В глубине воспоминаний

Дни в больнице уже приелись. Каждый день был похож на предыдущий, только теперь Ван Ибо сознательно ощущал всю эту скуку. Ещё и выйти из надоевшей палаты ему не позволяли. Нога заживала дольше рёбер, в связи с чем самостоятельно передвигаться он временно не мог, поэтому на восстановительные процедуры и прогулки его возили на коляске. По правде говоря, нога уже почти не болела, так что он постоянно порывался встать, чем обрекал себя на частые нотации и недовольное ворчание со стороны врачей. Ну и, конечно же, убедить окружающих в том, что раны на нём заживают, как на собаке, ни в какую не получалось даже при том, что продолжительные мигрени отступили достаточно быстро. Ведь если после пробуждения голова болела не переставая, то сейчас – спустя почти месяц – боль практически сошла на нет. В общем, по личному мнению Ван Ибо, в больнице ему делать было нечего. Тем не менее благодаря настойчивости мамы и брата он пробыл там ещё полмесяца, после чего его с горем пополам наконец выписали. Благо никаких осложнений не было и в будущем не предвиделось. Ван Лиу, к сожалению, не смогла надолго задержаться в Пекине, поэтому в день выписки его приехал встретить только Лю Хайкуань – так Ибо думал. Стоя в главном холле с костылём подмышкой, который ему напоследок всучили, все его ложные ожидания разбились о мельтешащих людей за стеклянными дверями. Журналисты, толпящиеся перед входом в больницу, оказались неприятным сюрпризом. Но всё, чего эти люди удостоились – это цепочки отборного мата, который могли лишь прочесть по губам Ван Ибо. В следующую секунду мигом подлетевшая Мэн Цзыи, отвесив крепкий подзатыльник за сквернословие, повела его к запасному выходу, где уже ждал Лю Хайкуань. Им удалось миновать скопление камер, и спустя минут двадцать он благополучно распластался на мягком диване в своей трёхкомнатной квартире. Долго отдыхать Ибо не планировал. Он горел желанием поскорее приступить к работе. Всё же после произошедшего требовалось какое-то время, чтобы вернуться в прежнюю форму, и он прекрасно понимал, что к серьёзным гонкам его ещё не скоро допустят, оттого и хотел побыстрее возобновить тренировки. Чем раньше, тем лучше. Тем более в больнице он уже созванивался с менеджером их гоночной команды и выяснил, что в ходе разбирательства в произошедшем инциденте не было выявлено каких-либо нарушений с его стороны, так что продолжить карьеру ему ничего не мешало. Однако вечером того же дня ему позвонили и крайне настойчиво предложили взять перерыв, якобы со всей поднявшейся шумихой вокруг него, могла снизиться продуктивность и работоспособность всей команды. Требовалось время, в течение которого не стоило лишний раз отсвечивать. Короче, его попросили тупо переждать этот колоссальный наплыв внимания и заодно подправить своё здоровье, а уже потом с новыми силами вернуться к гонкам. Сказать, что Ван Ибо был недоволен, – ничего не сказать. Но яро противиться он не стал, в частности потому, что в тот момент действенных аргументов против данной идеи в его голове не нашлось. Когда удручающий звонок завершился, он недолго повозмущался, но в итоге задумался, чем займёт себя в появившееся свободное время. Сама мысль об отпуске с неопределенным сроком вызывала тревогу, потому как жил Ван Ибо один, но при этом ужасно не любил одиночество. А тут вдруг столько времени, предоставленного ему одному. Собственная квартира неожиданно начала казаться тюрьмой. Вместе с неприятным ощущением в грудь ворвалась необъяснимая грусть, и, чтобы отвлечься, он решил зависнуть в соцсетях. Весь следующий день он играл в игры, собирал лего, всячески стараясь заполнить свободные часы, чтобы не чувствовать пустоту вокруг и внутри себя. Ночь проходила особенно тяжело. Всё тёмное время суток в его квартире горел свет, может быть, поэтому он подолгу не мог уснуть и беспокойно ворочался в кровати и разглядывал потолок, но при этом в сторону выключателя даже не смотрел. В итоге проснулся он после полудня, правда, исключительно из-за мелодии входящего звонка. Дотянувшись до телефона, Ван Ибо интуитивно провёл пальцем по экрану и, всё ещё лёжа с закрытыми глазами, поднёс плоский аппарат к уху. Не прошло и минуты с начала разговора, как Ван Лиу успела засыпать сына вопросами «Ну что там...? Как там...?», «Ты в порядке?», «Как себя чувствуешь?», наполненными неподдельным волнением. Бодрый голос матери заставил не полностью проснувшегося парня недовольно поморщиться. Поначалу в качестве ответов он сонно мычал или что-то скомкано и коротко бормотал в трубку, но вскоре оковы сна полностью спали, и Ван Лиу наконец оказали честь и позволили услышать привычный для неё голос сына. Какое-то время они спокойно болтали, но только после того, как Ван Ибо удалось убедить маму в своём прекрасном самочувствии. Узнав о незапланированном отпуске сына, женщина начала уговаривать его приехать домой в Лоян, и Ибо без раздумий ухватился за эту идею, как за спасительный прутик. Наверняка в родительском доме ему не будет так скучно и пусто, как здесь – одному в своей просторной квартире. Единственное, Ван Лиу попросила немного подождать, так как Хайкуаню она собиралась предложить это же, и если у его брата найдётся свободное время, тогда они смогли бы приехать к ней вместе. В общем-то, на этой ноте разговор завершился, и Ван Ибо решил привести себя в порядок. После всех водных процедур желудок подал признаки жизни и будто бы с раздражением заурчал. В холодильнике по его собственной вине оказалось пусто, всё же вчера ему было невыносимо лень идти до магазина, пусть даже до ближайшего каких-то сто метров. Сейчас же пришлось взять себя в руки и, быстро собравшись, выскочить за дверь, а дальше двинуться прямиком за не слишком полезными продуктами. По пути на Ибо внезапно снизошло вдохновение, и он наполнился решимостью самостоятельно приготовить для себя поздний обед. Результатом этой сомнительной идеи стала едва ни подожжённая кухня. Бросив сковороду с чёрным месивом, которое назвать чем-то съедобным язык не поворачивался, в раковину, Ван Ибо схватил пачку чипсов, ранее предусмотрительно купленную, и плюхнулся на диван перед телевизором. Сегодня от скуки его должна была спасти игровая приставка. Он на это надеялся. После часа неподвижного сидения и агрессивного кликанья по кнопкам джойстика мягкое место начало ощутимо затекать. Парень неохотно поднялся с дивана и с протяжным стоном прогнулся в пояснице, лениво потягиваясь. Сидячий образ жизни был определённо не для него. Выключив электронную технику, Ибо пошёл в любимейшую часть своей квартиры. Комната – его личная сокровищница, – где хранились связанные с его увлечениями вещи, а точнее то, без чего он не был бы собой. Тут и наборы лего, и скопление тщательно отполированных кроссовок, которые не помещались в прихожей, и гоночные шлемы, педантично расставленные на полках, и нагромождение скейтбордов, некоторые из которых он собрал собственноручно, и ещё по мелочам. В голове уже сформировался план на вечер, поэтому после некоторых раздумий он наконец определился с выбором и унёсся на улицу, дабы обкатать ещё ни разу не выгулянный скейт. ... Рано утром следующего дня, когда Ван Ибо, обхватив одну из подушек конечностями, мерно посапывал, в квартиру тихонько проник Лю Хайкуань. Щелчок входной двери бесцеремонно выдернул парня из сна. Резко вздрогнув, он испытал тревогу, и, сильнее сжав подушку в своих объятиях, лихорадочно попытался сообразить, что происходит. Через пару мгновений Ван Ибо узнал свою спальню и, с облегчением вздохнув, вновь прикрыл глаза, но услышав в коридоре тихие шаги и пару щелчков выключателей, напрягся и поспешно сел в кровати. Позже, когда Лю Хайкуань подал голос, заспанный парень нехотя выбрался из-под одеяла, а затем и из комнаты, непринужденно здороваясь с гостем. Запасные ключи стали неотъемлемой частью карманов брата после одной неудачной гонки. Тогда Ван Ибо закрылся в себе на несколько дней, игнорировал звонки и личные встречи, чем сильно встревожил своих близких, поэтому как только Хайкуаню открыли дверь, тот сразу потребовал дубликаты ключей от дома Ибо. Теперь мужчина мог пожаловать к нему в любое время, если он – Ван Ибо – проигнорирует или случайно пропустит звонок брата. Как оказалось, в этот раз Лю Хайкуань заявился без предупреждения – пропущенных не было. К тому же мужчина решил не оправдываться и спокойно посвятил Ибо в их насущные планы, при этом неспешно заваривая чай. Пришлось мгновенно активизироваться, чтобы успеть за полтора часа привести себя в порядок и собрать все необходимые вещи, так как потом им нужно было ехать в аэропорт и уже оттуда в Лоян. Видимо, всё решили без него, но он не особо-то этому расстроился или разозлился. Отпуск так отпуск. На самом деле он и рад на какое-то время скрыться от всей этой суматохи. ... Первую неделю в родном городе Ван Ибо бессовестно проспал. Он даже не заметил, как та пролетела. А главное, откуда взялась такая усталость, парень недоумевал. Одеяло словно прилипло к телу и не выпускало из своей жаровни по двенадцать, а то и больше, часов в сутки. Ван Лиу в шутку расспрашивала, где он прячет снотворное, но на третий день таких спячек испугалась, что это могут быть последствия трёхнедельной комы. Начала часто заглядывать к Ибо в комнату и без зазрения совести будила его, а всё от волнения, что он снова на непозволительно долгое время закроет глаза. Развеять беспокойство матери Ван Ибо всё же удалось. Режим сна стабилизировался и вернулся к более привычным семи – восьми часам в сутки к началу второй недели отпуска. Ван Ибо внутренне ликовал, что организм наконец восполнил энергию, ведь он с самого начала не планировал без дела коротать время. Пусть его отправили отдохнуть, но разве каждый отдыхает не по-своему? Для Ван Ибо скорость, ветер, рёв мотора, адреналин в крови – это тоже отдых. И кто бы что ни сказал, он где угодно найдёт подходящее место и железо для тренировок. Одного он не учёл. После крайней гонки предстояло величайшее противостояние характеров. Настойчивость сына против упрямства матери. Его ждали долгие часы – если не дни – уговоров, клятвенных обещаний, доводов, не терпящих возражений, и всё ради позволения матери. Конечно, Ван Ибо мог не тратить время на обеление своей профессии в глазах женщины и поступить по-своему невзирая на мнение Ван Лиу, но тогда бы его вконец замучила совесть и источающая неутешительные опасения мама. Такая участь его не устраивала. Затяжной разговор выглядел в разы привлекательнее хотя бы потому, что был способен привести к компромиссу и оставить удовлетворёнными обе стороны. Так Ван Ибо начал потихоньку гнуть свою линию, упрашивая Ван Лиу довериться ему и заверяя, что мотоспорт из его жизни никогда не исчезнет. Без эмоциональных всплесков не обошлось. Ван Лиу поначалу уверенно противостояла ему, использовала запрещённый приём – давление на жалость, но всё же её оценка произошедшего на гонке была близка к здравой, и она ни в коем случае не предлагала Ибо сменить профессию. Отказаться от мотоциклов на какое-то время – да. Женщина тянула и не поддавалась уговорам, настаивая на том, чтобы Ибо хотя бы на время отпуска не садился за руль какого-либо транспорта. Кое-как им всё же удалось прийти к соглашению. Месяц. Именно на столько Ван Ибо согласился стать пешеходом без возможности сесть за руль. «Хах, словно права отобрали», — усмехнулся в тот момент парень, но быстро прикусил язык. Сопротивляйся он чуть дольше, и его упрямая мама могла пойти и на такие меры. Раз любимое занятие оказалось на время недоступно, он всецело отдался другим своим увлечениям. Лю Хайкуань с этим вызвался помочь и в один из дней отвёз Ван Ибо в ТЦ с целым этажом, заполненным игровыми автоматами. Вдвоём они проторчали там до самого закрытия, повеселились и вспомнили подростковые времена, когда Ван Лиу приходилось вызванивать их, чтобы братья пришли ночевать домой, а не остались обниматься со своими игрушками. Ещё Ван Ибо успел наведаться в зал, где раньше занимался танцами, и в котором как будто ничего не поменялось. Всё те же зеркала, то же освещение, та же отделка, даже всё тот же учитель, разве что постаревший на несколько лет, и только поколения учеников сменяются одно за другим. Бывший учитель – что неожиданно, но приятно – узнал его. Расспрашивал, как Ибо поживает, уделяет ли достаточно времени танцам и подначивал продемонстрировать отточенность движений, чтобы заодно проверить так ли всё радужно, как рассказывает бывший ученик. В тот день Ибо провёл в зале несколько часов, отдавая всего себя музыке. Спустя две недели от начала его “наказания” Ван Ибо прекращает закатывать глаза при каждом упоминании его худобы за приёмами пищи. Ван Лиу продолжает накладывать ему двойные порции, а Ибо в свою очередь всё съедает. Его бы уже давно разнесло вширь, если бы не прекрасный метаболизм. Впрочем как раз из-за того, что он медленно набирает вес, напористая женщина всё никак не угомонится. В голову даже начала закрадываться мысль, а не терминатор ли его мама. С такой отдачей стараться откормить своего ребёнка, что просыпаться в пять утра каждый чёртов день и готовить по несколько разных блюд. Ван Ибо, проведя некоторые наблюдения, начал задаваться вопросом: «Эта женщина хоть когда-нибудь устаёт?». Помимо прочего, на мозг начала капать чрезмерная забота матери. Всё же Ибо уже не маленький ребенок, его не нужно одевать, кормить, развлекать. Со всем этим он и сам прекрасно справится. Но сколько бы раз он ни осаживал Ван Лиу, женщина продолжала каждый день да не по разу интересоваться его самочувствием. Чувствует Ван Ибо себя замечательно! В кругу семьи, с вкусной домашней едой, с вечерними посиделками за просмотром фильма, в тёплой атмосфере, окружённый любимыми людьми, – разве со всем этим возможно чувствовать себя иначе? Что может быть не так? О чём вообще можно переживать? По нему же видно: всё чудесно. Хотя взглянув на него во время длительных прогулок с мамой по магазинам, так и не скажешь. Но эту унылую рожу надо видеть! Не закрывая тему надоедающих вещей, Ван Ибо приходится сдерживать поток нытья каждый раз, когда разговор заходит о подруге по переписке его матери. Ван Лиу при любом удобном случае начинает рассказывать о событиях, происходящих в жизни какой-то там женщины, живущей за несколько тысяч километров от них. Причём часто её слова повторяются, и она по кругу несколько раз гоняет одну и ту же информацию. Часто Ибо лишь делал вид, что слушает, хотя кое-что он всё же выцепил из потока маминых слов. Например, его удивило, что наладили общение эти две дамочки в тот период времени, когда он лежал в больнице, сблизились на почве схожих бед и нашли в лице друг друга поддержку. Он даже послал мысленную благодарность этой женщине, но не более. Несомненно, Ван Лиу не обошла стороной и сына женщины, который частенько фигурировал в рассказах. Она ни капельки не стеснялась обсуждать этого парня с ним и Хайкуанем. И главное что для себя подчеркнул Ван Ибо – трёхгодовая кома и огромная удача парнишки, раз тот смог очнуться после такого. Хотя разве ж можно потерю трёх лет жизни назвать удачей? Точно нет. Чудесное пробуждение скорее просто воля случая и чистое везение. Через ещё полмесяца этих утомительных рассказов Ван Ибо наконец принимается за отложенную работу. Подходящий трек для тренировок находился далековато от дома, поэтому парень дополнительно арендовал мотоцикл для езды по городу. Теперь свободного времени для того, чтобы выслушивать о жизни чужих ему людей, стало значительно меньше. Но не на долго. Наступила зима. Отпуск затянулся. Лю Хайкуань в одиночку вернулся в Пекин, так как работа мужчины требовала его присутствия, а в жизни Ван Ибо нежданно появился объект ревности. «Сяо Чжань наконец может есть твёрдую пищу!», «Ох, он так медленно набирает вес, совсем худенький», «Сяо Чжань пока не может самостоятельно передвигаться, поэтому я хочу подбодрить его и собираюсь записать видео. Ибо, хочешь со мной?» и тому подобное льётся в уши Ван Ибо каждый день. Видеть, как его мама без конца волнуется за этого Сяо Чжаня, стало обыденным. Чего она так печётся о чужом сыне, Ван Ибо искренне не понимал. Он в свою очередь думал, что этому парню, скорее всего, всё равно на видео, которое Ван Лиу всё же записала – конечно, без его участия – и отправила, ведь какое этому Сяо Чжаню дело до незнакомой женщины, беспокоящейся о нём. В душе́ действия матери Ибо считал глупостью, вот только от этого они не становились менее напрягающими. Ещё и мамино радостное настроение, сопровождающее практически каждое обсуждение семьи Сяо, лишь настойчивее вызывало изжогу, никак не связанную с едой. Особенно Ван Ибо возмущало двоякое отношение матери к нему и к этому Сяо. На него Ван Лиу часто ворчала, в то время как в адрес Сяо Чжаня звучали категорически хвалебные высказывания. И это, признаться, начало задевать его. Однако, кажется, теперь Ван Ибо понимает всю суть фразы «сын маминой подруги». Кто ж знал, что однажды он приревнует собственную маму? Неизвестно какой по счёту телефонный разговор с Сяо Тинг отлично поспособствовал этому. Из уст Ван Лиу тогда прозвучали две контрастные фразы, почти заставившие Ибо обидеться: «Сяо Чжань такой хороший мальчик» и «Думаю, Ван Ибо не хватает рассудительности, он слишком импульсивен». Пусть эти фразы прозвучали не друг за другом и уж точно не с целью сравнения, но Ван Ибо стало неприятно, что мама обсуждает его с кем-то в таком ключе. Всё. Хватит. Наслушался. И Лю Хайкуань, приехавший на выходные, легче не делал. Стоя в сторонке, он тихонько посмеивался, глядя на кислое выражение лица Ван Ибо. Конечно, позже старший брат подошёл и, похлопав по плечу, сказал не принимать слова матери близко к сердцу. И после лёгкого ободрения, пожалуй, стало чуть легче. Ван Ибо, в отличие от брата, пробыл в Лояне всю зиму. Вот это отдохнул, конечно. И ведь никто с работы даже не дёргал, не считая друзей, звонивших раз в неделю. Видимо, желание побыстрее вернуться к гонкам прожигало изнутри только его. Ну ничего. Вот вернётся и такую головную боль всем оформит, пока какое-то время будет возвращаться к прежней форме. Окончание зимы вместе с нескончаемыми наставлениями Ван Лиу провожало Ван Ибо обратно в Пекин. С одной стороны было немного грустно уезжать, но с другой он был рад, что больше не придётся слушать об этом “чудесном” Сяо Чжане. Просто он был уверен, что Ван Лиу преувеличивает, и в действительности в этом парне нет ничего чудесного! Может быть, только внешность, если судить по фото, которое показывала женщина. И вообще, эта семья Сяо стала слишком часто появляться в его мыслях, так что он определённо был рад заполнить эти самые мысли мотогонками. В этот раз он уж точно не позволит спровадить себя сославшись на уязвимое здоровье. Если и оставались какие-либо болячки и последствия перенесённых травм, то, как думалось Ван Ибо, за три с лишним месяца отпуска они уж точно зажили и бесследно исчезли.