Прикосновения

Когда Бен вышел из комнаты, она пробормотала: — … когда-нибудь он мне надоест, и я дам ему понять, что я не одна из его цыпочек из видеоигр, — а затем изобразила удушение, чтобы покончить со всем этим. Гордон усмехнулся: — За исключением той части, где ты отправляешь его в нокаут с одного удара? Она засмеялась: — Точно. Она открыла бутылочку с перекисью и начала перевязывать рану. Гордон поморщился, когда жгучая жидкость запузырилась на коже. Аликс слегка подула на рану. Заметив реакцию Гордона, она ехидно улыбнулась: — Слабак. Гордон тихо рассмеялся и ответил: — Спасибо, что отбивалась ради меня. — Поверь мне, — сказала Аликс, — я не против поставить Бена на место. Иногда хочется взять эту его старую игрушку и спрятать в гнезде хедкрабов. Рука еще болит? Гордон кивнул. — Я потру кожу вокруг, — сказала Аликс, — чтобы отвести кровь, когда закончу, это должно помочь. Теперь не шевелись. Кстати, я тут подумала: хорошо, что мы разобрались с Охотниками. Они могли догнать людей, если они правда в шахте. — Мм, — пробормотал Гордон, как обычно, а Аликс продолжала говорить, перевязывая его. Она уже привыкла к этому: Гордон — человек тихий, однако из-за молчания Аликс чувствовала себя неловко, поэтому болтала без умолку, просто чтобы заполнить тишину и зная, что особого отклика от Гордона не получит, а ему, похоже, и вовсе было всё равно. По словам выживших в «Чёрной Мезе», Фримен не всегда был таким. И сейчас ему нужно было разобраться с пережитым во время инцидента. Рассеянность Гордона — явный признак посттравматического синдрома — беспокоила Аликс. Но на последнего психолога в «Белой Роще» напал зомби — профессиональный риск, уникальный для практикующей психиатрии для клиентов-повстанцев, — и в любом случае Гордон никогда не оставался на одном месте достаточно долго для серьезного лечения, в котором, как была уверена Аликс, он нуждался. Научившись улавливать различие между обычной задержкой реакции и полным отсутствием внимания, Аликс поняла — сейчас Гордон полностью выпал из внешнего мира, а потому замолкла и начала напевать себе под нос. Фримен ушёл в себя, его лицо помрачнело. Иногда она задавалась вопросом, что происходит в его выдающейся голове… но иногда думала, что предпочла бы не знать. Гордона тяготило чувство вины после «Чёрной Мезы», и по сути своей он был мыслителем, а не воином. Когда они натыкались на тела погибших на очередном поле боя, Фримен неизменно прикрывал трупам глаза. Поначалу Аликс удивил этот жест. Другие люди уже давно воспринимали тела павших лишь как предупреждение о возможной опасности, но Гордона, похоже, вид убитых тревожил до глубины души. Это озадачило Аликс: разве Фримен не воевал больше двадцати лет? Отнюдь, суровый мир поражал Гордона, он не понимал вещей, которые остальным людям казались очевидными. Это, а также то, что Фримену на вид было не больше тридцати и он часто упоминал мир до Альянса, натолкнуло Аликс на мысль: с Гордоном случилось нечто, связанное с приостановкой и перезапуском времени, как бы странно это ни звучало. Выжившие учёные из «Чёрной Мезы» предполагали, что это как-то связано с Теорией относительности; в последний раз его видели, когда он телепортировался в Зен после Резонансного Каскада — когда ей было пять лет. Другие теории варьировались от потери памяти из-за сильного травматического шока до идей о том, что он экспериментировал с какой-то антивозрастной технологией — Гордон же, в свою очередь, всегда уходил от ответа. Отец сказал Аликс, что Гордон с самого начала держался особняком и был немногословен, однако она чувствовала, что по ряду причин Фримен действительно хотел поделиться с людьми ответами на эти загадки, но почему-то не мог. Это расстраивало ее. Аликс взяла на себя заботу о Гордоне, в которой, как ей казалось, он очень нуждался — молодой учёный, ставший мессией. Она хотела знать, что им движет. Она хотела узнать о Фримене всё, что только можно узнать… Но он держался так отстранённо. Аликс понимала — он защищается… Но от чего? Она украдкой взглянула на него. Он смотрел прямо перед собой с глубоко обеспокоенным выражением лица, и, если она спросит, о чём он думает, Гордон лишь поправит очки и ответит: «Ни о чём». Она разочарованно вздохнула, закончив перевязывать рану. Она нежно погладила его все еще обнаженную руку, думая о том, что она, несомненно, была самым близким ему человеком — возможно, кроме Барни, — и он явно доверял ей больше, чем кому-либо… и все же иногда он все еще был бдителен. Аликс не сводила взгляда с руки Гордона. Стоило признаться себе: Фримен привлекал её — очень привлекал — но она не была уверена, взаимно ли это. Было видно, как Гордон благодарен Аликс за то, что она рядом, однако он явно боялся даже немного приоткрыть своё сердце. И она откровенно признавалась в том, что Гордон нравится ей — по крайней мере, со слов тех, кто видел их вместе — однако Фримен оставался равнодушен. Или он сдерживал себя? Вот что волновало Аликс. Она снова вздохнула. Она хотела быть с ним, очень. Не было, наверное, ничего, с чем Фримен не мог справиться. И какие бы сомнения его не терзали, Гордон шёл своим путём. Аликс не встречала человека решительнее. Гордон никогда не жаловался, в какую бы передрягу ни угодил, хотя она бы не винила его, если бы он стал. Он не просил многого и постоянно заботился о других, делая своё дело. И он был гением — не только в науке, хотя она слышала, как другие ученые с благоговением отзывались о его кандидатской диссертации, — но и в жизни. Не было такой проблемы, для которой Гордон не мог найти решения — неочевидного, но точного. Милый и застенчивый, Гордон с трудом шёл на контакт, но делал это — ради Аликс. Он доверял ей, а она — ему. Обладая множеством талантов, Гордон отличался скромностью. Порой рискуя здоровьем, он помогал людям, которых толком и не знал. Как-то раз в Сити-17 Гордон чуть не подорвался на гранате, пытаясь вывести мирных жителей из-под перекрёстного огня повстанцев и солдат Альянса. Когда она спросила его, почему он это сделал, Фримен удивлённо ответил: «Кто-то должен был». И он, похоже, был благодарен ей за дружбу. Гордон от души смеялся над её шутками, даже когда никто другой этого не делал. Они хорошо сработались как команда — словно между ними возникла некая боевая химия. Он уважал Аликс как бойца и приходил в ярость, если она попадала под удар: его глаза темнели, лицо озарял грозный оскал, и Гордон бросался в атаку, не оставляя врагам ни единого шанса. А тех брала оторопь при виде источаемой Фрименом силы. В такие моменты она гордилась тем, что он на ее стороне, и благоговела перед его грубым мастерством. Но после боя он снова становился ботаником, который изумлялся тому, на что способен. Вытирал лоб и сгибался пополам, переводя дыхание, спрашивал Аликс, в порядке ли она, а потом Аликс отпускала шутку о том, какой он хороший боец, и он улыбался. Эту улыбку Аликс ценила больше всего. Он улыбался обычно почти не заметно, едва поднимая уголки рта, правда, стоило Гордону улыбнуться шире, как он преображался — и скромность мигом улетучивалась. Алекс радовалась, если получалось добиться от Фримена такого отклика. Ее сердце трепетало, и она чувствовала прилив… жизненной энергии, за неимением лучшего выражения. В основном только с Аликс он позволял себе такую искреннюю улыбку. Как же приятно сознавать, что ты можешь пробудить в человеке живую эмоцию!. И его глаза. Женщины на базе довольно быстро теряли к нему интерес после знакомства, так как он был таким тихим, но, тем не менее, все они отметили его глаза. Аликс никогда не встречались люди с такими, и хотя они были скрыты за очками, а веки, как у полусонного, грузно наползали на глаза, они были очень выразительными. Они как бы передавали его мысли напрямую, без мимики и слов. Ей хотелось просто смотреть в них — не украдкой, пока Гордон не заметил, а просто смотреть, впитывать в них все, что она хотела, — и увидеть, какую реакцию они покажут на это. Будут ли они беззвучно улыбаться? Будут ли они выглядеть грустными и задумчивыми? Расстроенными? Или он будет наслаждаться этой связью, как она…? Эта мысль заставляла ее мрачнеть от безответной тоски, что сводило с ума. Может быть, сейчас самое подходящее время что-нибудь ему сказать. Но от волнения внутри всё сжалось. Просто скажи ему это, то, что ты только что подумала, все это, убеждал ее голос в мозгу. Сделай это, сейчас. Она сглотнула и попыталась придумать, как это сказать— — но потом она поняла, что уставилась на его руку, медленно поглаживая ее, и что она ощущала мышцы под его кожей, пока думала. Она замерла. Как и Гордон. Он смотрел на неё, сбитый с толку. Брови слегка приподнялись от удивления. У нее пересохло во рту, и она отдернула руку. Она отвела взгляд, отчаянно пытаясь сосредоточиться на чём-нибудь другом. Пошарила руками. Что ей делать?! Аликс провела пальцами по волосам, поглядела под ноги… О Боже. Что мне сказать? У меня же на лице всё написано, он точно знает, о чем я думала — быстрее, Аликс, придумай, что сказать! Что угодно! В панике мозг лихорадочно перебирал варианты: что же сказать? Хоть что, даже откровенную чушь, пока она не умерла от смущения прямо сейчас… К лицу прилила кровь. Отступать некуда — ей придётся выложить Гордону всё как на духу… Вдруг Фримен произнёс — запинаясь, почти про себя, будто пытался вымолвить слова так же сильно, как и она: — Ты… ты могла бы… продолжить делать это… если хочешь. Ее мозгу потребовалась секунда, чтобы извлечь смысл из звуков, а затем она удивленно посмотрела на него. Он отвернулся, от волнения не мог найти себе места. Он бросил ей спасательный круг, и она ухватилась за него. Уняв мысли, протянула дрожащую ладонь и вновь нежно прикоснулась к нему. Гордон выдохнул, словно от соприкосновения рухнули оковы. Оба затаили дыхание. Она медленно выдохнула, пытаясь успокоиться, и сосредоточилась на его руке, так как смотреть на его лицо — не говоря уже о том, чтобы что-то сказать — в этот момент казалось ей чересчур. — Хорошо, что мне теперь делать? — она подумала. Надо что-нибудь сказать? Гордон ,похоже, безмятежно наслаждался процессом. Почему бы и Аликс не отдаться моменту, почувствовав контакт? И ни о чём не думать. Она нежно погладила его по плечу. Он был на удивление мускулистым. Почему-то она никогда не думала, что у него красивое тело — за исключением его лица, конечно, — но ведь Аликс редко видела Гордона в таком виде. Он, как правило, прикрывался, но была ли на то причина, Аликс не знала. Большую часть времени, когда она была рядом с ним, он носил костюм HEV, чрезвычайно громоздкий, по шею скрывающий фигуру. Без HEV Фримен обычно носил лабораторный халат с длинными рукавами или гражданскую робу, хотя Аликс несколько раз замечала, как учёный ходит в одежде, которую вроде бы носил ещё до работы в «Чёрной Мезе». Гордон почти постоянно одевался в рубашки с каким-нибудь клетчатым рисунком. Для Аликс это выглядело как-то очень типично для уроженца Сиэтла, которым он и был. Или занудного ученого-дровосека, подумала она со смешком. Она хотела о многом спросить: о его жизни до того, как они встретились, о его детстве… … и это прекрасная возможность, подсказала ей какая-то хитрая часть ее мозга. Она осторожно взглянула на него. Его глаза были закрыты, а лицо ничего не выражало. Что я должна делать, спорила сама с собой Аликс, превратить это в какое-то обнажение душ, где я узнаю его историю жизни? Я не какая-нибудь массажистка! Кроме того, она все еще слишком волновалась, чтобы что-то сказать. Она решила промолчать, продолжив разминать руку. Он ни в коем случае не был слабаком — он был достаточно развит, что крайне изумило Аликс, — но теперь она вспомнила, что Гордон взваливал на свои плечи столько же тяжёлой работы, сколько и другие мужчины на базе. Может быть, даже больше. Ей пришло в голову, что постоянное размахивание ломом полезно именно для этих мышц. Она подавила смешок, на случай, если Гордон неправильно бы это понял. Ей не хотелось объяснять, что она размышляла о том, откуда у него такие сильные руки. На остальном теле, кроме лица, кожа была бледной, как мел. С учётом того, сколько Гордон носил HEV и нечасто показывался на солнце, неудивительно. Но в таком виде Фримен казался... уязвимее. Она нежно провела пальцами по его коже, будто она хрупкая. Скованные из-за стресса мышцы медленно, медленно расслаблялись от прикосновений Аликс. Она с трепетом осознала: Гордон открылся ей больше, чем он позволял себе раньше. Этот факт пьянил девушку и вселял решимость показать Фримену: всё в порядке, он может доверять ей. Кроме того, подумала она с иронией, я, вероятно, никогда не смогу сделать это снова. Лучшее, что я могу, — это наслаждаться этим как можно больше. Теперь она использовала больше от своих пальцев, чем просто кончики, как раньше, чтобы погладить его руку. Мужчина, о котором она так много заботилась и который почему-то запрещал себе проявлять ответные чувства, наконец отворил свою душу навстречу Аликс. От этой мысли что-то сжалось в груди. Она слегка надавила пальцами на его плоть; ей захотелось обнять его, но она знала, что этого должно быть достаточно. Поборов наконец смятение, Аликс взглянула на Гордона. Неясно, что чувствовал Фримен; его беспечное лицо озадачило ее, привыкшей видеть его более живое и возбуждённое выражение. Но таким оно казалось из-за глаз, которые в данный момент были закрыты. Что же сейчас испытывал Фримен? Наверняка что-то сильно терзало его, однако лицо оставалось немым. Ей пришло в голову, что она могла бы спросить его… Она сглотнула, собираясь с духом… а затем поняла, что рискует развеять возникшие между ними чары. Безмолвие удерживало эту... кратковременную связь, какой бы она ни была. Аликс осенило: вероятно, до сих пор она неправильно общалась с Гордоном. Она любила поговорить; он был скуп на слова. Она пыталась заставить его поговорить с ней о том, что было у него на уме, что так легко приходило ей в голову, но манера Гордона была другой. Теперь она рассуждала, что он мог бы воздвигать барьеры между собой и другими, но элемент прикосновения, по-видимому, работал на более базовом, универсальном уровне, которому он изо всех сил сопротивлялся. А может быть, и не хотел этого делать. Она приложила раскрытые ладони к коже, тщательнее исследуя его руку. Ее правая рука была на внутренней стороне его бицепса, где плоть была мягче, а левая рука — на твердой мышце снаружи. От ощущения тёплого мужского тела на Аликс накатил жар. Она постаралась подавить инстинкт, но вот её взгляд поднимается к плечу — округлому, твёрдому… Плоть исчезала под бронепластиной, будто дразня девушку. Этого было достаточно, чтобы быть завораживающим — абсолютно завораживающим. Для Аликс излюбленными частями мужского тела являлись руки, плечи и шея и те места, где они перетекали друг в друга. Ничто так не возбуждало девушку, как маленький проблеск кожи, который обычно обнажается лишь на мгновение. Когда тело надёжно скрыто под одеждой, любой, даже не принимаемый как эротический, участок плоти, обнажаясь ненароком, тут же раззадоривает, и пусть воображение сделает все остальное. Аликс тяжело дышала, но не столь шумно, чтобы выдать себя. Она посмотрела на Гордона, надеясь, что его сердце, как и её, охвачено столь же неукротимым пламенем. Увиденное потрясло её: казалось, Фримен вот-вот заплачет. Девушку словно окатили ледяной водой — тёплое, обволакивающее чувство мигом рассеялось. Горя от стыда, Аликс хотела сорвать с Гордона защитный костюм и спрятаться в нём. Фримен же явно переживал нечто другое. Она сглотнула и глубоко вдохнула прохладный воздух медблока, наполненный запахами острых химикатов, сырости и человеческой крови, чтобы прийти в себя. Теперь она пристальнее вгляделась в лицо учёного. Глаза плотно закрыты. Размеренное дыхание. Немного сутулая спина. Она осторожно коснулась его руки прямо под сгибом локтя в том, что, как она надеялась, было успокаивающим жестом, и позволила ему спуститься по предплечью дальше к запястью, прежде чем повторить круг. При этом он задрал голову, сглотнув, как будто этот жест произвел именно тот эффект, на который она рассчитывала. Она опустила взгляд на его руку и медленно провела по ней ладонями, позволяя ему прочувствовать нежность ласк. Он тихо вздохнул и снова слегка наклонил голову вперед, поворачивая руку, чтобы показать чувствительную внутреннюю часть руки. Правой рукой она провела по венам на его предплечье, а левой погладила волоски на нем, осторожно выискивая каждый отдельный фолликул, насколько это было возможно, движением, которое было почти похоже на уход. Фримен всё больше расслаблялся под её прикосновениями. Развернув к ней руку и обнажив запястье, где кожа наиболее чутка к прикосновениям, учёный будто показывал, что не боится Аликс — становится уязвимым, тем не менее, доверяет ей. Понимая это, она задержала пальцы левой руки на главной артерии на сгибе его локтя, слегка прощупывая пульс. Размеренный и отчётливый, что указывало на состояние легкости, которое его тело получало от ее тактильных исследований. «Сенсорная терапия», — не без доли иронии подумала она, удивленная тем, что та часть ее сознания, которая отпускала шуточки, все еще реагировала, даже сейчас. Она слышала о «целительной силе прикосновения», как часто говорят, но, хотя она знала, что люди, как социальный вид, биологически извлекают выгоду из физического контакта с другими, она подумала, что выражение зашло слишком далеко и была неубедительным. Но в данном случае это, похоже, было правдой; она понятия не имела, что творилось в голове Гордона, но ему это нравилось, во что она почему-то верила. Кончики пальцев медленно скользнули к запястью — тому месту, которое, как она знала, люди защищали, если чувствовали себя эмоционально небезопасно, — и была вознаграждена его жестом удовольствия, когда он разогнул пальцы шире, совсем чуть-чуть, запинаясь от мельчайшей мышечной работы. Казалось, он задерживал последний вдох, выпуская его лишь частично с каждым выдохом, за которым следовал еще один небольшой вдох, но никогда не выпускал весь воздух из легких сразу. Он ждал, предвкушал что-то. Взгляд Аликс остановился на раскрытой ладони Гордона. Раньше она не обращала внимание на его руки — какие у них мягкие пальцы и в то же время мужественная форма. Блеск тонких линий пота, образующихся в складках кожи. Руки учёного, что в прошлом занимались тонкой и детальной работой в лабораториях, писали научные статьи и в целом были заняты бумажной рутиной; им не хватало мозолей или грубости других мужчин на базе, которые сражались. Кожа на нижней стороне руки была бледной, но слегка розоватой — ни одного из вездесущих порезов или шрамов, которые были у механиков, с которыми она часто работала. Она представила, как его пальцы крутят диск, регулируя увеличение микроскопа, или строчат карандашом в блокноте. Гордон работал в «Аномальных Материалах» в «Чёрной Мезе», имел дело с опасными химикатами и веществами, но всегда надёжно защищённый. Его плоть была поразительно мягкой. Аликс начала фантазировать, как бы она ощущала эти пальцы и эту руку, если бы роли прямо сейчас поменялись местами… Фантазия, которую она пыталась оттолкнуть — слишком смелая для хрупкого баланса ощущений и эмоций, которым они сейчас ступали, осторожно, как в танце — тем не менее, не исчезла, и теперь, когда она обдумывала ее несколько мгновений, казалась все более и более возможной. Она затаила дыхание. Слегка продвигая кончики пальцев вперед, совсем чуть-чуть, вниз по его ладони, она медленно, по миллиметру, приближалась к центру. Ее целью было держать Гордона за руку, и это виделось дико естественным для всех их взаимодействий до сих пор. Но он позволил ей сделать это, и он, конечно, знал о ее намерении. Наконец, кончики указательного, среднего и безымянного пальцев ее правой руки легли в центр его ладони. И теперь, медленно, рывками, его пальцы приближались к ее пальцам. Они подкрались ближе, крошечное движение мышц за раз, почти обволакивая ее пальцы… Звуки быстрых, тяжелых шагов, приближающихся к двери их смотровой комнаты, и уверенно разговаривающие мужские голоса заставили Аликс и Гордона резко выпрямиться. Убрав свою руку от руки Гордона, Аликс начала убирать разрезанные бинты и стерильные обёртки на столе. В следующую секунду в комнату вошли Майк и Соэрен, двое из медперсонала, чьи голоса почему-то звучали раздражающе громко. — О, привет, Аликс! Я и не знал, что вы двое здесь. Все в порядке? — спросил Майк, совершенно не обращая внимания на общение, которое он и его коллега только что прервали. Последовала миллисекундная пауза, во время которой Гордон не ответил, и Аликс поняла, что обычно в такой ситуации говорила бы она. — Да, все просто отлично. Гордона ранили, но так — ничего серьёзного. Родни и Бен хотели, чтобы я его перевязала, так как это была всего лишь простая работа, и в данный момент они не могли никого выделить, — Аликс говорила спиной к мужчинам, но заставила себя развернуться, чтобы поприветствовать их, когда закончила. Девушку поразило, как она смогла не выдать своё волнение. — О, хорошо, значит, ничего особенного? — Майк продолжал. Аликс радостно покачала головой: — Нет! — Нам просто нужно несколько шприцов, и Родни сказал, что здесь есть несколько… позволь подойти к тому шкафу… — Соэрен протиснулся мимо нее, и она украдкой взглянула на Гордона. Он смотрел в сторону с разочарованным лицом. Разочарованием от чего именно, она не понимала. Разочарование, что их прервали? Разочарование в себе из-за того, что он позволил своим стенам упасть? Но мгновение — и барьер вновь возведён: расправлены плечи, выпрямлена спина и лицо снова спокойно, почти сонливо, когда он смотрел на мужчин взглядом, который предполагал, что они о чем-то его попросят. Аликс стиснула зубы так незаметно, как только могла. Все их взаимодействие вылетело в окно. Будет ли он теперь более настороженным, чтобы это не повторилось снова? Будет ли он притворяться, что этого никогда не было? Почти наверняка, они оба уже некоторое время испытывали неловкость в общении друг с другом. Аликс даже не стала обнадёживать себя, что такой момент близости когда-нибудь повторится, подавив это с горьким смирением, пока продолжала стоять перед двумя врачами. — Спасибо, Аликс… Береги себя, — сказал Соэрен, выходя из комнаты с набором шприцов, зажатым в руках, когда Майк закрыл за ними дверь. Из-за спешки и наплыва работы врачи совсем не обратили внимания на чувство смятения, витавшее между Аликс и Гордоном. Они снова остались одни, и теперь неизбежная неловкость воспользовалась первой же возможностью, чтобы проникнуть внутрь. Несколько секунд они молчали, Аликс суетилась с бинтами и бутылочками с мазью. Поборов смущение, девушка сказала: — Гордон, я могу здесь прибраться… почему бы тебе не пойти проверить свой костюм? Они не смотрели друг на друга. Робко и безуспешно Гордон искал её взгляда в своего рода разведке психологической местности. Но потом опустил глаза и сказал: -… хорошо. Он соскользнул со смотрового стола и стоял там, потирая руку, как будто в раздумье. Она прошла в заднюю часть маленькой комнаты и начала расставлять бутылки по соответствующим шкафам. — Эй, Аликс? — сказал он легко, правда, это заставило ее вздрогнуть. — Да? — она рефлекторно посмотрела в его сторону. Их взгляды встретились и задержались на короткое мгновение; а затем он наклонил голову и небрежно сказал: — Спасибо. Благодарил он, конечно, не только за перевязку, однако Аликс постаралась подобрать как можно более беспечный тон для ответа: — Нет проблем. Она вернулась к бинтам и оберткам, пытаясь выглядеть невинно занятой. Он, казалось, колебался, прежде чем двинуться к двери. Она услышала, как она открылась, а затем закрылась, и девушка осталась одна. Аликс вздохнула и поникла. Она посмотрела на дверь, но, конечно же, на ней была ширма, и она не могла видеть никаких признаков его присутствия. Она прислонила голову к дверце шкафа. Так или иначе, ей нужно было перевести дыхание. И тот клубок эмоций, которые она испытывала прямо сейчас… Могла бы испытывать прямо сейчас. Она отважно оттолкнула их, зная, что позже разберется с ними по полной. Она попыталась вспомнить, о чем думала, когда они вошли в медицинский отсек, чтобы занять свое место… … но на мгновение Аликс остановилась. Только что она пережила самый интимный момент с Гордоном, самое близкое к тому, чего она так жаждала. Голова закружилась. Девушка хотела смеяться и танцевать по комнате, словно школьница, но сдержалась, позволил себе лишь улыбнуться. Затем, вернув себе прежний бодрый вид, Аликс вернулась к работе.