Кто тебе сказал, что ты был вредным?

Пятница. Ночь. Тихо. Слишком тихо для деревни. В этом году очень теплый, можно сказать, аномальный март. Обычно в такие ночи по улицам шастают местные алкаши и горланят во всю глотку или молодежь бесится да хохочет. А сегодня нет. Вся деревня спит. Кроме одного человека. Завтра у почтальона Печкина очередной день, как один похожий на все предыдущие. И сегодняшний не стал исключением: на работе подтянул хвосты и с домашними делами разобрался. На кухне пару часов провел, а потом до самой ночи с огородом возился. Перекопал и разметил грядки, рассортировал семена и в парнике все подготовил для рассады. Под конец поднял из подвала мешки с картошкой — уже можно садить. Дни стояли солнечные и жаркие, даже вечера душные. Печкин сходил в летний душ и в одном лишь полотенце направился к дому. На стене возле крыльца висел умывальник со старым зеркалом. Одним глазом пробежался по своему отражению. Время шло, но он почти не изменился. Жесткие вьющиеся волосы до основания шеи. Щетина. Тату дракона на груди, плавно переходящее на спину и задевающее плечо по локоть — след бурной молодости. Все бы ничего, но только взгляд выдавал возраст. Под глазами залегли тени, морщинок стало больше и куда-то пропал огонек. После тридцати пяти жажда жизни постепенно уступила место привычке и размеренности. Ночная прохлада дала о себе знать, и, не желая больше мёрзнуть, он направился в дом. Зайдя, закрыл дверь на засов, а вот форточку в комнате решил оставить открытой. Часы над кроватью мирно тикали, нарушая тишину. Лунный свет проникал через окно, и разглядеть что-то на циферблате не составило труда — без четырех минут полночь. Огорчившись, что перед завтрашним днём выспаться не сможет, Печкин снял с себя полотенце и залез под одеяло. Из-за усталости он заснул без задних ног. Это был последний спокойный день в Простоквашино. На утро Печкина разбудил крик. Верещала соседка, Анна Панасовна. Она держала трёх коров — своя точка на рынке была. Молоко, масло, творог да сметана — все шло на продажу. Вот и в субботу встала спозаранку на дойку. Но только когда зашла в коровник, так и вёдра из рук и выпали: на полу в сене спали три молодых девушки. Совсем голые. На тот крик не только почтальон поднялся. Люди начали выбегать из домов: все хотели узнать, из-за чего такой шум. Соседи, что по правую сторону от Панаски жили, вышли во двор — а там юноша возле будки в ошейнике на цепи сидит, во все глаза испуганно глядит. И они заорали что было силы, добавив при этом пару ласковых. Тут и остальные подтянулись. Кто где своё «счастье» обнаружил: у одних кошка на печи засыпала — на её месте девушка проснулась, у других конь у стены стоял — а теперь дед исхудалый. У кого кролики, у кого коза; буквально за полчаса от тихого утра в селе не осталось и следа. У Печкина животных не было, потому он не сразу понял, в чем дело. Надев первое, что под руку попалось, он кинулся ко двору ближайшей соседки. Найдя Анну Панасовну в коровнике и оценив ситуацию весьма скептически, быстро сообразил чем прикрыть наготу девушек. Но по одному взгляду на пожилую женщину решил, что вопросы будут лишними. И, бросив мимолётное «удачи», удалился. Заскочив в другой двор и в третий, он понял, что дела у всех невесёлые. Печкин сделал вывод, что напасть эта распространилась лишь на домашних животных и птиц. На проводах так и сидели вороны. Пробегая по улице, он наткнулся на знакомого, который возвращался с ночной рыбалки, и, мельком глянув ему в ведро, заметил не меньше двух десятков рыбёшек, которые подтверждали его догадки. Печкин направился к дому Матроскина, хотя наперёд знал, что его там ожидает. Подойдя ко двору и не услышав ни единого звука, он ускорил шаг. Глазам открылась диковинная картина, которая уже стала почти привычной для этого утра. На лавочке слева от двери сидели четверо: двое молодых мужчин в одних штанах, паренёк лет так семнадцати в спортивке, явно ему великоватой, и женщина в простеньком белом сарафане, который ранее Печкин видел на маме дяди Фёдора. Сам же Фёдор сидел напротив, опустив голову на сложенные в замок руки. Когда Печкин появился в дверях, все устремили взгляды на него, а дядя Федор встал и протянул руку. — Доброго вам, Печкин. — И тебе, Фёдор, — он пожал руку в ответ. — Уже знаете? — это было скорее утверждение, чем вопрос. Да и как тут можно не знать, когда уже полчаса всё село гудит так, что даже мертвого разбудили бы. — Да, родителям звонил? — Печкин внимательно рассматривал всех присутствующих. — Они уже должны были выехать, — Федор усмехнулся. — Чего смотрите-то так, не впервые же видите. — В таком виде впервой. Да и вообще, как-то у вас спокойно … — Ой, ну было б тут чему удивляться! — перебил его парень, что сидел с самого края. — Знаешь, не каждый день животные ни с того ни с сего в людей превращаются, Шарик? — Он самый. А что, не признали? Хе! — весело ответил шатен, закинув ногу на ногу, и широко улыбнулся. — Нашёл время веселиться — сиди и помалкивай, — прокомментировал хмурый парень с растрепанными пепельными волосами. Голос его был один в один с котом. — Матроскин? — Да Матроскин я, Матроскин, не делай такое лицо. Слева от меня — Шарик, справа — Гаврюша и Мурка, не узнал? — уставился он своими кошачьими глазами. Вот и человек вроде, но глаза звериные так и остались. — Догадался уже. Но какие-то вы больно спокойные сидите — всё село кричит, а у вас тихо. Можно подумать, что дома никого нет, — и Печкин по привычке стукнул костяшкой указательного пальца об дверной косяк, на который опирался. Тук-тук. Молчание. — А Галчонок где? — Дядя Фёдор посмотрел на Мурку, но она лишь пожала плечами. — Никто не видел его со вчерашнего дня, — Матроскин обоспокоенно встал с лавки. — Его надо найти… — Так, вы оставайтесь в доме, а я поищу, — и не дожидаясь ответа, Печкин вышел на улицу. Обошел быстрым шагом двор, проверил сарай — никого. Двинулся через огород с мыслью «может, он и не считается домашним животным, а просто куда-то…» — и тут взгляд остановился на зарослях ивняка, как раз за забором. — Ну а вдруг… Подойдя к дереву, Печкин осторожно попытался раздвинуть ветки, на что получил негромкий писк. — Ай! — Галчонок? Тише, это я, Игорь, всё хорошо. Но было явно не хорошо. Вид был ещё тот: на земле, забившись в самые заросли, сидел голый паренек. Весь в грязи, худой и бледный, с царапинами от веток на руках и боках. Спутанные черные волосы прикрывали глаза. Правый локоть был разбит до крови, левая рука выглядела не лучше. Он сидел, поджав колени к груди, и дрожал. Поднял голову — пара прядей упала, открывая яркие голубые глаза, в которых стояли слезы. Ну точно, Галчонок. «Жуть. Была б моя воля — он бы никогда не плакал. Прямо сердце кровью обливается», — нахмурившись, Печкин одной рукой отодвинул мешавшую ветку ивы подальше, а вторую протянул Галчонку, не решаясь дотронуться до него. — Это я, Игорь, — повторил он. — Всё хорошо, теперь всё будет хорошо, пойдем домой к Матроскину с Шариком, а дядя Фёдор нам чай сделает с нашими любимыми конфетами. Пойдем? — П-печкин?.. — это прозвучало еле слышно.  — Да-да, он родимый, пойдём. Галчонок начал медленно ползти, пока Печкин пытался убрать с пути все опасные ветки. В самом конце подал ему руку, и Галчонок, ухватившись за неё, как за последнее, что держит его в этом мире, удачно выбрался из плена кустарника на свет божий. Убедившись, что тот может стоять на ногах, Печкин с трудом высвободился из цепких пальцев и стянул с себя футболку: — Руки вверх, — скомандовал он и надел ее на дрожащего Галчонка. — Идти сможешь? — У м-меня нога болит, — Галчонок поморщился и указал на левую лодыжку, где наливалась гематома, которая даже выглядела больно. «Пусть обопрётся об меня? Так локоть у него — вон сколько крови, и вторая рука вся в ссадинах. Да и с такой ногой далеко не уйдем. А нести как-то… Ай, ладно!» — Галчонок и так был близок к истерике, поэтому Печкин подхватил его на руки, на что тот лишь сдавленно ойкнул. — Держись крепче. — Мммм, — промычал Галчонок, закусив губу, но всё же послушался и неловко обхватил Печкина за шею. — Больно? — Угу. — Потерпи, сейчас. Странно. Идти было совсем не тяжело. Казалось, вчерашний мешок картошки, что он перетащил в сарай, был раз в пять тяжелее. «Надо будет сказать Матроскину, чтоб они тебя лучше кормили. Или мне на недельку отдали — уж я бы проследил за этим». Готовить Печкин любил, и получалось у него хорошо. Даже очень. Возле дома стояла машина. «Значит, Римма и Дима уже тут», — невесело пронеслось в голове. Открыв дверь с ноги, Печкин зашел в дом и оценил обстановку. Все сидели за столом в гробовом молчании, и несмотря на такое эффектное появление, никто не сдвинулся с места. Печкин посадил Галчонка на лавку у входа. Первой вскочила мама дяди Фёдора. — Игорь Иванович, а… — не успела договорить Римма и, ахнув, прикрыла рот рукой. Раньше его фигура закрывала обзор — сейчас же, отойдя от Галчонка, он дал возможность все разглядеть. Женщина поспешно отвернулась. — Аптечка? — грубо проговорил Печкин, злясь, что никто ничего не делает. — Спасибо, Игорь Иванович, дальше мы сами. — Римма провела рукой по скатерти на столе и посмотрела на мужа. Он только нахмурился. — Действительно, вы нам и так очень помогли, — Дима подошел ближе к лавке. — Но, пожалуй, дальше мы сами, — он протянул руку Печкину в дружественном жесте. Печкин лишь прищурился. «Не тупой. Не надо мне подсказывать. Я, может, и сам хочу побыстрее отсюда уйти. Всё у вас не как у людей: все в селе волнуются, а эти за столом восседают тихо-мирно. Тьфу.» — Если что, вы знаете, где меня найти, — пожал руку в ответ крепче, чем надо было. Дима поморщился, но тут же натянул улыбку, кивая: — Да-да, спасибо ещё раз. Все остальные молча сидели и смотрели на скатерть, как будто ничего интереснее в жизни не видели. Уже выходя из дома, Печкин решил ещё раз взглянуть на Галчонка. Тот сидел с красным лицом, пытаясь натянуть футболку как можно ниже. Захотелось услышать хотя бы от него что-нибудь напоследок. — Футболку можешь не возвращать, она тебе к лицу, — и этот спорный комплимент был очень даже правдивым. Бледно-красная футболка идеально сочеталась с лицом такого же цвета. Галчонок изумленно посмотрел на него, но наткнулся лишь на спокойный взгляд карих глаз. Печкин ждал ответ. — Спасибо, д-до свидания, — в полной тишине даже такой тихий голос прозвучал довольно громко, от чего Галчонок ещё больше смутился. Печкин кивнул. Дальше находиться в этом доме было бессмысленно. Выйдя на улицу и проведав ещё парочку знакомых, он направился домой. Увидев забор собственного дома, Печкин почувствовал какую-то пустоту. Он не мог понять, с чего вдруг его стало волновать собственное одиночество. Нет, это чувство всегда было с ним. Просто не столь явным, скорее фоновым. И он прекрасно с ним уживался. А вот сегодня почему-то давит. С семьей как-то не сложилось. И без преувеличения — только у него в селе не было домашних зверушек. Да, хотел завести, но все никак. То дела, то работа. Ему нравилось быть почтальоном. И хоть кажется, что ничего сложного нет, но времени на все не хватает. Зайдя в дом, не раздеваясь, упал на кровать. Не хотелось ни есть, ни пить, ни даже шевелиться. Усталость навалилась — сейчас бы поспать часок-другой. Приподняв голову и взглянув на часы на стене, Печкин в очередной раз убедился, что сегодня не его день. Планов было слишком много: сходить на рынок, покопаться огороде и доделать уже эти чёртовы грядки, а к вечеру что-нибудь приготовить. Но рынок не работал по известным причинам, а ехать к черту на кулички в магазин очень не хотелось. Да и к огороду подходить не было ни сил, ни желания. Накрылись все планы медным тазом — ну и пусть. Лишь бы этот сумасшедший день поскорее закончился. Печкин стащил с себя шорты, а футболки на нём и так не было. Он приподнялся и, выдернув из-под себя одеяло, укрылся с головой. Футболка. Мысли возвращались к этому яркому пятну. Её было вовсе не жаль отдавать, скорее стыдно — ей лет так пять скоро будет. Галчонок, что сидел в этой самой футболке. Красивый, как ни крути. Мог бы быть актером в каких-нибудь сериалах. Да… Мысли потонули в пелене сна. Весь следующий день Печкин благополучно проспал, встал уже ближе к вечеру воскресенья. Через силу заставил себя поесть и решил немного размяться — уж слишком долго отдыхал. Пробежал пару километров по лесной дороге прямо к реке и назад. Сходил в летний душ, вернулся в дом и, усевшись возле телевизора, дощелкал до новостей. Ничего толкового там не говорили. Репортёры до Простоквашино добирались долго. Сначала не поверили, решили, что подкинули очередную утку. Но когда все же приехали, то сняли коротенький ролик без всяких пояснений — начальство свыше приказало особо не распространяться на эту тему, чтобы не сеять панику. Тем более, что больше нигде случаев обращения животных в людей выявлено не было. Так и не узнав ничего нового, Печкин просидел за каким-то ментовским сериалом всю ночь. А наутро, получив сообщение, что на работу в понедельник можно не приходить, он с чистой совестью улёгся спать прямо на диване.

***

День. Неделя. Месяц. Время летит. После того дня тихая жизнь из села ушла надолго. Полиция, скорая и прочие службы — кого тут только не было. Попробуй объясни, откуда столько новых жителей взялось в почти умирающей деревне. Были звери, стали люди — кто поверит? В один день все поменялось. Как ни странно, все односельчане отнеслись к ситуации с большим пониманием. Никто не посмел даже заикнуться о том, что не хочет видеть «это» у себя дома. «Взял животное — держи за него ответственность», — по такому принципу поступило всё село. Каждый заботился о новом члене семьи. Деньги, время, силы — не жалели ничего. Да и с новыми людьми было довольно легко. У большинства имелись базовые знания уровня школьников. А некоторые, как Матроскин, так вообще — ученые. Многие относились к животным на равных, а теперь и подавно. Жил дедушка одинокий, ни детей, ни внуков. А тут такая радость: старый кот стал товарищем верным — и поговорить, и в домино сыграть, да и выпить на праздник есть с кем. Кому друг, кому брат, а кому и любовь всей жизни. Документы новоиспечённым гражданам сделали в ускоренном темпе — сельсовет постарался. А получив паспорт и гражданство, можешь покорять хоть весь свет. Многие уехали, но многие и остались. Новые лица, новые идеи. Снесли старое, построили новое. И хозяйство спорится, и работы не боятся, да и помочь всегда рады. Новое Простоквашино было не узнать. Только как же в деревне да без животных? Побаивались брать одно время — а вдруг опять превращаться начнут? Но кто-то щенка подобрал в соседней деревне, кто — кота-приблуду, а там и скотину потихоньку заводить стали. Больше никто не превращался — все и успокоились. Неспокойно было только одному человеку. Какое-то чувство тоски не отпускало Печкина с того самого дня. Он не понимал общей радости или не хотел понять — в его жизни не изменилось ничего. Ну не было у него животных, так что с того? Люди-то деревенские никуда не делись. Только вот желание общаться с кем-то совсем сошло на нет. А навещать дядю Федора и компанию было как-то неловко — расстались тогда не совсем по-дружески. На почту пришли пара новых сотрудников, и Печкин решил взять отпуск — впервые за пять лет. Думал, побудет наедине с собой, поразмыслит обо всем и успокоится, но только хуже стало. Печкина охватили апатия и хандра. Соседи только диву давались: то без его улыбки и дня пройти не могло, а тут ни улыбки, ни Печкина. Никто так и не решился подойти и узнать, в чем причина таких перемен, своих забот полно, да и не было в деревне у него близких друзей. Так, хорошие знакомые, соседи. Но не настолько хорошие, чтобы влезть в этот омут. Все боялись попасть под горячую руку, а она была ой какая тяжелая. Только если дядя Федор — ему все нипочем было. Но он уже второй месяц как уехал в город. Дорога от дома до рынка — маршрут на ближайшие пару недель. Одна отрада — огород. Печкин любил садоводство. Многие шутят, что это в старости к земле тянет, но ему всегда нравилось возиться с растениями. Здесь подкопать, там подвязать и подкормить — своего рода медитация, единение с природой. И земля чувствовала его старания и любовь: с урожаем никогда проблем не было. Хватало и в сезон поесть, и на зиму закаток наделать, и соседям раздать. На время отвлекался, но пустота не уходила. Может, это кризис среднего возраста? Оценка прожитых лет, расстановка приоритетов и поиск новых целей? М-да. Тогда все ещё хуже. Некуда деться. Плохо. Сигареты. Он бросил курить уже давно, да и сейчас не хотел начинать снова. Но руки сами тянулись к зажигалке, а тлеющая сигарета и едкий дым давали какое-то слабое, но облегчение. Это уже стало привычным — сесть вечером на крыльцо, вытянуть ноги и закурить, глядя, как солнце опускается за кромку леса. С алкоголем было хуже. Ему не нужна была компания — сразу начнутся лишние вопросы, на которые он и сам не знал ответов. Поэтому тихие посиделки в одиночестве растягивались на недели. А запойные дни сменялись бессонными ночами. Пару-тройку раз выходил на прогулку в лес и в реке поплавать. Хоть какое-то разнообразие. Опять бессонница. Ничего не хочется. В одну из таких ночей Печкин в пьяном угаре заплыл слишком далеко. Силу не рассчитал. Да и хотел ли? Разве случайно гнало его на середину реки? Знал же, что течение тут сильное. Он и сопротивляться не стал. Для чего ему жить? Устал. Говорят, перед смертью вся жизнь перед глазами проносится. Так вот, все это чушь. Ничего не видел Печкин и не слышал, погружаясь в воду. А когда уже совсем воздуха в легких не осталось, мелькнула в голове последняя мысль — красная футболка. И он сам не понял, как выбрался на поверхность, жадно хватая воздух. Еле до берега добрался и упал на песок без сил. На небе, окруженная звездами, ярко светила луна. Прямо как в ту ночь перед превращением. Может, это знак, что с завтрашнего дня все опять изменится? Хотелось верить в лучшее. Сколько уже можно жалеть себя? И так опустился на самое дно в прямом и переносном смысле. Пора взять себя в руки.

***

Первое сентябрь. День рождения. Печкин давно перестал отмечать этот день, да и за праздник его никогда не считал — что праздновать-то? Еще один год, прошедший даром? Но это хорошее время, чтобы вернуться к привычной жизни. Он соскучился по работе, по почте и по людям. Конечно, работал Печкин не с таким энтузиазмом как раньше, но с прежней ответственностью. Свыкся с новым коллективом. Рая и Алиса, две новые сотрудницы за тридцать — хорошие женщины. И работать с ними легко, и поговорить приятно, и пошутить можно. И, конечно, они всегда в курсе всех новостей в деревне. За час пересказали все события, что случились за последние месяцев пять, которые Печкин успел пропустить. Восемь новых семей начали строить дома ещё в конце апреля. Хорошая новость. Все обзавелись новой скотиной: коровы, козы, кони. И никто из них в человека не превратился. Замечательно. А вот что с предыдущими животными случилась и кто виноват — до сих пор загадка. Раньше за рюмкой чая только и разговоров было, что о политике, о том, как надо государством управлять или в футбол играть, а сейчас — как из животного человека сделать. Так, день за днем, время и летело. Новые сплетни, новые люди. Печкин в основном с документами разбирался да накладные с посылкам оформлял. Даже до села дошла волна интернет-магазинов, и все больше приходило получателей забрать свои товары. Очень удобно, никуда ехать не надо. Обычно газеты с письмами Рая разносила, а Печкин уже посылки. И тут как раз пришла одна Матроскину. С доставкой. Придется идти. Печкин сам не знал, почему не хотелось идти к ребятам, хотя раньше частенько заглядывал. Не то, чтобы он плохо относился к новому обличию старых знакомых — просто повода зайти не было. Сказать, что кот был рад его видеть, ничего не сказать. Матроскин, метр восемьдесят, в полосатой майке и черных шортах, без всяких приветствий налетел на Печкина, стоило ему только показаться во дворе. — Печкин! Дорогой наш! Мы уже думали, что вы померли! Не успел Печкин ничего ответить, как вместо кота его стиснул в объятиях пес. Он сжимал ощутимо сильнее. — Пусти, Шарик, дышать нечем. — из последних сил выдавил он. — Ага, с разгону! Где вас черти носили?! Я уже ваше лицо начал забывать, — последнюю фразу Шарик сказал с нескрываемой грустью и все же разжал руки. — Не преувели… — Он не преувеличивает, мы действительно скучали по вам, — перебил Матроскин. Его взгляд упал на посылку. — О, Шарик, тебе фотик приехал! Да вы проходите-проходите, чего встали! — и с силой запихнул Печкина в дом. — Так, где вы были все это время? — не унимался Шарик. — Дела были, а вы как? Где остальные? — А, вы ж не в курсе, присаживайтесь, сейчас за чаем все расскажем. Шарик выдвинул стул приглашая за стол, а сам стал хозяйничать: чайник ставить, кружки доставать. Матроскин уселся напротив Печкина и, по-кошачьи улыбаясь, выжидательно глядел. «Чего хочет от меня?» — Печкин занервничал. Он всегда себя чувствовал неуютно наедине с Матроскиным, даже когда тот котом был, а теперь и подавно. Вот дядя Федор — другое дело. Он всегда мог разрядить обстановку, которую полосатый умудрялся накалить. И теперь, как в душу смотрит. Бррр… Но дяди Федора здесь не было. Был только Шарик — бывший пес, простой как пять копеек. Ему скажут лаять — он залает, скажут укусить — укусит. А кто команды отдает? Да, опять Матроскин. Чай налит, сахар стоит, конфеты лежат посреди стола. Но никто к ним не притронулся и разговор так и не начал. «Если это какая-то игра, то я опять ничего не понимаю и, скорее всего, проиграю, но…» — рискнув, Печкин все же решил заговорить. — Матроскин, как там дела по хозяйству? — А, нормально все. Столько времени прошло, вы бы чаще заглядывали, знали бы побольше. «Опять двадцать пять! А что же вы не заглядывали, если так переживали мое отсутствие?» Но не стал отвечать на эту подколку. Подождет. — Так что же у вас здесь творилось всё то время, что меня не было? Они переглянулись. Кот улыбнулся и начал говорить. — Ну, слушайте. Получив все справки и документы — да-да, теперь у меня тоже есть паспорт! — мы стали обычными людьми. Римма с Димой помогли со страховкой, работой и стартовым капиталом. Кстати, дядя Федор поэтому и уехал в город, чтобы побольше денег заработать. Золотой человек!. Мы хотим своей точкой на рынке обзавестись, а сейчас сами знаете — пока на лапу не дашь, никто и пальцем не пошевелит. — Есть такое. А надолго уехал? — Печкин отхлебнул чая. — А что, уже и выпить не с кем? Так к нам бы пришли, не чужие ведь друг другу. — и Матроскин хитро улыбнулся. При упоминании выпивки Печкин так чаем и подавился. Не уж нет, хватит. Отпил свое за эти пять месяцев. Подождите… Так они все знали? Конечно, знали — небось вся деревня только это и обсуждала. — Ну-ну, осторожней с чаем. Что там еще? Ах, да — моя Мурка. Боль моя, любовь моя… Так вот, эта Мурка со своим сыночком, довольно грубо обошлись со мной, хотя в ином теле мы были друг с другом весьма нежны. Как очеловечивание портит некоторых, однако. Они переехали в город с помощью родителей дяди Федора, у них квартира по соседству сдавалась — там и живут. Счастливы, наверное, что из деревни выбрались. Шарик ничего не комментировал, лишь немного скривился. — Это их дело — хотели уехать и уехали. Все равно теперь от твоей Мурки толку мало. Заведи себе корову новую, чтоб молоко давала, а от них отвяжись. — Да я-то отвяжусь! А вот кто-то успел сильно привязаться, да, Шарик? — и Матроскин ткнул локтем соседа. Шарик только вспыхнул. «В Мурку, что ли, влюбился?» — подумал Печкин, но решил перевести тему. Все-таки Шарик ему нравился, и не хотелось его смущать ещё больше своими вопросами. — А Галчонок? Матроскин сразу перестал хихикать и серьезно посмотрел на Печкина. — А вот насчёт последнего я бы хотел с вами поговорить. — Со мной? «Опять этот кошачий взгляд… О чем поговорить? Что с Галчонком? Случилось что-то? А может…» — У нас есть одно свободное место, — осторожно начал Печкин, — как раз последнее, — Матроскин поднял одну бровь вверх, как будто вообще не понял, о чем речь. — Если хочет, может выходить со следующего месяца. Последний раз он видел Галчонка почти полгода назад и не в лучшей форме. Что можно ему предложить? Бумажной работы на почте навалом — пусть сидит, пишет, проверяет. Легче некуда. — Вы же работу имели в виду? — уточнил Печкин. — Вообще-то… — начал Шарик, но Матроскин пнул его под столом. — Конечно, работу! Галчонку давно пора развеяться, а то он что-то захандрил. Знаете, новое дело — это всегда очень полезно, отвлекает от всяких переживаний. Да и под присмотром у вас будет, — он перегнулся через стол, придвигаясь ближе к Печкину, — вы же присмотрите за ним, правда? Вы нас очень выручите, Игорь Иванович, — Мастроскин улыбнулся во все тридцать два и опять пнул Шарика. — Да-да, очень! — с каким-то странным энтузиазмом подтвердил тот. — Хорошо, гляну, что можно сделать, — если Печкин и заметил какую-то ненормальную реакцию, то виду не подал. Холера их разбери, что там у них в головах! Не будет он в этом копаться. — Если хочет все подробности узнать, жду его завтра на почте ближе к часу. Все покажу, расскажу, и, если понравится, пусть выходит, — он допил чай одним глотком и поднялся. — Ладно, мне пора. — Хорошо, мы ему обязательно передадим. Ещё раз спасибо. — Матроскин встал из-за стола и протянул Печкину тарелку с конфетами. — Вот, возьмите на дорожку.  — Спасибо, — Печкин взял пару конфет и закинул в карман. Из всего этого странного разговора он так и не понял, что с Галчонком случилось, а эти двое не особо хотели говорить. Решил дожать. А вдруг? — Кстати, как его самочувствие? Матроскин с Шариком опять переглянулись. Шарик как-то смешно выпучил глаза, а Матроскин почесал нос в раздумьях. Спустя пару секунд ответил: — Довольно неплохо. Со здоровьем так точно все в порядке, а это самое главное, да? — он хлопнул в ладоши. — А что же, вы переживали за него? Печкин нахмурился — этот вопрос поставил его в тупик. Ну да, переживал, думал много, даже слишком. Да так, что потом запретил себе думать лишнего. Потому что мысли уходили куда-то не туда. — Не буду скрывать, волновался. Но раз так, то чудесно. Ладно, бывайте. — Печкин махнул рукой и поспешно обернулся к выходу. Не успел дотянуться до ручки двери, как та сама открылась. На пороге появился Галчонок с закрученным на бедрах полотенцем, черные волосы почти полностью закрывали лицо. Открыв дверь и ничего не видя, он с разгона врезался в Печкина. Отпружинив, отлетел назад. Печкин хотел было его поймать, но не успел: только протянул руку и сам, потеряв равновесие, грохнулся сверху. Галчонок сидел на земле, опираясь на руки. Небрежно завязанное полотенце, распахнулось. Печкин успел подставить руки, чтобы смягчить удар, но вот колени не пощадил: левое пронзила боль, какой-то мелкий камушек врезался в ногу. Поморщившись и наклонившись, чтобы взглянуть на масштабы трагедии, он наткнулся на весьма интересную картину. «Да что ж мне так везет-то…» — пронеслось в голове. Полотенце уже ничего не прикрывало. Длинные ноги. Молочно-бледная кожа с россыпью веснушек на бедрах. Она казалась такой гладкой, что захотелось провести рукой по ней. Начиная от колена, медленно поднимаясь вверх, слегка очерчивая немного выступающие кости таза, а там ещё выше по гладкому животу до груди, пройтись пальцами по выпирающим ключицам, плавно переходя на шею и … И тут Печкин встретился взглядом с бескрайним синим морем. Неужели опять утонет? В первую встречу он как-то и не заметил синеву этих бездонных глаз. Галчонок, поняв кто перед ним, засмущался. А наблюдая, как его внимательно рассматривают, и вовсе перестал дышать. Кровь прилила к щекам, а когда Печкин посмотрел ему прямо в глаза, степень неловкости достигла максимума. Галчонок резко дернулся, подтянув ноги, и ударил Печкина по самому дорогому. Ощутимо. Настолько, что он увидел звезды прямо посреди дня. Печкин согнулся, выдав что-то нечленораздельное — колено сразу перестало его беспокоить. «Заслуженно» — только и успел подумать. — Ой, простите, пожалуйста, я не нарочно! Это вышло случайно, я не хотел, — тараторил Галчонок, отползая подальше. Шарик среагировал первым, бросившись к Печкину и помогая ему подняться. Матроскин подбежал к Галчонку и замотал его в полотенце. — Сильно? — одновременно спросили все трое. — Нормально, — севшим голосом ответил Печкин, постепенно выпрямляясь. — Игорь Иванович, извините, я вас не заметил, я … — начал было Галчонок. — Все нормально, — он поднял ладонь, прерывая поток извинений, — меня так просто не убить — не кисни раньше времени. Печкин выдохнул — вроде отпустило — и посмотрел на Галчонка, который всем своим видом выражал раскаяние. Жалость кольнула. Хотели, чтоб присмотрел? Ладно. — И раз ты уже здесь, то вот тебе новость из первых уст: у нас на почте не хватает людей, не хочешь поработать? Ничего сложного, но сами не справляемся. Ты бы мне очень помог. Конечно, Печкин бессовестно врал. Всего им хватало, и мест вакантных на почте не было, но Матроскин с Шариком так странно себя вели — и правда беспокоились о Галчонке? Что там они говорили, захандрил? Он сам через эти муки ада прошел и еле выбрался. Да, Галчонок не один, у него вон какая семья — друг за друга стоят, но все равно. Если ему будет от этого легче, то можно выбить ещё одно место для ценного сотрудника. Галчонок, цвет лица которого только-только вернулся к нормальному, покраснел ещё пуще прежнего. Он посмотрел на Матроскина, потом на Шарика и перевел взгляд на Печкина, засмущавшись куда больше. — Конечно, спасибо вам, я… — Спасибо будет завтра. Приходи к часу на почту, там разберемся. Все, я ушел. Доброго вечера. Обойдя троицу, он вышел со двора. — И вам доброго, Печкин! — весело крикнул вдогонку Шарик. — До свидания, — сказал Матроскин и начал заталкивать всех в дом. Идя домой и в сотый раз прокручивая в голове случившееся, Печкин уже бредил о завтрашней встрече. Вспоминая, как Галчонок краснел, он впервые за долгое время искренне улыбнулся. По-настоящему. Остаток пути прошел, не понимая, как это случилось.