Да, у меня тоже, может, есть крылья, Но болит недостаточно сильно. лампабикт — «Крылья»
Когда Арсений смотрит на Антона, ему хочется плакать. Отец часто повторяет, что юноши, особенно если они принцы, владеющие огромным королевством, никогда не должны проливать слёзы. Однако он никогда не объясняет, как справляться со своими эмоциями при виде друга детства, избитого до кровоподтёков и дрожи по всему телу. Глаза Антона в такие моменты очень грустные и оттого даже блеклые, они теряют цвет лепреконской шляпы и становятся серыми, точно почва в тётушкином садике. Но они по-прежнему мягко светятся, ласково и нежно, тщетно пытаясь скрыть всю боль. Сердце сжимается каждый раз, когда Антон проходит мимо, силясь выдавить жалкую улыбку, и бредёт в свои покои. Маленький Арсений думает, что там он зализывает свои раны, словно лисица из сказки, но взрослый Арсений знает: Антон ложится на кровать, закрывает глаза и пытается уснуть, чтобы хоть ненадолго прервать эту пытку. Антон — мальчик для битья, один из тех, что принадлежат принцам в Англии, и, будь воля Арсения, он бы эту безумную традицию отменил навсегда, сжёг бы все пергаменты, подробно описывающие, как воспитателям стоит наказывать за непослушание. Мистер Вайт этим правилам следует неукоснительно и, кажется, даже получает удовольствие от вскриков, плотно сжатых губ и синяков на чужом теле. То, что Антон слишком юн для насилия, его не интересует. Малейшая провинность Арсения на уроке географии отпечатывается на щеке Антона. Неважно, опоздал он, забыл название реки или просто на секунду отвлёкся и выпал из повествования — всё равно отвечать за это тому, кто за долгие годы стал роднее брата. — Перестаньте, пожалуйста! Он же сейчас потеряет сознание! — Десятилетний Арсений кидается в ноги учителю и практически целует носки дорогих бархатных туфель. Сильная рука на мгновение отпускает хрупкое тело Антона, и тот едва не падает оземь. Он похож на кучку грязных тканей в королевской прачечной, но только не на одного из пышущих здоровьем парней, какие в их же возрасте помогают в конюшне или на кухне. За несколько лет должен был привыкнуть к унижениям, но к такому не приноровишься, особенно если тебя не щадят и каждый раз бьют в разные места. Арсений не знает точно, остались ли на бледной, почти прозрачной коже места без синяков, потому что Антон всегда стесняется переодеваться при нём и предпочитает делать это за закрытыми дверями. Мистер Вайт переключается на Арсения. Его тонкие губы кривятся в презрительной ухмылке, а брови напоминают двух не слишком ровно нарисованных птиц. Если бы ненависть можно было использовать в качестве волшебной силы, он бы уже давно пылал в огне. — Ваше Высочество, вы слишком драматизируете. Пора бы уже привыкнуть и признать, что это правильно. Как ещё мы должны бороться с вашими ошибками? «Любым другим способом!» — хочется рявкнуть Арсению, но он не может позволить себе сорваться на крик. Повысишь голос хоть на полтона — и Антон снова ответит за чужой проступок. — Ваши знания должны быть безукоризненными, для этого я нанят Его Величеством и служу исправно уже многие годы, — приосанившись, с нескрываемой гордостью добавляет мистер Вайт, и в наступившей тишине слышно, как трещат швы его жилета, с трудом обхватывающего полное тело, похожее на венскую вафлю. — Вы остаётесь здесь лишь потому, что учили моего отца, — чеканит Арсений, находящийся в шаге от ярости. Лишь по рваному вздоху Антона он понимает, что сделал, и тут же бросается к нему, отчаянно закрывая руками. За дерзость обязательно последуют удары, и настало время почувствовать хотя бы крупицу той боли, что испытывают из-за него другие. Антон пытается оттолкнуть его, шепчет тихо-тихо: «Не нужно», — но Арсений упрямо качает головой и с немым вызовом смотрит в глаза учителю. Тот, к всеобщему удивлению, лишь глухо смеётся. Громкие фразы Арсения для него сродни лаю крошечного щенка на огромного медведя, а наивные попытки пожертвовать собой вызывают только снисхождение и лёгкую досаду. — Вы правда так думаете? Отнюдь не люблю хвастаться, но сейчас с удовольствием продемонстрировал бы вам все свои достижения. Впрочем, если сыну короля абсолютно… как бы выразились слуги… чихать на образование… — Арсений морщится от количества яда в его интонации. — Я попросил бы не задерживать ни себя, ни нашего дорогого Антона. Арсений думает, что мистера Вайта слушаются все советники и высшие чины, а сам Сергей Третий снимает усыпанную драгоценными камнями корону в его присутствии. При этом при виде милейшей кухарки Кэтти, которая всегда прячет для сладкоежки-принца разные вкусности, терпит капризы Её Величества и готова помочь любому, все отворачиваются и демонстративно зажимают нос, якобы от неё пахнет объедками. Арсений ненавидит несправедливость. — И хотя ваше рвение помочь другу я мог бы назвать похвальным, это лишнее. Антон вовсе не страдает, так ведь? Строгий взгляд мистера Вайта заставляет вздрогнуть двоих одновременно. Антон поспешно кивает и слизывает с искусанных губ тонкую струйку рубиновой крови. — Я в порядке, сэр. Всё хорошо, Ар… Ваше Высочество.***
Когда выдаётся свободный день по случаю бала в замке, они сбегают от бесконечных примерок праздничных костюмов. Антон сам предлагает, застенчиво глядя на уставшего принца, готового уже отвечать всякими нехорошими словами каждому, кто вновь обратится к нему или попытается снять мерки. Эти слова он однажды слышит от незнакомых мужчин на судоверфи и решает на всякий случай запомнить, мало ли что. Конечно же, Арсений радостно соглашается, и вот они мчатся быстрее ветра по полному бледно-жёлтых нарциссов и нежно-розовых лилий лугу и смеются так, что все гномы, спрятавшиеся в своих домиках под землёй, негодуют. Щёки Антона удивительно румяные и напоминают яблоки с королевского обеда, а длинные руки, которыми он размахивает, сейчас выглядят как крылья. На недавние попытки «воспитания» намекает лишь маленькая ссадина на лбу, которую Арсений не может игнорировать. — Антон, а наш доктор правда заботится о тебе? — робко спрашивает, когда они укладываются прямо среди цветов и наверняка пачкают пыльцой одежду. Небо над головой такое бескрайнее, а облачка плывут неторопливо и важно, ведь им точно некуда спешить. Изнеженные бабочки кружат над лугом, и Арсений, если честно, им немного завидует: насекомым не надо учиться. — Конечно, — с готовностью отвечает Антон, который за пределами замка точно меняется. Его плечи расправляются, и сам он наполняется уверенностью и добродушием. Но мягкая улыбка и полный тепла взгляд неизменны. — Не волнуйся за меня так, пожалуйста. — Как же я жду своего восхождения на престол, — мечтательно вздыхает Арсений. Это будет день, когда в его покоях разольются целые реки пунша, потому что мистер Вайт уйдёт из замка и Антон наконец получит долгожданную свободу. И пока что это единственная — зато какая важная! — причина стать взрослым и таким же скучным, как отец. Разговоры о торговле, подданных, войнах и пудингах ужасно утомляют, но ради Антона Арсений готов потерпеть. Правда, тот радости не разделяет. — Тебе придётся жениться на какой-нибудь принцессе, — укоряет Антон, разглядывая свои сцепленные в замок руки, и Арсений смотрит на него удивлённо и с некоторым возмущением: — На какой ещё принцессе? Вообще-то я хотел сыграть свадьбу с тобой. — он теряется под конец. Антон, очевидно, сбит с толку. — А разве так можно? — Не знаю, — пожимает плечами Арсений. — Да и мне всё равно. Ты же не против, правда? — в его голосе теплится плохо скрываемая надежда. Антон прыскает. — Ты чего? — Я просто представил себя в свадебном атласном платье… — теперь смеются уже оба. — Конечно же, я согласен, Арс!***
Время идёт, но декорации остаются теми же. Здесь тонкие травинки щекочут босые ноги, огромный огненный шар лениво закатывается за горизонт, а небо похоже на палитру талантливого художника. Им семнадцать лет, и кажется, что вся жизнь впереди. Для Арсения она заключается в мучительно долго заживающих синяках Антона, пусть их гораздо меньше спустя несколько лет (детская непоседливость практически всегда уступает место лёгкой меланхоличности). — Не замёрз? — заботливо спрашивает Антон, обнимая чуть крепче и проверяя, не покрылась ли мурашками нежная кожа принца. — Нет, — отвечает почему-то шёпотом Арсений, и его улыбка такая тёплая, что смогла бы растопить льды далеко-далеко отсюда. Уже позади дни, проведённые за совместным изучением грамматики и весёлыми играми, уже минули вечера, когда Арсений помогал доктору ухаживать за ранами на незагорелом теле Антона, переставшего смущаться и согласившегося жить в одной комнате (он не отказал бы в любом случае, но очень хотелось послушать нелепое и взволнованное арсеньевское «Я о тебе переживаю, вдруг ты лунатик и бродишь по ночам? Я должен проследить!»). Оба понимают каким-то волшебным шестым чувством, что им надо быть ближе друг к другу, в этом их потребность, точно такая же, как в еде и питье. Выслушаны внезапные откровения вечно закрытого в себе Антона, который осознаёт, что Арсению может доверять как никому другому. Ему ведь очень больно, и в душе корабли о скалы разбиваются вдребезги, но защитить Арсения — его долг, пусть даже из врагов только собственные демоны, прячущиеся в тёмных уголках разума. Арсений, когда слышит об этих переживаниях, просит ударить его. — Давай! — он забавно выпячивает грудь, готовый ко всему на свете. Антон смотрит в изумлении и испуганно машет головой. — Ты что, я же не могу… — Можешь, бей! — решительность Арсения подобна бездонному морю, в котором они оба тонут. — Пожалуйста, я хочу почувствовать то же, что и ты. И глядит так проникновенно, что зрачки звёздами светятся. Антон несмело приближается и, зажмурившись, тыкает своим маленьким кулачком в его грудь, точно котёнок лапкой. — Сильнее. Представь, что я твой самый страшный кошмар. Представь, что я… — глаза Арсения зажигаются, как всегда, когда он что-то придумывает, — мистер Вайт. И Антон пытается освободить эмоции. Это трудно, ведь Арсений, который в воображении должен превратиться в строгого учителя, пока что остаётся Арсением — самым дорогим человеком во всём мире и тем, кто ни в коем случае не должен испытывать боль. Но его мольбы берут верх, и Антон на пробу пихается и затем совсем не больно, но уже ощутимо толкает. И тут же распахивает глаза, чтобы удостовериться, что всё в порядке. Арсений выглядит довольным и расслабленным. Это успокаивает. Однажды королевская семья едет на отдых на юг, и Антона, конечно же, берут с собой. Его сердце заходится в предвкушении чего-то светлого и приятного, пока Арсений, сидящий рядом с ним в экипаже, готов скакать от радости. Никогда ещё они не испытывали такого счастья, и оба по приезде сразу же бросаются на пустынный пляж строить домики из песка. И неважно, что они далеко не дети. Целыми днями они бегают по окрестностям и играют в первооткрывателей диких земель. Зелёные листья служат им деньгами, плоды, сорванные прямо с деревьев, — драгоценностями, а привезённое с собой дурацкое огромное одеяло, втайне порезанное на куски, — белым флагом, который непременно должен красоваться на самом видном месте, чтобы все знали: это владения двух отважных парней на «А». А потом вдруг появляется Ирина. Дочка какого-то графа, она селится в коттедже неподалёку и почему-то всегда появляется рядом в самый неподходящий момент. Королева Татьяна без ума от неё, а одна из её фраз отпечатывается в памяти обиженного Антона навсегда: — Вот, Арсений, наконец-то с девочкой подружишься! Ирина, несомненно, красива, умна и, ко всему прочему, отлично строит глазки. Арсений сразу же приглашает её играть с ними, и Антон надеется, что она, как и все девчонки, встречавшиеся на его пути, окажется брезгливой. Но нет, у Ирины прекрасно получается взбираться на скалы, преодолевая опасных чудовищ, а потом отряхивать запылившуюся юбку и идти дальше. Когда Арсений обращает на неё слишком много внимания и надолго задумывается прямо посреди игры, чуть не попадая под меч коварного короля эльфов (дерева с длинными ветвями), Антон, вечно чувствующий себя лишним, не выдерживает и уходит. Он уже успевает заскучать, пока один бродит по берегу, прислушивается к гулу волн и рисует на песке диковинные узоры. Заразительного смеха и удивительных шуток Арсения так не хватает, что нередко посещают крамольные мысли вернуться и просто отворачиваться каждый раз, когда Ирине нужно помочь сразиться с врагами (этим всегда занимается кавалер Арсений). Но упрямство Антона побеждает, поэтому он остаётся, раздражённо топает ногой и с досадой смотрит на разрушенный песочный дворец, теперь похожий на размазанную по тарелке яичницу. Арсений прибегает с извинениями тогда, когда Антон совсем не ожидает: желая отвлечься, он идёт помогать Татьяне убираться в их небольшом, но уютном летнем доме и внезапно увлекается. У примчавшегося, точно на крыльях, Арсения одежда кое-где порвана, а руки исколоты шипами, зато пальцы крепко сжимают изящный стебель дикой розы. — Это тебе, — виновато улыбается он, и Антон тает. Ради него залезть в непроходимые заросли на самой высокой скале… Это действительно герой его романа. Арсений вдруг ступает чуть ближе, и Антон уже готов к родным объятиям, но вдруг его губы сталкиваются с чужими. Вначале хочется отпрянуть и засмеяться, мол, это ты новую игру придумал? Но Арсений целует настойчиво, хоть и неумело, и Антон несмело отвечает. Голова кружится от нахлынувших чувств, и стоять на ногах очень трудно, хочется взлететь и парить в небесах, точно свободная птица. От Арсения очень приятно пахнет домом, его волосы мягкие, точно заморские ткани, а губы на вкус как самый сладкий сорт клубники. Антон совершенно точно может сказать, что пропал. — Я люблю тебя. Тебя, а не её. Антон знает, что любит тоже.***
А теперь они лежат на своём любимом лугу, повзрослевшие, возмужавшие, но, самое главное, сохранившие свои чувства. — Пойдём, тебя наверняка потеряли. — Антон нежно целует Арсения в висок. — И почему я должен присутствовать на каждом балу? — он закатывает глаза. — Я бы хотел провести эту ночь с тобой. — А как же разодетые девицы, которых тебе прочат в жёны? Они будут скучать, — ухмыляется Антон, который мог бы за это получить ласковый подзатыльник, но Арсений даже пальцем его не тронет: слишком уж болезненны воспоминания о наказаниях. Вместо этого они прижимаются лбами, ощущая горячее дыхание и трепет ресниц, и смеются в унисон. После они бредут к замку, взявшись за руки. — Тебя ведь не будет на балу? — спрашивает Арсений с едва заметной грустью в голосе. — Что мне там делать? — пожимает плечами Антон. — Лучше почитаю Шекспира. — Хочешь вызвать у меня зависть? Я же могу отравить тебя. — А потом и сам умрёшь от горя. Вперёд, Ромео! — звонко смеётся Антон, невольно вызывая улыбку Арсения.***
Торжественная музыка, заглушающая шуршание пышных юбок, стелется по тронному залу, где глаза рябит от многообразия цветов. Голубые платья и белые розы в причёсках дам удивительно сочетаются с лайковыми перчатками кавалеров; звонкому смеху и ямочкам на щеках вторят сдержанные улыбки. Готовится к выступлению хор, состоящий из мальчиков с самыми лучшими голосами в Англии: одни трепещут перед встречей с королём, другие храбрятся, но дрожь в коленках выдаёт их с потрохами. Арсений узнаёт, что это бал-маскарад, лишь перед самым началом. Он наотрез отказывается от тяжёлого блондинистого парика, из-за которого даже пот течёт по лбу, но с удовольствием принимает из рук слуги изумрудную маску с тонкими прорезями, едва оставляющими пространство для обозрения. Да, его всё ещё довольно легко узнать, но, возможно, чужие роскошные наряды отвлекут внимание девушек, прибывших в замок только для того, чтобы его соблазнить и затем успешно выйти замуж. Пожалуй, ему нравятся балы, не смущает даже вечный пафос, которым пропитаны золотые украшения, портреты прежних правителей и увитые заморскими растениями фонтаны тронного зала. В Арсении ведь тоже есть голубая кровь: генами заложено смотреть на всех свысока и с едва заметным презрением вкупе со снисхождением. Антон всегда смеётся с этого надменного взгляда и называет принца индюком. Антона и правда очень не хватает. Под сладостные мелодии Арсений танцует сначала с одной девушкой, изображающей, очевидно, павлина: её дорогое даже на вид платье украшают настоящие перья. Рядом тут же оказывается дама постарше: из-под изящной шляпы с тонкой вуалью выбиваются седые пряди, а во время вальса она отвешивает топорные комплименты и явно намекает на что-то неприличное. Здесь это, впрочем, не редкость, и Арсений, мечтающий прогнать её с позором из замка, спешит откланяться. Девушка в бирюзовом платье появляется в тот момент, когда Арсений прожигает взглядом столик с напитками и думает, стоит брать уже третий бокал пунша или всё же остаться в здравом уме и трезвой памяти. Она поразительно высокая, точно одна из статуй в бесценной сокровищнице короля, и, если бы не каблуки Арсения, он бы оказался гораздо ниже. Лицо девушки скрыто под маской так, что разглядеть можно только блестящие глаза в обрамлении пушистых ресниц, которые она, впрочем, всё время прикрывает, отводя взгляд в сторону. «Ещё одна будет набиваться в невесты», — вздыхает Арсений и всё же делает новый глоток. От рома становится жарко, кажется, у него даже пылают щёки, но это единственный способ развлечься в однообразном тронном зале. — Скучно здесь, правда? — обращается он к девушке, рассеянно поправляющей складки платья. Та поднимает голову, несколько секунд прожигает его нечитаемым взглядом, а затем кивает. — Вы позволите пригласить вас на танец? — зачем-то предлагает Арсений. — С пьющими не танцую, Ваше Высочество, — вдруг хихикает низким голосом девушка, и эту интонацию не перепутать ни с чьей. — Антон? — громко ахает и тут же сконфуженно понижает тон. — Но как ты… — Оказался здесь? — Да нет, влез в это платье! — Арсений указывает на украшенный узорами в виде бабочек лиф. — Тебе нравится? — Антон, придерживая юбки, шутливо крутится вокруг своей оси и с трудом удерживает равновесие: вечная неловкость не исчезает даже в облике девушки. — Оксана знает, мы вместе искали портного, а потом она помогала изобразить… формы. — Ты выглядишь прекрасно. — смущение одолевает его целиком и полностью. — Так что там с танцем? Милый, давай немного быстрее, мы с трудом отыскали туфли подходящего размера, но больше получаса я в них не выдержу. Арсений прыскает, но мгновенно, точно по команде, принимает серьёзный вид, вытягивается струной и изящно кланяется. Антон отвечает осторожным реверансом и слегка вздрагивает, когда его талию с нежностью обхватывают. Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди, и это незабываемое чувство однозначно стоит волнения и отчаянных попыток скрыть от Арсения готовящийся сюрприз. Они переплетают пальцы в белоснежных перчатках, и никого на свете больше не остаётся, лишь робкая мелодия клавесина сопровождает их лёгкую поступь. Влюблённых взглядов не скрывают даже маски. Слегка кружится голова, и Арсению необыкновенно хочется чудить. В такт музыке он приподнимает удивлённого такой силой Антона, из-за чего все юбки трепещут, создавая волны. На пивотах голова кружится, и всё вокруг смазывается, превращаясь в бесконечную карусель из образов. Их ноги очерчивают прекрасные узоры на полу. Кажется, кто-то за спиной перешёптывается, но это не имеет никакого значения, пока они танцуют, танцуют, танцуют, не отрывая глаз друг от друга. Когда заканчивается мелодия, Арсений улыбается так, что внутри что-то щемит, и тянет Антона за собой, бережно, ловя при этом любопытные взгляды окружающих. До этого они пусть и танцевали в самой глубине зала, но неизбежно привлекали внимание, поэтому теперь уже весь зал знает, что принц нашёл себе очаровательную спутницу. Кто-то недовольно хмыкает, другие обречённо вздыхают и лишь некоторые искренне восхищаются красотой этой пары. Счастливый Антон тихо смеётся. Арсений, украдкой оглядываясь по сторонам, чтобы никто ненароком не помешал им, распахивает светлую дверь, которую даже сложно заметить за мощной колонной. Он зажигает подсвечник, неровный свет которого выхватывает из темноты помещение размером с ушко иголки. Дверь со стуком захлопывается, и Арсений нетерпеливо прижимает Антона к стене. — Можно? — спрашивает он и, дождавшись кивка, аккуратно снимает маски и Антонов парик. — Ты такой красивый… — обращаясь бережно, точно с хрупкой статуэткой, обхватывает ладонями его лицо и целует в губы. Антон плавится, растекается маслом, зарывается пальцами в любимые каштановые волосы. Арсений постепенно спускается чуть ниже и вот уже оставляет хрупкий поцелуй на скуле, на шее, вылизывает полосу от уха до подбородка и от подбородка до ключиц. Всё это слишком страстно и мокро. Антон весь сейчас податливая масса, и возбуждение в низу живота распространяется слишком быстро. Арсений, увлечённый головокружительными ощущениями, не сразу замечает, как чужая плоть упирается ему в бедро, но после лёгкая ухмылка появляется на его раскрасневшемся лице. Значит, не только он хочет сейчас зайти гораздо дальше обычного. Стеснение с каждой секундой будто испаряется, потому что Антона, особенно в этом невероятном наряде, такого нежного и женственного, хочется. Он бы никогда не подумал, что платье, надетое поверх юношеского тела, будет вызывать такую бурю эмоций. — Арс, — сглотнув, шепчет Антон, освобождаясь от остатков нерешительности. Кажется, оба ошеломлены тем, что они сейчас будут творить. Арсений послушно опускается на колени — видно лишь взлохмаченную чёрную макушку. Отбросив в сторону такие ненужные сейчас перчатки, он осторожно приподнимает край платья, точно боясь порвать его. Если бы не волнение и бешеное биение сердца Антона, он бы рассмеялся из-за того, сколько ещё нижних юбок и сложных конструкций этого наряда придётся преодолеть Арсению. Тот тоже задумывается, но просто так порвать драгоценный наряд представляется кощунством. Тогда Антон старается помочь и жмурится до бликов, когда Арсений влажными губами прижимается к коже у края брэ и скользит языком по выступающей косточке. Он вытягивается струной, чтобы достать до впалого живота и огладить его, а затем поцелуями соединить небольшие шрамы и синяки, оставшиеся от наказаний, и Антону, прижавшемуся затылком к прохладной стене, совершенно не хватает воздуха. Для Арсения это тоже всё в новинку, но благодаря таланту ваганта он мастерски прячет лёгкую нервозность из-за страха сделать что-то не так. Проходит всего несколько минут, но они кажутся вечностью. Пальцы Антона с силой сжимают волосы Арсения, отчего время от времени приходится одёргивать руку: никакой боли, даже намёка на неё, не должен испытать каждый из них. Когда Арсений берёт в рот головку, Антон, с трудом сдерживающий стоны, прикусывает губу и всё равно отзывается тихим скулежом. — Я так люблю тебя, — практически по слогам проговаривает он. Арсений поднимает голову, и всё внутри переворачивается от его красоты. Сапфировые глаза сверкают жадным блеском, а сам принц выглядит так же сильно влюблённым и даже покорным. Он смотрит на Антона как на восьмое чудо света, даже не подозревая, что сам напоминает лучшую из ещё не написанных картин. В комнате становится невыносимо жарко, и хочется избавиться от платья, облегающего взмокшее тело. Но Арсений точно не позволит: его ведёт от одного только вида Антона во множестве юбок и корсете. Движения медленны и тягучи, и это всё напоминает плавание в каком-то неведомом тумане. Но внезапно Арсений насаживается глубже, и стон вырывается уже сквозь плотно сжатые губы. Антону кажется, что именно так выглядит перерождение, а он сам находится где-то между Раем и Адом и скоро увидит Данте собственной персоной. Арсений накрывает его руку своей и показывает, как двигаться резче, ускоряя темп. Когда мир теряет свой привычный цвет, а тело сводит незнакомыми ранее судорогами, Антон чувствует, будто его покидает душа. Ему ещё никогда не было так хорошо, и отдельного упоминания заслуживает то, что такие эмоции подарил ему именно Арсений. Он до безобразия, просто ужасно влюблён.***
— Арсений, расскажи мне о той девушке, — просит Татьяна на следующий день, когда они трапезничают. — Какой девушке? — непонимающе спрашивает тот, отпивая чай. — С которой ты танцевал на балу, конечно же, — вмешивается Сергей. — Я наблюдал за вами, но после вы незаметно исчезли. Антон, наверное, Арсений уже всё рассказал? Он ведь так доверяет вам. — Нет, — качает головой Антон, пряча улыбку, — мне ничего не известно. — Что ж, ладно. У нас есть важная новость. — Татьяна сжимает губы. — Мистер Вайт изволил уйти. — Что? — Арсений, вопреки всем законам этикета, подпрыгивает на стуле, едва не расплёскивая обжигающий чай. Антон забавно округляет глаза, но не может вымолвить ни слова. — Я удивлена, но он сказал, что уже передал тебе все свои знания и тем самым выполнил свой долг. Кажется, он куда-то спешил. — Это прекрасная новость, — отмечает Арсений, довольный, как кот на весеннем солнце. — Почему же? — хмыкает Сергей. — Ну как… Его Высочество закончил обучение, — находится Антон, в душе празднуя эту грандиозную победу. Подумать только, теперь он свободен. И может принадлежать только Арсению. Они обмениваются счастливыми улыбками и, не сговариваясь, одновременно встают из-за стола. — Мы на луг!