Хламовник

ну что, грязнокровка, опять мы с тобой пьем сидр – два странных врага, два никчемных кота, два забулдыги. ты сидишь чуть поодаль, одетая в мерзкий свитер, как в последний тончайший барьер от малфоевской холодрыги. что же с нами случилось, какие настали потери? отчего мы вдвоем, напиваясь, друг в друга таращимся? скажешь, мрак тянет к свету, материю к антиматерии? но серьезно ли ты в это веришь, маленькая обманщица? я не верю, я слишком циник, слишком сволочь, что задушить бы. ты включаешься: папин трус, змей-хорек – осекаешься, – Пожиратель… но, знаешь, это вы, гриффиндорцы, любите совершать ошибки, а мы, подземельные дети – пожимать их. если так, я не против ходить по стёклам, по углям, по ножам, по скалам, быть желтополосным аристократом в колонке у Ритты Скиттер, лишь бы какая-нибудь заучка-Грейнджер за мной таскалась, благоухая травой и мятной пастой, одевшись в старый убогий свитер. смеешься, а мне не смешно, смотри, какой я серьезный – не смейся, с пожирателями шутки не шутят, я могу тебя заавадить. у тебя растрепалась коса – распусти её – бесит. и вообще хватит быть такой безупречной. хватит. дышишь сорвано – совершила ошибку – а я ее пожимаю. это просто касание: возьми себя в руки, Грейнджер, или мне придется. мне хочется пить с тобой, не потому что ты вся такая живая, а потому что во мне ничего – кроме отзвука сердца кое-кого – не бьется. так хочется пить с тобой, что даже под круцио эту тайну не выдам, даже если лишат наследства до последнего кната /честно-честно/, потому что ты убегаешь всякий раз напуганной гордой выдрой. потому что выдра и змей-хорек – это что-то ужасное. и чудесное.