Первый круг.
Я не думал, что всё развернётся именно так. Не думал. Ладно, нет ничего такого в том, что богач берёт себе мальчика. В наследники. На содержание. А что прикажете делать, если мальчик просто бесится от одного его присутствия? А? Он «даёт» мне свободу. Контролируя каждый шаг. Чего он вообще хочет от меня, я не могу понять? Это просто невозможно. А самое интересное — я, кажется,Второй круг.
Я не могу в это поверить. Вот просто никак. Это случилось. Именно со мной. Ладно, хуй с ним, переспал с той мадам так переспал. Особенно после того, что случилось утром. Он трахнул меня. Он вынудил меня признаться, вытянул все нервы, но, удивительно, не сдал меня в дурдом. Удивительно, только говорил откуда-то с высоты. Удивительно. Взял меня. Удивительно. Любит. Это невозможно. Ну никак. Я чувствую, как что-то внутри словно теплеет. Это счастье? Да, блять, это счастье. Настоящее. Я цепляюсь за него и дрожу, яТретий круг.
Я думал, что этот замок будет немного другим. Ну хоть как заезженные готические или как палаццо в Генуе. Но блять, не это со стаями собак! Мне интересно, почему его даже не перестроили… А сад. Сад! Представляю, что тут делают с такими деревьями, у которых большие листья, как лопухи, они ещё цветут в мае, а потом на них вырастают длинные стручки. Их что, тоже обрезают, чтобы была идеальная форма? Хотя ладно, драконы ещё ничего. Или змеи… Почему его руки напоминают змей? Они могут и задушить и обвиться вокруг меня, или вокруг чего пониже… Но он ещё и лев. Как я узнал. Я пока ориентируюсь в замке так, как только может человек, попавший туда впервые. Никак. Столько запутанных переходов и комнат… В часу третьем погода была так себе, я лёг поспать рядом с ним. Барон, оказывается, тоже любит вздремнуть, но не более. Даже когда спит, он будто готов встать. Не знаю, но мне кажется, что сны его недолгие иШестой круг.
Сегодня днём, это… Это совсем пиздец. Я даже не знаю, догадывался ли барон о таком. Однако это случилось. Может, он вёл дело с этим человеком, потому что может его заполучить именно поэтому, однако всё обернулось в ту сторону, в которую не должно было? Утром он приехал. Я увидел его сначала только краем бокового зрения, но он мне сразу не понравился. Не знаю, просто внешне не понравился. Он был похож на смесь свиньи и огромной жирной, старой, облезлой крысы. Не знаю почему, но меня всегда блевать тянет от таких людей. Потому что я знаю, что есть кто-то, кто выглядит намного лучше? Мне не повезло. Мистер Джон Бэлфорд был крупный банкир и он вёл дело с бароном именно по поводу той войны. Я уже перестал даже о ней думать, может быть, после того, как получил ожог? Ту мысль как прижгли в корне. Барон сделал это как врач, который точно знает, что это сможет вылечить болячку. Он умеет прижигать. Сначала он говорил только с бароном в отдельном кабинете. Я подслушал только совсем чуть-чуть и моё счастье, что я не получил дверью по лбу, потому что такое уже было пару раз. Видимо, плата за слишком длинные уши и нос. Интересно, когда они успели отрасти? Я мало что смог уловить, только передачу огромных сумм, какой-то контракт… Очередной на счету барона. Я очень хорошо отошёл в сторону, ближе к коридору, потому что буквально через минуту вышел Джон. Один. Я уже научился делать лицо, которое скрывает любые эмоции, даже сейчас я, несмотря на то, что меня почти что вывернуло, смог скрыть. — Молодой человек, — его голос похож на хрюканье мопса, — разрешите с вами переговорить. Я немного был удивлён, но однако согласился. Он почти схватил меня за руку и завёл куда-то вглубь коридора. В них не включали свет днём, несмотря на вечный полумрак в них. — Я только что передал барону часть моего капитала. И что дальше? — Вы ведь знаете, что вам нужно больше денег на вооружение? Нахуя мне эта информация, если я её получил буквально вчера? — У меня к вам есть предложение. Запах. Я всегда его чувствую от таких людей. Едкий запах гниющей внутри туши. Я закусил щёку. До сих пор чувствую внутри кусок висящего мяса. Он зашёл, глубже, а затем почти зажал двумя руками. Это холод. Как ледяное лезвие страха, оно ползёт к шее, рванёшься вперёд — вскроешь себе горло. — Я дам вам ещё двадцать пять процентов от той суммы, если… И тут его жирная, липкая и холодная рука поползла туда, где у меня почти саднит сосок, а вторая… я хотел закричать, но я не мог даже и пискнуть, лезвие вжало меня в стену железной ладонью, рука начала пробираться туда, где меня касался только барон, в самую сокровенную часть, мой взгляд остановился на его мерзком лице старого и противного любителя мальчиков, а ладонь хотела было накрыть мой рот… Я вскинул глаза и увидел его. Он стоял прямо за ним, подойдя совершенно бесшумно. В его глазах было видно только одно — крайнюю степень ненависти. Он пришёл в самый нужный момент, он смог меня почувствовать и понять, что происходит сейчас. Он пришёл меня защитить. — Мистер Бэлфорд. Эта грязная сука дёрнулась и обернулась. Барон, даже не закатив рукав белого пиджака, как-то перевернул его на себя и тихо проговорил: — Иди к себе. Я не помню, как я добежал до своей комнаты, даже не заперся в душе, почти что сорвал с себя всю одежду и наконец встал под тёплые струи, начав просто стирать с себя кожу, лишь бы не чувствовать этих ебаных прикосновений на себе снова и снова, я никогда не думал, что чьи-то руки могут быть настолько омерзительны, как они могут вызвать слёзы и пробивающее грудь отвращение, почему это коснулось именно меня, как такое вообще могло произойти в том месте, где я должен быть в полной безопасности, почему, почему, как я должен теперь смотреть в глаза барону, как!.. Я почувствовал, как меня берут уже другие руки. Мягкие. Прохладные, но такие приятные. Берут, вытягивают из душа, чуть-чуть обтирают и несут куда-то, прижимая к себе. Я чуть приоткрыл глаза и увидел прямо перед собой красное пятно на белом клетчатом пиджаке. Он сделал это. Ради меня. Ради своего маленького раба. Он положил меня на кровать. Я слышал его шёпот, такой же тёплый, успокаивающий, он говорил мне, чтобы я не волновался, что всё позади, и при этом он так нежно разминал мою спину, лопатки, бока, что я готов был растаять уже прямо здесь. Это невероятно хорошо. А ещё приятнее стало, когда он провёл пальцами по ложбинке сзади и вошёл в меня ими. Так нежно и ласково. Желая расслабить. Я начал стонать тут же, невозможно было сдерживаться от такого удовольствия, он массировал уже внутри и заставлял меня подтекать куда-то в простынь… Наконец он вошёл сам. О, блять, это самое сладкое. Когда он берёт меня, держит под грудью, целует в волосы и входит, входит, входит до конца, в нежно-сильном ритме, заставляет уже скулить и выгибаться ему навстречу… Наконец я почувствовал, как дрожу перед выплеском, как кончаю, таю на самом деле, от его невозможной ласки, от него самого, от его тепла, такого нечастого, настоящей милости, которая становится наиболее ценной для меня с каждым днём… Сейчас он спит рядом со мной. Даже во сне он кажется похожим на огромного, настороженного льва. Я совсем маленький рядом с ним. Уязвимый и перед моим бароном. Но от этого мне только приятнее. Я пишу быстро, пока могу. Мог ли я ещё неделю назад думать, что буду рядом с ним полностью, стану его личным мальчиком, почти пажом своего короля, который готов защищать меня хоть от всего мира, устранить любую проблему, а затем успокоить самым лучшим способом? Не мог. Иногда я готов просто плакать от счастья и умиления, он жалеет меня и берёт на руки, как ребёнка, позволяя уткнуться в свою грудь. Сбылось самое невозможное. Но при этом самое нужное и самое ценное для меня и для него…Седьмой круг.
Блять. Я конечно мог догадываться, что барон не забудет о том, что я сделал с его ковром, но не до такой же степени! Это просто что-то с чем-то. Пиздец, какое унижение. — Иди ко мне. Вот так. Снимай штанишки. Я уже хотел было подумать, что он войдёт в меня своими прекрасными пальцами, которые я так люблю, но в этот раз… Он обернул меня какой-то тканью и закрепил булавкой. Золотой. А ткань, по всей видимости, лучший отрез белого полотна, может быть, даже шёлка, стоила очень больших денег. Но обвязывать её на манер подгузника! Мне! За то, что я испугался и чуть-чуть обмочил ковёр! Я, наверное, был красный как помидор от такого. Я почувствовал, как он гладит меня по ногам. До ужаса приятно и нежно. Не чтобы соблазнить, а чтобы доставить удовольствие, самое большое и самое сладкое. Он перевернул меня на живот на своих коленях, а затем… Вынести это было невозможно! Барон провёл рукой по мне и шлёпнул. Не по заживающей части, на которую «подгузник» лёг, как оживляющая и обезболивающая повязка, такой приятной прохладой, а по той, которая всё ещё осталась беловатой. Я сейчас понимаю, как скулил и поджимался, пока он шлёпал меня на своих коленях. Я мечтал об этом! Невероятно долго, почти с того дня, когда решил найти его вновь во что бы то ни стало, я ласкал себя именно на это, я видел эти шлепки во сне, я… я желал этого! Не знаю, как он угадал, но он почти заставил меня течь у него на коленях, которые мне так нравятся. Если сидеть на них, то становится так тепло, что хочется только жаться к нему почти что лицом, чтобы он закрыл меня руками… Богатый хозяин шлёпает на коленях своего мальчика, который даже не снял пиджачок. Впечатляет. Я чувствую рядом с ним совсем маленьким и таким уязвимым перед ним же. Он может сделать, что угодно. Сейчас он доставлял удовольствие. Для меня. — Разве мальчику не говорили, что нельзя течь на брюки? Повязка была мокрая насквозь. Влага просочилась на его клетчатые брюки. Блять. Ну всё. Можно ждать чего угодно, но скорее всего, это будет очень уж приятно. До боли. Он снова схватил меня под спину и понёс куда-то, через комнаты и переходы. Его руки… Они всегда держат, как самую большую драгоценность. А может, я и есть его самая большая драгоценность? Лучше всего думать, что это так. И быть уверенным, что это так. На его руках я хочу быть самым маленьким для него. Котёнком. Интересно, почему он так называет меня, только когда я под ним? Он донёс меня до небольшой комнаты. В ней стояло что-то похожее на клетку для кроликов. Только больше. Шире. А внизу был мягкий пол. Барон почти впихнул меня в неё, действительно, как лиса маленького крольчонка в свою нору. Только не чтобы съесть. Для чего-то очень и очень горячего. — Я должен буду сейчас ненадолго уехать в ближайший город. Будь послушным мальчиком и посиди здесь. Его губы, целующие лоб… Такие прохладные и приятные… Я просидел в этой клетке часа два. Так хорошо… Тепло. Пол похож на перину, тоже мягкий и похож на расстеленное толстое одеяло. А рядом он оставил мисочку с чем-то красным, вроде вина, только чуть слаще, а ещё и печень фазана, приготовленную так же, как и в тот день… Был тот самый случай, когда мне нравится чувствовать себя маленькой игрушкой, почти кукольной комнатной кошечкой или кроликом, запертым в золотую клетку. Удивительно, но он знает и об этом. Иногда позволяя своему зверьку подлезть под руки своему хозяину. Это мило. И как-то особо лично. Интересно, а догадывается хоть кто-то о том, что во вкусе барона один маленький мальчик из бедного переулка? Я лежал в этой клетке и уже вправду начинал чувствовать себя почти что животным. Я услышал шаги. Он шёл ко мне, заметно повеселевший. Очевидно, он ездил на встречу с партнёрами по его «делам», но помнил о том, что я лежу здесь и дожидаюсь его. Я чуть привстал. Я пару раз видео, что так же привстают собаки или кошки, если видят хозяина. Я сам превращаюсь в его питомца. Он только потянул дверцу на себя, и она открылась. Странно, но я пытался её подёргать, она не поддавалась! А его пальцам она поддалась легко и просто. Совсем, как я. Дрессировщик входит в клетку со своим зверем. А дальше… Я всё никак не могу просто привыкнуть к этому, каждый раз для меня как самый первый и это… Охуительно. Другого слова просто нет. Я вообще не знаю, есть ли хоть что-то, что даёт мне такие же эмоции, такие же ощущения, как его касания… И он сам целиком. — Моя шлюшка уже научилась слушаться меня? Да! О да!.. До чего пошло, но так прекрасно… Я не знаю, как уже превращаюсь в стянутую петлю из своих же жил где-то в животе. Он нависал надо мной, видел, как я ёрзаю на этом матрасике, как смотрю ему в глаза и просто хочу этого и больше ничего! Он наслаждается этим. Ему нравится моя слабость, моя беспомощность, которая охватывает меня только рядом с ним, ему нравится моя зависимость и то, что я просто нуждаюсь в его контроле. До физического. В один день, ещё в Генуе, я остался в одиночестве почти на целый день, и блять, это было ужасно, без его присутствия и без малейших его касаний. Он снова раздевался надо мной, медленно, плавно, изводя ожиданием и заставляя уже почти что тянуться к его пуговицам и помогать раздеваться. Мои ноги раздвигались и дрожали сами собой, когда он наконец обнажил его. Я никак не понимаю, каким образом я принимаю его в себя, он просто гигантский, но… Так похож на леденец. И самое приятное, что только я могу его трогать и наслаждаться им в полной мере. Он взял меня, почти рыча, я видел как он показывает клыки и кусает меня везде, где хочет, он дразнил меня болью и удовольствием, пока не толкнулся туда, где я уже перестаю соображать хоть что-то. Я помню, как я сжался и тогда!.. он застонал в голос. Ему нравилось. Я заскулил и задрожал тоже, а потом я почувствовал, как он излился в меня, заставив пищать в тех же ощущениях следом. Это слишком хорошо. Почти невозможно вынести и вытерпеть эту пытку для особенно ценного пленника в золотой клетке. Который сам согласился попасться в руки своему дракону… Потом он лежал рядом со мной и согревал своим же теплом. Он как-то умеет любить коленями, чтобы я лежал в его руках и ногах, как в гнезде. Это очень тепло. Он согревается только в такие моменты. В остальные он почти что ледяной, но со мной он тёплый. Самый горячий из всех. Даже на солнце в жаркий день не теплее, чем рядом с ним, в одной постели, под одним одеялом и под его боком. Ради этих минут я смирился даже с теми «пощёчинами». Я готов их принять. И чувствовать снова и снова. Вместе с подгузником на мне. Но самое главное — я люблю его власть и даже жёсткость. Странно, но я иду к нему, даже зная, что он может и искусать меня, я почти бегу к нему в руки. Потому что лучше рук в этом мире просто не существует.Девятый круг
Я не могу поверить до сих пор. В то, что я не страдающий наследник, а счастливейший человек на этой земле. Я вместе с бароном, я рядом с ним целиком и полностью. Но это отличается от простого человеческого счастья. Я знал много людей, которые на моих глазах влюблялись и переживали всё сопутствующее. Здесь всё по-другому. Если бы кто-то мне сказал, что я буду танцевать перед бароном в одежде, которая едва прикрывает тело, а потом буду почти задыхаться от его рук, его тела и одуряющего запаха - я бы назвал этого человека извращенцем. А сейчас выходит так, что я и есть извращенец. Маленькая шлюха, слишком рано пристрастившаяся к изощрённым, будто ненастоящим удовольствиям. А самое неестественное - что я люблю это. Мне действительно нравится предпочитать обычным развлечениям сверстников его. Со стороны это может показаться пиздецом - мальчик спит со взрослым мужчиной, да ещё и в таком виде... Я танцевал перед ним. В той комнате было красновато-темно, он жёг какие-то благовония, от которых я двигался тяжело, но как заведённый лишь на это одновременно. Я навсегда запомню эти моменты. Его руки, которые накидывали на меня бусы из тёмно-красного камня. Ремни, одновременно похожие на корсеты, чёрные чулки на подвязках... И то, как он на меня смотрел. Я даже не помню, что я танцевал, что-то, где танцовщицы вскидывают руки и выгибают шею, но его глаза... Они смотрели только на меня, они почти прожигали, но блять, они были только мои. Да и то, что я танцевал только по его приказу и в такой одежде. И я знал, что уже просто обязан танцевать так. Потому что моя принадлежность накладывает на меня такую охуеть как приятную обязанность. Его грудь была полуоткрыта, он потягивал красное вино. И не отрывался. А я танцевал, но ноги уже не держали, и наконец я просто упал рядом с ним в приятной усталости. Он не привстал, не пошевелился, даже не стал выглядеть настороженнее. Он доверял мне. Всецело и полностью, он расслабился и теперь отдыхал полностью рядом со мной. Он лил вино в мой рот. Я глотал, мне было жарко, но приятно, а вино нисколько не охлаждало. Я хотел пить ещё. Больше и больше. Я буквально растворялся в этом воздухе, вливаясь в его тепло, несмотря на собственную раскалённость. Он стянул с меня чулочки и ослабил ремень. Дышать стало свободнее. Он гладил меня и почти почёсывал за ухом. Как котёнка. Маленького. Идеальная картина. Раб и его хозяин, купивший у него душу. И буквально вырвавший из груди сердце. Барон медленно и горячо целовал меня. Его язык и запах... Это невозможно. Слишком хорошо. Я вдруг почувствовал, как сильно нуждаюсь в нём, в моём хозяине, в его руках, в его ласке, я просто вжался в него и что-то сказал, что-то глуповатой но милое, он тихо засмеялся и стал гладить меня обеими руками, а потом опустился ниже, ниже, и я не смог сдержаться, это было так хорошо, что я стонал тихонечко, прямо ему в грудь... Я теперь был его. Целиком и полностью. Я знал, что теперь никогда и ни за что не смогу отказаться от него. Я был счастлив по-настоящему, даже без того, что я продал ему, вместе со своей душой. Я даже перестал так переживать из-за того, что думал о нём. Я стал его частью. Кусочком его сердца. Я буквально растворился в нём, стал его любовью и вечным маленьким рабом, бесценной игрушкой в умелых руках, маленьким алмазиком. И слабым местом. Такому, как он, позволена маленькая слабость. И я теперь знаю, что всегда буду делать его иным. С того самого момента, как мы стали едины. Навсегда...