~~~
— Гермиона, так больше продолжаться не может. — Почему? — Потому что налицо уже не застарелая проблема. С ними — мы успешно справились за эти годы. То, что я вижу сейчас — намеренная блокировка. — Не понимаю… — Вы намеренно дистанцируетесь от жизни. Вы прислушиваетесь к своему прошлому, пытаясь предотвратить его повторение в будущем. Вы не слышите, как вокруг вас течёт жизнь. Намеренно. Вы слушаете шорохи, пытаетесь уловить рассечение воздуха от взмаха волшебной палочки, пытаетесь предугадать легкий вздох, перед произнесенным заклинанием… Вам нужно разрешить себе услышать, как звучит мирная жизнь. Иначе все эти годы в моём кресле вы провели зря. Так больше нельзя, Гермиона. Услышьте… — У меня со слухом всё хорошо! — Нет, Гермиона. Все звуки жизни для вас лишь фон. Вы намеренно не уделяете им внимания. Вы слушаете, но не слышите. Как давно вы радовались пению птиц? А как шелестит листва, помните? А как шумят капли дождя? Фон, Гермиона. Для вас это просто фон. И это — когда-нибудь приведёт к катастрофе.~~~
Раздражение достигло точки кипения. Две недели она пыталась. Две недели она заставляла себя опустить выстроенные щиты, пробиться сквозь вакуум вынужденной глухоты. И… ничего не получалось. Но сегодня, покидая свою квартиру в магловском районе Лондона, Гермиона едва не отшвырнула женщину в стену дома, потому что опять «показалось». И это — было уже опасно. Выйдя из зелёного пламени каминов Министерства, Гермиона замерла в центре Атриума. Сейчас или… Она мотнула головой. Сейчас. Судорожно сжав кулачки, она зажмурилась, представляя вокруг себя прозрачную плотную пелену. Сосредоточившись, слившись с ней, Гермиона мысленно истончала барьер. Визуализация — всегда удавалась ей лучше всего. От внутренних усилий на висках выступили капельки пота, а гул собственной крови заглушал всё вокруг. И едва она подумала, что снова не справилась, как чуткий слух уловил глухой шум. Звук нарастал, усиливался, превращаясь в гомон сотен незнакомых голосов. Откуда-то слева донесся гул рассекаемого крыльями воздуха, и мимо застывшей Гермионы пронеслись три совы, заставляя непроизвольно дёрнуться и распахнуть глаза. Справа тут же пронзительной звуковой волной застрекотали попискивающие министерские записки, шумным роем устремившиеся вверх между этажами. Гермиона сделала судорожный вдох и победно улыбнулась. Она — смогла. Но радость была недолгой. Вернувшиеся звуки были слишком громкими. Лязгающий звук дверей лифтов заставил Грейнджер скрежетать зубами от острого желания заткнуть уши. Она понимала, что немного перегнула, пытаясь обострить свой слух, и что теперь нужно лишь выждать, чтобы всё вернулось в норму. Но, Мерлин, как же громко звучал этот мир. Слишком… К середине дня, она была уже почти без сил. Ей казалось, что она слышит каждый шаг в коридорах Министерства, а от количества цокающих шпилек ей уже просто хотелось повеситься. Даже звук зубной машинки родителей в детстве не раздражал её так сильно, как этот. Сотрудники, казалось, не говорили, а орали в рупор, пытаясь перекричать друг друга. А ведь всего-то полдень и ей нужно как-то продержаться до вечера. Полчаса назад она уже готова была сдаться, и наложить заглушающее заклинание, однако внутренний страх, что плотная пелена снова удушающим кольцом закроет её ото всех, заставлял Гермиону делать новый шаг в коридорах столь шумного сегодня Министерства. Грейнджер прислонилась плечом к стене, пытаясь поудобнее перехватить тяжёлые папки в своих руках, когда за углом коридора послышался шорох и глухой удар. Она могла бы поклясться, что услышала, как лязгнули чьи-то зубы. И вслед за этим раздался тихий голос, в котором так ярко чувствовалась скрытая ярость, что Гермиона смогла бы до неё дотронуться, заверни она за этот самый угол. Пытаясь вслушаться в слова, Гермиона замерла, ощущая, как вдруг по её спине пробежался лёгкий холодок, заставляя затылок слегка занеметь, а шею покрыться мурашками. Но самое удивительное, что вызвано это было не страхом. Вслушиваясь в приглушенные рычащие звуки смутно знакомого голоса, Гермиона испытала неожиданно приятные ощущения. Перестав заигрывать с затылком, это непривычное чувство устремилось вниз по позвоночнику, распространяя свои ласковые тёплые импульсы до самого крестца. Голос продолжал что-то нашептывать, а Гермиона даже не попыталась вычленить слова и распознать язык, просто наслаждаясь неожиданно приятными успокаивающими чувствами, ощущая, как на затылке «шевелятся» волосы, стоит этому низкому тембру снова выдать глухорокочущее «р». Но шепот оборвался, заставляя Грейнджер выпрямиться и сделать шаг к повороту. И уже предвкушая удовлетворение своего собственного любопытства, она едва не налетела на стремительно вышедшую из-за угла фигуру. Каково же было её удивление, когда, подняв взгляд, Гермиона увидела Люциуса Малфоя. Бросив небрежный кивок в её сторону, он стремительно удалился дальше по коридору, а Гермиона, завернув, наконец, за злополучный угол, наткнулась на второго секретаря мистера Малфоя, потирающего шею. И что здесь сейчас только что произошло?~~~
Когда на очередном заседании по финансированию, где ей пришлось присутствовать ввиду индивидуального графика стажировки, который разработал для неё сам Кингсли, всё повторилось, стоило Малфою заговорить, распекая очередной «не перспективный» проект, Гермиона не на шутку заволновалась. А потом всё повторилось ещё раз. И ещё. К концу очередной недели Гермиона проклинала тот день, когда она выбралась из личного вакуума тишины. И если все остальные звуки вернулись к первоначальным диапазонам звучания, тембр голоса Люциуса Малфоя грозил уничтожить её под лавиной неконтролируемых мурашек. Все выходные Гермиона провела, изучая интересный феномен. И если его природу и воздействие на её организм можно было хоть как-то объяснить научно, то что делать с разливающимся по конечностям теплом и желанием большего — она не знала. «Мерлинова мозгоправша» — как прозвал её Гарри — совсем не удивилась, когда воскресным утром Гермиона буквально ввалилась к ней домой, в поисках избавления от ненужного побочного эффекта «мирной жизни».~~~
«Вас это пугает или вызывает возбуждение?» Если бы она знала ответ на этот вопрос! Приятные ощущения покалывали затылок и плечи, заставляя её саму моментально успокаиваться и расслабляться, но при всём этом — испытывать чувство лёгкой неудовлетворенности. Да. Совсем лёгкой. И — возбуждение? Не может этого быть! «Вы хотите избавиться от этого или же…» Конечно, она хотела бы избавиться! Это невозможно! Сидеть и хлопать глазами, как застывшая восковая кукла, не понимая и половины из того, что он говорит. Пытаться незаметно сглотнуть излишек, испытывая при этом дикую сухость. Пытаться ответить, имея все аргументы, но лишь молчаливо открывать рот, не произнося ни звука. «Если не прошло до сих пор, значит нужно копнуть глубже, выискивая настоящую причину. И дело тут уже далеко не в звуках…» Можно подумать, что за эту половину месяца Гермиона и сама до этого не додумалась. До этого «далеко». Спустя восемнадцать дней своих мучений. Но она никак не могла понять, в каком направлении рыть глубже. Потому что всё, что было связано с семейством Малфоев, они отработали уже давно. И словно пытаясь добить её окончательно, на стол Гермионы опустилась записка от Кингсли. С завтрашнего дня — она на целый месяц во власти финансов и Люциуса Малфоя. Чёрт бы его побрал, вместе с Мерлином.~~~
Люциус отбросил записку на стол, раздражённо потирая переносицу. Он и не сомневался, что рано или поздно «золотую девочку» направят и в отдел финансов. Для него не были тайной закулисные игры Кингсли. Сейчас он продвинет её на должность заместителя Отдела магического правопорядка, а в последствии — заберёт под своё крыло. Если, конечно, не начнёт готовить на своё место. Возможно, но до этого сейчас далеко. Однако к натаскиванию Кингсли подошёл со всей серьёзностью. И тут Люциус понимал его, как никто иной. Мало просто руководить. Неважно чем. Отделом, Министерством, Банком. Нужно знать, как работает весь механизм. От первого винтика и до последнего. Потому что только так можно держать руку на рычаге, своевременно устраняя заклинившие шестерёнки. За прошедшие пять лет он сам уже смирился с мелькающей в коридорах Министерства головой «золотой девочки». И даже — учитывая условия своего собственного будущего — принёс ей свои извинения. Почти искренне. Почти. Случившееся не заставило его возлюбить маглов и «грязнокровок», однако он научился признавать неординарные способности некоторых из них. И мисс Грейнджер — за эти годы смогла подняться с низов до категории «весьма недурно». По его мнению, она всё так же была излишне эмоциональна и слишком радикальна в некоторых вопросах, но не замечать её стремительно развивающиеся магические способности было уже невозможно. И при всём этом в ней было то, что он сам ценил в этом мире достаточно высоко: она была, несомненно, умна и никогда не давала обещаний впустую. Но в последнее время, его уверенность в способностях мисс Грейнджер пошатнулась. Она стала странно себя вести и перестала быть способна к продуктивному диалогу. И вот теперь эта дёрганая «золотая девочка» будет целый месяц торчать у него под носом. В тот самый месяц, когда ему самому необходимо почти безвылазно окопаться в своём кабинете в Министерстве, заканчивая крупнейший проект по слиянию двух корпораций, создавая масштабный финансовый гибрид. Магловские возможности для финансирования магов. А точнее: его самого и амбициозного Кингсли. Чёрт бы его побрал. И Моргана тоже.~~~
Первые дни в финансовом отделе пролетели со скоростью записок между этажами. Она вникала в структуру финансовых потоков, критерии оценки проектов, формы отчетов. Голова гудела, пытаясь переварить и усвоить азы. За всё это время она почти не пересекалась с Люциусом Малфоем. Замечая его лишь тогда, когда поблизости не оказывалось ни одного из его секретарей и он был вынужден обращаться к ней напрямую. К пятому разу ей удалось даже не замереть восковой фигурой, пытаясь унять метнувшийся по спине табун злополучных мурашек, однако это не спасло их обоих от разлетевшихся по полу документов. Стоя сейчас перед дверью его кабинета Гермиона не представляла, чего ей ожидать. Но она не была бы Гермионой, если бы струсила. И, вскинув подбородок, она легко коснулась дерева костяшками пальцев. Люциус выжидал. Он не пригласил её сесть, оставляя стоять там, где она сама остановилась. Каждый раз, стоило ему к ней обратиться, она впадала в какой-то ступор. Но при этом, во всё остальное время — прекрасно владела собой. И у него было лишь одно объяснение происходящему. — Мисс Грейнджер, я думал, мы уладили наши разногласия несколько лет назад… Гермиона тихонько сжала кулачки, стараясь не выдать своего волнения. Ну почему всё против неё? Почему в её имени и фамилии так много сладостно-ненавистного ей «р»? Каждый раз, стоило ему чуть растянуть её имя, как глухой рокот жесткого «р» заставлял её замирать, наслаждаясь вибрацией звучания, испытывая ощутимое физическое удовольствие. — Простите, мистер Малфой, о каких разногласиях речь? И вот опять. Он едва к ней обратился, а она мгновенно растеряла всю свою уверенность и чуть не трясётся от… страха? Это единственное, что приходило ему в голову. — Вы боитесь меня, мисс Грейнджер? От неожиданности вопроса Гермиона выпрямилась, забывая про внутреннюю дрожь. — С чего вы взяли, мистер Малфой? Мгновенно похолодевший тон и гордо вскинутый подбородок давали ему надежду на то, что диалог, всё же, возможен. — Видите ли, мисс Грейнджер. Каждый раз, стоит мне лично обратиться к вам, вы… — Люциус помолчал, подбирая слова. — Вы впадаете в ступор. Не мне вам говорить, что в моём отделе не место для тех, кто не в состоянии выполнять мои приказы быстро и чётко. Однако, вы тут не из-за моей прихоти, а по воле Кингсли. И вышвырнуть вас из своего отдела я не могу. Гермиона разжала пальцы и сделала несколько шагов к столу, за которым сидел Люциус. В глазах плескалось праведное негодование. — Вышвырнуть? Да что вы о себе возомнили? Я вам не собака! — Вот теперь я вижу, что дело не в страхе, — Люциус самодовольно усмехнулся, слегка приподнимая уголки губ. — Так объясните мне! Что вгоняет вас в состояние столбняка? Три месяца назад, вы, совершенно не стесняясь в выражениях, высказали свою позицию на заседании по финансированию. С чего вдруг сейчас вы… Гермиона опять не услышала и половины, пытаясь отрешиться от его голоса, пытаясь вырваться из плена его влияния на саму себя. Неконтролируемая волна возбуждения вылилась в поток магии, покалывающий ей пальцы в желании выплеснуться на самодовольного сноба. Удерживать его она могла с трудом. — Возможно всё дело в том, что вы никак не отпустите произошедшее в моём доме? В таком случае — я сведу всё наше взаимно неприятное общение к минимуму. Записки и поручения. И через четыре недели мы с вами распрощаемся, с отдалённой перспективой увидеться на ужине в Рождество. — Прекрасно! Гермиона уже увидела свой свет в конце тоннеля. Нет Малфоя — нет проблемы. Нет звука — нет скользящей по позвоночнику волны. И она приложит все усилия, чтобы эти недели они виделись как можно меньше. А её «мозгоправша» может отправляться в туманы Авалона, со своими предположениями о глубине и восприятии. — Идеально, — тихо произнес Малфой, внутренне выдыхая с облегчением. Всё оказалось проще, чем он думал. А её горячность так никуда и не делась за все эти годы. Но рано или поздно Министерство поглотит и её.~~~
Ради своего собственного спокойствия, Гермиона избрала местом своего обитания самый дальний от Малфоя кабинет. Каждое утро её ждало новое задание, отчет о котором она была обязана предоставить к вечеру. В отделе Малфоя всё было точно так же, как и в прочих. Кроме одного. Он заставлял её изучать истоки, используя реальные проекты Министерства. Она начала с обоснования по принятым проектам и постепенно дошла до прогнозов на новые заявки. В какой-то момент она позволила себе добавить к сухому отчету язвительный комментарий. Его ответ не заставил себя долго ждать. И помимо ежедневной рутины, в жизнь Гермионы вошёл ироничный сарказм, скрытый за словесными пикировками. «…считаю эту заявку бесперспективной. Г. Г. P.S. но вы её одобрите, потому что спустя пару дней это всё перейдёт под юрисдикцию Французского Министерства, где стажируется Д.» «…данные по кварталу должны быть у меня утром. Л.М. P.S. далеко пойдёте, мисс Г. пользуясь моими секретарями как справочником.» «…утром К. нужен ответ по траншу. Г.Г. P.S. запретная секция всегда доставляла мне особое наслаждение.» «…через три дня мне нужен отчет о целевом использовании сумм за прошлый месяц. Л.М. P.S. вы знаете толк в изощренных удовольствиях.» «…я не перекрывала бы данные статьи перерасхода, урезав дотации на новый период. Г.Г. P.S. до ваших масштабов мне ещё далеко.» «…я запретил продлевать срок. Объяснитесь? Л.М. P.S. не думаю, в моих планах нет цели занять кресло.» «…К. предоставит вам все объяснения. Г.Г. P.S. ваши планы горАздо обширнее маленького кресла.» «…не вижу сшивов из архивов. Л.М. P.S. не забудьте сменить цвет самого кресла. Золотым девочкам не идут тона мракоборцев.»~~~
Гермиона коснулась лбом прохладной столешницы. Спина ныла. Она просидела, не меняя положения, почти семь часов. В этом не было необходимости, но она хотела бы закончить сегодня. Зная, что Малфой будет занят в предстоящие дни, она планировала немного отдохнуть и сама. Ни в одном отделе она не просиживала столько времени за бумажной работой. И, несмотря на то, что стажировка подходила к концу и Гермиона затрачивала с каждым поручением всё меньше усилий, внутри неё самой накапливалось напряжение и усталость. Ей всё время чего-то не хватало. Она приходила раньше и уходила позже. Она пыталась вымотаться, устать настолько, чтобы в голове даже мысли не возникало, нарочно пересечься с Малфоем, дабы услышать это злополучное раскатистое «р». Первые дни она наслаждалась отсутствием этого голоса. Потом — стала воспроизводить его в голове, читая приписки. К концу месяца она уже не боролась, признаваясь самой себе, что это всё действительно глубже… Всё, что она узнавала о нём, постепенно меняло её восприятие. Её старое видение его как ленивого сноба сменялось на уважение к его темпу работы, его методам, его расчетам. Он прекрасно ориентировался в мире финансов и не только с магической стороны. Как оказалось, в его руках сосредоточено предостаточно магловских активов. И как бы он сам не презирал и не принижал способности обычных людей — к делам его компаний это отношения не имело. Она бы и не узнала об этом, если бы однажды не помогла его секретарю. И дальше Гермиону было не остановить. Она уже сама находила, улавливала и сопоставляла. И тонко колола в ответ.~~~
Люциус устало откинулся на спинку кресла. Последний завизированный свиток. Тщательно выверенный проект. Огромные перспективы. И почти безотказный Кингсли. Впервые после войны, смерти жены и отъезда сына он испытал удовлетворение. От своих действий. От возможностей своего будущего. От того, что теперь — снова хочется жить. Малфой медленно поднялся, доходя до низкой горки, где хранились элитные бутылки, с предвкушением выбирая вкус и делая неторопливый глоток. Он устал. Но это — была приятная усталость… В приемной тихо стукнула дверь. Люциус усмехнулся и сделал ещё один глоток. Стоило ему изгнать «золотую девочку», как она неожиданно раскрыла свои таланты. У неё был острый ум, она дружила с логикой, любила весомые аргументы и шестым чувством угадывала тёмные схемы. Она успела обвинить его в трёх махинациях, а он зарубил её тайно разрабатываемый проект. Вскрыла утечку финансирования, но выбрала компромисс, согласившись на увеличение дотаций ранее одобренного проекта. Потом, конечно, достаточно жёстко высказалась на тему коррумпированности системы, но он парировал её выпад, приоткрыв завесу, куда именно пошли его собственные выплаты. И как оказалось, их частью были оплачены заслуги «золотого трио». Наутро сова принесла ему всё, что получила сама Гермиона. И была тут же отправлена назад с припиской, что не будь этих галеонов, она ни за что не оказала бы помощь тем самым домовым эльфам. А потому он не вправе отнимать то, что было отдано. Четыре дня они молчали. И ему пришлось начать диалог самому, потому что — с чего вдруг не понятно — он решил, что были задеты её лучшие чувства и вера в Министерство. И оказался прав. И ей было нужно время, чтобы осознать, что слишком многое переплетено внутри этих этажей. Её приписанное «спасибо» он понял и без дополнений. Она — выросла. И открыла глаза. И сейчас он был согласен, что её назначение не будет ошибкой. — Мисс Грейнджер, идите сюда, — отчётливо произнес Люциус, уловив скрип дверной ручки. Гермиона затаилась. Когда она тащила законченный отчет, желая оставить его на столе одного из его секретарей, она не предполагала, что он сам всё ещё будет в Министерстве. Но слишком шумно распахнутая дверь уже выдавала чьё-то присутствие. И он безошибочно произнёс имя. Потому что кроме неё было некому. — Мисс Грейнджер, — громче повторил Люциус, рассыпая рокочущее «р» мурашками по её шее. Гермиона сделала несколько шагов и легко толкнула приоткрытую дверь. — Простите, я не… Ей пришлось замолчать от неожиданности. Она никогда не видела его таким. Без сюртука и мантии, в одной рубашке, у которой были закатаны рукава, приоткрывая выцветшие очертания. — Ничего не изменилось, — саркастично произнёс Малфой, наблюдая её оцепенение. Сделав глоток, он заметил, к чему был прикован её взгляд. — И всё-таки, страх… Первая нахлынувшая тёплая волна уже подарила подзабытое ощущение спокойствия, расслабляя и принося облегчение. И Гермиона вздернула подбородок, открыто глядя Малфою в глаза. И память услужливо вытащила воспоминание. Чувство. Что ты ничего не можешь уже изменить. — Нет, мистер Малфой, это не страх. Он удивлённо приподнял бровь, ожидая продолжения. — У меня нет страха. Я его пережила, лёжа на холодном полу мэнора и рассматривая трещинки в камне, куда стекали тягучие капли крови. — Поясните, — он подошёл к своему столу, опёрся о него, продолжая следить за ней взглядом. — Я потратила полгода, чтобы искоренить этот страх. И заглушить боль. — Куда дели ненависть? — уголок губ дёрнулся в саркастичной усмешке. — А её и не было, как оказалось. Было одиночество. Бессилие. И липкое противное чувство, что ты не можешь ничего изменить. Сложнее всего вытравлялось бессилие. — Для ваших лет сил у вас было больше, чем у кого-либо из вашего трио. — И меньше всего — возможности… В кабинете повисла тишина, в которой отчётливо слышалось тиканье часов. Гермиона ухватилась за размеренный ритм, успокаивая нахлынувшие воспоминания. — Закончите мысль, мисс Грейнджер… Приглушенное «р» снова окатило её приятной волной, оглаживая плечи и зарываясь в волосы на затылке. Приятная истома постепенно стекала по позвоночнику к крестцу. И Гермиона решилась, не зная, чего же именно она ждёт от слов, которые собиралась произнести. Принесут ли они ответную насмешку или же отправят её на обследование в Мунго. Им — вместе работать. И ей ещё надо найти способ устранить его влияние. Но она точно не хотела бы, чтобы он видел в ней слабость. — Это — ваш голос. Точнее, то, как вы произносите имя… — Ваше имя, мисс Грейнджер? — он намеренно растянул слоги, внимательно наблюдая. Замечая, как она чуть прикрыла глаза. — Это не зависит от меня. Просто в тот момент, когда я… — она запнулась. — В общем, вы просто оказались рядом не в тот момент, когда было нужно. И разум сыграл со мной злую шутку. Я замираю не из-за страха. Я замираю от… — Ну же, смелее, мисс Грейнджер… — От удовольствия… Она физически ощущала, как краска, едва вспыхнув на скулах, медленно поползла вниз, покрывая шею и ключицы. — И вы… — И я пытаюсь от этого избавиться, но для этого нужно время. Люциус склонил голову набок, пропуская её слова через собственные воспоминания. От шипящего голоса Тёмного лорда у него иногда дыбом вставал загривок, не говоря уже о липком страхе, проникающем под кожу, который преследовал его в последний год войны. Ему был приятен голос Нарциссы: тихий и мелодичный. Но просто — приятен, без физических ощущений. Но Грейнджер… Он видел, как покрывается мурашками её шея, стоило ему намеренно несколько раз повторить её имя. Она не лгала. Да и не стала бы. «Золотые девочки» не лгут. И не боятся. Она рассказала всё как есть, совершенно не думая, что он может использовать это против неё. А он собирался? Интересно… — Вы хотите избавиться? Почему? — серые глаза хищно сверкнули. — Потому что, когда я поймаю вас на махинациях в следующий раз, я хочу аргументированно припечатать вас к стенке, а не беспомощно ловить воздух в предательски дрожащем теле. — А вы уверены, мисс Грейнджер, — Люциус оттолкнулся бедрами от стола и двинулся в сторону Гермионы, — что это именно то, что вам нужно? Он обошёл её, вставая за спиной и чуть склоняясь к её уху. — Не думаю, что в вашей жизни много удовольствий, мисс Грейнджер… Он с наслаждением ощутил, как дернулась её голова, стоило ему растянуть её имя, и она вся вытянулась, как струна, сжимая ладони в кулачки. Ему нравилась её реакция. Было ли всё дело в новом ощущении жажды жизни, или же в выпитом алкоголе, но ему захотелось узнать, где он, предел прочности «золотой девочки». — Не думаю, что мои удовольствия ваше дело. — А зря, мисс Грейнджер. Я бы… — Прекратите, Малфой! — Гермиона резко развернулась, впиваясь в него колким взглядом. — Это подло. Даже для вас. — Малфой? — Простите, но вы вынуждаете! — Вы слишком плохо меня знаете. — Достаточно! — она не знала, что сейчас бурлило сильнее: злость, обида или возбуждение. Нет, шанс был, но чтобы он так откровенно им воспользовался?! Скользкий мерзавец! А он только начал ей нравиться, она только-только стала его уважать. Настолько, чтобы, не скрываясь, поделиться самым сокровенным. — Да вы умолять меня будете… — Чёрта с два! Гермиона сверкнула глазами и покинула его кабинет, с силой захлопывая дверь. — Увидимся в Рождество, — Люциус вернулся к столу и медленно допил содержимое бокала.~~~
— А что нам хочет по этому поводу сказать заместитель руководителя Отдела магического правопорядка? Гермиона стиснула зубы. За эти месяцы он больше ни разу не назвал её имя. Ни разу. Ни при каких обстоятельствах. Сотрудники его отдела за глаза прозвали Гермиону «той, чьё имя нельзя называть». И она была просто уверена, что первая подача была его. — Дополнительное финансирование Сектора неправомерного использования позволит членам патруля… — Не позволит! — Малфой махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — В прошлом месяце мы уже профинансировали дополнительные расходы Сектора выявления и конфискации. Ваш Отдел исчерпал квартальный лимит. Отклонено. Гермиона в бессильной злобе стукнула ладонями по столу, явно мечтая, чтобы под руками оказалась шея Малфоя. — Но вы можете вежливо попросить… Под ладонями «золотой девочки» столешница покрылась паутиной трещин, а на невозмутимом лице Малфоя мелькнула торжествующая улыбка.~~~
Сначала она — наслаждалась. С того самого дня в его кабинете она больше не возвращалась в его отдел, предоставив Кингсли решить всё за неё. Потом она и вовсе про него забыла, устраиваясь на новой должности и погружаясь в свой Отдел с головой. Но постепенно она осознала, что напряжение внутри растёт, что сон не избавляет от усталости, и даже книги больше не приносят удовольствия. И тогда они сцепились в первый раз. Присутствующие на заседании притихли, пока они уничтожали друг друга аргументами. Её так и подмывало вытащить один из его секретов, а он малодушно хотел произнести её имя, чтобы выбить из-под её ног привычную почву. Но они оба держали себя в руках. Следующая их стычка произошла прямо в кабинете у Кингсли, когда Малфой равнодушно бросил: «Заместитель отдела могла просто попросить, а не требовать в ультимативной форме» и ехидно усмехнулся одними уголками губ. — Да я лучше буду глотать слизней… — Не могу отказать в вашей просьбе, — и Люциус снова саркастично усмехнулся, слегка касаясь набалдашника трости, собираясь достать палочку. — Когда ж это закончится, — тихо простонал Бруствер и устало потёр ладонями лицо. — Свободны, Гермиона. — И едва за ней захлопнулась дверь, Кингсли вопросительно уставился на Малфоя: — Чего ты добиваешься, Люциус? — Не лезь в это дело, Кингсли. — Взорвёте Министерство — восстанавливать будешь за свой счет.~~~
Гермиона смотрела на снежинки, кружащие за огромным витражным окном. Кингсли буквально вынудил её присутствовать на этом злополучном Рождественском ужине. — Час светской беседы, две перемены блюд, и можешь отправляться домой. Но быть сегодня в Малфой-мэноре ты обязана. — Я ничего и никому не должна, все свои долги я оплатила авансом. — Да что с тобой творится? Ты запугала весь отдел. — Я не виновата, что они работают так, словно… — Я даже слушать не стану. Не увижу тебя на ужине — найду другого заместителя! Гермиона фыркнула, собираясь ответить, что не очень она и рвалась, но промолчала. В конце концов, это всего лишь ужин. Просто вместо холодного зала Министерства — холодный зал Мэнора. — Любуетесь видом? — он подкрался слишком тихо, находя её укрытие у окна за высокой рождественской елью. Гермиона медленно повернулась, окидывая его взглядом, подмечая детали. — Прикидываю хватит ли длины вашего галстука, чтобы наступило удушье. — И как? Хватает? — он сделал ещё один шаг, приблизившись почти вплотную. Их противостояние уже давно перестало быть молчаливым. Об неё можно было зажигать спички, а он уже давно переименовал её стойкость в извращенное упрямство. Их противостояние — определённо — было самым интересным событием за этот год. Но больше всего ему хотелось бы, чтобы она — покорилась. Сдалась. Добровольно. Сделав осознанный выбор. И именно поэтому с его губ больше ни разу не сорвалось её имя. — Думаю, да, — Гермиона сверкнула глазами и сделала глоток шампанского из своего бокала. — Хотите проверить? — он легко завладел её бокалом, в свою очередь, делая из него глоток. — Не хочу, — устало качнула головой Гермиона и попыталась отодвинуть Малфоя, чтобы выйти из тени рождественской ели. — Невыносимо упрямая девчонка! — Малфой раздражённо стукнул тростью, заставляя пустой бокал леветировать в сторону столов. — Самоуверенный интриган! — Мисс Грейнджер… Гермиона замерла. Меж лопатками разлилось давно забытое ощущение, вызывая волну мурашек, мгновенно спустившихся по позвоночнику. — Это — подло. — Я знаю… Но Гермиона уже не слушала. Всё накопившееся напряжение дрогнуло под натиском волнующих мурашек, заставляя затылок приятно занеметь, а плечи расправиться, сбрасывая усталость. И совершенно не обдумывая последствия, Гермиона приподнялась на цыпочки и впилась в тонкие губы Малфоя. Будь он трижды проклят, но сейчас она готова была умолять его, лишь бы он снова произнёс это заколдованное раскатистое «р», заставляя её испытывать чувство, близкое к эйфории. Ничего не прошло. Ничего не изменилось. И уже — не изменится. Его рокочущее «р» будет преследовать её до конца жизни. Но сейчас… Последние разумные мысли вылетели из головы быстрее министерских записок, когда он утробно рыкнул и, сильнее сжав её предплечья, упёр лопатками в стену. В его касаниях не было нежности. Он подавлял, доказывая своё превосходство. Наказывая её за упрямство, требуя безоговорочного подчинения. — Ну же, мисс Грейнджер, — он прикусил её нижнюю губу, слегка потянув. — Да, мистер Малфой? — она никак не могла сфокусировать свой взгляд, предпочитая и вовсе не открывать глаза, действуя наощупь. Тонкие пальчики уже давно выбросили в ель булавку, украшавшую его галстук, да и сама тонкая полоска ткани почти сразу же отправилась следом. — Тебе придётся попросить… — он притянул её к себе, склоняясь над её ухом. — Иначе — никакой «мисс Грейнджер» весь следующий год. — Это — грязный шантаж, мистер Малфой, — Гермиона потёрлась лбом о его щёку, смыкая тонкие руки за его спиной. — По-хорошему не получается… — Попробуйте по-плохому… Он замер, так и не коснувшись её губ снова. Упрямая. Упрямая, своенравная и невероятно притягательная в своём непослушании. — Хорошо, госпожа заместитель, — он отстранился, поправляя ворот рубашки и заставляя трость подняться с пола, привычно упираясь змеиной головой в его ладонь. — Что? — всё ещё до конца не веря в происходящее, прошептала Гермиона, уставившись в расстегнутый ею ворот. — Ужин вот-вот подадут…~~~
Кингсли внимательно следил за обоими. Замечая и фырканье Грейнджер, так явно выдававшее её негодование, и хлесткий сарказм Малфоя, остротой которого можно было смело нарезать выставленную на столе дичь. Интересно, они в курсе, что воздух уже буквально искрится их обоюдным напряжением? Она так и предполагала. Скользкий интриган! Когда домовик, смущаясь и переминаясь с ноги на ногу, сообщил ей, что ни один камин мэнора её не пропустит, Гермиона лишь сильнее стиснула зубы и молча направилась по длинной аллее к воротам, нервно кутаясь в мантию. — Мисс Грейнджер, — голос за спиной отчётливо дал понять, что ослушаться — равносильно смерти. — Идите к чёрту, Малфой! — Гермиона сильнее закуталась в мантию, пытаясь натяжением ткани унять зудящую спину. — Мисс Грейнджер! — голос вибрировал от едва сдерживаемой злости. — Да хватит уже! — выкрикнула Гермиона, не собираясь останавливаться. — Это просто невыносимо! — рука Люциуса властно обхватила её шею, вынуждая затормозить и с силой разворачивая её к нему. — Это просто… — Гермиона? Всё хорошо? — тихий голос Министра магии прозвучал неожиданно, заставляя Люциуса вздрогнуть и опустить руку. Гермиона с благодарностью взглянула на Кингсли. Но тот не торопился её спасать. Медленно поравнявшись с Гермионой, он склонил голову набок и спокойно произнёс: — Как вы думаете, Гермиона, что останется незыблемым как скала, если Министерство магии разрушится? Неожиданность и несуразность вопроса заставили Гермиону немного опешить, пытаясь понять, насколько серьёзен сам заданный министром вопрос, вытесняя из головы всё остальное. — И что останется? — тихо спросила она. — Ваше упрямство, Гермиона. Люциус фыркнул, а Гермиона обиженно засопела, отворачиваясь от Кингсли. — А ты, Люциус, помни: когда оно всё-таки разрушится платить за реконструкцию — тебе. Счастливого Рождества, — и министр, заложив руки за спину, спокойно двинулся дальше к воротам мэнора. Несколько минут они стояли молча. Гермиона рассматривала снег под ногами, понимая, что как бы обидно это не звучало, она и правда в состоянии переупрямить всё министерство. Люциус отрешённо смотрел в тёмное небо. Просто — это уже не закончится. И… — Сколько? — тихо спросила Гермиона. — Сколько чего? — непонимающе переспросил Малфой. Гермиона смущённо хмыкнула, и развернулась к нему лицом. — Сколько раз ты в состоянии восстановить Министерство? Усмехнувшись, Люциус качнул головой. — Думаю, раз десять, — он внимательно наблюдал, как она закусила губу, что-то обдумывая, а потом приблизилась почти вплотную. — И сколько раз из десяти ты бы реально его восстановил? — Один… — Хммм, — тихо хмыкнула Гермиона и положила руку на грудь Малфоя, обводя пальчиком пуговицу на сорочке. — Хорошо — два, — его руки медленно коснулись её предплечий, аккуратно поглаживая от плеча до локтя. — На третий я бы воспользовался Авадой. — Не воспользовался бы, — Гермиона сжала ткань в свой маленький кулачок, и аккуратно потянула на себя, заставляя его медленно склонить голову. — С чего бы? — С того, что мой поцелуй в разы лучше, чем поцелуй Дементора…~~~
Шелковая повязка не пропускала ни капли света, заставляя всё остальные органы чувств работать в полную силу. И видимо именно на это и был его расчет. Но ей уже было всё равно. — Расслабься… Дыши… Тёплое дыхание едва касалось обнажённой кожи, вызывая очередную волну удовольствия. Он говорил размеренно, приглушая звучание остальных и усиливая своей властностью единственный звук… — Красивая… Тело покалывало там, где рассыпались слова, впитываясь в её кожу. — Манкая… Она старалась стоять ровно, так как она ему обещала, но с каждым новым словом это превращалось почти в невыполнимую задачу. — Ранимая… Ключиц коснулся затяжной поцелуй, наверняка оставивший после себя «кровавое» напоминание. Дыхание сместилось ниже, заставляя трепетать в предвкушении следующего касания. — Роскошная… Гермиона всхлипнула, когда он всё же коснулся её груди. Никогда ранее она не была такой чувствительной. В чём была магия? Во временной слепоте? В обострённом восприятии? В медленном движении его языка? Или же в нём самом? — Строптивая… Рука коснулась живота, оглаживая, отвлекая от лёгких укусов, неспешно оставляемых по самой границе чувствительных ореол. — Гордая… По спине мощной волной прокатилось обжигающее тепло, заставляя кожу вздыбиться, выдавая всю степень её напряжения. — Такая отзывчивая… Она вновь почувствовала лёгкое головокружение, в тот момент, когда то, на чём она стояла, снова подняло её чуть выше. И теперь его горячее дыхание беспрепятственно касалось её живота. — Податливая… Гермиона выгнулась, когда он слегка пощекотал впадинку под солнечным сплетением, вызывая дрожь в ногах. Она уже не разбирала слов. Просто ловила новую волну, приятной истомой обволакивающую всё тело. Каждый звук, каждый стон, каждый вздох… Она как камертон улавливала и многократно усиливала, пропуская через себя, создавая новый эталон звучания. Любое касание в любой момент могло подтолкнуть её к последней грани. Но — он чувствовал. Он отступал, не давая сорваться. Заставлял её балансировать, вслушиваясь в звучание своего голоса. Он почти не касался, но в то же время был так глубоко, что ей становилось не по себе. От той власти, что он имел над ней, от того удовольствия, с которым он ей эту власть демонстрировал. — Упрямая… Почти болезненный укус в — как оказалось — самое чувствительное место. Чуть сбоку от кости, скользящим движением к крестцу. И Гермионе показалось, что вся её кожа вспыхнула. Тихий смех, наблюдая её реакцию и невесомые касания каждого позвонка. Он словно настраивал инструмент, заставляя его извлекать нужные ему звуки. Он наслаждался тем, что чувствовала она. И она поражалась его выдержке и терпению. Она сама бы… уже бы… Но она обещала расслабиться и дышать… Но вот не провоцировать — она не обещала… Его ладони легко коснулись её бёдер, слегка поглаживая и сжимая, и Гермиона качнулась, прижимаясь к его телу сильнее. — Разгоряченная? Его руки послушно сняли её с возвышения, и через секунду она ощутила спиной прохладу шелка. И словно предугадывая его действие, она перехватила его руку, поднося его пальцы к своим губам. — Оставь, — она легко коснулась невесомым поцелуем каждой подушечки. Её искренняя благодарность стала его последней каплей. Если она будет так реагировать каждый раз… Она протянула руку, касаясь его груди, прочерчивая линию. Словно невзначай, наигранно робко, слишком уверенно. — Гермиона… Рокочущее «р» заставило её приподняться, впиваясь в его тонкие губы голодным поцелуем. А в следующее мгновение… Мир исчез. Игры кончились. Звуки затихли. Осталось только острое чувство наполненности и желание испытать больше. Сил говорить уже не было. Как и желания сдерживаться. И её имя было лишь попыткой предупредить. Острое желание обладать царапало кожу там, где её пальцы коснулись его самого. Растягивать удовольствие — не хотелось. Ему было нужно почувствовать её сейчас. Всю. До конца. Без остатка. Без возможности ускользнуть. Без шанса отказаться. Каждый резкий толчок — заявленное право. Каждый ответный стон — обещание большего. Слишком глубоко. Слишком болезненно. И — так необходимо. Обманчивая хрупкость оставляла следы тонких пальцев… На неё можно было смотреть вечно. Изогнувшись, откинув голову назад, Гермиона шагнула за грань. Вибрирующий протяжный стон отозвался во всём теле Люциуса. Она утягивала его за собой, обволакивая и сдавливая, заставляя его в три резких толчка отправиться следом. Его глухой рык заглушили её робкие объятия, в тот момент, когда он придавил её ослабевшим телом, а она скользнула руками в его волосы.~~~
Гермиона выскользнула из спальни тихо, словно мышь. Закатывая на ходу рукава его рубашки, она пыталась вспомнить, какая из дверей ведёт в библиотеку. Хотя, до саднящего зуда под кожей, ей впервые в жизни хотелось не этого. Но будить его — она не рискнула. Это она — так и не заснула, потому что бурлящие внутри неё эмоции не давали ей успокоиться. Он же — спокойно уснул, сграбастав её в железные объятия и поглаживая мягкие изгибы. И чтобы ему не мешать, Гермиона отправилась туда, где надеялась найти пищу для мозга, вырывая его из транса и отвлекая от прокручивания пошлых картинок. И потом. Она давно мечтала запустить в его библиотеку свои цепкие ручки. Восхищённо осмотрев количество стеллажей и поняв, что она вполне себе может и заблудиться, Гермиона решила начать с чего-нибудь попроще. — Мерлинова борода! — шагнувший из камина Драко застыл, всматриваясь в приятные округлости, которые почти не скрывало тонкое кружево трусиков. А когда обладательница аппетитной задницы обернулась на его восклицание, сам Драко замер от неожиданности. — Грейнджер?! Нет, конечно, можно было предположить, что во всей Англии больше не осталось книг, кроме библиотеки Малфоев, и что — безусловно — читать книги Малфоев удобнее, облачившись в рубашку хозяина поместья, но то, что Драко видел перед собой, к этому предположению никакого отношения не имело. Гермиона сглотнула, вглядываясь в лицо бывшего сокурсника. В конце концов — она взрослая молодая женщина, и её личная жизнь это её личная жизнь. А если её присутствие в постели его отца наносит ущерб психике сына — она даст ему номер своей мозгоправши. — Здравствуй, Драко. — Что ты сделала с моим отцом, ведьма? — Ммм? — недоуменно промычала Гермиона. — Я говорю, что ты с отцом сделала, что он не только дал поносить рубашку, но и к книгам разрешил прикоснуться? Гермиона улыбнулась, замечая стоящего в дверях Люциуса, и, гордо вскинув подбородок, отчётливо произнесла: — Я просто вежливо его попросила… Проследив за её взглядом, Драко развернулся к двери. Вскинув руку и указав на Гермиону большим пальцем, едва сдерживая смех, Малфой произнес, обращаясь к отцу: — Она что, правда умеет просить? — Она очень хорошая девочка…