самым лучшим образом. Май сразу поняла, что весь день ей прийдётся слушать чуть ли не молитвы на светлый образ Хиёри, приходящегося Мейпл чуть ли не иконой, а может и отдельной религией. В это же время Цуруги, чуть ли не ставшая предательницей народа, лишь имея своё мнение о Соу как о человеке, считала его настоящим сыном самого Сатаны, если не им самим. Мейпл, как весенняя птичка, весь день трепетала о своём подарке и о том, что надеется на самое лучшее его принятие. По её словам, Мидори обещал сходить ей куда-то на свидание и даже намекал на поцелуй в переписке. По просьбе Ньютман Май читает эту переписку, от которой чуть ли не блевать тянет. Время от времени, заходя на свой второй аккаунт, она видела; как в сторисах в инстаграмме у суженого ряженого Мейпл происходила какая-то жесть. То пьянка, то какой-то концерт, девушки, с которыми он танцует медленный танец. Как жаль, что он теперь и от второго аккаунта Цуруги скрыл это всё, заподозрив что-то неладное. Гнида. Уроки всё идут один за одним, сменяя друг друга. Мейпл уже чуть ли не верещит от радости на последнем уроке. Звенит звонок. Вовремя, а то учительница литературы точно заметила бы перемену в настроении ученицы и любезно попросила бы изъяснить причину такой безграничной радости. — Я закончила! Как думаешь, он обрадуется? Сильно?! — её наивность поражала настолько, что пощёчину дать хотелось. Поймав себя на этой мысли, Цуруги стискивает зубы и сглатывает. Рука не поднимается. — Ты умница! Думаю, он правда обрадуется… — восклицает Май, чувствуя себя так, будто на момент стала им, отвечая подруге такой ложью и вновь надевая маску доброй подружки. Как долго она ещё продержится? К огромному счастью Май, подруга, будто почувствовав неприязнь её, перевела тему. Как же хорошо… Обе дошли до раздевалки и, переодевшись в свои курточки, зашагали домой. Вокруг, даже после разговоров о Соу, всё было таким милым: магазины украшены мишками и сердечками. Снег красиво лежал на крышах киосков и кафешек. Фонари уже загорелись. И внезапно опять с неба начинают падать снежинки. Летят так красиво, будто танцуют. На лице Цуруги сразу же вырисовывается улыбка. Плохое настроение будто испаряется, а к хорошее появляется, дополняя эту прекрасную картину: на улице почти стемнело, снег красиво переливается в свете вечерних фонарей. Неожиданный вопрос Ньютман возвращает её к действительности: — Май! А ты… умеешь танцевать вальс? — Ну. Папа пробовал меня научить когда-то, то давно было. — Слушай, я тут подумала… Можешь со мной потанцевать для тренировки? Вдруг завтра Хиё… — Ага-а! — радостно тянет Цуруги и тут же кладёт руку на талию подруге. Вторая краснеет от неожиданности и улыбается ей, — Ни слова больше, моя хорошая! — подмигивает она и начинает объяснять, — Смотри, я наступаю правой ногой, а ты ставишь назад левую. Потом ты на меня шагаешь с правой ноги, а я отступаю левой. Сначала прямо, а потом диагонально отступаешь и наступаешь таким же образом, поняла? — Угум… — кивает Мейпл и робко отступает назад, чувствуя, что Мейпл уже наступила. Значит её время наступать. Медленно она переставляет ногу и слышит приободряющий голос Цуруги. — Умничка, теперь быстрее! — и они повторяют это, — Хорошо, теперь ещё раз и так по кругу, ладненько? — она улыбается и танец продолжается. Всё быстрее и быстрее. Как и снежинки, они тоже кружили вальс, невзирая на косые взгляды прохожих. Улыбка сияла на лицах у обеих и когда ноги устают у Мейпл, она чуть ли не падает. Её придерживают руки Май в кожаных перчатках, — Ой-ой! Не падай только, — хихикает она и чувствует, как руки подруги заключают её в объятиях. — Май, Май! Это было прекрасно! Спасибо большое, спасибочки! — радостно щебечет Ньютман и так же чувствует объятия и руки в волосах. Цуруги сняла перчатки и начала гладить её по голове. — Не за что! Обращайся, моя хорошая! — улыбается она и прижимает к себе. Крепко, ещё крепче… В голове мелькает мысль, что она совсем не хочет, чтоб заканчивался этот вечер, чтоб заканчивался их танец, которая так же уносится в никуда. А дорога домой и беззаботные разговоры их продолжились…***
Следующий день начался очень странно. Цуруги впервые увидела Мейпл такой накрашенной. Самые длинные стрелки, яркие тени и блёстки с ярко-красной помадой сегодня смешались на её лице, полностью изменив её образ в глазах окружающих. Даже учителя сегодня косо смотрели на неё, а некоторые делали строгие выговоры по поводу этой «штукатурки на лице». Ньютман, конечно же, было фиолетово и на это, её волновал лишь Хиёри. На перемене после третьего урока ей в кои-то веки удалось его увидеть около раздевалки в коридоре. — Хиёри, Хиёри! — голосит на весь коридор она и подбегает к нему. Он оборачивается и одаривает её своей обычной натянутой чуть ли не до ушей улыбкой. — Доброго дня, дорогая! Чудесно выглядишь сегодня! — Правда?.. — восторгается Мейпл, — Спасибо большое! А у меня для тебя есть кое-что! — она начинает рыться в своём нежно-розовом рюкзачке с игрушечным плюшевым мишкой на брелочке. — Что же? — улыбается и тут же видит красиво украшенную сердечками и блёстками толстую тетрадку, наверное, в девяносто шесть листов. — Вот!.. Там стихи, они только для тебя… — поясняет Мейпл и смущённо отводит глаза. — Ого! Мне очень приятно, — улыбается Мидори и обнимает её, сталкиваясь взглядом с поодаль стоящей Май и подмигивая ей. В ответ она цокает и закатывает глаза, — Дорогая, я пойду сейчас, ты не против? Жду тебя после уроков около гаражей! — Увидимся! — радуется Ньютман и, преисполнившись предвкушением, подбегает к Май, — Всё! Мы после уроков идём на свидание! — она крепко обнимает Цуруги и она её в ответ; надеясь на то, что скоро эти розовые очки Мейпл разобьются к чертям собачьим, а Хиёри сдохнет в ближайшей канаве. Уроки сегодня шли медленно. И каждую перемену заполняли лишь речи Мейпл о предстоящем свидании. Уши уже вяли, а нудные речи учителей только доводили до изнеможения. Прекрасный день. Май сидела предпоследний урок по расписанию и слушала то шёпот одноклассников, которые так и рвались свалить с этого урока, потому что последний отменили, то гундёж учителя, то Мейпл, которая тоже как собака с цепи сорвавшаяся, хотела поскорее в к Мидори. И наконец-то долгожданный звонок звенит! Уставшая от всего этого Цуруги уже хотела возвратиться домой, но Ньютман, кажется, решила принять решение за неё и добить бедную подругу. — Май, пойдём со мной, пожалуйста! Одной мне так неловко… — Цуруги вновь сглатывает. Хочется ей томно вздохнуть, закатить глаза и послать это всё куда подальше, но отказывать лучшей подруге ей не хотелось. — Ладно, пойдём! — коротко отвечает она и быстро спускается вниз, думая про себя: «Чем быстрее это всё закончится, тем быстрее я смогу отдохнуть». Голова болела от всего, что сегодня происходило. Мейпл старалась, слава Богу, говорить о чём-то другом, переставая хотя бы на это время говорить о зеленоволосом засранце. И на том спасибо. Вот уже и дома старые, заброшка, где всегда почти тусили Хиёри и его лучший друг Рио и те самые гаражи. «Гнилое место, такое же, как Соу. Чем вообще тут заниматься?» — думает про себя Май и замечает на грязном от шин снегу листочек, исписанный розовой пастой. Очень похож на те стихи Мейпл, написанные такого же цвета ручкой. Май призадумывается и садится на корточки, осматривая листочек. Пахло от него довольно неприятно, а край листка был будто немного прожжён. — Мейпл… — Что такое? — она улыбается и оборачивается. Но не успевает она присесть рядом, как слышит истерический хриплый смех, — Это Рио! Соу должен быть где-то рядом, пошли! — Стой! — и крик её был напрасен. Её тут же взяли за руку и Ньютман побежала быстрее на громкий заливистый, но такой противный смех. За одним из гаражей слышались громкие переговоры, чувствовался запах гари и тот самый смех, служивший будто маячком, по которому Мейпл обычно ориентировалась, находясь здесь. Мейпл заходит прямо туда и Май, не хотя, следует за ней. Следующую картину не ожидал увидеть из них никто. На снегу стоял какой-то старый телевизор, а на нём лежала та самая подаренная ею тетрадка. Изуродованная. Её розовая обложка покрыта была чёрными точками сигарет, а едкий дым витал вокруг Рио и высокой фигуры рядом. Около телевизора дотлевали наполовину сожжённые листочки с теми самыми стихами, написанными от чистого сердца, лишь для него. Смех стихает. Немая сцена. По лицу льются слёзы. Сердце вмиг разбивается на тысячи кусочков. Самому Соу тоже нечего сказать. Он стоял сам так, будто вовсе не причём. Но первым нарушил паузу именно он, начав подходить к Ньютман. — Малышка, я всего лишь… — Уёбок! — выкрикивает Цуруги и даёт пощёчину Соу. — Эй, сучка! Отойди от него! — ввязывается Рио, но тут же получает кулаком под дых и ногой по яйцам. — А ты вообще молчи! Тебя не спрашивали, щенок ебаный! — истерически кричит Май и приказным тоном выдаёт инструкцию Хиёри, — Становись на колени и вымаливай прощение и пощаду, сукин сын! — Как завелась твоя подруга, Мейпл. Вот что она на самом деле всё это время думала обо мне! Настоящая преда-… — не успевает он договорить, как тут же получает ногой в пах, так же, как и Рио, и сгибается в три погибели, падая на колени. Вновь немая сцена. Частое дыхание Май сменяется до дрожи приятным удивлением. Мейпл, только что подлетевшая к ней уже давила на голову Мидори своим красивым ботинком, вычищенным лишь для этой встречи. Рио и встать не смел, пока Соу тихо что-то хрипел. Всё свершилось: розовые очки разбиты, осталась лишь жестокая тварь, готовая смести каждого, кто её обидит. Восхитительно. Из глаз её всё так же лились слёзы, смешавшиеся с тушью, но голос звучал твёрдо, будто сталь: — Если не начнёшь извиняться, я раздроблю тебе череп каблуком, выблядок. — грозно произносит Мейпл и слышит тихий хрип снизу. — Солнышко… давай не будем… Мейпл, отпусти меня, пожалуйста… — Я тебя ненавижу! — ногой она вновь втаптывает его голову в снег, — Моли о пощаде. Я не успокоюсь, мудак. — Кх… про. сти… убери ногу! — его тихий голос, в коем не было ни капли жалости, сменился таким же приказом. Мейпл убирает ногу. Водопад слёз обрушился. Ноги несут её прямо отсюда. Хотелось где-то согреться и плакать, плакать и плакать. Неужели она правда была всего лишь подстилкой? Неужели он, настолько потрясающий, что коленки дрожат от одного вида его в коридоре, способен на такое? Неужели Май всё-таки не врала про увиденные сторисы? Стыдно, глупо, больно! Надо было её послушать… Она бы точно не подвела. Она бы не оставила её. Она всегда была рядом, всегда-всегда, а Хиёри вечно уезжал куда-то на выходные и каникулы. Она всегда была рада погулять с ней, посидеть в кофейне своей матери, а он?.. Кто он вообще такой? Ноги от холода подкашиваются и она с глухим стуком падает на колени. — Мейпл! — этот голос заставляет её повернуться. Рёв слышен на всю улицу. Хотелось спрятаться и пересидеть там эту бурю и больше никогда не встречаться с Соу, — Моя хорошая, — слышен хруст снега рядом. Цуруги берёт её руки в свои и тихо спрашивает, — Колени не болят? — Нет, — всхлипывает Мейпл и чувствует, как Май встаёт, так же держа её за руки. Но Мейпл встать не может. Слишком больно. Слишком глупо. Слишком клишированная история о безответной любви. Она сама придумала себе чувства Хиёри. Может, и свои тоже. Что вообще не так с этим миром? — Вставай, — безэмоциональный голос Май заставляет её поднять голову, — Пошли со мной. — Куда? — На свидание. — Но я же заплаканная. и мы друзья… — Ну и что? — звучит слишком убедительно. Говорят, что День Святого Валентина нужно проводить с тем, кто любит и кого любишь по-настоящему. А после такой сердечной драмы действительно казалось, что Май была единственной, кто любит и дорожит ею по-настоящему. Та, кого она так долго не слышала. Та, кто оставалась с ней, наплевав на свою боль, принесённую ей же, самой Мейпл. Стыдно. — Пойдём, — отвечает Ньютман и поднимается. Ноги ужасно болят. Все колени сбиты и в больных синяках, которые заживут быстрее, чем разбитое сердце. Мозги будто отключились на время, пока Май вела её куда-то, но сладкий запах приводит её в себя. Теперь она могла хоть немного осознавать происходящее: Май ведёт её за руку, вокруг пахнет чем-то знакомым?.. Дверь открывается и Ньютман понимает куда её привела подруга, а привела она её в кофейню своей матушки. — Привет, мам! — Ой, приветик, моя сладость! И Мейпл привет! — так же откликается её мама. — Здравствуйте, — неестественно тихо здоровается Мейпл. — Булочка, тебя обидел кто-то? Весь макияж смылся! Не волнуйся, Май им всыпет. — Мам, мы уже… тут история такая, знаешь… — Ладненько, заходите! Мейпл, булочка ты наша, давай Май тебя накрасит? Грусть тебе не к лицу. Мейпл всхлипывает и идёт в служебное помещение за Май. Пока та достаёт косметику, она садится на стульчик рядом со столом. Май подходит к ней с ватным диском, смоченным мицелярной водой. От «красоты», размазавшейся по лицу не остаётся ничего. Цуруги заново наносит на её лицо тональник и аккуратно размазывает. Руки на такие дела у Май были заточены так, что через 15-20 минут Мейпл просто сияла. Тени были персикового цвета, стрелки аккуратно нарисованы, блёстки распределены равномерно, под одним из глаз красовалось сердечко, нарисованное жидкой помадой; этой же помадой были накрашены её губы. — Красавица! — восклицает Май и подводит её к зеркалу. — Вау! Спасибо большое, Май! — улыбается Мейпл и крепко обнимает её. В комнату заходит мама и по-деловому опирается на дверь. — Май, как красиво! Мейпл так к лицу этот макияж. — Спасибо, мам, — усмехается её дочь и выходит за руку с Мейпл за дверь, спрашивая, — Можно нам по горячему самому сладкому какао с маршмеллоу? — Конечно! — усмехается мама и спрашивает, — А что случилось-то, если не секрет? — Хиёри сжёг тетрадь со стихами… Я писала их для него и в этот день хотела отдать… — Ой… — женщина подошла к Мейпл и с сочувствием погладила по голове, — Моя булочка, знать цену себе надо! Всегда когда парень оставляет тебя в неведении и не согласен проводить вместе время, лучше. — Послать его! — Именно, — улыбается родительница Цуруги и гладит своё чадо по голове, — Идите развлекайтесь, какао скоро будет готов. — улыбается она и подмигивает. Они выходят за руку и садятся за последний столик, начиная говорить о том, о сём. О самом разном. Вечер этот незабываемым останется в памяти девочек. Мейпл понять не могла как в один и тот же день можно испытать счастье с радостью и ненависть с разочарованием. Но теперь этот день чётко отпечатается в её памяти. Май крепко держит её за руку и чокается с ней какао, отпивая сладкий и тёплый напиток и посмеиваясь. Событие знаменательное, всё же надо отметить его как-то. Всё равно, завтра пятница и Мейпл знает с кем его проведёт. С по-настоящему любящим её человеком и самым дорогим. С Цуруги.