***
Почти каждое утро капитан Стеклова встречала с уже знакомым чувством помутнения. Работа — лофт — коньяк — похмелье. Этот порочный круг иногда разбавлялся, разве что, коньяком посреди рабочего дня и командировками, а так, в целом, укрепился на правах образа жизни Есени в последние полгода. Когда она… убила Родиона, ровно через неделю Стеклова узнала, что беременна. Она была не в силах в одиночку справиться с горем, заполнившим её жизнь, однако, ради ребёнка, его ребёнка, которого Есеня во что бы-то ни стало, намеревалась оставить, она твёрдо решила беречь себя, а значит, беречь и дитя. Казалось, что весь мир был не важен теперь, когда у неё появился новый смысл жизни, но грёзам о роли материнства так и суждено было остаться лишь грёзами: прогрессирующие мигрени лишь усилились после смерти Меглина и вот, однажды утром, она спускается по лестнице отцовского дома, где осталась переночевать и хватается за виски от резкого спазма, а дальше — просыпается в реанимации, после выкидыша. Горе морально раздавило и без того скорбящую Стеклову, поэтому теперь она жила скорее чтобы не причинить боль отцу, чем от жизнелюбия. Причин задержаться в мире было все меньше, а перспектива однажды навсегда уснуть в старой ванной лофта, окрашенной собственной кровью, становилась всё более привлекательной. Спасали лишь галлюцинации, в которых он иногда являлся ей. В основном — во время анализа, на работе. Теперь она понимала Родиона, как никогда прежде. Бывшая стажёрка стала практически копией своего наставника. Она перенесла те же беды, что выпали на долю майора, и всё меньше и меньше держалась за жизнь. Именно поэтому она стала блестящим следователем, продолжив их дело, используя его пресловутый метод. В частности, конечно же, никакого метода и не было. Просто, пройдя тернистый путь тяжёлых лишений, усугубив свою генетическую предрасположенность к маниакальной шизофрении, Есеня Стеклова стала острее чувствовать «наших», как называл и всех почти безобидных чудиков и вполне опасных маньяков Меглин. Сознание то и дело подбрасывало подсказки, искусно играя с её чувствами. Вот и сегодня, работая над очередным «тупиковым» делом под Липецком, Стеклова стояла посреди места преступления в старой хрущёвке и спорила с собственным подсознанием. — Что видишь? — уже привычно медовый баритон задел глубинные струны её очерствевшей души. Есеня обернулась в сторону источника звука. Галлюцинация была слишком реальной, чтобы убеждать себя в обратном или же бороться. Признаться честно, она и вовсе не желала бороться с этим. — Жертва — женщина тридцати лет, красивая, ухоженная, одинокая. Умерла быстро, от удушения сзади чем-то похожим на цепь со звеном около 1 см. — Не туда смотришь, как обычно, — закатил глаза собеседник. — В суть смотри. Признаки и Саня твой без труда тебе расскажет. Тут ума много не надо. — Никакой он не мой! — по-детски обидчиво возразила Есеня собственному сознанию. — Конечно не твой, — ухмыльнулся Меглин. — Ты у нас по мертвецу убиваешься, дура. Есеня не ответила, лишь с укором посмотрела на Родиона и отвернулась. Затем ещё раз осмотрела комнату и заговорила: — Жила скромно. Убийца вошёл без взлома, значит знал её или привела добровольно. — Есеня перевела взгляд на хмурого наставника и тот скрестил руки на груди, внимательно слушая умозаключения стажёрки. Она ненадолго задумалась, а после — добавила: — Привела ухажёра. — Ну вот, уже ближе, — цокнул языком Меглин и грузно сел в потёртое советсткое кресло, которое жалобно заскрипело под весом мужчины. Есеня с интересом наблюдала за плодами собственного сознания и отмечала про себя, что иллюзия была просто безупречной. — Думай, что упускаешь? Она задумалась и слегка прикусила левую щеку. Судя по крестику на груди, женщина была верующей. На спине — глубокие старые шрамы, словно от розг. Есеня надела перчатки и прошлась по квартире, обыскивая шкафчики и полки. — Набожная была. Не по своей воле: воспитали так, — Есеня обвела взглядом комнату и указала на икону, прикрытую платком. — Чувство стыда привили. Грязной себя считала, наказывала. За что? — капитан Стеклова подставила табурет, встала на него и прошлась пальцами по высокой антресоли, собрав немного пыли руками, она наткнулась на твёрдый предмет в плотном белом пакете. Есеня достала его и покрутила в руках. Это был большой фаллоимитатор чёрного цвета. Совершенно классический, если только не учитывать размеры. — А баба-то с огоньком была, — усмехнулся Меглин. — Думай. Как он её выбрал? Где нашёл? — Исповедалась, — вдруг осенило Стеклову. — Умница, девочка, — вдруг задорно растянул губы в улыбке Родион и Есеня широко улыбнулась в ответ. Вмиг иллюзия исчезла и капитан вышла из комнаты, направляясь к местным полицейским, чтобы разузнать информацию о ближайшей церкви.***
Оглушительный колокольный звон вызвал очередной незначительный приступ мигрени. Есеня привычно скривилась, но быстро собралась с мыслями, поправила серую трикотажную юбку длиной ниже колена, надела очки-пустышки без диоптрий и толкнула входную дверь. Сержант местной полиции сообщил Стекловой о том, что в ближайшей церкви есть два священника: отец Георгий и отец Дмитрий. Одному — 63, другому — 42. Сегодня на службе был тот, что моложе. Есеня попала как раз под конец литургии. В центр храма вынесли Евангелие и крест, батюшка начал читать молитвы, а люди стали произносить свои имена, затем многие выстроились в очередь и начали подходить к священнику, тихо шепча ему о своих пригрешениях. Стеклова стояла в стороне и внимательно изучала окружение. Когда всё завершилось и люди стали выходить из церкви, она задержалась. Это не ускользнуло от взгляда батюшки. Тот дал кому-то поручение, снял с себя часть церковной атрибутики и устремился к ней. — Впервые в нашем храме? — буднично поинтересовался священник и протянул ладонь для приветствия. — Отец Дмитрий. — Оля, — слегка смущённо произнесла Есеня и нарочито несмело ответила на рукопожатие, слегка прикусив нижнюю губу. — Рады новым прихожанам, — слегка поклонился мужчина.- Переехали к нам в Троицкое? — В гости, ненадолго, — улыбнулась Есеня. — Отец Дмитрий, я бы хотела в грехах покаяться, да вот только сложно мне со всеми вместе. Это будет впервые… — Приходите завтра утром, перед литургией, — понимающе произнёс священник. — Спасибо, — улыбнулась Есеня, а затем кивком попрощалась и вышла из церкви.***
Стеклова заселилась в номер сразу после посещения церкви: простая, постсоветсткая комната, 9 квадратных метров, одноместная кровать с пружинным матрасом, тумбочка, лампа на торшере, стол, стул. Комната была со своим санузлом. По большому счету, ей было плевать, где ночевать. Лишь бы не на улице. Есеня сбросила обувь и забралась на кровать. Та прогнулась под весом девушки и жалобно заскрипела. Капитан Стеклова разложила документы и принялась изучать, надкусив кокосовый «Гематоген», который прикупила в аптеке вместе с обезболивающим. — Думаешь, отец Дмитрий их убивает? — произнесла в пустоту Есеня в надежде начать диалог с собственным подсознанием в лице Меглина. Её вопрос потух в полной тишине комнаты. Ответа не последовало. Стеклова разочарованно вздохнула и перевернула очередную страницу дела предыдущей предпологаемой жертвы. Признаки те же: молодая, такая же «серая мышка», также задушена, крестик на груди. «Не спас», — с досадой подумала капитан Стеклова. — А я ничего не думаю, — вдруг в углу комнаты прозвенел долгожданный баритон. — У нас с тобой одна голова на двоих, если забыла. Меглин ухмыльнулся и пальцем постучал по макушке. — Лучше ты мне скажи, убийца он или нет? — наставник прошёлся вдоль комнаты, сложа руки за спиной и внимательно изучая Стеклову, почти прожигая взглядом. Есеня пожала плечами и достала из кармана флягу, открутила крышку и сделала глоток. — Не рановато для коньяка? — недовольно скривился Меглин. — Тебе никогда рановато не было, — парировала девушка и отсалютовала флягой, прежде чем сделать ещё один глоток. — Вот же язву взростил, — театрально сплюнул мужчина и сел на стул. — Ты же сам хотел, чтобы я работала также эффективно, как ты. — Но ты решила только бухать также, я правильно понял? Есеня недовольно прыснула. — Тебе когда возвразить нечего, ты всегда вот так:"пфф» делаешь. Обрати внимание, — Меглин откинулся на спинку стула, наблюдая за тем, как Есеня медленно закипает. — Лучше помоги с делом, мне твои нравоучения не нужны. — А я думаю, что очень даже нужны, — безапелляционно произнёс мужчина. — Ты себя разрушаешь, Есеня, прекращай. — Значит, тебе можно было, а мне — нет, так, что ли? — возмутилась Стеклова. — Так. — Это ещё почему? — Я был старым алкоголиком, а у тебя — вся жизнь впереди. — Моя жизнь оборвалась вместе с твоей, а потом и с Верочкиной, — глаза Есени заблестели от слёз. — Родион, прекращай читать мне нотации. Ты сам знаешь, что со мной всё и так ясно. Я не выйду замуж за Женю или Сашу, не заведу семью. Я любила и всё ещё люблю тебя и это не изменится. Поэтому всё, что мне осталось — это пить за счёт конторы и маньяков мочить. Ну, чем не метод, а? Стеклова подмигнула мужчине сквозь слёзы, а он недовольно усмехнулся.***
Утром следующего дня Есения Андреевна надела свой новый наряд, который лже-Меглин окрестил «мисс благодетель» и направилась в церковь. Когда отец Дмитрий увидел её, то сразу же предложил начать церемонию исповеди, чтобы успеть до начала службы. В храме почти никого не было, кроме женщины, которая продавала свечи на входе и молодого алтарника. Когда всё было готово, священник помолился и спросил имя Есени, а она без зазрения совести солгала, но где-то в глубине души стало немного не по себе. Она всё думала, с чего же начать и даже немного волновалась, попутно вспоминая голливудские фильмы и диалоги на исповеди в католической церкви. Когда отец Дмитрий накинул на голову Стекловой длинную, широкую, богато расшитую ленту — епитрахиль, огибавшую его шею, она, по его просьбе, заговорила: — Простите, Отче, ибо я согрешила, — уверенно начала она извечной фразой из Голливуда, не зная, правильные ли слова произносит. — Я лгала, злилась на того, кого люблю. Есеня ощутила небольшой ком в горле. Осознав, что всё же играет спектакль, работая под прикрытием, она добавила: — Много пила, изменяла, отдавалась другому без любви, трогала себя… И делала это много раз, когда представляла себя с тем, кого уже нет в живых. — на этой фразе она слегка подняла глаза вверх, чтобы считать реакцию священника: тот был немного удивлён, а когда их глаза пересеклись — смутился и увёл взгляд, но, нужно отдать ему должное — работу свою он выполнял с достаточной долей выдержки и такта. Где-то за алтарём, в районе притвора, что-то шумно упало на пол и Есеня отвлеклась. Убедившись, что наговорила достаточно, чтобы отправиться прямиком в Ад не отходя от места, на котором стояла, она быстро закончила свою пламенную речь дежурной фразой, что раскаивается в грехах и обещает так больше не делать. Отец Дмитрий также быстро закончил церемонию, дал ей поцеловать крест и откланялся, приглашая на предстоящую службу. Есеня поблагодарила его и встала «в первом ряду», чтобы на предстоящем мероприятиии не упустить ни одной детали. — Ну ты даёшь, конечно, — усмехнулся Меглин и опёрся плечом об одну из колонн храма. — Изменяла мне, значит? Серьёзно? — Ну, технически, мы тогда ещё не были вместе… — слегка покраснела Стеклова, произнеся это едва слышно. — С Женей. Ты и сам всё понял, когда приехал за мной однажды… — Помню я, — отмахнулся Родион. — Не похож наш священник на убийцу. Вообще какой-то… не из «наших». — Вот и я так думаю, — вздохнула Есеня. — Второго завтра проверим.