***
Тишина. Рядом какой-то неясный шорох. Запах. Стойкий запах хлорки и отдалённый запах лекарств, будто находящийся на заднем плане. Опять шорох, смешанный с неразборчивым кряхтением. Свет. Выбеленный потолок и ощущение половинки лимона, которую выдавили ради салата или готовой рыбы, чтобы придать кислинку. Воспоминания — как в тумане. Нита смутно помнила, что происходило, находясь в уставшем и замученном состоянии. Уже всё закончилось или она просто уснула? Слегка приподняв голову, осматривая маленькую палату с весёлыми зелёно-жёлтыми обоями, Нита увидела Эрвина, сидящего на стуле возле небольшого комодика, на который он облакотился и благополучно спал. Рядом, в небольшой колыбели на колёсиках, чтобы кряхтело и двигалось тихо-тихо. Нита, слегка поправив подушку, опять закрыла глаза, но спать уже не хотелось, а вот от еды она бы точно не отказалась. И от кофе. От чашки горячего кофе, возможно, со сливками. За мечтами о кофе, Нита и не заметила, как в палату вошла медсестра по возрасту, годящаяся ей скорее в бабушки. Невысокая седовласая женщина с добрыми зелёными глазами подошла сначала к ребёнку, а потом — к матери. Эрвину, проснувшись, устало потёр глаза, тоже мечтая выпить кофе. — Проснулись? Вы почти сутки проспали! — сказала медсестра. — Дочка у вас некрикливая, спокойная. — Дочка? — нервно хихикнула Нита, пытаясь принять сидячее положение. Вроде ничего не болело, но тело было ватным, тряпичным и ноги плохо слушались, будто их отсидели. — Девочка у тебя родилась. Сейчас есть будем, — говорила медсестра. — Есть? Я бы не отказалась от чего-нибудь вкусненького. Кстати, а где еда? — смотрела на женщину Нита, не видя поднос у неё в руках или хотя бы тарелку с кашей. — Я не про вас, а про вашу дочь, — женщина начала рассказывать и показывать, как и что делать, слегка пугая и без того напуганную Ниту. Эрвин вышел в коридор, не желая смущать жену. Он уже чуть ли не вторые сутки проводил в больнице. Хотелось поскорее домой, но сначала — поговорить. Нита свесила ноги с кровати, смотря на пол. Слабость в теле давала о себе знать, не позволяя твёрдо встать на ноги. Малышка, наевшись, спала, а медсестра ушла. Странно, но Нита не питала каких-то особых чувств к собственному ребёнку. Она мельком посмотрела на дочь и подошла к окну, мечтая тоже выйти во двор, пройтись мимо пышного куста роз, только-только начавших раскрываться. Оглянувшись на светлую дверь, Нита почувствовала, как сильно хочет домой в свою мягкую, удобную кровать, и чтобы навязчивого больничного запаха нигде не было. — Я есть хочу! — пробормотала Нита, направляясь в коридор. — Что случилось? Тебе разрешили вставать? — Эрвин подошёл к жене, не решаясь подойти ближе. — Не знаю… Когда мы домой поедем? Я устала от больницы. И есть хочу. Энни наверняка приготовила что-нибудь вкусненькое! — Нита явно была готова пойти домой прям в халате и без дочери. Она до сих пор не осознала и не приняла ту мысль, что стала матерью. Она чувствовала себя той девчонкой, которая в очередной раз сбегает из института под покровом ночи. Хотелось поехать на бал в шикарном платье, выпить шампанского и потанцевать. А ещё эти интеллектуальные беседы о высоком… Нита решила, что они обязательно должны поехать на званый светский вечер. Жизнь должна быть праздником! Нита решила это прямо сейчас. — Пойди приляг. Я поговорю с миссис Линг, — Эрвин легонько подтолкнул жену в плечо, и она скрылась за некрасивой белой дверью. Нита кривилась, слушая, как Ванда объясняет, что нужно побыть ещё в больнице хотя бы пару дней. Пациентка кивнула, как бы соглашаясь, но всем своим видом демонстрировала несогласие с этим и желание поскорее оказаться дома. Имя Эдит Ните вдруг резко разонравилось. Смотря на ребёнка, она решила, что имя Кайла ей подходит лучше. Имя не подходит? Как это трудно — давать имя ребёнку. Ответственность, чтоб её! — Кайла… Пусть будет Кайлой. Тебе нравится? — поинтересовалась Нита. — Да, — кивнул Эрвин, тоже не питая особых чувств к дочери. Ну родилась, и родилась. — Ты ни одного имени не предложил! — вздохнула она, кое-как запеленав ребёнка, не понимая, что сделать, чтобы всё было красиво, как у медсестры, которая часа два учила молодую мать, как пеленать ребёнка. — Мне нравится Кайла, — сказал Эрвин, не желая выслушивать очередные концерты жены. Он надеялся, что она станет мягче и перестанет выносить ему мозг изо дня в день, занимаясь каждый день дочерью. — Точно? — Нита опять распеленала Кайлу, не понимая, что она делает не так. — Точно. Дай я попробую? — он подошёл к дочери, вспоминая, как медсестра показывала, как нужно правильно пеленать детей. У него получилось с первого раза. — Как всегда… Даже мужчина лучше справляется с ребёнком, чем я! — Нита покачала головой, отходя к окну. — Почему у меня ничего не получается? — Тебе просто нужно потренироваться, — сказал Эрвин. — У тебя мало опыта. — У тебя тоже, но ты разобрался быстрее во всём этом, чем я! — она развела руками, повышая голос. — Мне пора. Заеду завтра, — и уехал.***
Энни накрыла кастрюлю крышкой, открыла свой блокнот и записала пропорции специй, чтобы не забыть. Бульон получился вкусным и насыщенным. За время проживания в доме Смитов, Леонхарт научилась очень вкусно готовить, вспоминая, как муж ненавязчиво намекал ей, что ей стоит поучиться этому, а она пропускала мимо ушей его просьбы. Посмотрев на часы, Энни перевела взгляд на окно. Чистое, недавно вымытое её руками окно. Нет, ей не хотелось прожить всё жизнь в быту, но пока не было возможности что-то изменить. Иногда нужно чуть проплыть по течению жизни, чтобы вовремя свернуть на дорогу своей судьбы. Вот и Энни сейчас ждала этого поворота. Первое — развод. Документы уже отправлены, детей и имущества у них нет, поэтому с этим не возникнет проблем. Второе — работа. Сейчас Смиты разрешат свои проблемы, и Леонхарт подыщет себе другое место работы. Армин поможет ей. Обязательно! Энни выглянула в коридор, услышав, как кто-то пришёл. На пороге стоял Эрвин, закрывая дверь, проходя в сторону ванной комнаты. Леонхарт последовала за ним. — Как Нита и ребёнок? — Всё хорошо. Через пару дней уже будут дома, — ответил Эрвин, как обычно, без эмоций. Леонхарт смотрела на него и не понимала рад он или расстроен, но лезть не стала, а ушла накрывать на стол. Пусть хозяин дома пообедает и уйдёт к себе работать. Какое удивление было у Энни, когда Эрвин взялся не за документы, а попросил адреса местных мастеров. — Нужна кроватка. Нита говорила об этом, — объяснил он, хоть Энни молча листала блокнот. Немного полистав, Леонхарт пожала плечами. Никаких мастеров, которые могли бы из дерева сделать кроватку, она не знала. — Спрошу на лесопилке, — и ушёл. Энни продолжили хлопоты по дому, но в более размеренном режиме, никуда не спеша. Нита смотрела в окно, чувствуя, как ей грустно и одиноко. В палате висела одинокая лампочка, тускло освещая комнату, а в колыбели ворочалась дочка, к которой мать подходила с большой неохотой и брала на руки, чтобы покормить. После короткого стука в палату робко заглянула Пейшенс, входя без разрешения. Она закрыла за собой дверь и остановилась, не решаясь пройти дальше. — Что вы здесь делаете? Уходите! Я не желаю вас видеть! — повысила голос Нита, подходя поближе к незваной гостьи. Как же эта Пейшенс уже надоела! Какая же настырная и упрямая женщина! — Я просто подумала, что вы передумаете и… — Пошла вон! — Но… — Ты не понимаешь с первого раза? Пошла вон! Тебе здесь не рад никто! А моё решение не изменилось и вряд ли изменится! — уверенно заявила Нита, едва сдерживаясь, чтобы не вытолкнуть миссис Эймс силой за дверь. К счастью, Пейшенс, опустив голову, сама ушла, оставив молодую мать в покое. Но покой только снился Ните. Кайла постоянно плакала, а мать не слишком охотно брала её на руки, чтобы успокоить или покормить. Хотелось бросить всё и, как обычно, сбежать от проблем и ответственности. В день выписки, Нита мечтала только об одном: поскорее принять душ и выспаться. Миссис Линг дала несколько советов, подарила журнал с рисунками про прелести материнства и пожелала удачи. Если с первой мечтой у Ниты всё сложилось вполне удачно, то мечта нормально поспать так и решила остаться мечтой. День смешивался с ночью, иногда Нита поднималась посреди ночи, потому что плач ребёнка ей приснился. Она чувствовала, что измотана морально и не может больше сохранять трезвость рассудка, а иногда борется с диким желанием, чтобы не придушить Кайлу подушкой, когда та начинает плакать. Энни зашла утром в спальню, слыша плачь Кайлы, которая никак не замолкала. Нита лежала на кровати, прижав к ухо подушку, явно не собираясь подходить к ребёнку. Ей было так плохо, что хотелось уйти отсюда. Наконец-то покинуть это дом и оказаться в нормальном обществе, в нормальном городе и без детских криков. — Нит, кажется, она хочет есть. И искупать её не мешало бы. Нит… — Энни взяла Кайлу на руки, смотря за Нитой. Та откинула подушку, поднялась на ноги и тяжело вздохнула. Она осознала, что материнство — не её стезю. Как жаль, что она не отдала дочь Пейшенс. Той было бы явно легче возиться в этих пелёнках. — Да. Хорошо, — взяв всё-таки дочь на руки, Нита попросила Энни сходить на рынок за травами, которые должны помочь Кайле от коликов. Энни, кивнув, ушла, а когда вернулась, то обнаружила плачущую Кайлу в кроватке и записку:прости, но я не справилась…