Придурок!

— Не протянешь и минуты! Это вызов. Решимость по башке бьёт, обжигает калёным железом, азарта столько, что хоть в тротил переводи и Вселенную взрывай! Голубые — как эта самая жизнь! — глаза смотрят так, словно душу пронизывают, и искрой явно не описать общее возбуждение. Буря, ураган, цунами — да, именно так! Сердце бухает, колотит о грудную клетку, в горле пересыхает, а наручники, приковавшие руки к спинке кровати, лишь добавляют жару. Освободиться бы и отметелить засранца по полной, но очень уж велико желание узнать, что он там удумал. — Проиграешь ведь! — давая понять, что сдаваться — удел слабаков. Паршивец в ответ лишь облизывается, сжимая коленями чужие бёдра, задницей потираясь о пах — и замыкает где-то внутри, искрить начинает, только вот отдаваться без боя противнику в планах вообще не значится! А тот склоняется, образина такая, и целует — кусает с яростью, ногтями впиваясь в бока, наверняка намереваясь оставить царапины. И хочется сказать что-нибудь язвительное, пафосно зыркнуть, доказывая, что «папочка» — в какой контекст ни вверни — именно сам, а не этот тролль с пидорскими зенками, но приходится проглатывать слова, в отместку впиваясь зубами в нижнюю губу наглеца — до крови, до сущей невменяемости! Двое хищников и борьба за власть. Над чужими телом и душой. Глаза напротив шальные — безумные, зрачки расширены, дыхание рвётся, точно бумага, и он шипит, резко отстраняясь, прижимая пальцы к прокушенной губе. Офигенное зрелище, сравнимое разве что со взрывом сверхновой или мягкостью кошачьих лапок. Хочется, чтобы разделся. Чтобы стонал, запрокидывая голову, чтобы кадык на бледнючей шее нервно дёргался, а сам сжимал внутри так, чтоб до звёздочек перед глазами, до глобальной катастрофы мирового масштаба, до… Они оба теряют контроль, гормоны не дают ровно мыслить, и пуговицы разлетаются в стороны, падают на пол, когда этот ублюдок начинает драть рубашку, не согласовав подобный вариант развития событий, но — плевать! Выдох сквозь сжатые зубы — борьба на пределе возможностей, но иначе было бы скучно, иначе не было бы никакого смысла. А паршивец кусает шею — зубы острые, между таких бы шарик протолкнуть, который на ремешке, такой ещё в секс-шопе найти можно, но это потом, после… мысли разрозненные, хаотичные, губы придурка горячие — отмечают ключицы, рёбра, пока подрагивающие пальцы хватают за ремень, расстёгивают, и от предвкушения уже стоит так, что смысла строить из себя целку нет совершенно. Только дёрнуть руками, проверяя, выдержит ли подобная конструкция, если захочется сыграть в неповиновение. Но мысли сметает полностью, стоит только пальцам пробраться под ткань трусов. Взгляд напротив — жадный, сумасшедший, отзеркаливающий собственный. — Разденься, — как приказ. — А раздень! — словно вызов. И приспущенные брюки с труселями вместе, и горячее дыхание, опаляющее возбуждённую плоть, и оттопыренная задница паршивца, обтянутая брюками — всё это буря. Экстаз. Рухнувший в небытие мир. — Самообразование на дому, — шепчет гадёныш, припадая губами к стояку, и… — …ААААААА, БЛЯЯЯЯДЬ! — и смачный шлепок о пол. Сердце неистово барабанит в грудь, тело трясётся, точно в горячке, а перед глазами — отголоски смачного жаркого сна. В комнате темно и тихо, на циферблате красным горит «1.42». Только как теперь уснёшь? Как, мать вашу, после увиденного? Прочувствованного на собственной шкуре? Забраться на кровать, завернуться в одеяло и довести себя до разрядки, потому что во сне они не успели. А уже днём высказать этому ублюдку всё, что про него думает! И пусть не строит непонимающее лицо: нужно знать свои косяки! Присниться ещё вздумал, зараза! Хорошо, что не в жизни такое, а то бы… нет, нет, крыша, будь на месте! Хоть что-то должно оставаться незыблемым. *** Кончик карандаша ломается, оставляя лишний штрих. Девушка вздыхает, потирает виски пальцами, бросая взгляд на часы. «1.42». На самом интересном месте, только-только прелюдия завершилась! Девушка тянется за точилкой. Ещё полчасика, а там и поспать можно. А то нехорошо посреди процесса работу останавливать. Такая возбуждающая сцена! *** Что же, нужно постараться уснуть, и лишь бы этот придурок вновь не проник в его сон! В реальности этой наглой мордахи и без того хватает. Хотя когда реальность подчинялась желанию одного лишь человека? *** — Не выспался? Так себе выглядишь, на зомбаря похож! — и столько ехидства в глазах! Утро. Школа. Ночь отпечатком на мрачном лице. Схватить ублюдка за ткань на груди, крепко стискивая, заглянуть в бесстыжие глаза. — На перемене на крыше. И ты придёшь. Иначе собственная крыша съедет без права вернуться.