Мир, который уже спасен. Часть 1. Белый город.

      К тому моменту, когда Герман добрался до своего нового места жительства на улице Равелинной, ему в жизни хотелось только одного – спать. Еще немного, и он бы устроился прямо на травке, что росла по обочине дороги, – глаза закрывались сами собой, а сознание полностью отказывалось понимать хоть что-то.       Однако оказалось, что лимит знакомств на сегодня не исчерпан. Когда молодой человек все-таки доковылял до зеленой калитки, на хриплый лай Пирата вышла не тетя Шура, а какой-то незнакомый подросток – одного роста с Германом и дочерна загорелый.       -Ты кто такой? – пацан загородил Герману проход, засовывая большие пальцы за петли пояса, поддерживающего обрезанные под коленями джинсы, в которые была заправленная такая же, как и у тети Шуры, тельняшка.       -Живу я тут, а вот тебя не знаю, - буркнул тот, с трудом фокусируя взгляд на неожиданной помехе на пути к спасительной кровати. Помеха имела встрепанные темно-русые волосы, расцарапанный нос и дерзкие карие глаза.       -Это я тут живу! Говори, чего тебе надо? Воровать у нас нечего!       -Блин, слушай, ребенок, пойди в песочнице поиграй, я спать хочу, - простонал Герман, - и дай пройти…       -Катерина! – раздался откуда-то из-за кустов трубный голос тети Шуры, - пропусти его, это наш новый жилец!       -Ка… Катерина? – Герману показалось, что он все-таки заснул и во сне попал в зазеркалье, где встречает то девицу с длинной косой, которая почему-то оказывается парнем, то пацана-задиру, которого по неведомым причинам зовут Катерина.       - А что, имени такого раньше не слышал? - буркнул... точнее, буркнула та. Она вдруг смутилась, и от этого, кажется, стала еще задиристее, - и нечего тут хамить. Я тетишурина внучка, а ты вообще не пойми кто!       Герман очень не любил попадать впросак, а за последние дни это случилось уже во второй раз. Откуда он мог знать, что она девчонка? Была б хоть фигура какая-то, а то плоская, как камбала — пацан пацаном.       - Хорошим манерам, видать, у Пирата училась, - Герман плечом отодвинул неуемную девчонку с дороги, - хотя, он-то повоспитаннее будет.       -На себя посмотри! - огрызнулась та и, фыркнув, зашагала по направлению к дому. Герман только рукой махнул.       Он заснул, едва его голова коснулся уже заправленной в полосатую наволочку подушки...       Открыв глаза, Герман понял, что уже темно и, судя по всему, очень поздно. Христофор спал на соседней кровати, укрывшись махровой пляжной простыней – его силуэт угадывался в луче, падавшем из окошка от горящего во дворе фонаря.       Спать уже совершенно не хотелось, но зато желудок извивался в голодных конвульсиях. Подсвечивая себе фонариком из мобильника, Герман исследовал стол и к огромной радости нашел там банку еще совсем горячей кипяченой воды с торчащим из нее кипятильником. Быстро соорудив себе чай и достав из сумки оставшуюся от недавнего банкета провизию — несколько бананов, круассан с повидлом и апельсин (бутерброды с колбасой, опасаясь, что те испортятся без холодильника, Герман прикончил еще утром), он принялся за еду.       Утолив голод, молодой человек подобрел, сладко потянулся и, прихватив найденное под подушкой полотенце и мыльные принадлежности, отправился искать душ. Это оказалось просто райским наслаждением: вода для мытья поступала не от водопровода, а из здоровенной бочки, в которой нагревалась солнцем за день до самой наиприятнейшей температуры. Герману казалось, что с каждой каплей в него вливаются силы и надежды. Определенно ему нравился этот город. И даже существование в нем таинственных «их» в компании с двуличной блондинкой, так жаждущих получить дедовы тетради, не омрачало этого впечатления.       Возле времянки, их с Христофором отпускного жилья, горел довольно яркий фонарь, освещая примостившуюся под окном скамейку. Вокруг лампы вилась целая туча ночных бабочек и мелкой мошкары. Было тихо – шум города, не затихающий даже ночью, сюда не долетал. Только время от времени взлаивала где-нибудь собака, да порой доносились из близкого порта протяжные и печальные гудки.       Надо было как-то скоротать ночь, поэтому Герман взял из сумки тетрадь обозначенную римской цифрой II, и открыл ее.       «Заветы Великого Змея. Орден» было начертано на титульной странице. А ниже надписи — довольно умело сделанный рисунок, изображающий змею, обвивающую три сферы.       Герман поморгал, а потом для верности снял очки и поднес рисунок прямо к глазам. Сомнений не оставалось, это был тот же символ, что и на кольце, с которым он не расставался с тех пор, как сбежал от бабки.       Хелена фон Штрайнер была далеко не бедной — Герман видел у нее вещи гораздо ценнее кольца: столовые приборы, украшения, картины, которые по ее словам, хранятся в их семье со времен средневековья, когда предки переехали в Пруссию из Франции. Но почему из всего своего богатства она решила одарить внука именно этим перстнем?? Продать или заложить его по возвращении в Россию не получилось — он точно не хотел покидать нового хозяина: то ломбард оказывался закрыт, то каких-то документов не хватило. Одним словом, змея, обвивающая три сферы, так и осталась у Германа. И вот теперь подобный символ обнаруживается в дедовых записях.       Листы были исписаны более убористо, чем в первой тетради — видимо, информации нужно было вместить больше. По счастью, у деда был разборчивый почерк, так что ничего не мешало Герману читать и впитывать информацию.       Во второй части записей говорилось о том, что потомки нефилимов, каким-то чудом переживших Потоп («возможно, не в плотских телах», - гласила приписка на полях), основали свой клан, в который почти никогда не допускались посторонние, не имеющие в своих жилах крови этих загадочных существ. Поскольку знаний у них было куда больше, чем у остальных людей — их прародители не поскупились в свое время — то потомки исполинов легко добивались власти и влияния.       «Будучи порождением сил отнюдь не светлых, эти существа приложили много усилий к тому, чтобы отвратить людей от Бога. Так на земле, уже после Потопа, довольно быстро возникло множество языческих культов, во главе которых непременно стояло почитание царя-нефилима как некоего божества».       Почти сразу после Всемирного Потопа появился Орден. Он не имел никакого названия, подчеркивая тем самым, что только и есть истинный, а всевозможные другие тайные общества — лишь жалкие подражатели, не обладающие ни знаниями, ни, тем более, возможностями. Они принесли в мир магию, алхимию и прочие противоестественные науки, призванные искажать Божий замысел в угоду человеческим страстям, однако тем, кто не входил в узкий круг посвященных, выдавались лишь крупицы знаний, которые только подогревали в людях жажду сверхъестественного. «Алхимия была одной из таких подачек. В то время как десятки рядовых членов Ордена и просто наивных исследователей, не допущенных до главных его секретов, тратили годы в поиске философского камня и эликсира бессмертия, верхушка лишь посмеивалась над ними — уж им-то было точно известно, как добывать золото из ничего и жить на земле бесконечно долго, меняя тело за телом. А мистические ритуалы были нужны лишь для отвращения людских душ от Бога в поиске земных благ. Главной же целью их было бесконечное продление земной жизни, ибо они панически боятся того, что ожидает их за порогом. Но человеческие тела слишком быстро изнашиваются, поэтому они пытаются создать тела искусственные — гомункулюсов», - гласила очередная приписка, сделанная дедом к переводу.       Далее шли сточки, состоящие из малопонятных значков — в некоторых из них Герман узнал условные обозначения планет Солнечной системы, странных формул и уж совсем невразумительных к ним пояснений.       В свое время Герман не без любопытства осилил несколько книг об алхимии и не был склонен рассматривать ее как некое магическое учение, а считал лишь первыми шагами человечества на пути к современной науке, и от того, что все это писал его дед, физик, преподаватель института, стало даже как-то обидно. А уж создание живой материи из неживой вообще было из области первобытного мракобесия.       Тихо выругавшись, Герман уже занес руку, чтобы перевернуть страницу, но внезапно осознал, что ночная тьма сменилась серебристым рассветом. Стало прохладно, даже зябко, а в густой листве одна за другой подавали голос птицы. Где-то прокричал петух.       -Ну что ж, продолжение в следующей серии, - объявил Герман сам себе, с громким шлепком закрыл тетрадь и вернулся в домик. От прочитанного в голове была каша, и разбираться в ней сейчас совершенно не хотелось.       Христофор еще спал, отвернувшись к стене с наклеенной на нее картой полушарий, и молодой человек решил последовать его примеру, с наслаждением забравшись под одеяло...       Проснулся Герман от того, что кто-то громко гаркнул ему прямо в ухо:       - Подъем!!       На какое-то страшное мгновение ему показалось, что он опять вернулся в прошлое, в детский дом — от одной мысли об этом тело сковало ужасом. Но в следующий момент действительность вернулась на свои места, и молодой человек гневно бросил подушку в сторону непрошеного голоса, сопроводив бросок советом, куда обладателю оного стоит отправиться.       - Вставать пора! Бабушка зовет завтракать! - подушка опустилась прямо ему на макушку.       В ответ Герман выдал малопонятную матерную конструкцию, в которой были смешаны в равных пропорциях русские и немецкие слова, накрылся многострадальной подушкой. И... в ту же секунду каким-то неведомым образом оказался на полу.       - Ты что, сдурела??!!       - Вставай, юнга! - насмешливо проговорил над ним голос, - а то гальюны чистить пошлют!       - Для детей я не юнга, а Герман Андреевич, ну или на худой конец дядя Герман, ясно? - он все-таки разлепил глаза и сурово уставился на склонившуюся над ним девчонку. Судя по виду, та была младше его вдвое, но с чего-то решила, что с новым жильцом можно вести себя как со сверстником.       Катерина обидно хохотнула и выскочила за дверь.       Вслед ей снова полетела подушка, но... едва не угодила в вошедшего в домик Христофора. Тот ловко поймал снаряд и аккуратно вернул на место. Врач был мокрый, взъерошенный и благоухал хорошим мылом.       Воспоминание о том, как вчера обидел его, накрыло Германа с головой. Он почувствовал, что изнутри накатывает какая-то мутная волна вины и беспомощного непонимания, что же теперь делать. А еще растерянности - никогда раньше Герман не испытывал подобного.       Он в замешательстве укрылся за подушкой и оттуда мрачно пробурчал:       - Там сказали завтракать...       И снова у него возникло странное и неприятное чувство, что эти чайно-карие глаза просвечивают его точно рентгеном.       -Я знаю. С добрым утром, - дружелюбно улыбнулся Христофор.       -Угу... - пробормотал тот, пытаясь найти в сумке что-то вместо рубашки, которую планировал сейчас выстирать.       Завтрак был накрыт на дощатом столе, заслоненном от солнца листьями кряжистой виноградной лозы, невзрачные цветы которой издавали умопомрачительный аромат. Герман с Катериной обменялись хмурыми взглядами, а девчонка еще и состроила ему рожу.       -Детский сад, штаны на лямках, - прокомментировал молодой человек.       - Катерина! - тут же осадила ее тетя Шура, - веди себя прилично! Каким образом она заметила поведение внучки, оставалось загадкой - «боцмашна» стояла спиной к столу. Но Катерина сразу присмирела и начала наливать всем чай.       - Благодарю, Александра Кузьминична, спасибо, Катенька, - кивнул Христофор, садясь за стол. - Признаюсь, весь год скучал по вашему варенью.       -Варенье дочь привозит, - пояснила та Герману, - я такой ерундой не занимаюсь.       -Тетя Шура работает инструктором в местном яхт-клубе, - пояснил Христофор, и Герман с завистью посмотрел на хозяйку дома — он с детства мечтал хоть раз пройтись под парусом. Но попросить прокатить не решился.       Зато, поерзав неловко, спросил о другом:       -А эта еда… она за отдельную плату?..       И тут же получил увесистый подзатыльник от тети Шуры. -Запомни, юноша, если я кого-то угощаю, то, скорее сама пойду на корм акулам, чем возьму за это деньги, - прогудела она.       -У…угу… - пробормотал пристыженный Герман.       -Кто последний, тот и моет посуду! - заявила Катерина, одним глотком допивая свой чай и вскакивая из-за стола, - морской закон!       - Эй, нечестно!! - возмутился Герман, который только начал входить во вкус бутербродов и заканчивать с завтраком явно не собирался.       - Я помою посуду, не беспокойтесь, - отрешенно улыбнулся Христофор.       - С чего это? - подозрительно прищурился Герман, у которого ничто не вызывало такого недоверия, как чье-то добровольное желание поработать.       - Вам ведь нужно в редакцию, разве нет? - напомнил Христофор.       - А ты откуда знаешь? - поразился Герман.       -Евгений звонил, пока вы спали, - пояснил тот, - по понятным причинам он не смог дозвониться до вас, поэтому связался со мной. Он сказал, что приглашение на экскурсию остается в силе. И, если вы не будете против, он пригласил и меня.       -Да чего там… - пожал плечами Герман, - только мне в три часа газеты развозить...       -Полагаю, мы успеем. Правда, я тревожусь за Женину ногу — вывих был хоть и незначительный, но сустав пока лучше не нагружать.       -Значит, далеко ходить не будем, - отрезал Герман, который сам не был большим любителем долгих пеших путешествий.       Христофор собрал грязную посуду и унес в дом, чтобы там помыть, как и обещал. Герман озадаченно посмотрел ему вслед. Неужели, правда не обижается? Или просто делает вид? Что там вообще, за его вежливой улыбкой?       Молодой человек тряхнул головой и поднялся на ноги. В конце концов, время расставим все по своим местам.