Принцесса и клоун

Когда силуэт Смеющегося Джека расплылся, а на место старого цирка вернулись спокойные, тихие могильные плиты, Одри опустила голову в непонимании. Эдгар тут же начал возмущаться и ворчать, но мертвечина опять его старалась не слышать. Местом, в котором Эдгар и Одри проводили свой досуг, было старое заброшенное кладбище, где когда-то была похоронена и она. Но если другие могилы навещали несколько веков назад, то о "принцессе" забыли тут же после ее захоронения, и она, понимая, каково это, быть брошенной, не оставила это место. Каждый день она бродила по давно забытым тропинкам и осматривала могилы, чтобы уделить им хоть какое-то внимание. Заплывшие ржавчиной фотографии уже не позволяли распознать лица, а выколотые когда-то имена на плитах заросли кучей сорняков и мха. Были и несчастные, чьи покои проваливались в глубь земли. Чучела были давно разворованы, потому что на них обычно были надеты красивые вещи, а сами они сооружены из пластмассы и дерева - ценного материала. И пусть призраки этих мест давно обрели свой покой, но Одри все равно уважала это место, даже если погибшие уже буквально ничего не чувствовали. Для нынешнего времени эти могилы - очередной пережиток прошлого, ведь здесь захоронены самые обычные зверолюди, однако для Одри - это целая эпоха и воспоминания. Многие из здесь присутствующих брезговали ею, не хотели видеть, но даже негативные воспоминания - тоже воспоминание. Мысли о грустном и удручающем опять позволяют Одри укутаться этим туманом равнодушия и молчаливости. "Вспомнила ли ты, моя милая старого друга, и боишься все вернуть назад, или же и впрямь в упор не можешь вспомнить?" Жнецу стало грустно от взгляда на одинокие изгороди. Никогда еще это чувство печали не было настолько глубоким. Если бы она могла, она бы расплакалась. Ее по-настоящему начали волновать серые глаза: как они посмотрели на нее в конце. Это был такой неподдельный печальный вид, что, кажется, Одри начала испытывать чувство стыда. "Но мне же это все чуждо… я не имею права чувствовать, страдать, радоваться, дружить", - размышляла она, принимая фальшивую свободу за реальность. - "И даже если этот демон был для меня кем-то родным в прошлом, сейчас это не должно меня волновать. Мы никто друг другу!" Ее сердце давно остыло и даже не помнит, как при виде Джека оно стремительно и задорно билось, а улыбка наползала на лицо уже как инстинкт. Одри присела на высокую траву, опершись спиной о могильную плиту, и сложила гнилые колени к подбородку. "Он ведь смотрел на меня как на… принцессу?.. Его взгляд был таким восхищенным, как будто перед ним красавица, а не я. И ведь при жизни кто-то тоже на меня так смотрел. Я забыла единственного друга, но поклялась не забывать каждого захороненного здесь, НЕЗНАКОМОГО мне существа - это называется как?.. лицемерие?" Когда женщине стало максимально грустно, ее сердце снова стукнуло, и внутри послышалось недовольное "ай!". — Твое сердце часто подает признаки жизни. Это нехорошо. Ты осознаешь, что становишься девиантной? Нас же за это убьют… — прошипел Эд. Одри такой расклад явно не понравился, и она, закрыв лицо ручками, попыталась сымитировать рыдания, но ничего не получилось. Этот момент стал переломным в ее жизни. Она начала завидовать людям, что воспроизвело новый сердечный удар. "Принцессе" придется всю вечность держать печаль в себе и не изгнать ее через слезы. — Кто же ты… — еле слышно прошептала тушка и закашлялась. Пение маленьких птичек, пасмурная погода, прорезающиеся сквозь облака солнечные лучи, тишина и слабый шум ветерка когда-то успокаивали женщину, а сейчас ей было тоскливо и одиноко здесь находиться. "Не то что в цирке у Смеющегося Джека", — моментально высказался ее внутренний голос, вот только она этому голосу и не удивилась. От скуки Одри начала что-то насвистывать сквозь плотно сжатые челюсти. Это была попытка продемонстрировать в прошлом любимую мелодию. Затем она начала напевать невнятные слова — это было ужасно и страшно, но сейчас пропеть вспомнившиеся строчки стало необходимостью. — A penny… lor a spool of thread, A penny… for…… a needle. That's the way… — слова сопровождались жутким кашлем и плевками, строчки проговаривались долго. Одри путалась, запиналась, долго вспоминала, несколько раз пыталась выговорить слово "needle", потому что после него начинался дикий кашель, а что следовало после "the way" она забыла совсем. Змей слышал ее попытки спеть хоть что-то и молчал. В его ехидной голове царила дикая паника — страх за напарницу, за себя и страх перед судом. Он предполагал, что их палачом будет как раз таки Томоэ и Стивен, если о девиантности кто-то узнает. И ведь даже Алану теперь нельзя доверять. Нельзя спросить совета насчет первых признаков девиантности, ведь жнецам чуждо слово "дружба" и они будут действовать согласно правилам системы. Эдгар не мог уснуть в этот раз. Он молчал, но внутри истошно кричал от страха перед судьбой. Стивен — крылатое, пернатое недоразумение, пугал его с новой силой. Представления о том, что его длинное, холодное тело улетит с огромной высоты и он разобьется в лепешку, не успев увеличить свое тело, постепенно превращались в реальность. Змей знал точно: он и Одри умрут самой позорной и нелепой смертью. Как иронично, что даже смерть может умереть. Это дает повод пофилософствовать, что все в этом мире невечно, что нет истинного бессмертия и всегда найдется рыба покрупнее и сожрет тебя вместе с твоей гордостью и желаниями, не подавившись, а потом, когда эта рыба сама начнет чувствовать свое господство над всеми, придет и ее черед быть сожраной, и так будет по цепочке. А вот Одри, похоже, вообще не волновало будущее, ее затуманивало прошлое. Она застыла, будто задремала. Эта тишина, приглушенная криком ворон и хлопаньем крыльев по бетонным сооружениям, продолжалась целых 10 часов! Обычные, не всесильные черные птицы нагоняли панику на Эдгара. Они все были так похожи на Стивена. На тысячу Стивенов… — Нам нужно к Алану, — вдруг резко вставая, спокойно пробормотала Одри. Эдгара это ничуть не обрадовало. Не дай боже при нем у нее проявляться еще какие-то признаки девиантности. Каждый шаг Одри, ее отдаление от спокойных родных мест, заставлял метаться разум змея с места на место. — Ты же не будешь спрашивать его о странностях своего тела? — он спросил это громко, с нотками паники и страха. — Нет. Я хочу узнать побольше о непопулярной истории Смеющегося Джека, — равнодушно ответила женщина. — Знаешь… Это меня тоже не очень успокаивает. Зачем это тебе? Зачем вообще знать прошлое демона? Какой в этом толк… Эдгар вжался в позвоночник жнеца и затих. Его слова были громкими, заикающимися и резкими, но Одри странная манера речи сейчас не волновала. У нее была четкая цель, но уже не убить Смеющегося Джека, а узнать о нем как можно больше. Первым делом Одри направилась в тот самый бар, где обычно она встречала Алана, но в этот раз там даже намека на появление жнеца не было. Эдгар молился про себя, чтобы они так и не нашли горбатого мертвеца, но Одри вела себя чересчур упрямо и, блуждая по заброшкам и кладбищам — мертвым и забытым местам, где обычно гуляют жнецы, — она все же нашла его возле забитого дровами человека. "Деревянные трубы" упали на женщину и придавили ее. Алан изучал ее пленку жизни, а Одри смотрела и не вмешивалась. Только когда Анубис забрал рулончик воспоминаний умершей, "Принцесса" поприветствовала его. В этот раз ее все же дико заинтересовала та история, от которой она тогда отказалась. Куда-то идти не пришлось, жнецы расположились на холодных каменных плитах заброшенного здания. Где-то рыскали голодные, дикие собаки и, о чудо - еда была совсем рядом. Жнецов уже не волновало, что будет с телом, это было даже интересно наблюдать. Вот плешивое пугливое животное осторожно подходит к безжизненному телу. "Огромное спасибо, госпожа Смерть, за то, что пришла за человеком, а не мной", — думала, наверное, собака. Итак, Алан начал свое повествование: в процессе рассказа слышалось поскуливание, рычание и возня тела по земле на заднем фоне. Вскоре послышался и хруст хрящей в собачьей пасти. Имя девочки, заболевание, место проживания и год произошедшего Алан не знал, но рассказал, что девочка жила в период геноцида и довольно бедно, часто голодала, находилась без присмотра. Однажды ее мама подарила ей коробку на день рожденья, откуда и появился Смеющийся Джек, Радужный Смеющийся Джек. Он стал ее единственным другом, но девочка постепенно начала влюбляться в клоуна. Каждый раз перед сном она говорила ему: "Я люблю тебя, Смеющийся Джек из коробки". Девочка до последнего скрывала от Джека свои проблемы, лишь бы он не расстраивался, но однажды ее тело все же сдалось, и она умерла… Смеющийся Джек испытал невероятный стресс и, видимо, на этой почве забыл о девочке, когда его коробка перешла уже к Исааку Ли Гроссману, из-за которого он и стал тем, с кем сражается Одри. Потом Алан прокомментировал сказанное тем, что сам не очень верит в эту историю. Слишком много в ней "дыр" и неясностей, но Одри его комментариев не слышала. Не слышала она и звуки разрывающегося трупа неподалеку. Она слышала сейчас только себя! Слова Алана как разбросанный на полу пазл, картинку которого невозможно предугадать. Но каждые несколько слов, связанные в одно предложение, и жесты мертвых рук жнеца как будто помогали собрать картинку по кусочкам. Ты уже знаешь смысл, мотив картинки, но ты только сейчас узнаешь, что это за изображение. Что-то так старалось удержать эту картинку в глубине Одри, но она все же наконец вспомнилась. Пусть Алан не описывал внешность девочки и дом, в котором все происходило, но Одри представляла именно ту грязную, тощую девочку в темной, пыльной комнате - она видела правильную картинку. Когда Алан процитировал фразу девочки, в груди раздался такой стук, что "Принцесса", как ударенная разрядом тока, вздрогнула. Мертвец это заметил и поинтересовался, что случилось, на что Одри отмазалась, сказав, что просто хотела поменять положение тела. Она соврала! Первый раз в "жизни" соврала! Теперь ей стало стыдно за то, что она не вспомнила Джека тогда. Она обидела его… — так теперь она думала. После разговора Одри направилась в библиотеку плёнок жизни, чтобы точно удостовериться, что это она та самая девочка и это не случайное совпадение. Все слишком сходится: знакомые серые глаза, нос в форме конуса, вальс, темная комната, смерть от болезни, а Одри знала, что умерла от болезни! Все жнецы — это умершие от заразной болезни дети, и это единственный факт, который им дозволено помнить из прошлого. "Принцесса" — кто-то ее точно так называл при жизни. Кто-то один! Другие просто не могут ее так назвать — она же страшная!? А он называл… Именно он, а не она. А еще его лицо — оно было симпатичным, бледным и женственным. Она видела это лицо в том демоне, которого ей надо прикончить. Мечась от шкафов к шкафам, отсчитывая года, века, хотя бы примерные, чтобы легче было найти, она вспоминала мелкие детали. Надеялась ли она найти ту пленку или, наоборот, надеялась, что это она? — она не понимала сама. Чего ей хочется? Что она пытается найти? Почему так много вопросов? Что она чувствует? — опять в груди что-то стукнуло, опять разбудило ворчливого змея, который странно молчал, переползая от дыры к дыре. Ее тело свело судорогой, в груди отдалось высоким давлением, которое она давно не чувствовала, — называемое теплом. Осознав, что пленки этой девочки не существует, она опустила голову и, приложив руку к груди, вспомнила все окончательно. Из ее гнилых уст послышалось впервые что-то с нотками эмоций грусти - эмоций, которых не испытывают жнецы. Мой милый Джек…