***
Сонно приоткрыв глаза, Дже Ха устало провела рукой по лицу. Квартира ей не принадлежала, как и кровать, но нахождение в ней стало настолько обыденным, что собственный дом уже казался чужим. Сколько ночей подряд прошло за долгими спорами с собой? Слова Ки Мена не выходили из головы. Полемика со своим внутренним «я» не возымела должного эффекта. Совесть, гадина такая, просыпаться увы не хотела. Только иногда поднывала, когда хозяйка забывала о времени и оставалась не на ночь, а на целые сутки (может и двое, кто считает-то). Нет, дома не требовали точного отчета, наоборот. Ей уже начало казаться, будто бы все обо всем в курсе и лишь Дже Ха продолжает ломать комедию со своим «тайным другом». Но признаться окружающим в том, что ты дура набитая, которая не наступила на те же грабли, а весело на них сплясала, не так-то просто. Словно встать грязной подошвой себе на горло и пройтись пару раз. Дело не в бесполезной гордыне, скорее в осторожности. Если те самые опасения оправдаются, то на нее снова будут направлены взгляды полные снисходительной жалости. Она устала от них еще в академии, когда делала вид, что не замечает перешёптывающихся девушек, упрямо ожидая письмо с ответом. Его не последовало, но эти ощущения преследовали еще долго, заставляя презирать собственную наивность и глупость. Возможно, это еще принесет свои гнилые плоды в виде горького сожаления, но принцип не обманывать себя в вопросах чувств, укоренился еще в юношестве. Поднявшись со смятых простыней, Дже Ха долго всматривалась в умиротворенный пейзаж за громадным панорамным окном. Река продолжала своё движение несмотря на сильный ветер и большое количество туристических кораблей. «Поступить так же? Просто плыть по течению». Прошлепав босыми ногами до кухни, она застыла в немом удивлении. Ган стоял за плитой помешивая бурлящую в ней кастрюлю, параллельно нарезая овощи тонкой соломкой. Тихо подкравшись к стойке и усевшись на нее, продолжая неотрывно следить за его умелыми движениями. Но, по правде, любовалась обнаженным торсом, коим он беззастенчиво сверкал с утра до вечера. — Может вернешь мне уже рубашку? — А мне тогда в чем ходить? Ты же все мои вещи в стирку бросил. То правда, но с поправкой. Все они высохли еще два дня назад и покоились под креслом, ожидая своего часа. Что поделать, если она с ума сходила от его потрясающего запаха? Только врать и приходится. — Который час? По радио играли бесконечные душераздирающие мелодии, сопровождающиеся долгим завыванием в микрофон. Приятнее было слушать характерные звуки готовки — треск жареной еды, звон посуды и стук ножа о разделочную доску. — Five o’clock — время пить чай. Поставив кружку с дымящейся жидкостью, он пододвинул её в ожидании…чего? — Ты же не подсыпал туда яду? — За кого ты меня принимаешь? — Оскорбленно выдохнув, Ган снова отвернулся, принимаясь за готовку. Не спеша попивая несомненно вкусный и дорогой чай, Дже Ха чувствовала будто расслабляется каждая клеточка тела, насыщаясь живительным напитком. — Яд это слишком пошло. Непроизвольно хмыкнув из-за пусть и неумелой, но попытки пошутить, она грела руки о теплую кружку, наслаждаясь долгожданным покоем. Хотя стоило признать, покоя в жизни стало уж слишком много. Особенно рядом с ним. В его совсем не уютном, вовсе не милом доме. Окруженная мужским вниманием и заботой, живет теперь как глист в брюхе. «Паразит несчастный». Из динамиков раздался первый знакомый, цепляющий красотой мотив. Старая японская песня, которую часто играли на улицах. Слабый звук саксофона — низкий, навязчивый, каждая нота его болезненная и печальная. А после того, как наступила очередь мелодичного голоса певицы и к остальной музыке прибавилась виолончель, девушка на какое-то время закрыла глаза от удовольствия, наслаждаясь потрясающими ощущениями. — Не потанцуешь со мной? Ган стоял напротив с протянутой рукой. Плита была выключена, поэтому единственная возможная причина для отказа испарилась. Лишь непонятное волнение, пробужденное песней либо же не внушающим доверие партнером. Но инстинкт самосохранения не зря был выброшен в мусорку, ибо только оказавшись в его объятьях она осознала, чего так долго не хватало. «Он говорил, что я прекрасна, как цветок. Но если цветок сорвать, он быстро опадает». Полностью поглощённая ритмом танца, Дже Ха чувствовала себя так, словно последних пяти лет и не было вовсе, и он никуда не уходил. Никаких убийств, мести или обиды. Только идущая кругом голова. — Ты покраснела? — Осторожно коснувшись, зачем-то губами, лба, парень задумчиво качнул головой. — Замолчи. — Замолчал. «Я смирилась со своей грустной судьбой. Если однажды заплакала, то плакать всегда обречена». Так ли это? Стоит ли заново начинать, заведомо зная, чем все закончиться? Ведь на берегу их ждёт с очень высокой вероятностью продолжение тяжёлой и грустной судьбы. Некоторым, к сожалению, просто не позволено быть счастливыми. Иначе мировое равновесие пошатнётся, и карма выдерет каждого по тяжести совершенных поступков. — Совсем не чувствуешь ритма. Раздраженная невзначай брошенным комментарием, нарушающим состояние хрупкой фрустрации, она натянула зловещую улыбку, будто бы не обращая внимание на чуть ближе придвинувшееся тело. — Может ноги тебе отдавить? Из горла вырвался сиплый смешок, отдающий вибрацией в груди. Он не скрывал чувств — ему нравилось. Но что именно? Танец? Песня? Неуклюжая партнерша? — Насилие под такую прекрасную песню? Дже Ха наконец поняла, что именно смущало её столь продолжительное время. Ган не снял очки. Он и раньше часто их носил, но теперь они стали чем-то вроде брони, защищающей его от мира. Или мир от него. — Считаешь не в нашем стиле? «Истинно красные розы имеют шипы, но они не вонзятся, если не трогать их». Осторожно касаясь пальцами дужек, она стащила мешающую вещицу, наконец встречаясь с его удивленными глазами. В темных зрачках переливались блики, в глубине которых плескалась настоящая бездна. — Нет, как раз таки в нашем. Точно непонятно в какой момент в словаре появились слова «мы» и «наш». Просто, это казалось настолько правильным. Как и его рука, нежно приобнимающая за талию. «Погибший цветок не может цвести, но имея безжалостность я выживу в одиночку…» Они сошли с ума в самом неподходящем месте. В который раз бросаясь на амбразуру несчастий. Причем вновь без тормозов.***
Три выстрела подряд, но ни один не попал в цель. Раздраженно выдохнув, заряжая пистолет новыми пулями, Гу на миг остановился, прислушиваясь к торопливым шагам. Она появилась неожиданно, как и всегда. Смертоносным вихрем ворвалась в тир, сметая одной аурой стоящие вокруг манекены. В попытке сохранить невозмутимый вид, он отвернулся, продолжая бесполезную пальбу. — Я сейчас не в лучшем расположении, поэтому проваливай по-хорошему. Бесцеремонно разворачивая его к себе, Хикари стянула наушники, бросая их куда-то в сторону. — Думаешь, мне есть дело до твоего душевного состояния? Подняв усталый взгляд, он вдруг ядовито усмехнулся, еле слышно бормоча. — Конечно же. Холенное, некогда веселое лицо осунулось и посерьезнело. Легкая бледность превратилась в болезненную, а вечно изогнутые в полуулыбке губы искривились. Он больше не походил на того парня, пришедшего к ней в больницу с огромным букетом желтых цветов. Теперь обманчивая наружность точно совпадала с внутренним миром. Если им можно назвать его руины. — Тогда зачем ты здесь? Звонкая пощечина украсила румянцем правую щеку, заставляя голову развернуться. В мертвенной тишине зала раздалось нехилое эхо, уносящееся вглубь помещения. Широко раскрытые глаза, загоревшиеся лихорадочным безумием устремились на девушку, неподвижно стоящую на том же месте. Это было…не больно. От слова совсем. Если бы Гу составлял список, то её удар не приходился бы даже на первую тысячу. Его били намного сильнее, ломая кости вместе с сухожилиями. Но по ощущениям он определенно входил в первую десятку. Потому как непонятно откуда взявшаяся злоба вмиг вспыхнула в помутненном сознании. Хотелось схватить не знающую меры девчонку за плечи и трясти, что есть силы. А сил накопилось приличное количество, ибо Ган уже продолжительное время страдал непонятно чем. Ошивался целыми днями дома, даже иногда пропуская работу, которую приходилось делать ему. В общем раздражителей было много, а спустить не на кого. — Какой же ты подонок. — Так значит ты все слышала. — Оседая на стол Гу сложил руки на груди, анализируя происходящее. — Только интересно, что тебя расстроило больше, тот факт что Джун Дже Ха попала под удар или тот, что запись отдал именно я? Ему действительно было любопытно. Справедливости ради стоило признать, он устроил весь этот цирк только из чистого интереса. Её реакция, поведение в нестандартной ситуации, вот катализатор послуживший причиной «предательства». — Ты идиот раз ещё не понял. — Приблизившись в плотную Хикари ткнула пальцем в грудь развалившегося напротив парня. — Я поверила тебе. В тебя. — Отшатнувшись стоило ему приподняться, она замерла с выражением искреннего отвращения. — Зря, как оказалось. Ты двуличный ублюдок, играющийся с людьми ради собственного удовольствия. Тебе стало скучно, да? В этом причина. Хорошо, тогда насладись деньгами вдоволь, ведь не впервой тебе задницу продавать. — Развернувшись, напоследок окатывая ведром презрения, японка так же быстро направилась к выходу. — Я пришла только ради Дже Ха. До тебя мне нет больше дела. Оставшись наконец в одиночку, кулак со всей силы впечатался в стол. Все пошло не по плану. Четко выверенному в голове до мелочей. Каждый винтик был на месте, но по итогу он остался в проигравших. Кто как не Гу знает, — манипуляции отличный способ в достижении желаемого. Средства не важны. Важен лишь итог. А им всегда становился хаос, эпицентр безудержного веселья. Только вот сейчас почему-то не весело. И даже смятые в кармане купюры не приносят должного удовольствия. Наоборот, оповещая о позорном поражении. — Я что-то упустил?