Змеи

Он не был дома трое суток, уже успел обрасти щетиной. Благо, в машине всегда был запасной костюм, а некоторые рестораны работали на доставку, но это не значило, что бегать от Антоши можно было вечно. Или же он бегал от себя? Неконтролируемый страх перед собой и чувствами, что в нём бушевали, заставлял срываться на подчиненных вплоть до выстрелов в стены поверх голов. Его не узнавали, но не спрашивали о причинах, не спорили, только уважительно боялись. С перепугу команда воров забрала из питерского музея декоративно-прикладного искусства Штиглица не только нужную серьгу, но и парочку недешевых украшений, да вообще справилась быстрее, чем он предполагал. И, хотя все ждали, что после удачного завершения дела Арсений успокоится и вернётся в спокойное состояние, этого не произошло. Измеряя шагами по тысячному кругу свой импровизированный кабинет на окраине города, он усиленно перебирал слова. В голове было всё: извинения за резкость и исчезновение, крики и желание гнать парнишку подальше, которое, справедливости ради стоит отметить, он отбросил сразу, оправдания и даже признания. Только вот признаваться было особо не в чем. Мужчина не мог понять свою реакцию на банальный жест беспокойства, пока не докопался в себе до того, что тогда захотел большего. Его привычный уклад жизни рухнул в секунду, как только до него это дошло. Всё тело тянулось обратно, в окутанную уютом мальчишки квартиру, а мозг упорно подкидывал причины, почему возвращаться нельзя. Рано. Пока не сформулируется, сказать ему было нечего. Разум с завидной настойчивостью отказывался принимать новую сторону ощущений, что в нём разбудили, потому что это было неправильно. Неестественно. Хотя, по сути, что есть «правильно»? Женщины, с которым он спал, давно не вызывали и намёка на то, что мужчина теперь чувствовал. Однако он винил в этом обстоятельства, собственную неискренность и даже Бога, который не давал ему то, в чём он нуждался. А ведь Бог ему это дал. Чудо с зелёными глазами, которому было плевать, сколько у него имелось власти, денег, сколько на руках крови и следов пороха. Чудо, которое смотрело с нежностью и восхищением, даже зная всю подноготную, что обнимало заботой, ничего не прося взамен. Арсений целую вечность играл роль другого человека, так что был в праведном ужасе, когда столкнулся с собой настоящим, хотя именно этого и желал долгие годы. Он настоящий хотел позволить себе касаться Антоши не с той отцовской бережностью, что выросла в сердце чуть ли не в первые минуты знакомства. Хотел, чтобы его тогда поцеловали. Он ведь не оцепенел, нет, а покорился и был готов принять последствия этого решения. В уголке сознания трепетало предположение, что вся его злоба была вызвана поступком другого: «Я дал тебе свободу решить за нас обоих, дал всего себя на блюдечке, а ты выбрал неправильно». Или… правильно? Как будто они оба знали, что нельзя просто так взять и нарушить грань между ними. Даже если бы парень хотел, не решился бы на такую наглость. Первый шаг должен был сделать именно он, чтобы показать: так можно, разрешалось. Тот мог разговаривать с ним не так почтительно, как все остальные, мог нарушать границы личного пространства, трогая колени, руки, целуя лоб, когда захочет, но это всё не значило, что с мнением Арсения не считались. Просто парень становился смелее рядом с ним. Видимо, недостаточно смелее. Блять, это всё — несусветный бред. Он не какой-то там педик, чтобы даже думать об этом всерьез, но ведь он думал. Хотел. До дрожи в кончиках пальцев, до комка в горле, до сведённых челюстей и скрежетавших зубов. Нужно было пересилить себя, сесть в машину и умчаться туда, где его, без сомнения, ждали. Но он просто не мог. А если Антоша был просто милым наивным мальчиком и действительно не имел в виду то, что он додумал до романтичного и даже грязного? От этого было страшнее в разы. Тогда ему придётся сосуществовать в одном доме с тем, кто ломал в нём привычные устои, ничего не чувствуя в ответ. Придётся одёргивать себя каждый раз, когда мальчик будет позволять себе то, что не могли другие. Не выгонять же единственного друга из-за собственной слабости. Нет, распрощаться теперь с этим комком всего, чего ему не хватало, он больше не мог. Любые прихоти и требования, любые условия, даже ебучее разбитое сердце, только бы держать того под боком. Он резко перестал ходить из стороны с сторону и распался на мелкие куски от мысли, что Антоша мог взять и уйти. Не выдержать давления вины, подумать, что был лишним, просто освободить его от своего присутствия. Это неправильно. Вот, что действительно, блять, неестественно, ведь тот стал нужным ему. Нужным. Плевать на рамки в голове, на внутренний кризис и страх — Арсений не переживёт, если личное чудо правда решит его покинуть. Он сорвался с места, набегу набирая водителя, потому что и так тянул слишком долго. Рылся в себе, перебирал по деталям, а в итоге пришёл только к самому главному: любой ценой ему нужен Антон. Спустя трое бесконечно долгих суток Актёр наконец стремился домой.

***

Квартира оказалась пустой. Мужчина метался по комнатам, звал сожителя по имени, но находил только пугающее ничего. Парня не было, хотя сумка и вещи остались на месте. На кухне он нашёл три пустые пачки сигарет: одну с балкона и две — их с Антошей. «Ты ждал меня, переживал, а я написал тебе всего раз. Я такой мудак, господи, прости меня, подскажи, где тебя теперь искать? Весь город на уши подниму, если потребуется. Помоги мне тебя вернуть». Он осел на смятую кровать в своей спальне и по памяти набрал номер купленного им же телефона. «Только ответь, молю. О большем и просить не смею. Только ответь». Гудки шли, но на звонок никто не отвечал. Арсений звонил снова. И снова. В четвертый раз, в десятый, в тринадцатый. Ответа не было. Мужчина спустился на пол, дрожащими руками сжал устройство связи и завис где-то на грани между молитвой и потребностью грызть холодный паркет от бессилия. На двадцатый раз трубку всё же подняли, но вместо долгожданного мальчишечьего голоса он услышал до тошноты издевательский, высокий. Женский. — Твоя игрушка у меня. — Что? Кто это? Где Антон? — взгляд растерянно бегал по комнате, тело дрожало. Наверняка его панику слышали на том конце, но сейчас на это было плевать. Его мальчик в опасности. — Приезжай без своих головорезов и с серьгой. Адрес кину смской. Если не явишься в указанное время, выпущу пулю ему в лоб и даже глазом не моргну, — не успел он ответить, как звонок сбросили. Голос показался знакомым. Он слышал тот раньше, несколько лет назад, но не по телефону, а вживую. Змея. Эта казанская сучка забрала его Антошу и теперь смела угрожать. Ненависть разрасталась в груди, замещая ужас. Он всё сделает: приедет, куда скажут, отдаст ту проклятую вещицу или перестреляет всю их шайку, если хоть волос упадёт с любимой кудрявой головы. Тело прошило мурашками. Любимой. Мужчина обещал своему подопечному защиту, гарантировал, что того не тронут — и сдержит своё слово. Сменяя одежду на спортивную и вытягивая из комода в коридоре пистолет, он искал в контактах нужный номер одного из спасённых им когда-то парней. Арсений тоже имел кое-что на Змею. Если та решила играть грязно, и он также не будет мелочиться. Ему, знаете ли, тоже было, на что надавить.