***
Гарри проснулся и тут же пожалел об этом. Всё тело болело, голова кружилась так, что тошнота подкатывала к горлу. Зрение вообще никак не хотело фокусироваться, но судя по всему, он всё ещё был на своей койке в Больничном крыле. Раздался звоночек сигнальных чар, и к нему кто-то подошёл. — Как вы себя чувствуете, молодой человек? — Ему задали вопрос. Голос явно принадлежал мужчине преклонных лет, но понять, кто это, Гарри не смог. Он не ответил. Вместо этого Гарри попытался нащупать свои очки на тумбочке, которая как и всегда стояла рядом с кроватью, по правую руку. Попытка оказалась успешной и Гарри через несколько секунд уже смог рассмотреть пожилого мужчину с блестящей лысиной в лимонной целительской мантии, который стоял и смотрел на него с таким видом, будто сейчас сорвётся и начнёт писать докторскую диссертацию, не иначе. — Что… Кхм… Что с Томом Риддлом? — Прокаркал Гарри, и только сейчас понял, что чертовски хочет пить. — С тем юношей, которого вы так рьяно защищали? К сожалению, наши прогнозы касательно этого пациента неутешительные, — медик развёл руками, мол, ничего сделать не смогли. Гарри похолодел. — Какое сегодня число? Сколько времени?! — Он резко сел в кровати, на секунду зажмурившись от усилившегося головокружения, но потом взял себя в руки и посмотрел, прищурившись, на этого дедка, который до сих пор даже не представился. — Сегодня девятое ноября, примерно четыре часа дня, — целитель даже Темпус не призвал, хотя время с точностью до секунды Гарри и не интересовало. — Тот аврор, который напал на меня… Он напал и на Тома, заставьте его снять своё проклятье! Том же умрёт! — Зачастил Гарри, смотря на медика в упор. Но тот остался безразличен к таким тяжёлым взглядам, к сожалению. — Аврор Суитсон сейчас находится под стражей в психиатрическом отделении Мунго и я не думаю, что ему дадут в ближайшее время в руки его волшебную палочку. У бедного молодчика в голове полная каша… Гарри готов был прямо сейчас встать и дать в морду этому горе-медику. Нашёл, кого жалеть! Через две койки лежит его возлюбленный, а ему предлагают смириться с тем, что «прогноз неутешительный»! — Где моя волшебная палочка? — Невпопад спрашивает Гарри, но потом сам же её и находит: она тоже лежала на тумбочке. Никто на этот раз её не прятал. Замечательно. — У вас магическое истощение, вам сейчас колдовать нель… — Сомнус максима! — Гарри даже не извинился, пустив луч мощного сонного заклинания прямо в лоб этому дедушке. Тот всхрапнул и медленно осел на пол, мирно посапывая. Гарри с толикой зависти посмотрел на него, но не стал даже одеялом накрывать. Ему всё ещё было откровенно хреново. И всё ещё не было времени на то, чтобы привести себя в порядок. Он и так проспал всю ночь и часть дня, так что время сейчас было величайшей драгоценностью. Гарри уже привычно пошёл шариться в шкафчике с зельями. Там точно должно было быть укрепляющее и бодрящее. То, что нужно, когда ты ощущаешь себя полутрупом. — Приносим свои извинения, но приём больных временно приостановлен, — с весёлой злостью проговорил Гарри и запер двери заклинанием, а потом выпил оба выбранных зелья до дна, намеренно сильно превышая дозировку. Осторожно поставив пустые флаконы обратно, он сел на стул рядом с кроватью Тома и, поддавшись внезапному порыву, взял его за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Том был ужасно холоден, его обычная аристократическая бедность сменилась синюшностью, а ещё он едва дышал. И эти твари решили оставить всё просто так?! Вот так, запросто, оставили умирать? Извините, ничего не можем поделать, бла-бла-бла! — Всё будет хорошо, папочка, твой малыш рядом и вытащит тебя, — уверенно, но тихо проговорил Гарри и начал вспоминать свои выводы, сделанные после прочтения уймы бесполезной макулатуры. Присмотреться к ауре Тома. Создать артефакт или действовать по наитию, раз это сработало вчера вечером. Выходило не очень-то много вариантов, но они хотя бы были. Гриффиндорец вздохнул глубоко и отрешился от всего, концентрируясь на магическом зрении. Аура Тома выглядела ужасно. Как будто собака разодрала в клочья изумрудное с золотыми прожилками одеяло. Гарри стало почти физически больно на это смотреть, но прерваться он не мог. Как не мог понять, что вообще он может сделать. Идея с артефактом была точно невыполнимой: у него не было сейчас столько магических сил, сколько потребовалось бы отдать для его создания. Он помнил ауру Тома раньше: насыщенное сияние цвета индиго, которое практически сразу переходило в изумрудный, с редкими всполохами алого. Аура сильного и опасного человека. Гарри видел её не часто раньше, как и самого Тома, потому что встречи с ним не искал, сделав о нём свои выводы именно по цвету ауры. Позже, когда они уже начали встречаться, алых всполохов становилось всё меньше, а после того, как они занялись любовью, то алый и вовсе исчез, а вместо него у Тома появились золотистые прожилки во внешнем слое ауры. Гарри тогда видел, как это происходило: их ауры будто пускали друг в друга корни, пока поверхностные и тонкие, но это уже значило довольно много. Сейчас же он видел, как медленно растворялись остатки ауры его возлюбленного, некогда сильное сияние угасало, а в районе солнечного сплетения сияла черная звезда, пожирающая энергию. И всё, что он мог сделать… Гарри мог сделать ужасную глупость и поделится с ним своей аурой, магией, жизненной силой… Всем, что у него оставалось. И тут уже не от него зависел исход, тут было чистое везение. И, естественно, Гарри эту глупость сделал, напрягая свои последние резервы. Сконцентрироваться было сложно, ещё сложнее было заставить себя свою собственную ауру двигаться, а затем и соединяться с аурой Тома. Но бреши в изумрудном слиянии медленно, но верно заполнялись золотом, которое местами даже начинало зеленеть. Гарри не мог затянуть все дыры, только самые большие, но и этого должно было хватить, чтобы Том выкарабкался. А остальное… Либо со временем само придёт в норму, либо он поможет, но точно не сейчас. Правда, всё снова пошло не так: внезапно Гарри почувствовал просто ужасно сильный приток энергии, исходящий из солнечного сплетения Тома. Естественно, он не успел полностью взять это под контроль, но последствия для них двоих должны были быть минимальными… Наверное… ***вместо эпилога*** — И передайте мистеру Поттеру, когда он соизволит проснуться: если вы двое в ближайшее время снова встрянете в историю, хоть отдалённо такую же восхитительную, как эта, я не посмотрю на ваш возраст, регалии и прочее и буду вынужден принять самые вульгарные воспитательные меры! — Гарри узнал голос говорившего. Это абсолютно точно был Люциус Малфой и он абсолютно точно был совершенно не в духе. Над ухом раздался голос Тома и Гарри оцепенел на мгновение: получилось!!! — Я думаю, что сам разберусь с воспитательными мерами, сэр, — ну да, Тома Риддла не пронять никакими угрозами. — Склонен с вами спорить. Иначе школьный Лазарет не превратился бы в точку повышенной опасности: ваш… Ваш друг не устраивал бы тут дуэль и не проводил бы кровные ритуалы, а потом, словно стремясь добить всех окружающих, не устраивал бы там взрыв, ломая мой уникальный артефакт! — АРТЕФАКТ?! — Взревел Гарри, наплевав на то, что только что очнулся и вообще вроде как решил сначала разведать обстановку… — Какой к чертям артефакт?! Это он взорвался?! — Гарри слепо моргал, не особенно в силах разглядеть собеседников, но чувствуя успокаивающие объятия Тома. Больше всего на свете ему хотелось стряхнуть его руки с себя и вообще запретить этому мудаку к себе прикасаться ближайшую вечность! — Амулет Обратной Стороны Луны, мистер Поттер. И, по-хорошему, вы должны мне аналогичную по свойствам вещь, поскольку мою вы уничтожили. Я даже готов оплатить его стоимость, — Люциуса Малфоя было крайне сложно вывести из себя, — Если кратко, то всё было бы хорошо, если бы вы не сбежали тем утром из Больничного крыла. На мистера Риддла действительно было совершено нападение аврором, но у него были свидетели, и я нашёл способ заставить его снять проклятье ещё до того, как мистера Риддла доставили в Лазарет. Но я стёр память мистеру Суитсону о том, что он потерпел неудачу и, очень быстро посовещавшись с вашим другом, мы решили подделать последствия проклятия, потому что не были уверены в том, что у аврора нет сообщников в школе. С моей стороны, конечно, это был импульсивный поступок, но тогда всё казалось верным. Мы только не учли, что вы сбежите прежде, чем я успею вас предупредить. А потом меня срочно вызвали в Везингамот, так как я являюсь главным обвинителем в деле Дамблдора… Вечером же вы снова столкнулись с аврором Суитсоном, он попытался напасть на вас, а перед этим напал на медсестру, из-за чего она была вынуждена провести в Мунго почти сутки. Отдельно я должен восхититься тем, что всё это время вы находились на грани магического истощения, но при этом смогли отправить мне говорящего патронуса, противостоять взрослому, тренированному мужчине, а после, едва очнувшись на следующий день, вы вырубили медика, присланного на временную замену мадам Помфри, а затем совершили просто выдающийся своим идиотизмом поступок и сломали мой артефакт. Кажется, я пока что ничего не упустил? — Малфой посмотрел на стыдливо поникшего Тома, потом на застывшего в холодной ярости Гарри и продолжил: — Ах да. Аврор находился под ментальным влиянием Альбуса Дамблдора. Как и Рон Уизли. Как многие люди, которым ещё предстоит пройти проверку. Через неделю будет процесс по делу Дамблдора и я крайне сомневаюсь, что он сможет уйти от поцелуя дементора даже с такими профессиональными адвокатам, каких он нанял. И да, все учителя в школе должны будут пройти проверку на профпригодность, чтобы больше не было таких, как бывший декан гриффиндора. Люциус, понимая, что сейчас грянет гром, предпочёл не присутствовать при этой сцене и ушёл, даже не попрощавшись, лишь вручил Тому конверт с печатью банка Гринготс. Гарри молчал, боясь вообще сейчас сказать хоть что-то, потому что знал: потом, когда остынет, он обязательно пожалеет о словах, брошенных в запале. А Том молчал, потому что чувствовал себя чертовски виноватым и не знал, как начать вымаливать прощение. Поэтому он совершенно бездумно открыл конверт и вскользь пробежался взглядом по строкам письма. А потом перечитал его уже внимательно, хмурясь. — И что тебе пишут? — Всё ещё стараясь не сорваться и не высказать абсолютно всё, что он думает о Томе, спросил Гарри, надеясь, что там что-то незначительное, на что можно немного отвлечься. — О… Скажи, милый, а ты как относишься к горизонтальному инцесту? — Этот вопрос был задан Томом совершенно серьёзно, от чего ещё больше сбил Гарри с толку. — Э… Что? — Переспросил он, вообще не понимая, причём тут этот изврат. — Ну… После того, как ты что-то сделал с моей и своей аурой и взорвал потом артефакт, который сдерживал практически всю мою силу… Ты думаешь, это не могло остаться без последствий? Естественно, не могло. Поэтому, поздравляю тебя, мой сладкий братик, с пополнением в нашей семье ровно на меня и тебя, — он специально говорил так запутанно, чтобы дать Гарри время чуть придти в себя. Но, видимо, что-то не так рассчитал. — Да пошёл ты в жопу со своими шуточками и повернутостью на «семейных» отношениях! Что мне ещё оставалось?! Ждать, пока ты сдохнешь и сдохнуть самому от тоски или хоть что-то предпринять?! Ты не в праве вообще что-то мне предъявлять после этого! Твой Малфой мог хоть записку оставить, хоть патронуса прислать! Мог сына попросить своего меня найти! Я весь тот сраный день глотал пыль в сраной библиотеке!!! Вообще, как ты мог так со мной поступить?! Ты просто ужасный эгоистичный мудак!!! — Гарри всё же вырвался из кровати и, вскочив на ноги, сам того не заметив, просто пожелав, призвал свои очки и надел их. Хотя это было не лучшее решение. Стёкла тут же запотели, потому что он плакал. Том, смотря на своего мальчика, который всё же сорвался в истерику, молча тоже встал с кровати и, подойдя к нему, сделал то, что никогда не делал ни перед кем. Он встал на колени и посмотрел снизу вверх на Гарри. — Я виноват… — Шепчет Том, разбивая своими словами повисшую тишину. Он не оправдывается и не просит его простить. Он признаёт свою вину. Гарри смотрит в его глаза и понимает, что он не может больше злиться на этого человека. Он не простит его сейчас до конца и ещё долго будет припоминать при случае эту историю, но… Но Том живой, здоровый и рядом с ним. Нет смысла в ссоре, они оба понимают это. И Гарри, тяжело вздыхая, опускается рядом с Томом, тоже становясь на колени и ища утешение в его объятьях. — Я люблю тебя, Малыш, — шепчет Том ему на ухо, а потом целует его в макушку, и Гарри окончательно отпускает. Он рыдает, цепляясь за рубашку Тома тонкими пальцами и чувствует, как его наконец-то отпускает нервное перенапряжение. А Том, успокаивающе поглаживающий его по спине, клянётся себе больше никогда не разочаровывать своего мальчика, не держать того в неведении и не доводить того до слёз. О том, что Гарри мог погибнуть Том и вовсе старается не думать, иначе кто-то, решивший посетить Больничное крыло, не поверил бы своим глазам, застав слизеринского старосту и его милого маленького гриффиндорца сидящим на полу, обнимающимися и рыдающими в четыре ручья. — Я тоже тебя люблю, — бормочет Гарри, едва взяв себя в руки и хоть немного успокоившись. Том улыбается ему нежно и, чуть отстранившись, осторожно стирает слезы с его покрасневших щёк.***
— Серьёзно?! Ты тогда не шутил?! — Гарри, уже готовясь ко сну, нашёл то самое письмо в комнате Тома, куда они перебрались, едва стоило наконец-то выписаться из Больничного крыла. — Нет, радость моя, гоблины бы не стали насмешничать. Из-за того, что наши ауры теперь перемешаны настолько, что являются практически идентичными, то нас с тобой можно считать магическими братьями. Мне кажется, тебя это нисколько не смущало ещё вчера ночью, когда ты… — Том поиграл бровями, намекая Гарри на то, как он решил попробовать себя в роли наездника. Очень горячего и страстного наездника, который задался целью «объезжать» Тома почти всю ночь, от чего они едва смогли проснуться утром. — Я думал, что ты тогда просто ляпнул первое попавшееся в твою извращенскую голову, папочка… — Поддразнил его всё же покрасневший Гарри, — И что теперь? — Ничего, — пожал плечами Том, — Выпустимся из Хогвартса, поскандалим с гоблинами, войдем в права наследования, станем лордами, ведь твой наследственный титул от тебя никуда не делся. Потом будем готовиться к поступлению в высшие магические заведения, потом, когда отучимся, думаю, можно будет думать о браке. По статистике, ранние браки часто распадаются и окружающие смотрят на такие пары снисходительно, а вот тем, кто совершил этот шаг в более осознанном возрасте, это наоборот прибавляет очков. Это будет плюсом к нашему положению в обществе, да и вообще… — Том мог ещё долго разглагольствовать, но осёкся, видя, как Гарри побледнел. - То есть, наши отношения для тебя ничего не значат?.. — Прошипел разъяренный гриффиндорец, неосознанно переходя на парселтанг, впервые в жизни. Том только закатил глаза. — Ну, если ты настаиваешь, мы можем пожениться сразу после школы, но я бы хотел с этим повременить. Хотя… Если для тебя это так важно, то мы можем тайно сочетаться браком, а обнародовать это тогда, когда это будет нам выгодно, что скажешь, Малыш? — Кажется, он неправильно понял причину ярости Гарри. — Сразу после школы?! И у тебя всё так расписано?! Мерзавец!!! И катись к своей Дафне-Панси-Бель прямо сейчас, какого чёрта ты мне мозги морочил?! — Гарри ринулся к шкафу, в который всего несколько дней назад укладывал вещи, подаренные ему Томом. Правда, его остановили быстрее, чем он мог бы вытащить оттуда свою сумку с учебниками — всё, что он собирался взять с собой при «разводе». — Специально для тебя, милый мой ревнивый Малыш, я разжую: я говорил про то, что ты и я поженимся. Друг на друге. Без участия женщин. Станем мужем и мужем друг для друга. Знаешь, ну, тычинка и тычинка, без пестика… — Том специально перешёл на уже совсем простые сравнения, а Гарри, мгновенно сдувшийся, сдавленно засмеялся от последней его фразы. А потом до него дошёл таки общий смысл. И до кровати они смогли добраться существенно позже, потому что пусть Том и звал Гарри своим малышом, но в некоторых взрослых аспектах жизни у него были совсем не детские аппетиты.