немного о тильте

жизнь плывет затуманенным потоком перед глазами, когда акума вырубает стрим. ебанный тильт. хруст пальцев и губы, искрошенные местами, — в голове прокручивается мысль, что стримить должно быть клёво. а за этими же мыслями вывод, что в последнее время это накладно. блять. ну как же так, просто пиздец. обидно как-то. а ещё в голове пусто, и смазанные мысли неприятно пробегают мимо него, да так, что зацепиться не за что. досадно, одним словом. кажется, что в голове предательски остаётся лишь стухшая каша. акума нервно смеётся. ощущать себя расклеившимся противно. в голове идут сравнения: та каша, которая осталась в киеве на полке холодильника, тоже наверняка стухла. думать не хочется, остаётся лишь поморщиться от представления этого в голове. вот и ты, долбоёб, так тухнешь, подобно овощу. противный и непригодный к жизни заложник несчастного эксперимента «как быстро гниют овощи, выслушивая каждый день записывание треков зиэкскурседа за стенкой». если бы это было ещё всей частью проблемы. мысль о приросте новой аудитории поначалу вызывает лишь радость, однако позже всякое ликование быстро иссякает, будучи придавленным гранитной плитой последующих обязательств и чатом, который несёт лютую хуйню. акума на стриме только пытается списать всё это на рофл, просто мало кто прошарил, вот так. и акума не уверен, что готов решать проблему — у него проблем и без того дохуя. сложно за всем поспевать, особенно если желание что-то делать отсутствует, как и силы на это, а голова кажется тяжёлой. когда акума валится на матрас, мысли ощущаются вытянутыми и неповоротливыми, как в часы бессонья. эта квартира слишком душит атмосферой, хватает за горло даже тогда, когда окно настежь открыто. акума не жалуется, качает головой и думает: тут не так много пространства, но могло быть хуже. акума не жалуется, но все события оставляют послевкусие и неприятную горечь во рту. не жалуется, но хочется просто исчезнуть на время, чтобы не понимать пиздеца, который творится вокруг. на микрочастицы рассыпаться хочется прямо в квартире, и желательно улететь вместе с ветром куда-нибудь на улицу. город, в котором они поселились, пиздецки маленький, как кажется акуме, когда тот выходит выглянуть в окно — тощий и готовый в приступе жора обглодать до косточек в своей душности. руки мелко потряхивает, глаза бегают, ему кажется, что нужно отвлечься — сейчас вот-вот и снова начало очередной панички. воздух перекроет, плыть всё будет быстрыми кадрами, а под рёбрами — колоть. вот-вот и снова судорожно стараться не позвать курседа за стенкой, стараясь в лишний раз не загружать его хуйней. всё-таки проносит, всё-таки спустя время он успокаивается, не успев захлебнуться волной тревоги. внутри больного разума покоится одна только мысль — блять, нет, плесневеет — пока курсед приходит на кухню и с наглым ебалом падает на матрас рядом с акумой. парень замечает это боковым зрением и чувствует, как гость его к себе притягивает рукой. вот же любящий внимание уёбок. акума думает, что с курседом немного лучше, может потому мысли о петле сейчас немного смещаются на второй план, пусть это и временно, и — ебись оно все. акуме все ещё хуево, но когда курсед начинает по-квакающе идиотски ржать из-за херни [блять, чел, если ты думаешь, что спиздить мое одеяло — смешно, я разочарую, нихуя], то его немного отпускает, хотя заебанность не проходит и просто остаётся грузным камнем внутри. зато легче. акума знает, что курсед временами пытается поднять ему настроение. акума знает, что курсед пусть и еблан полнейший, но всегда заботливо попытается успокоить во время паничек. и всегда почему-то легче становиться от присутствия, когда настроение плывет от точки «а» до «засыпьте мое тело клочком земли пожалуйста и оставьте гнить тут» курсед может скрывать своё лицо патлами сколько угодно — акума даже отвернутым от него будет чувствовать этот внимательный взгляд. курсед говорит в лоб «если тебе хуево, можем поговорить» и притягивает акуму ближе к себе. хочется одновременно высказаться о том, как его все заебало, обо всем наболевшем, и одновременно нихуя не хочется. хочется курседа рядом, чтобы просто был[желательно молчал, потому что рот его, когда какую-то херню ляпает, просто неимоверно хочется засосать с целью заткнуть]и лежать лицом придавленно в матрас, чтобы нихуя не слышать и не видеть. акуме кажется, что среди всего отсыревшего внутри него, ложась курседу на грудь, он находит издохшийся механизм внутри себя, едва пашущий — но который вырабатывает нелепое тепло в груди все равно.пиздец.сопливо до тошноты.слишком шумно в голове. страшно. это то, что люди называют «доверие»? акума сглатывает слюну с мессивом непонятных чувств, ему кажется что он думает сейчас слишком громко — оттого неловко, но акума пытается сцепить свои мысли в кучку. был бы тут другой человек — он бы увернулся, не захотел бы говорить. был бы тут другой человек — акума в лишний раз бы для себя выделил, что курсед единственный, кому он нелепо доверяет[и захотел бы найти петлю в своей квартире, потому что курсед не выглядит как тип, которому доверять кажется действительно хорошей идеей] курсед не заставляет его высказываться, но акуме все равно хочется.просто в голове уже нестерпимо держать все мысли, они царапаются внутри, судорожно отравляют сознание. акуме хочется простого чего-то и тёплого — почувствовать себя ребенком, проехавшимся коленками по асфальту, которому по итогу ранки задувают и обрабатывают с нежностью перекисью. перекись, конечно, нежной не бывает — зато акуме нравится представлять, что курсед таким иногда может быть. нравится думать, что возможно сейчас один из таких моментов, потому что все еще барахлит чем-то тёплым от поглаживаний курседа в успокаивающем жесте рук. все ещё сопливо слишком и приторно, до липкого пота и обдающего спину покрытую мурашками холода — в мыслях все ещё слишком триггерно, чтобы не думать о том, как собак приучают к любви, так и людей точно также — привязывают, а потом бросают на улицах, жалобно скулящих. акума не собака, конечно, но привязанным себя чувствует до разъедающего чувства страха изнутри и мелких подрагиваний пальцев, до колючего ощущения тревоги, судорожно разваливающегося внутри. вдыхает. нужно собраться с мыслями. еблан все ещё кажется больно заботливым по истечению минут двенадцати, весна видимо плохо влияет. сам нарвался, курсед сам виноват. почему не хочешь оставить меня со своим одиночеством? — на кухне, короче, знаешь, смотрю когда на тряпку, понимаю, что совсем завонялась, стухшим пахнет.смотрю на пятно жира, и приходит такое стрем понимание…мне кажется, что так пахнет весь мир, короче.я тупой совсем, да? потом смотрю на подливу к макаронам, думаю…представляю, блять.и пугаюсь ещё сильнее — на кровь похожа! весь мир пахнет кровью, мне иногда именно так и кажется.я после новостей постоянно чуть ли панички не ловлю, даже когда пытаюсь утрамбовать в себя пищу, чтобы не сдохнуть от голода, отключить мозг и перестать думать не получается.пиздец, да? акума посмеивается все ещё нервно, пока курсед молча выслушивает и оглаживает его щеку большим пальцем.хмурится только, поджимая губы. акума рассказывает про то, как заебался от чата, и про то, что нихуя не понимает как менять всю сложившуюся ситуацию — стримить уже не кажется отдушиной, порой вызывает местами дискомфорт, когда катки на стриме сходят на луз — обидно же, бля, ведь до него выигрыши сплошные были.нет, когда чат нормальный и с рофлами какими-то, то может быть классно, а когда доту просят вырубить и сердечками ставить — да ну это пиздец же какой-то, а.хуйня, короче. может и по хуйне тильтую. на языке горчит, уже завтра, ожидается — интоксикация искренностью и комок мыслей про «зря» и «не надо было» —это пиздец, чел. сегодня акума предпочитает ни о чем не думать, утыкаясь в плечо курседа. —да вывезем, ты че, блять.это пиздец, но если такая херня уже, сразу как возможность появится, может, сходим к специалисту? я с тобой схожу, если нужно, в плане — помогу записаться, все дела.если панички уже сильные…блять, не тильтуй, ублюдок. курсед звучит расстроенно, акума слышит переживание в его голосе. акума заебался, но мазки губ по виску и макушке вызывают усмешку. мягко, едва ощутимо накрывает чужие губы, нежно сминая. у акумы аллергия кажется на все происходящее в мире, все события вызывают кашель и раздражение — курсед единственное, что пусть и временно, но дарует покой. как странно, но курсед и покой едва связываются в его голове — просто, наверное, реально головой тронулся.просто влюбился безнадежно в уебана. курсед кипятит им обоим чай, берет две коробки с лапшой быстрого приготовления, говорит «заканчиваем тильт, время смотреть комедии» акума выдыхает.акума не против.акума все равно ничем и не занимается в последнее время, а когда курсед крепко сжимает в объятиях — существовать немного спокойнее. объятия почти трепетные и теплые, что разрывать их совсем не хочется. курсед шепчет «люблю тебя, ананас ты ебанный» и акума не может сдержать глупой усмешки.