Футболисты и Тренеры

      Он весь сиял. Его глаза сияли, его улыбка, золотая медаль на шее, и серебряный трофей в руках. Микель словно светился изнутри и все не мог поверить, что это правда. Арсенал победил, они выиграли трофей. Весь прошлый сезон, наполненный надеждами и опустошающим разочарованием в апреле, завершился выигранным Суперкубком Англии. Глядя на счастливые лица ребят, на их шумные празднования, Микель вновь старался отбросить сомнения о том, а заслужили ли они принимать участие в этом матче. Ведь они играли лишь потому, что Сити взял титул чемпиона Англии и Кубок. А затем с таким же триумфом завоевали Лигу Чемпионов. Не Арсенал настоящие победители, а они. Суперкубок взяла команда со второго места, и Микель, пересилив себя, скрыл за улыбкой эти навязчивые мысли. Это уже прошлое, а он искренне хотел расслабиться и просто порадоваться за свою команду. Однако, что-то все же не давало ему всецело отдаться всеобщему веселью. Блики на золотых медалях ослепляли глаза, а музыка стала казаться слишком громкой. Странная грусть постепенно овладевала им, и он, отвернувшись на секунду от смеющегося Нико, огляделся вокруг, остановив свой взгляд на выходе со стадиона. Там, в полутьме подтрибунного коридора мелькнул знакомый силуэт в белой рубашке. Все игроки Сити, получив серебряные медали, давно ушли, но Пеп стоял у выхода и, скрестив руки на груди, наблюдал за триумфом соперника. Микель уловил его взгляд, и оставшаяся радость вмиг исчезла. Карие глаза, наполненные грустью и тихой злостью, смотрели на него в ответ. Артета знает, о чем сейчас думает каталонец, знает этот взгляд, но он не думал, что Гвардиола когда-либо будет так смотреть на него. Именно так, как Пеп обычно смотрит на своих соперников, которые превзошли его.       Вкус вина был терпким, но Микель не подал вида, сделав небольшой глоток и поставив бокал на стол. Пеп, казалось, тоже был не в восторге от предложенного работниками стадиона алкоголя, но осушил почти половину, противно сморщив лицо следом. Они сидели напротив друг друга в одной из многочисленных тренерских комнат на Уэмбли и, то ли пытались уважительно отнестись к английским традициям для тренеров пить вино после матча, то ли по привычке проводили время в компании. Слишком свежи в голове воспоминания о тысячах проведенных вместе вечеров за бокалом вина и с рабочими планшетами в руках. Тогда Гвардиола и его ассистент могли до поздней ночи обсуждать футбол, увлечения, политику, семьи, счастливые моменты из жизни и страхи, что их гложут каждый день. Начавшийся спор заканчивался смехом, что утихал и переходил на шёпот, а затем вновь в кабинете тренера Сити становилось необычайно живо и громко.       Но не здесь. В этой комнате было мертвецки тихо.       Микелю хватило ума снять медаль перед тем, как идти на эту встречу. Иначе Пеп, раздраженный одним ее существованием, поспешил бы ретироваться, сказав, что опаздывает на автобус. Артета, все четыре года работы в Сити, словно сапёр, пытавшийся не наткнуться на мину и подстроиться под настроение Гвардиолы, хорошо знал его больные места. Однако, Пеп, все еще источавший лёгкую нервозность, молчал, с меланхоличным взглядом смотря куда-то вдаль перед собой. Микель глазами очерчивал задумчивый профиль и ненавидел себя за то, что испытывает чувство стыда перед ним. Чувство стыда за то, что сам победил. Словно он не должен был, словно смертельно обидел, а ведь это не так.       Это просто очередной матч.       Ему хотелось вскочить с места и яростно сказать Пепу, себе, что он заслуживает этой медали, заслуживает испытывать радость и гордость за свою команду, за клуб, за свой каждодневный труд, и заслуживает быть хоть на мгновение по-настоящему счастливым. Сказать настолько страстно и громко, чтобы Пеп наконец повернул голову в его сторону, и взглянул на него полными удивления и какой-то непонятной радости глазами. Однако, Микель сидел, стиснув ладонь в кулак, и молча ждал, когда Пеп скажет хоть что-нибудь. Про себя умолял каталонца, пускай и неловко, но поздравить его с выигранным трофеем, как-то невпопад пошутить про предстоящую чемпионскую гонку, или грустно рассказать о чем-нибудь вселенско-философском, что заставит Микеля задуматься и, как всегда, согласиться. Артете нужно услышать этот хриплый голос, что заставит его хоть на секунду забыть о том, что между ними уже четыре года вырастает стена.       — Это был отвратительный первый тайм, не правда ли?       В комнате наконец раздался голос, но слова были сказаны словно в пустоту. Пеп усмехнулся про себя, все продолжая смотреть мимо собеседника, и без того зная, что его внимательно слушают. Да и произнесено это было как-то легко и небрежно, будто он пытался найти что-то комичное в их общем горе.       Они оба просчитались со стартовыми составами. Возможно, Пеп раздражен из-за того, что проиграл плохо подготовленному сопернику. Он часто воспринимал подобную халатность как издевку над ним самим, и не важно, был ли это кто-то из топ-6, или же команда, только пробившаяся в Премьер-Лигу. В этом Гвардиола был безжалостным перфекционистом, что добивает соперника, осмелившегося дать себе слабину. Микель хорошо знал об этом, и помнил каждое разгромное поражение от горожан как уроки жизни, которые Пеп исправно ему преподавал. Артете стоило быть благодарным, и он всегда ценил это, но не сегодня. Сегодня он не испытывал ничего, кроме сгустка чувств из вины и потерянности.       — Ты расстроен?       — Нет. С чего бы вдруг? — наконец повернувшись, Пеп слегка улыбнулся, — Ты думаешь, я расстроен, что проиграл? Это не первое и не последнее поражение в моей жизни. Я рад за тебя, Мики. Ты молодец.       Микель слышал подобное сотни раз, но никогда до конца не верил. И сейчас отказывался принимать за чистую правду. В голове вновь возник этот тревожный взгляд наблюдавшего за ним в подтрибунке Гвардиолы. Все это не просто так. Как бы Пеп не пытался скрыть за нежными речами свою грусть, его разочарование было слишком очевидно. Что-то в голове подталкивало Микеля встать и обнять своего друга, прижаться носом к плечу и попытаться подбодрить его, подбодрить себя, как это обычно бывало, но рациональная сторона его разума взяла верх, и он остался сидеть на своем месте. Ведь это неправильно. Пепу не нужны все эти сентиментальности. Точно не после выигранного требла и череды разгромных побед над Арсеналом. Артете не стоит его жалеть. Это жизнь, как любил говорить каталонец, игра, где ты либо выигрываешь, либо нет, а Микель заслужил победить спустя столько лет, как и Пеп заслужил спуститься с небес на землю и понять, что не один он страдал все это время.       Всегда ли он был таким эгоистом?       — Три проигранных Суперкубка подряд, — Пеп вновь начал говорить пространно, будто с самим собой, — Не скажу, что именно их мне не хватило для полного счастья, но статистика так себе. Журналисты наверняка съедят меня с потрохами.       — Скажи им, что это три выигранных чемпионства подряд. Разве этого мало?       Пеп слабо пожал плечами, словно это не имеет значения. Микель легко возненавидел бы его за это.       — Ты помнишь полуфинал Кубка Англии, когда мы победили со счетом 2:0? Помнишь тот год? — Гвардиола мотнул головой, а Артета, пытаясь звучать сдержанно, продолжил, — Это было в 2020. Три года назад. Наша последняя победа над Сити до сегодняшнего дня. А между ними — 12 поражений.       Пеп молчал, но прекрасно понимал, к чему клонит Микель. Он посмотрел на него с легким раздражением, но из уважения позволил ему завершить свою мысль.       — Как ты думаешь, был ли я рад проигрышу? Нет, но я никогда не злился на тебя. Я пересматривал матчи снова и снова с мыслями, что это я сам недостаточно хорош, чтобы тягаться с лучше командой в мире. И даже сейчас я смотрю на тебя, и мне хочется сорвать свою медаль. Я понимаю, что, как тренер, не должен так думать. Я всегда говорю ребятам с гордостью принимать даже самые малые успехи, но разве это имеет смысл, когда сам не до конца верю в сказанное.       — Я не хотел, чтобы ты винил себя, — сухо ответил Пеп, — Ты в праве радоваться или грустить, это твое дело. И я прекрасно понимаю, как долго ты ждал этой победы и сколько боли ты испытал на пути к ней. Медаль — твоя, по праву.       — Тогда почему ты смотришь на меня так, словно я отобрал твою победу? Словно я твой самый заклятый враг?       Микель и сам понимал, насколько резко прозвучали его слова. Однако, он не жалел, что наконец высказался, пускай на душе не стало легче. Артета ждал, что ответит Гвардиола, и в этой томительной тишине он постепенно сходил с ума.       — Так и есть, — Пеп смотрел в зеленые глаза пристально и не моргая, — Ты отобрал мою победу.       Слова эхом разразились по комнате. Столь оглушающие своим откровением, что внутренние сомнения постепенно исчезли. Каждый наконец признался, прежде всего, самому себе.       Так, как раньше, уже не будет.       А ведь Пеп говорил ему об этом. Рассказывал, что он с трудом может налаживать контакты с кем-либо из тренеров, но баску казалось, что их связь слишком крепка и неразрывна, чтобы дрогнуть перед банальным спортивным соперничеством. Ведь он никогда не хотел этого. Видит Бог, Микель отдал бы все, лишь бы они с Пепом не боролись друг против друга в прошедшей гонке за чемпионство. И отдал бы еще больше, лишь бы они не столкнулись вновь. Они оба этого не хотели, но вынуждены были смириться. Вот только Микель до последнего верил, что их столкновение не больше чем дружеская партия в шахматы, в то время как Пеп повышал ставки и ставил на кон нечто большее.       Бокал напротив уже давно опустел. Пеп стоял возле своего бывшего ассистента и устало смотрел на темную макушку.       — Я обещал тебе, что ни за что не забуду нашу дружбу. И я держу свое слово, — казалось, он хотел поднять руку, но лишь нервно дёрнул пальцами, передумав, — Надеюсь, ты тоже.       Артета не произнес ни слова. Это и не нужно, Гвардиола и сам прекрасно знает ответ. Микель лишь взглядом проводил каталонца, который, на сей раз, и в правду опаздывал на автобус.       — Спасибо за вино, — заметив, что Микель все ещё смотрит вслед, Пеп добавил, — Прошло целых четыре года, Мики. Ты и сам все понимаешь.       У Пепа Гвардиолы нет друзей среди тренеров. Микель знал об этом, но старался не замечать этого факта. Или же глупо надеялся, что это правило не касается его самого. А чем он лучше других, если Пеп разрывал связи и с более близкими людьми?       Если он любит побеждать больше, чем любит кого-либо на свете.