Delayed

      Высушенный кондиционерами воздух зала ожидания щекотал и без того напряженные нервы. Мёртвый он был, затхлый, а никакой не освежающий, как мнилось другим пассажирам, уж Темари-то, уроженка Страны Ветра, в родной стихии разбиралась как никто.       Посадка на дирижабль никак не начиналась, и причины не сообщались. Темари проверила на всякий случай билет, но нет, ни терминалом, ни мудрёным Gate (кто это слово выдумал, почему по-человечески нельзя было назвать?) она не ошиблась. Прошлась между металлическими сидениями, где разместились другие несчастные, летящие с ней одним рейсом, по привычке хотела отбарабанить пальцами по лакированной ручке веера, но веер, как назло, был сдан в багаж. Пришлось стучать неведомый ритм по сгибу локтя.       Тоска. Неопределенность. Подвешенное состояние. Бесцельная трата времени.       Остальные пассажиры решали насущные проблемы: делили места, которых в залах ожидания никогда не хватало (проектировщики экономили либо на средствах, либо на здравом смысле), успокаивали орущих отпрысков (Шикадай никогда себя так не вёл, воспитывать надо детей!), раскладывали вокруг себя баулы (можно было сдать всё в багажное отделение и освободить руки), и ели, пили, перекусывали (этим из Страны Молнии лишь бы набить живот). Темари имела полное право подняться на галерею другого, комфортабельного зала, всё же она летела первым классом, но не стала. Хитрила, как истинный шиноби, будто кто-то мог её увидеть не в той компании. Присутствовали же здесь, на рейсе из столицы Страны Молнии в Коноху, и жители Листа.       Темари прошла к панорамному окну, сложила руки на хромированных холодных ограждениях. Запертая в коробке из стекла и металла, а снаружи сгущались сумерки ветреного вечера, розовели в закатных лучах пики гор, а внизу тяжко дышало и ударялось в прибрежные скалы сизое море Сенсоо, непохожее на ласковые южные моря, где Темари доводилось отдыхать с семьёй. Отсюда, с высоты плато столичного аэродрома, были видны и изрезанные чёрные фьорды, и вздымающиеся далеко от берега рифы. И сейчас в эти студеные воды опускался рыжий, точно расплавленный диск солнца, перечерченный дымкой облаков.       Медленно набирая высоту, небо пересекал очередной дирижабль. Опять не её рейс. Темари застряла где-то в пути, между пунктом отбытия и домом. Саднящее чувство, когда оттягиваешь время своей миссии, лишь бы подольше побыть вдали от проблем, лишь бы не возвращаться. Такое она испытывала лишь в детстве, когда был жив деспотичный отец, когда их насильно разлучали с младшим братом, да и вообще обстановка дома складывалась нездоровая, как сказало бы нынешнее поколение, токсичная. И видят боги, ей очень не хотелось снова пережить подобное, но судьба не спрашивала.       Нет, Темари не жаловалась, что оказалась сегодня здесь. Спасибо Гааре, у которого она выпросила эти переговоры с даймё Молнии, где она выступала от имени Страны Ветра. И таких поездок стало слишком много. Наруто хмурился и ворчал, что Суна с Кумо что-то проворачивают за его спиной, но не препятствовал, возможно, Гаара ему что-то шепнул. Муж не препятствовал тем более. Не в его интересах, особенно после того, как, заснув однажды на диване, он прошептал во сне всего одно имя. Ада. Темари никогда не поверила бы, что в её жизни воплотится сюжет самого дрянного романа. Зря. У судьбы на редкость примитивное чувство юмора.       Шикамару, надо отдать ему должное, оставался верным семьянином, но в некоторых вопросах врать не умел. Темари и сама была не дура и читала мужа как открытую книгу. Он начал задерживаться на работе так же часто, как его недалёкий начальник. На её возмущения огрызался или, что ещё хуже, игнорировал. Похудел, осунулся, словно недосыпал. На расспросы отвечал, что всё в порядке, и снова молчал. Много курил, так, что весь дом пропитался табачным дымом, который не выветривался, сколько она не раздвигала сёдзи и фусума и не махала веером. Этот запах, да ещё неаккуратная щетина Шикамару доводили её до белого каления. Муж опять не слушал, смотрел сквозь неё, как бы не видя.       У него появилась другая. Темари однажды пришла в голову подобная чушь, она даже язвительно посмеялась, но мысль занозой засела в сознании. Другая… Нет, он не изменял, нет, он держал брачные клятвы, но не из-за благородства. Просто не представлялось возможности сойтись с той сволочью Адой. Иначе бы сбежал. Что-то там у него трагично складывалось, но Темари было наплевать.       Сначала она не знала, что делать. Плакать в подушку? Увольте! Не достоин он такого! Но она и правда всхлипывала иногда, когда никто не видел. И зло фыркала, глотая слёзы.       Опору из-под ног точно выбили. Раньше Темари и помыслить не могла, что Шикамару её предаст, теперь же впору было сомневаться и в остальных законах мироздания.       Пытаться удержать мужа? Какой бред! Чтобы она, джонин Страны Ветра, уподобилась глупым бабам из дешёвых сериалов, зацикленным на мужиках и детях? Чтобы делала новую причёску, наряжалась и всячески угождала Шикамару? Нет, нет и нет!       Выставить мужа за дверь? Забрать Шикадая и уехать побитой собакой в Суну? Но родина Шикадая — Коноха, в песках он чужой, и они ему чужие, не выживет он ни в дикой пустыне, ни в плену цивилизованных интриг. Как получилось, что её сын верен другому государству, его идеалам и ценностям? Кто в этом виноват? Она не хотела ломать жизнь Шикадаю. И не хотела, чтобы её жалели соплеменники, чтобы шептались, что не следовало бросать Суну ради любви, что у Темари оказалась кишка тонка покорить Коноху, да и братья бы взъярились на Шикамару, конфликта не избежать. Они и без того что-то подозревали, но у неё пока получалось их забалтывать. По старой привычке её, как старшую, слушались.       Муж, когда с него спадало настроение хандрить, вопреки себе пытался спасти семью. Водил в ресторан, но всё закончилось скандалом. Брал выходной и вызывался помогать по дому, но терпеть подле себя его кислую мину и дышать сигаретным дымом не хватало сил. Пытаться исполнить супружеский долг ему и вовсе не стоило, а ей не стоило вестись на его фальшивые нежности. Когда всё происходит без внутреннего трепета, без желания, а сводится к набору привычных действий, старательных, но рутинных — это, простите, не секс, это какая-то тренировка на полигоне. И то от тренировок больше кайфа получаешь.       Их брак разваливался. По молодости она бы сразу бурно высказала мужу всё, что думает, и подала на развод. Но сейчас вспоминала, что за перегородками из тонкой рисовой бумаги ни в чём неповинный Шикадай, и прикусывала язык. Развестись значило пройти точку невозврата, что-то резко поменять, а менять было страшно. Над мужем довлела репутация клана Нара, над ней — уязвлённая гордость. Когда она, такая честная, привыкшая рубить правду с плеча, приучилась ко лжи? Неужели кризис среднего возраста подкрался так рано? Они врали себе, что живут под одной крышей ради Шикадая, будто сын ничего не замечал. Всё он понимал, хоть и молчал, лишь играл и играл сам с собой в шоги, так, что фишки стучали на всю усадьбу. Слава богам, у него были Иноджин и Чо-Чо, с которыми он пропадал неделями на миссиях. Может, он пережил бы расставание родителей легче, чем они сами, а может, и нет. Может, его тоже душила нервная боль, от которой не избавиться, может, он, как и Темари в детстве, избегал токсичного дома? Кто его, такого молчуна, разберёт? Вроде и её сын, а она никогда не знала, какими дебрями бродят его мысли, он даже в пелёнках был себе на уме. Копия отца, что раньше умиляло, а теперь задевало.       В какой-то миг стало невыносимо сидеть одной в четырёх стенах усадьбы, среди шелкографий с проклятыми оленями. Подруги? У них своя жизнь, и потом, Темари всегда ощущала себя лишней в междусобойчике Ино, Сакуры и Хинаты, который про себя окрестила Ино-Саку-Хи. Слишком прямолинейная, слишком бестактная, неудивительно, что друзей у неё мало, да и есть ли вообще? Родня из клана Нара? Бросьте, это люди старой закалки, которые на Темари всегда смотрели как на чужачку, а она отвечала взаимностью. Где они и где она, дочь Казекаге! Свекровь свою Темари и вовсе не переваривала. Телевизор? Раньше, в полузабытой, растаявшей как мираж над песками, жизни он включался фоном, чтобы было не скучно убираться, стирать, готовить, сейчас же, когда тишина одиночества навалилась всей массой, беспечная болтовня телевизора бесила. Вилка была выдернута из розетки, а пульт заброшен на дальний ящик комода. Единственными собеседниками остались разве что кактусы, подаренные Гаарой.       И тогда Темари вспомнила, что такое чувство опасности, скольжение по лезвию куная и свист ветра в ушах. Позвонила Гааре и спросила, может ли чем-нибудь помочь Суне. Оправдывая внезапный интерес тем, что Шикадай уже вырос, в маме не нуждается, а ей скучно. Умница Гаара не стал спрашивать лишнего (что не помешало ему разболтать всё Канкуро, который потом два дня обрывал телефон, чтобы удостовериться, что с сеструхой всё в норме), и нашёл ей важные миссии. Переговоры. Представительство. Обучающие программы. Гуманитарная помощь. Это оказалось тем, что доктор прописал. А после вектор её заданий отчётливо сместился на север, поближе к Стране Молнии. И тут уж Гаара был ни при чём.       Хорошо поставленный нежнейший голос объявил о начале посадки на рейс 2709. Опять не её. Счастливчики потянулись к выходу. Темари обхватила себя за плечи, подошла к информационному табло. Раньше строчки с её рейсом даже не высвечивалось, но теперь она неожиданно появилась в самой середине. И напротив времени вылета значилось «Delayed».       Что это такое? Прямо вражеская шифровка, чтоб её! Неужели нельзя обычным языком написать? Ох уж эта облачная письменность, какой демон её выдумал? Извращение для мозга, есть же нормальные иероглифы!       На счастье, мимо проходил местный работник в синей отутюженной форме, темнокожий, как и большинство уроженцев Молнии. Темари начинала привыкать к смуглым лицам.       — Уважаемый, могу я обратиться? — чувство собственного достоинства и холодная вежливость к собеседнику. Первое Темари всегда умела, второму пришлось учиться. — Что значит обозначение напротив рейса 2308?       Служащий подслеповато сощурился, глядя на табло, потом с дежурной улыбкой выдал:       — Рейс задерживается. Минутку, мэм, — достал рацию, что-то тихо сказал. Что можно было различить в ответном треске, Темари не поняла, но собеседник деловито кивнул. — Коноха не принимает из-за погодных условий, мэм. О начале посадки обязательно объявят, не переживайте.       — И как долго это продлится? — протянула Темари, не исключено, что и с надеждой. Спохватилась, улыбнулась в ответ. — Это вопрос не к вам, я понимаю. Мысли вслух.       Они кивнули друг другу и разошлись. Рейс задержан, значит. И чем ей заняться ночью, одной, в чужой стране? Дома никто не ждал, если только Шикадай досрочно не вернулся с задания, а иначе она давно бы раскрыла любимый веер, оседлала потоки восходящего воздуха, которых так много в горах, и полетела быстрее всех скоростных дирижаблей. И облачники бы увидели, как над их столицей восходят знаменитые Три Луны её веера.       Смешно. Она не отчаянная девчонка-шиноби, она госпожа Нара. Дама представительная и дорогая. Не к лицу ей разбивать окна зала ожидания и лихачить. Она будет ждать, как и все цивилизованные люди, которым после прошедшей регистрации и таможни путь наружу отрезан, и остаётся идти только вперёд, на вылет. Когда потухнет это чокнутое Delayed и откроются Gate.       Темари взяла в ближайшем автомате горячий чай и снова шагнула к окну. Заря тихо догорала среди сгущавшихся облаков. Вид моря, за которым лежала Коноха, а дальше жаркая Суна, куда ушло солнце, успокаивал. Шершавый пластик грел пальцы. Только эти облачники могли выдумать чай в стаканчиках, запечатанных крышками с дырочками, из которых, видите ли, предполагалось пить. Темари раздраженно выбросила крышку в урну, отпила немного чая. Как и ожидалось, вкус так себе. Как можно опустить чайную церемонию до уровня штампованного суррогата? Саму идею чая опошлили, как и жизнь Темари.       Мечтала ли она о такой судьбе? Выросшая в стране со строгими патриархальными нравами, она обязана была видеть себя в будущем хранительницей домашнего очага. Так жили многие вокруг неё, но они не рождались в семье Казекаге, они не оставались в пятнадцать лет единственной опорой младшим братьям. Темари бы, наверное, вышла замуж за государственную службу, если бы не Шикамару. Друзья и знакомые сразу увидели в них пару, намекали, всячески подталкивали, игнорируя, разве что, наставления Совета Песка, но разве старикам угодишь? Темари до сих пор помнила восторженный писк Мацури и Юкаты, которые без умолку трещали, что у неё есть классный парень из Конохи, и советовали закрыть глаза на то, что он младше на три года. Это сейчас, с высоты прожитых лет, подобная разница в возрасте и разницей не считается, а тогда она казалась пропастью, и Темари комплексовала. А ещё она… влюбилась. Потому и отнекивалась, ведь когда чувства настоящие и идут от сердца, высказать их вслух ой как непросто, к тому же и тогда, и сейчас она считала самой привлекательной чертой мужчины интеллект, и не чаяла встретить кого-то, кто будет умнее неё и поразит остро отточенной логикой.       Когда окружающие так поддерживают, невозможно не поверить в то, что этот шиноби из другой страны, представитель древнего клана с непоколебимыми традициями — твоя половинка. Темари оставила дом и счастливо вышла замуж, пусть и впопыхах, раньше запланированной даты. Но в Суне чуть было не случился государственный переворот, и Гаара торопился отправить сестру в безопасную Коноху. Забавно, раньше в Листе Темари считалась желанной гостьей, но стоило заявить, что она перебирается навсегда, как радушие сменилось недоверием. Но Темари любила, и её любили, а потому проблемы казались пустяковыми. За широкой спиной Шикамару легко было спрятаться от косых взглядов прохожих, а в стенах поместья Нара плечом к плечу выстоять перед упрёками старейшин, которые никак не могли простить, что Совет Песка посчитал их недостойными Темари, и не забыли нападения Суны на Коноху. В Стране Ветра главы кланов безраздельно властвовали над домочадцами, но в Листе должность главы, которую получил Шикамару после смерти отца, оказалась номинальной, а реальная сила находилась в руках пожилых родственников. Даже Хокаге отчитывался перед какими-то замшелыми стариками. Всё в этом Листе шиворот навыворот.       Сперва Темари постоянно простужалась в непривычном, слишком влажном для неё климате. Придя в норму, планировала закрепиться на службе, но тут её огорошили требованием родить ребёнка. Темари такого не ожидала. А мигом оробевший Шикамару в этом вопросе и не подумал принимать сторону жены. Оказалось, для Конохи очень важна преемственность построения Ино-Шика-Чо, и потому в каждом поколении обязаны появляться на свет ровесники, которых в будущем поставят в команду. Ей сообщили об этом в промозглый февральский день, спустя пару недель после свадьбы Чоджи. Тот умудрился затащить под венец уроженку Страны Молнии, и Шикамару посмеивался, что это Каруи принесла с собой в Коноху зиму. Чоджи в свои двадцать лет неожиданно выровнялся, обзавёлся самоуверенностью и из зашуганного нелепого мальчишки превратился в импозантного молодого человека, умеющего себя преподнести и без стеснения находящего подход к девушкам. Что и говорить, Темари сама бы пошла за такого Чоджи, но он связал себя узами брака с экзотическим фруктом Каруи. Вот только век бабочки оказался недолог, и Чоджи опять превратился в прожорливую гусеницу, днями напролёт лежащую перед телевизором. Но в этом есть свой плюс — он никогда не уйдёт к другой, потому как уже пустил корни в диван. Ещё на свадьбе Чоджи и Каруи все судачили, а позже подтвердился слух о том, что невеста беременна. И сразу после этого старейшины поставили Темари и Шикамару перед фактом.       Проблема крылась не в муже. Шикамару обещал стать прекрасным отцом, Темари чувствовала это, глядя, как он возится с Мирай. С которой и она возилась за компанию и нисколько не пожалела, потому что Мирай вследствие стала её лучшей ученицей по техникам Ветра. Темари не хотела детей, потому что, чтобы их хотеть, их надо хоть сколько-то любить. Она была не готова.       Она пробовала возражать. Надеялась, что найдёт поддержку у Каруи, все же они обе не бесклановые простушки из Конохи, готовые на всё, лишь бы удержаться в знатных семьях, но Каруи только пожимала плечами, мол, ей куда деваться, она уже в положении. Ино могла бы взбрыкнуть, потому как клан Яманака, так и не выбравший нового главу, в период безвластия не имел права указывать, когда ей рожать и рожать ли вообще. Учитывая, что с Саем они со свадьбой не спешили, их конфетно-букетный период был в самом разгаре. Позже Темари смекнула, что эта парочка творческих натур всегда будет выставлять отношения напоказ, для них любовь без объятий на глазах у всех, без цветов и ужинов при свечах, без фотографий с поцелуйчиками — и не любовь вовсе. Были ли они искренни или пытались убедить себя и окружающих в силе своих чувств — не разобрать. Сай получил музу, отвечающую его эстетическим притязаниям, а Ино нашла домашнюю ручную замену Учиха, что ж, совет да любовь.       Как бы то ни было, Ино в вопросе деторождения решила следовать традициям и заторопилась готовиться к свадьбе. В ту весну в Конохе что ни день, гремела свадьба, словно молодёжь наслаждалась мирным временем и спешила жить и любить, а герои войны, запечатавшие саму Кагую, и вовсе обзавелись первенцами. И Темари уступила. Потому что любила мужа. Потому что тогда она словосочетания «репродуктивное насилие» знать не знала. Зато теперь прекрасно понимала, почему у всех представителей построения Ино-Шика-Чо нет ни братьев ни сестёр, впрочем, в рамках своих троек они сами себе ближайшая родня.       О карьере шиноби пришлось временно забыть.       Шикадай появился на свет раньше срока, когда орущую благим матом Темари доставили в госпиталь прямиком со дня рождения Ино. Сын был слабым, крохотным, мало ел, плохо прибавлял в весе, так что и два месяца спустя походил на новорожденного. Постоянно плакал, и Шикамару приговаривал, что такому капризуле и бояке в жизни лучше полагаться на друзей. Темари корила себя, что все неурядицы из-за её нежелания заводить детей. Её родня жила далеко, двум землякам, приставленным к ней по приказу Гаары, она после беспорядков в Суне не доверяла, со свекровью отношения не заладились, муж пропадал в резиденции Хокаге, и о Шикадае Темари пришлось заботиться в одиночку. Даже подсказать было некому, и порой она застывала в ступоре возле сына, не зная, что с ним делать. Шикадай перевернул мировоззрение, стал его центром и разделил жизнь на до и после в тот самый миг, когда его — сморщенный синюшный комочек, заходящийся в беспомощном писке — впервые положили ей на грудь. И они вдвоём с Темари справились, окрепли, а она всё чаще ловила себя на мысли, что говорит о себе и сыне как об одном целом: «мы покушали», «у нас режутся зубки», «нам почти годик».       Даже имя она не имела права выбирать, её поставили перед фактом, что ребёнка будут звать на «Шика-». В детстве, как и все девочки, Темари приценивалась к разным именам, заранее прикидывая, как назовёт сына или дочь. Ей нравилось «Даймару», так звали её поклонника, несуразного смешного мальчишку, которого она ни во грош не ставила, хоть и жалела. Но имя красивое, не отнять. Она воспользовалась тем немногим, что ей дозволили, и прибавила к имени сына «-дай», но никогда не говорила мужу, откуда это «-дай» взяла. Пусть хоть так что-то останется от рано погибшего Даймару, даже если никто, кроме неё, не будет этого знать. Раньше её слегка мучила совесть, теперь — нет.       Как и многие дети, сын не вылезал из бронхитов и ангин, и ни в три года, ни в шесть лет она не решалась его оставить. Превратилась из бойца Темари в маму Шикадая, пригрелась в Конохе, всерьёз уверившись, что в Суне ей некомфортно из-за паршивых детских воспоминаний. Карьера ещё отодвинулась.       А после Темари так отвыкла от службы, что и возвращаться не захотелось. Занималась домом, который почему-то отнимал всё время, хотя раньше этого времени хватало и на миссии, и на себя, и на распекание братьев. Каруи тоже зашивалась, она помимо наведения порядка умудрялась ещё и вкусно и много готовить. Темари на кулинарные подвиги не тянуло.       А вот Ино, кстати, чудом совмещала обязанности матери, разработчика и руководителя системы слежения чакры, хозяйки цветочного магазина и красотки с обложки журнала. А может, и не успевала. Иноджина спихнули бабушке, а в полтора года в ясли, Темари такого и помыслить не смела. В этом возрасте дети не то, что обувку застегнуть, даже элементарно попроситься на горшок не сообразят. И чтобы её ребёнок проходил весь день в мокрых штанах? Ну нет! А ещё у Ино дома лежали барханы пыли и царил хаос из разбросанных повсюду холстов с недописанными картинами, банок красок и олифы, огромных палеток с тенями для век, заколок для волос, клубней каких-то редких сортовых тюльпанов, а после и подросший Иноджин внёс свой вклад в виде скетчбуков, маркеров и огрызков карандашей.       Когда детям исполнилось шесть, Темари, как водится в кланах Нара, Яманака и Акимичи, пока отцы на службе, вместе с другими матерями взялась тренировать подрастающее поколение, хотя подозревала, что воспитывают они неправильное построение Ино-Шика-Чо.       Она учила Шикадая Футону, песчаным тактикам и стратегиям. Каруи натаскивала Чо-Чо на крайне агрессивный бой. Иноджин вообще не применял техники Яманака, но любящая мама Ино смотрела на казус сквозь пальцы. И пусть. Это станет их маленькой местью старейшинам.       Мирок Темари устоялся в пределах усадьбы, в препираниях с мужем просто из-за нехватки адреналина, в разговорах с другими мамочками о том, что сегодня кушали дети, кто чем лечит насморк и где купить продукты по скидке, будто жалование мужа давало ей хоть какой-то повод крохоборничать. Дни, похожие один на другой, раньше тянувшиеся долго, понеслись вскачь, и Темари и оглянуться не успела, как Шикадаю стукнуло тринадцать, а она по-прежнему сидела подле него. А после всё разрушилось, как карточный домик.       Чай в руках остыл. За окном сгустилась ночь; небо, море и скалы слились в непроглядную синь. Темари бросила напиток в урну, оглянулась на других пассажиров. Там укладывались спать, кто на сумках, кто на креслах, как придётся. Некоторые убивали время в наушниках или за книгами. На электронном табло высветилось наконец-то ориентировочное время их вылета — три часа ночи. Возможно, удастся поспать в дирижабле за десять часов полёта, чтобы не прибыть в Коноху совсем разбитой. Не предупредить ли Шикадая, вдруг он будет нервничать? Пожалуй, пока не нужно, не так уж сильно она опоздает.       Темари, морщась, прошлась мимо чужих пакетов, бутылок с водой и повисших на стенках урн салфеток. Развели базар-вокзал. Находиться здесь опротивело, и Темари поднялась по винтовой лестнице на верхнюю галерею, где располагался зал ожидания для пассажиров первого класса. Охранник не хотел её пропускать, но Темари сунула ему под нос свой билет. В прошлый перелёт именно она сидела в комфортабельном зале, тогда как её спутник томился в общем. Спутник, с которым они даже прибыли на аэродром разными дорогами, чтобы никто не заподозрил, что они вместе.       На втором этаже было тише, журчала вода в искусственном водоеме у стены, вдоль окон располагались столики и бежевые кресла. Темари выбрала самое дальнее. Отсюда, с высоты, можно было увидеть не только море, но и площадку для взлёта дирижаблей, подсвеченную яркими огнями. Все интереснее, чем вглядываться в непроглядную ночь.       На столик перед ней, мелодично звякнув, опустилась фарфоровая чашечка на блюдце. Ярко запахло кофе.       — Темари-сан, — знакомый глубокий голос, обволакивающий до мурашек. — Какая неожиданность вас здесь увидеть.       Она подняла голову, сдержанно кивнула:       — Омои-сан. Рада встрече. Присаживайтесь.       Он устроился напротив, поставил на столик свой латте. И между их чашками — пастилу из каштанов.       — Разрешите угостить?       — Вы уже, кажется, угощаете, — она потянулась к кофе, сделала глоток на пробу. — О, недурно, совсем недурно. Непохоже на кофемашину.       — Свежезаваренный в джезве, — его взгляд скользнул от чашки к её губам, после — к бару. — Попросил сделать кофе по-песчаному. Когда надо, у нас умеют варить хороший напиток, поверьте.       — Верю, — Темари блажено зажмурилась. Как же она скучала по этому вкусу с кардамоном! И десерт… Откуда Омои вызнал, что она любит каштаны? — Омои-сан, вы тоже в наши края?       — Сразу в Конохе пересяду на дневной экспресс до Страны Горячих Источников. Моя семья отдыхает в онсэне.       У Омои что-то не ладилось с семьёй, он не хотел говорить, а Темари не уточняла. Он ценил её личное пространство, она — его. И это более чем устраивало. У обоих в подкорку врезались инстинкты шиноби. Недоговаривать. Отыгрывать роли. Выстраивать комбинации. Вот и сейчас они летели одним рейсом после целой недели, проведённой вместе в столице, но делали вид, что столкнулись нечаянно. Что обсуждали самые банальные темы. Разве кто-то мог их подслушать? Но мнительность Омои передалась и Темари.       Словно в пику вынужденному притворству, она перехватила его взгляд, невзначай заметила:       — У меня задержка, — с наслаждением проследила, как на его лице меняется целый спектр эмоций. — Как это у вас говорится… ди… и… эл… что-то там ещё…       — Delayed? Задержка рейса? — выдохнул Омои и прищурился. — Чертовка, — добавил с чувством. Темари в ответ ослепительно улыбнулась.       Оба какое-то время наблюдали спортивный матч, транслируемый в беззвучном режиме на большой плазменной панели. Необязательно видеть друг друга, чтобы чувствовать, что ты не один. Кофе горчил и оставлял на языке приятное послевкусие. Какое всегда наблюдалось после встреч с Омои. Он сам напоминал латте: кофейного цвета кожа, терпкий запах, сладкие от мятных леденцов губы, мягкие молочно-белые волосы, которые так непривычно пропускать через пальцы после жёстких прядей Шикамару, и непроглядные чёрные глаза, как гуща на самом донышке, в которую можно всматриваться вечно, пытаясь прочесть свою судьбу. И раз за разом обманываясь.       Противоядием от этого наваждения служило лишь то, что Темари давно не питала иллюзий, ничего от этого увлечения не ждала, кроме того, что оно могло ей дать. Наверное, она катилась вниз. Наверное, загоняла свою семейную жизнь в патовую ситуацию, словно в шоги. Ломала своими же руками. Пусть так. Иногда нужно всё сломать, чтобы начать двигаться вперёд.       — Как дела у Каруи? Как Канкуро? — неожиданно спросил Омои. Будто он этого не спрашивал ещё неделю назад. Актёр. Темари неосознанно провела пальцами вкруговую по блюдцу, поняла, как он оценивает этот жест. Приятно, когда такие мелочи замечает хоть кто-то. Не передать словами, как подобное тешит самолюбие.       — Каруи увлеклась алмазной мозаикой, но, зная её характер, это ненадолго, — Темари перевела взгляд на окно, за которым величественно шёл на взлёт очередной дирижабль. — Брат изобретает автономную марионетку, весь ушёл в работу. Навести его, он будет рад тебя видеть.       Канкуро её и познакомил со своим сослуживцем Омои, с которым в одном отряде прошёл всю четвёртую войну. Темари тогда вежливо улыбнулась симпатичному парню из Облака, поймала на себе его заинтересованный взгляд, но тут же забыла — в мыслях был один Шикамару. Помниться, скривилась от вульгарной привычки Омои держать за щекой леденец на палочке, знала бы, как этот парень в итоге наловчится целоваться! Что при их первом поцелуе она, взрослая женщина и мужняя жена, почувствует себя дилетанткой.       Верно, не вчера начались их отношения. Они пересекались на встречах Каге, ведь Омои числился главным охранником Даруи и его возможным преемником. Забавно у неё жизнь складывается: дочь Казекаге, сестра Казекаге, жена советника Хокаге и любовница будущего Райкаге. «Ох, уважаемая, вы с пола не едите, это точно», — посмеивалась она сама над собой. Не стремилась к этому, но вращалась в высших сферах. Темари понимала, что нравится Омои, и только. Привыкшая к мужскому вниманию, не придавала значения. Но теперь, после отдаления Шикамару, когда она случайно столкнулась с Омои на переговорах, вдруг отпустила себя. Всё завертелось так стремительно, что оставалось диву даваться, как жизнь может круто измениться за пару дней.       Разлюбила ли она Шикамару? Сложный вопрос. Он давно врос в её душу, роднее его не было никого, и расставаться — это рвать по-живому. Что, если он завтра попросит Учиха шаринганом стёреть ему воспоминания об Аде? Примет ли Темари его тогда, сможет ли опять доверять? И заслужил ли он её измену? Но уж лучше из-за похоти переспать с кем-то, тело отмоется, а вот полюбить другую всем сердцем — этого Темари не прощала. Ох, не напрасно старейшина Энчу Нара подарил им на свадьбу дурацкие оленьи рога, что висели в токонома гостиной и жутко бесили. Как в воду глядел.       Влюблена ли Темари в Омои? Она не знала. С ним было чудесно. Она снова чувствовала себя желанной. Он не собирался бросать семью, и менять они ничего не хотели. Их двойная жизнь, запретное удовольствие, острое и пряное, устраивало обоих.       Она не хотела задумываться над этими вопросами. Ей было хорошо сейчас. И славно.       — Объявляется посадка на рейс 5670… — раздалось объявление.       — Не наш, — вздохнула Темари, откидываясь на спинку кресла. Экокожа неприятно заскрипела.       — Не наш, — согласился Омои. — Пусть не торопятся с вылетом, пока погода в Конохе не устаканится. Вдруг там ураган? Вдруг он не успеет завершиться, и нашему дирижаблю придётся садиться в непогоду, при сильном ветре и грозе? Авария неизбежна. Одной искры достаточно, чтобы поджечь водород в баллонах, пламя охватит дирижабль за секунды.       Темари поморщилась. Опять он сочинял невесть что, его живое воображение было уместно несколько часов назад, в номере отеля, на их общей постели, смятой и горячей от их тел. Когда она держалась за его широкие плечи, ловила каждой клеточкой кожи прикосновения и поцелуи, стонала, не боясь, что кто-то услышит за стеной…       — Мы погибнем в воздухе, — несло Омои, — в огне над Страной Огня. Зато наша смерть будет быстрой.       — Прижми меня тогда крепко-крепко, — задорно прошептала Темари. — И поцелуй так, чтобы я ничего не замечала. И взрыв развеет наш пепел.       — Зачем открытым текстом, Темари-сан? А вдруг за соседним столиком общие знакомые, которые после в баре пропустят лишний стаканчик и вспомнят…       — Омои, не выдумывай. Нас никто не слышит.       Он хмыкнул, возвращаясь к своему наверняка остывшему латте. Он мог сам стать искрой, что воспламенит водород в баллоне дирижабля, вот только на современных судах никто не допустит утечки газа и, соответственно, пожара. Между Темари и Омои всегда искрило и в прямом, и в переносном смысле. Статическое электричество. Или влечение. Но в темноте особенно завораживающе смотрелось, как пробегают редкие искорки по его коже и волосам. Она ловила их кончиками пальцев, шипела и смеялась от тонких уколов. Что ещё ждать от одного из лучших пользователей Райтона?       — Омои, — тихо попросила она, — закажи, пожалуйста, ещё кофе. До трёх ночи так долго! И сочини какую-нибудь завиральную небылицу, только не про смерть. Такую, чтобы можно было посмеяться, или умилиться, или с замиранием следить за каждым поворотом.       — Не буди моё воображение, — засмеялся он. — Не успею ведь рассказать до вылета.       — Продолжим в воздухе. А я буду слушать.       — И вставлять едкие замечания. Знаю я тебя. Не в бровь, а в глаз.       — Но ведь тебе это нравится.       — А тебе?       Она не нашлась, что ответить. В таком Омои ей нравилось всё.       Он достал из подсумка планшет, зарядил его, всего лишь потерев руки и приложив палец к гнезду зарядки. Загорелся экран, Омои открыл чистый лист текстового редактора, протянул ей.       — Пиши.       — Что писать? — она уставилась на белый экран. Незаполненность страницы пугала.       — Что хочешь. Сочиняй историю, спрашивай, как дела, или набей любую глупость. Будем переписываться. Точнее, перепечатываться. Для конспирации, чтобы никто ничего не заподозрил. Пусть думают, что мы работаем с документацией. Меня успокаивает сам процесс. А ещё это романтично, не находишь?       Она застыла в нерешительности, боясь коснуться высвечивающейся внизу планшета клавиатуры.       — Начни ты, — передвинула ему планшет, и Омои шустро набрал какой-то текст, наверняка начинающийся на «а вдруг». И Темари вдруг поняла, что сможет подхватить, а почему бы и нет?       И вечер перестал быть скучным. И тяжкие мысли ушли. И растянутое, вязкое, как кисель, время сжалось в точку «здесь и сейчас», и полетело стремительно, и в мире остались лишь она, и Омои, и их переписка украдкой, словно на уроках Академии, а может, и роман в письмах, а может, и целая жизнь.