«В отсутствие сомнений изменений не существует.»
«Честь — это совесть, но совесть болезненно чуткая. Это уважение к самому себе и к достоинству собственной жизни, доведённое до крайней степени чистоты и до величайшей страстности. Альфред-Виктор де Виньи»
Привычное времяпрепровождение для него — разобрать и собрать своё оружие, было проигнорировано им. Он это делал не раз и не два, проверял свою броню, в другое время занимался тренировками и оттачивал своё мастерство рукопашного боя со спартанцами, постоянно в движении. Никогда не расслабляться, быть вечно на страже, всегда бдительным, всегда подозрительным. Из-за неё. Кортана была его спутником, была другом, товарищем, а теперь она враг. Он отложил книгу, которую читал уже несколько часов, кажется это было произведение романтического характера, ха. Если бы ему сказали пару лет назад, что он будет читать что-то подобное, он бы рассмеялся. Это не было ему свойственно и не было в его характере. Но сейчас что-то изменилось. «Не сейчас. В 2553 году Библиотекарь.» Словно из неоткуда пришла мысль. Мысль, которая пусть и была порождена его разумом, казалась чуждой. Почему, ответить на этот вопрос он не брался. Да и не хотел. После жертвы Кортаны он неожиданно для себя испытал голод. Не физический, информационный. Словно пережитые потрясения, что сломали в нём какую-то внутреннюю стену, барьер, который, исчезнув, изменил его. Забавно, но он никогда не задумывался о таком, а сейчас думает постоянно. Как только всё более менее успокоилось, он начал удовлетворять голод знаний. И он начал их удовлетворять: книгу за книгой, сначала без разбору, но после того, как схлынула первая волна этого странного состояния, он стал отбирать книги с конкретной тематикой: философия, мораль и этика, религиозные тексты и выдержки современных авторов, политические и военные трактаты древности — Сунь-цзы, Макиавелли. Ни для кого не секрет, что спартанцы набирались не только по генетическим критериям, но и по чертам, присущим воинам. Всегда лучшие во всём. Им преподавалась математика, наука, история, грамматика и военные науки. Их отбирали, готовили, тренировали. «Живое оружие, средство геноцида тех, у кого хватило смелости восстать против официальной власти». Неожиданная мысль, жестокая. То, о чём он не задумывался никогда, сейчас присутствовало всюду. Созданы убивать людей, а не пришельцев. Сотворены как оружие кары, а не как спасение — лицемерие, а не героизм. Будто истребив колонии, можно подавить огонь мятежа. Нет. Джон прогнал эти мысли усилием воли, сосредоточившись на изменениях внутри себя. После предательства Кортаны, он помимо участия в операциях, стал замечать за собой странные мысли, несвойственные ему. Раньше он жил боями, сражался и рисковал своей жизнью без колебаний и сомнений. Сейчас было не так. Сомнения в правильности поступков и решений стали посещать его всё чаще и чаще, соседствуя с желанием восполнить голод знаний. После окончания спаррингов он стремился как можно больше узнать людей, человеческие взаимосвязи, отношения. Чиф наблюдал реакцию людей на те или иные слова, сказанные им. Изучал психологию и культуру других видов, не только, чтобы лучше сражаться с ними, но и чтобы лучше понимать их. Тел’Вадам любезно передал ему целую электронную библиотеку, в том числе из текстов Ковенанта. Так что недостатка в источниках информации не было в принципе. Одним из самых любимых для него авторов был Фел’Чавами — Арбитр, который восстал против ковенанта более четырёх столетий назад, был наставником для поколений воинов сангхейли и величайшим представителем своего народа. «Честь есть клинок с двумя гранями. Это та сила, которая позволяет настоящим воинам быть честными с собой, блюсти правильную, праведную жизнь и жить по совести, быть благородными и никогда не отступать с пути праведного воина сангхейли. С другой стороны не всегда честь есть синоним законности, и тем более подлинной правильности. К сожалению, мир не совершенен и несовершенны его жители. Нужно ли благородному воину знать, что преступник, совершивший тяжкое преступление, был любящим отцом и мужем, и толкнуло его на преступление не желание и жажда наживы, а необходимость, рождённая несовершенством государственной системы? Нужно ли ему знать, что покарав преступника, он, возможно, оставит детей сиротами, а жену вдовой, если приговор судий будет радикальным или предвзятым? Нужно ли ему разбираться в системе правосудия или нет? И как он сможет жить с тем, что суд вынес решение, несоразмерное преступлению, и сможет ли? А его это вообще касается? К сожалению, честь не есть что объективное, это есть субъективное суждение о собственном достоинстве и понятиях праведности. Говоря простыми словами: каждый воин сам для себя решает и определяет ту грань, где начинается и заканчивается то, что с его точки зрения очернит его честь или же наоборот, подкрепит его мнения в собственной праведности. Зачастую пути закона и чести расходятся друг с другом, ведь закон есть ничто иное, как нормы общества, которые приняты по условно объективной оценке тех или иных действий их регулировании, контроля, ограничения и защиты прав граждан, улучшения жизни общества, забота о гражданах — всё это подразумевается под законом и структурами, которые этот закон поддерживают, вот только законы пишутся не людьми чести, а политиками и прагматиками, а также учёными, что накладывает свой отпечаток, потому как честь есть прежде всего совокупность представлений общества о правильном и не правильном, и личное мнение индивида об этом, берущее своё начало в морали и духовных доктринах, и воззрениях, в особенности это касается Ковенанта. И любой обладатель такого клинка постоянно ходит по грани, о которой даже не догадывается, ведь честь может толкнуть поступить против закона и правосудия государственных структур, но поступить по совести, поэтому истинному воину не должно заниматься такими вопросами, может это несколько и лицемерно, но не каждый ступив на этот путь, сможет остаться чистым и не запачкаться в грязи, ведь помимо чётких понятий и принципов бывают непреодолимые обстоятельства: когда перед тобой стоит выбор пойти на преступление и нарушить закон или смотреть как дитя голодает, но следовать личному понятию праведности, не каждый сможет сделать правильный выбор, ведь правильного просто не будет, и так в большинстве случаев. И такие мысли подтачивают уверенность воина, рождают сомнения, которые могут в решающий час подвести его, замедлить движение его клинка, отвлечь на не нужные мысли и подвести. Долг воина сохранять кристальную ясность мыслей. Размышлять должны философы и лидеры, а воины сражаться и защищать. Таков их долг. Быть верными своему народу, защищать его граждан и сражать на полях битв, но главная битва всегда не снаружи, а внутри, и именно от этой битвы зависит дальнейший успех.» С тех пор, как он начал изучать этого автора сангхейли, он невольно проникся уважением к нему, ведь будучи кайдоном — главой клана и земельного надела, он был вынужден разбираться и в политике, а потому давал весьма интересные комментарии не только о военном деле, но и о формах правления и проводимой властью политике, при учёте того, что Сан'шайуум были исконно религиозным обществом, а Сангхейли были похожи на Японию времён самураев с их понятиями о чести. Нужно ли говорить, что он проникся этим автором и его трактатами, которые были долгое время запрещены в Ковенанте. Разумеется нет. С другой стороны он всё чаще обращался к воспоминаниям, которые стали посещать его после встречи с Библиотекарем, и всё чаще слышал имя Юприн. Он подозревал, что предтеча, когда передавала ему воспоминания о истреблении человечества, передала ему и слепок личности, возможно не полный. Потоп оставил след на его разуме, о котором он не подозревал, первое ментальное прикосновение могильного разума, общение с ним, изменило что-то внутри него. Мысли стали яснее, чётче и страннее. Потоп оставил отпечаток на его сущности, а библиотекарь лишь дополнила это, но если прежде он даже не догадывался об этом, то теперь это было ясно и чётко, как день, как вода, прошедшая высочайшую степень очистки. Переживания, связанные с Кортаной и последующие события, сломили все барьеры и открыли путь неизведанному, чему-то, что глубже любого океана и темнее самого космоса. Могильный разум, умерев, изменил его, последний агонизирующий вопль древнего существа, который понимал, кого стоит благодарить за своё поражение и в отместку проник в его разум и нет, не выжил, а изменил его самого ментально. Но спасением стала личность Юприн Юприкушмы, которая была моральным, политическим и идеологическим лидером своего народа, которой может и не была знатоком военного дела, но была выдающейся личностью, которая разбиралась в технологии предтеч и предшественников. Нет, научные знания ему не передались в полной мере, а вот остальное. Пока он пять лет спал, разум потопа и Юприн в равной мере влияли на него. И если память потопа была пугающей, то Юприн, в конце концов, окончательно вытеснив потоп, была удивительна, так как была пусть и не той, кто соответствовал многим нормам морали, но являлась той, вокруг которой сплотились многие люди — истинный лидер, который желал, даже несмотря на поражение и смерть от рук предтеч, спасти галактику от гибели. И он дал ей волю. Она всё больше проникала внутрь него и он ощущал необычные для него чувства и эмоции. Он всё чаще замечал, что начинает всё больше общаться с капитаном Ласки и доктором Хэлси, всё чаще вставлять комментарии в их планы, стал ставить под сомнения их решения, так как был уверен в правоте. Но и потоп не исчез бесследно, как из его памяти, так и из памяти Юприн, рождая странные ассоциации и ещё более странные сравнения и мысли. Но он был благодарен, ведь после стольких лет, он словно пробудился, стал стремиться к совершенству не только в военном деле, но и в духовно-интеллектуальном плане. И вопрос, терзавший его сейчас, был слишком сложным, чтобы так просто его оставить без внимания — была ли Кортана, хоть частично права? Что она для него значит? Какое место в его жизни занимает? И позволит ли он ей умереть? И к сожалению, он догадывался об ответах и они никому не понравятся. Правильно говорят о том, что потоп заражает сам космос и умы, но так же верно, что разумы заражают идеи других людей. Юприн была легендой. Обычная девочка без знатной семьи, без «высоких» друзей, без связей. Она была обычной, а стала легендой. Гений, которая имела одну слабость — абсолютная жажда знаний, не было ни одного направления, которого она хотя бы краем не коснулась, и пусть военное дело было ей чуждо, но она изучала многочисленные воспоминания военных лидеров своего народа, и может быть она и не была военной, но понять основные моменты была способна. Но её страстью была археология и тайны прошлого. Так она стала экспертом по предшественникам и потопу, а точнее, по могильному разуму. И это знание изменило его ещё больше. Его личность не уничтожалась, а как он мог понять, ассимилировала знания в равной степени, доставшиеся и от Юприн, и от Потопа. Изначально могильный разум был намерен с помощью его, таким образом подкосить человечество, но личность Юприн боролась и побеждала, ибо его верность человечеству соотносилась с верой в то, что человечество достойно большего со стороны Юприн. Да и смогла бы она стать экспертом в предшественниках, если бы не разбиралась как в их науке, так и философии, особенно после тщательного дознания Изначального и того, что удалось узнать от могильного разума через третьи руки? Смогла бы она возглавить свой народ, если бы не разбиралась в политических вопросах? И он всё чаще подвергал переосмыслению собственные действия и поступки, собственные решения. Он становился другим и при этом оставался собой, ведь ядро того, что он из себя представлял: верность человечеству и забота о товарищах остались с ним. Но теперь они соседствовали с прагматизмом, циничностью, разочарованием и усталостью. Хэлси, Ласки и Сара с такой уверенностью обсуждали способ проникнуть на ореол Дзета, с такой уверенностью говорили о том, чтобы захватить и удалить Кортану, что становилось омерзительно и у нормального человека это вызвало бы страх. — Нет уверенности, что как только мы прибудем, Кортана не включит системы защиты Ореола и не решит стереть нас в порошок. — Ласки был весьма осторожен и Сара его поддерживала — С нами Джон, я уверенна, что Кортана не станет угрожать его жизни, ко всему прочему я разработала Оружие. — Да, которая является полной копией Кортаны, за исключением памяти. — Только так она может получить доступ и запереть Кортану на Ореоле. Если Джон не станет силой, которая её остановит, то у нас есть Оружие и флот. Это было так цинично и отвратительно, так жестоко. Только Роланд не скрывал своего неодобрения и Джон был ему благодарен. — А кто сказал, что она не сможет взломать ваше оружие или найти выход из ловушки, которую ОНА создаст? Кто даст гарантии, Кортана в отместку не взорвёт «Бесконечность» за нанесённое поражение? Чиф стоял чуть в стороне от них и не скрывал своего отношения к этому и догадывался, что они сомневаются в его кандидатуре, вот только у них нет выбора, ведь только ему Кортана не причинит вреда. Как и он ей, но им знать последнее не обязательно. — Да и какое имею отношение к делу я? Вы точно уверены, что кто-нибудь не заявился туда раньше нас? Например, Изгнанники или ещё кто-нибудь? И вы точно уверены в том, что с ней нужно так поступать? Ему было жаль спартанцев IV поколения и жаль базу Сидней, но ей жертвовать он не был готов. Он принёс великие жертвы, посвятил свою жизнь программе, стал оружием, не имел детства. Сражался в, казалось, бесконечной войне. Этого им мало? Они решили отнять самое дорогое? — Именно поэтому туда идёт «Бесконечность» и ещё три корабля ККОН, и именно поэтому операция проводится в строжайшей тайне. — Ласки как всегда твёрд в своих убеждениях. Забавно, что помнил он его всего-лишь кадетом. Чиф был благодарен Ласки и за веру в самого Джона, и поддержку, но в это раз они, кажется, по разные стороны. — Я всё ещё сомневаюсь, что его целесообразно отправлять туда. Он слишком привязан к ней, доктор Хэлси, капитан Ласки. Я всё ещё настаиваю на своей кандидатуре. В конце-концов, разведка мой профиль. — Только тебе это не поможет. — Джон не был готов отдать ей Кортану, да и не был готов отдать её хоть кому-то. — Но… — Она тебя выбросит в космос или выпустит какую-нибудь гадость из глубин Ореола. Например, Потоп или же машины предтечей, которые разберут тебя на молекулы, или выбросит часть материи в космос, или взорвёт часть Ореола, ведь восстановление его дело времени. Ты готова рискнуть всем и отправиться сама? Пожалуйста. Но захвати ящик, например, для обуви или даже поменьше, — несколько секунд молчания, — будет куда складывать то, что от тебя останется, это если останется хоть что-то. К сожалению для вас, я единственный ваш шанс и беспрепятственно проникну туда, вряд-ли кто-то справится лучше меня, хотя дело ваше. Подняв руки и отступив, он показательно отвернулся в сторону обзорного стекла и принялся любоваться готовящимся флотом, при этом отмечая их техническое несовершенство по сравнению с кораблями Чарум Хаккора и флота, командующего адмиралами Фортенхо в принципе, хотя внешняя схожесть была очевидна. Видимо, генетическая память не изживается так быстро, как надеялись предтечи. — Он участвует и это точка. Двинувшись в сторону выхода из рубки, он мысленно поаплодировал себе. «Жди, Кортана, я скоро буду».