Принцесса

Она сидела за огромным столом зеленого сукна - слишком большим и помпезным на ее вкус - Британская львица привыкла к армейской простоте и утилитарности. Огромное окно за ее спиной, обрамлённое тяжелыми гардинами красного бархата, днем просто затапливало комнату светом, но сейчас, в предвечерний сумеречный час, в комнате царил полумрак. Это было хорошо - так легче думать, концентрироваться, составлять план, отделяя главное от второстепенного. Главным был, конечно, он - Зеро. Из-за него она здесь. Враг. Убийца. Бунтовщик. Загадка. А еще - спаситель Юфемии. Мысли в голове проносились, словно молнии - вспышками. И тут же гасли, так и не осветив по-настоящему общей панорамы. Не позволив такому необходимому плану родиться. В который раз за последнее время генерал-губернатор Одиннадцатой колониальной зоны со злостью и стыдом признавалась себе - она не понимает. У неё нет цельной картины того, что происходит на этих взбесившихся островах. А главное - Корнелия не понимает психологии Зеро и его целей. Фельдмаршал армии Британской империи слышала, конечно, изречение главного светоча военной мысли Азии - знаменитого Сунь Цзы: «Если знаешь противника и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение». И оно всегда казалось Корнелии излишне претенциозным. Далеко не всегда даже самая полная информированность является гарантией победы. Точно также как, напротив, неосведомлённость - ещё не проигрыш. Некогда Наполеон перед Аустерлицкой битвой произнёс «Главное ввязаться в серьёзный бой - а там видно будет». Корсиканец был прав, что и доказал делом. Время! Вот какой важнейший ресурс автор «Искусства войны» упускает из внимания. Сильные стороны противника нужно видеть, учитывать их - а затем нивелировать и купировать. Однако в целом способность навязать врагу собственную игру куда ценнее умения разгадывать тонкости его замысла. Не ждать полного понимания, а действовать, по ходу дела внося коррективы, исходя из обнаруженных у неприятеля слабостей! Бить быстро, решительно, смело, всеми силами, словно стремительным и точным уколом шпаги повергая неприятеля так, чтобы подняться он уже не мог - пусть даже и зная, какой манёвр стал для него роковым. Британская львица опережала всех: и на поле боя в своей стремительной машине, и в штабной палатке. Точность и темп! Это было ее полководческое кредо. Прежде оно неизменно позволяло Корнелии добиваться успеха. Но теперь... Она привыкла сражаться с противником, которого можно увидеть: если не в бинокль с передовой позиции, то на карте. Пусть даже отдельные бригады и полки способны порой акулами выныривать из тумана неопределённости - по крайней мере, города, дороги, рельеф местности, то, что уже задаёт многие оперативные решения, известны и доступны для анализа. Партизанская война - худшая из всех: без линии фронта, врагом с таящимся, маскирующимся, прикидывающимся мирным обывателем. Однако даже там можно отыскать болевые точки, ключевые пункты, вокруг которых неприятель окажется вынужден завязать борьбу. Для того, чтобы предугадывать действия врага, не обязательно досконально знать его. Достаточно иметь представление о том, за что он сражается. Правила военного искусства не столь уж сложны и равны для всех. У всякого наступления и у всякой обороны есть цель. Война в свою очередь - продолжение политики. Понимаешь чего в конечном счёте желает добиться твой противник - и стратегия появляется почти что сама собой. За счет опыта, ума, интуиции Британская львица хорошо умела играть в эту игру. Корнелия читала противника, а потом била. Но сейчас, после всего произошедшего а озере Кавагучи, она не понимала ничего. Цели Зеро, выступившего против собственных союзников, были покрыты пеленой мрака. Как, впрочем, и тогда, когда многоумный брат Шнайзель попросил командира Восточно-Аравийской армии принять пост генерал-губернатора Одиннадцатой зоны, а она самонадеянно согласилась. Это казалось в тот момент не столь уж важным. Корнелию больше волновала своя неподготовленность в качестве гражданского управленца-администратора. Что до Зеро, то его судьба и будущий крах, были в сознании Британской львицы столь же предрешёнными и неминуемыми, как и у султана Хиджаза. Когда они поставили точку в войне, смешав соединения неприятеля с песком... Она прекрасно помнила этот пьянящий час триумфа, момент, когда её солдаты одержали новую победу в Аравии. Воздух пустыни колебался от зноя, солнце палило нещадно, так, что люди мгновенно покрывались испариной, а техника превращалась в раскалённую печь для тех несчастных, кто должен был сидеть во вместительных кузовах грузовиков и пехотных отсеках БМП. Все в точности так же как и в прошлый раз во время Первой Аравийской. И люди те же - готовые на все, не боящиеся шагнуть в самое пекло и в прямом и в переносном смысле. Они добились успеха, сделали это вновь - и повторят ещё раз, если их призовёт империя и поведёт командир! Тогда, в тот день, когда султан Хиджаза – старый враг - сгорел в своём сухопутном крейсере, когда она ворвалась огненным смерчем в его дворец, когда чуть позже её верные хайлендеры и йомены бросали перед ней чёрные и зелёные вражеские знамёна, а Британская львица, только что ставшая фельдмаршалом, ехала вперёд на белой арабской кобыле, ей не было дела до тайны Зеро. Казалось что стоит только преисполненному самоуверенности террористу, кем бы он ни был, ввязаться в бой, как всё будет кончено. Скрывающий своё лицо противник не сможет устоять перед клинком, получившим свежую заточку в песках пустыни. Бойцы Корнелии - это не утратившие бдительность и собранность гарнизонные солдаты, с которыми Зеро дрался во время первого своего выхода на арену, воспользовавшись в полной мере фактором внезапности. Он будет разгромлен! И всё было так, она побеждала. Крушила базы одиннадцатых в горах. Она одолела его в том гетто, Сайтамо, кажется. Британская львица одерживала верх, но с каждой такой победой понимала, что истинная их цена была равна нулю, зеро. Хм, ох уж эта игра слов... Борьба в Одиннадцатой зоне оказалась похожа на бой с призраком, тенью, которую колотишь изо всех сил, протыкаешь насквозь, отсекаешь голову, а она лишь растворяется туманом, чтобы вновь возникнуть уже в другом месте такой же, какой и была. Корнелия не нашла у неприятеля ни одного уязвимого, слабого места. Того, что вынудило бы его выйти на свет. В свою очередь он, эта тень, этот призрак, едва не нанес ей удар в самое сердце. Юфи была в его руках! Зеро мог сделать с ней что хотел. ...Он её спас. Почему, почему же!? Нет, подобные мысли ведут в никуда. Нужно выкинуть их из головы, благо, ей – генерал-губернатору Зоны 11 есть чем заняться. Когда брат обратился к ней с просьбой на время оставить испытанную военную стезю «Во имя мира, безопасности и прочности наших позиций на этих островах, стратегическую важность которых не мне тебе объяснять. Во имя того, чтобы убийца Кловиса, кем бы он ни был, не достиг своей главной цели – не смог бы посеять панику. Одна твоя репутация поддержит порядок лучше, чем что либо иное» Корнелия с трудом представляла себе тот объём рутинных, столь нелепых и просто смешных, но совершенно неотложных обязанностей, которые лягут на её плечи. Подумать только сколько документов за день попадает на этот зелёный стол! Она едва сдерживала смех, когда ей, обдумывающей планы поимки самого опасного террориста в современной британской истории, подсунули на подпись бумагу, воспрещавшую неконтролируемую торговлю рыбой в районе развалин старого порта – там, вроде как, свили гнездо браконьеры. И вот теперь этот ипподром Кловиса… Британская львица вздохнула. Кловис… Она не видела его уже давно – с тех самых пор, как тот стал генерал-губернатором. Брат мало выезжал за пределы своей зоны ответственности, а Корнелия, напротив, была везде, где только сражался британский солдат. Вернее были, конечно, некоторые протокольные мероприятия, во время которых всей Семье приходилось собираться вместе - хотя даже ими генерал, а теперь и фельдмаршал действительной службы иногда оказывалась вынуждена пренебрегать. Вот только там все были настолько скованы формальностями и предписанным распорядком, что едва успевали сказать друг другу одно-два живых слова. Это не в счёт. Зато Корнелия хорошо помнила Кловиса в детстве. Милого, немного смешного в своём стремлении вечно быть в центре внимания мальчишку, так походившего внешне и столь несходного внутренне со своим старшим братом. Шнайзель всегда был рассудительным, спокойным, уверенным – настоящий юный государь. А Кловис…На ум стали приходить милые истории шалостей маленьких принцесс и принцев… Лучше не думать об этом. Он уже тогда любил лошадей, любил краски и кисть - и не изменил этим своим страстям до… До смерти. И теперь ипподром, внезапно ставший своего рода последней волей брата, его подарком и наследием... Всё, конечно, очень условно, надуманно - однако всё равно это нельзя вовсе не принимать во внимание. Собственно, ипподром то в Новом Токио был. План города предусматривал буквально всё – не мог он не включать в ряду прочего и место для одного из любимейших развлечений аристократии. Но генерал-губернатор находил его недостаточно презентабельным и масштабным. Кловис персонально распорядился о постройке нового – вдвое больше прежнего, сам участвовал в проектировании, лично должен был открывать его. Нда... Теперь уже не откроет... Церемония задумывалась как настоящий праздник – и вот, время пришло, здание было окончено, а значит нужно что-то решать. Корнелии, как действующему генерал-губернатору, надлежит занять место Кловиса, улыбаться фальшивой улыбкой, говорить ободряющие слова, прилюдно делиться с толпой вспоминаниями о покойном. Всё это она хотела бы делать в самую последнюю очередь, но что такое её желания? Не открывать несчастный ипподром, значит показать слабость – маленькую, но недопустимую даже здесь. Слишком многие могут посчитать это знаком, симптомом. Из маленьких слабостей складывается большая уязвимость. Нужно ехать и… В большую дверь тёмного морёного дуба осторожно постучали. - Кто это? - выведенная из неприятных раздумий Корнелия задала вопрос резко и требовательно. - Вице-губернатор Одиннадцатой колониальной зоны Юфемия Британская просит генерал-губернатора Одиннадцатой колониальной зоны Корнелию Британскую уделить ей время для беседы, - после этой произнесённой на одной ноте тирады послышалось весьма отчётливое «Уф!». На лице Корнелии появилась немного усталая улыбка. - Юфи, я просила тебя говорить официально на протокольных мероприятиях, при генералах и нобилитете. Но совсем не обязательно делать это перед моей дверью. - Так мне можно? - Да, войди. Дверь открылась. - До чего же у тебя тут темно! Щёлк! Всё залил яркий свет, немного слепивший глаза Корнелии после сумрака. - Я не помешала? Зашла поговорить про завтрашние скачки. - Я как раз думала об этом. - Вот. У сестёр и мысли схожие, - сказала Юфи обрадованно, окончательно поменяв приглушенно-скромный тон на свой привычный, - Ты уже выбрала шляпку? - Шляпку? - Ну да! Это же традиция – леди приходят на скачки в шляпках. Они очень красивые. Обычно с яркими перьями, как у райских птичек! Или цветами - бывают даже живые! С бантами, кружевом... И они обязательно должны быть в тон платью, которое...! - Юфи, - прервала Корнелия сестру, - я – генерал-губернатор, фельдмаршал. Мне предстоит произносить речь, соответствующую той обстановке, которая сложилась сейчас в колонии. Я не могу делать это в шляпе с перьями, как у райских птичек. Алый мундир британской армии… - Ты носишь постоянно. И он тебе идёт, но... Ты ведь не только фельдмаршал и всё остальное. Ты – принцесса! Пожалуйста. Я знаю, что я – твоя младшая сестрёнка, маленькая и глупенькая, и мысли у меня тоже маленькие и глупенькие, а не ответственные вице-губернаторские. Но это же будет так здорово! Я уже выбрала платье – его, между прочим, братец Кловис придумал. Он нарисовал его на одной картине, а потом заказал такое же. Оно тебе отлично подойдёт. Я бы очень обрадовалась, если бы ты его надела. И Кловис... Ему бы, я уверена, тоже очень понравилось! - Нет, Юфи, я не могу. Завтра я должна буду... - Завтра ты должна будешь выглядеть лучше всех. Потому что принцессы должны быть красивыми – это всем известно. Это же настоящий праздник! Пожалуйста! Я так долго подбирала тебе платье. Если не сейчас, то когда? На милом личике Юфи мелькнуло выражение обиды. Но тут же пропало, будто его и не было. Она не умеет держать зла. Она... Боже, какой она на самом деле еще ребенок! Милый, верящий сказкам о прекрасных принцессах и смелых рыцарях. Или нет? То, как она вела себя в плену - это не было поведением ребенка. Корнелия, конечно же, постаралась выяснить все о тех страшных часах. Юфемия заступалась за других пленников, демонстрировала настоящую отвагу. Она еще наивная, но это пройдет со временем. Генерал-губернатор Одиннадцатой колониальной зоны могла не сомневаться этом. Сестричку рано или поздно вынудит измениться жизнь. Вот только нельзя сказать что Корнелия так уж хочет, чтобы это время пришло поскорее... Юфи стояла молча, чуть выпятив губу, глядя на носок туфли, который она то и дело поворачивала туда-сюда. Ну как такой отказать? Нужно сказать ей что-нибудь ободряющее. У нее и так осталось слишком мало развлечений и появилось слишком много обязанностей. Вице-губернатор! И в самом деле смешно, право слово. - Ты говоришь, это платье придумал Кловис? - Да. Оно замечательное. У брата было чувство красоты, был талант. - Ну хорошо. Я подумаю об этом. Завтра там будет очень много благородных господ, это важное дело. Но, если его и в самом деле сделал Кловис... Я подумаю. - Урааа! Ты не пожалеешь! Я помогу тебе с ним завтра! А ещё... Я тоже кое что себе выбрала - оно розово-белое, нежное, как крем на пирожном. Конечно со шляпкой. А шляпка.... Корнелия вздохнула. - Ой, - отозвалась на это Юфи конфузливо, прерывая свою вдохновенную речь, - Я, наверное, слишком много болтаю. Прости. Тебе, конечно, как всегда нужно работать, а я... - А ты - то немногое, что у меня есть кроме работы и долга. - Значит ты не сердишься на мои глупости? - Без твоих милых глупостей меня бы уже заживо погребло под слоем пресных бумаг. - Да? Здорово. Но, наверное, мне все же пора идти. ...Доброй ночи, Корни. - Доброй ночи, Юфи. Прошло несколько минут после ее ухода, но Корнелия все никак не могла сосредоточиться на насущных проблемах. Ложь оставила гадкий привкус во рту и в душе. Зачем она обманула Юфемию? Конечно же, ни о каких шляпках и платьях не может быть и речи! Генерал-губернатор должен олицетворять строгую, непреклонную, исполненную достоинства силу Империи – особенно сейчас, здесь, в этой зоне. А платья… платья это к Гвиневре. Когда то, давным-давно, словно бы целый век тому назад, когда обе они ещё жили в Пендрагоне, Корнелию уже удивляло, как старшая сестра умудряется думать так много об эдакой ерунде. Гвин могла потратить два часа времени, чтобы выбрать платье для выхода, который длился двадцать пять минут. Платья белые – для ясной погоды, платья темные – для чуть печальной загадочности, платья салатовые – для очарования юности, платья фиолетовые – потому, что это любимый цвет, и он гармонирует с цветом её глаз… Прекрасная Роза Пендрагона. Она сама придумала для себя этот титул. И вскоре заставила всю столицу его запомнить. Гвиневра вытатуировала у себя на груди эту розу – неслыханно. А после любила повторять всё новым и новым гвардейцам и просто франтам, посещающим двор, казавшуюся ей чрезвычайно остроумную фразу-намёк: чтобы понюхать розу нужно встать на колени. Корнелия до сих пор не слыхала ничего пошлее. Нет, она такой не будет! Да и не только в этом дело. То – события давно прошедшие. А теперь… Когда она вообще последний раз надевала платье? Без привычного красного мундира Британская львица, верно, себя уже и в зеркале не узнает. Появиться на публике в чем-то другом было бы даже немного боязно… Стоп. Чтоо?! Что такое она вообще думает? Ей… страшно одеть несчастное платье? Она боится появиться в нём на публике? Серьёзно? То есть ты не боишься идти в атаку на пушки в своём найтмере, не боялась Махди, не испытываешь страха перед Зеро, но не можешь отважиться совладать с платьем? На вторую принцессу империи напал смех – нервический, злой, но помогающий, приносящий облегчение после всего этого напряжения последних дней. Стало легко-легко, почти покойно. Что же, прекрасно! Скачки она будет открывать непременно - и обязательно исполнит просьбу младшей сестрёнки. Корнелия представила мордашку Юфи с широко распахнутыми глазами и солнечной улыбкой. Какая она крепкая, её сестричка! После того, что с ней случилось, иной мог бы замкнуться, впасть в депрессию, или наоборот паниковать от каждого шороха. Юфи не изменилась вовсе. Приятно будет её порадовать. Конечно решение Британской львицы было продиктовано не одним только стремлением потрафить Юфемии, или желанием из чистого упрямства взять саму себя на слабо, переборов первую эмоцию. Внезапная смена образа и стиля ощущалась Корнелией как глоток свободы, столь нужный ей, испытывающей перманентное раздражение из-за многочисленных условностей, столь характерных для её новой, гражданско-административной службы. Иронично, ведь она как раз собирается воздать положенную дань традиции, отказавшись на время от своего неизменного облика. Но пусть все эти тонкости утопятся в океане, если Корнелия чувствует уже сейчас, как распрямляются её плечи! С отяжелевшей, посыпанной бумажной канцелярской пылью головой ей не подобрать к Зеро подходящего ключа... Кроме того, удивление как ничто другое высвечивает истинные эмоции. Поразите противника, ошеломите его – и вы сможете прочесть истинные мысли неприятеля прямо у него на лице. Шнайзель говорил это после первых своих выступлений в парламенте перед депутатами Палаты общин. Они ожидали увидеть неопытного и робкого юнца, а вместо этого получили… В общем, в этом тоже может быть своя польза. Местная знать по-прежнему должна находиться на подозрении. Зеро может быть кем угодно. Кто знает, вдруг завтра эта ничтожная малость пусть чуть-чуть а выведет его из равновесия? Этого уже может оказаться достаточно...