1 часть.
«Ты говоришь мне: окстись, милая, Вытри печаль, выпьем вина .
Желать тебя вечно какой бы ни была Может один Сатана.
Тебе тридцать три — ты почти взрослая: Искры в глазах, пламя в груди. А хочешь любить — так люби Бродского. И никуда не ходи.»
«Я умею управлять тобой, твоим телом. Я научилась прекрасно за все века своего существования доводить тебя до оргазма, изучая своим змеиным языком и ледяными пальцами твоё безупречное и белоснежное тело. Как же мне нравится, когда ты прикусываешь мне губу своими клыками, и когда своими тонкими и бледными пальцами держишь мои волосы, сжимая их или поглаживая, аккуратно перебирая каждую прядь. Как ты стонешь, извиваясь подо мной, прогибаясь в спине так, что дуга позвоночника становится похожа на месяц, светящий нам в едва зашторенные окна» — прочитав мысли Ольги, Анна начала краснеть, но, затем вспомнила, по каким правилам они играют и резко отдёрнула свою руку от плеча Ольги и развернула ее на себя, чтоб заглянуть в глаза и найти в них ответ на это приятное безобразие, что творилось в мыслях этой холодной королевы. Ольга дернулась, она совсем не ощущала то, что на плече у неё лежала лёгкая, едва ощутимая рука Ани, и, развернувшись, она не подала виду, а, в обычной себе манере, произнесла: — Да пошла ты к чертям, Аннушка. — Тебе туда дорога, Ольга. Мужчины, как обычно, закатили глаза и развели их по разные стороны, ведь они и не догадывались о том, что у этих дам на уме на счёт друг-друга. Зато они знали, хоть и никогда не обсуждали свои отношения друг с другом… Они ужасно устали.***
Как же они, блять, обе устали ломать эту бессмысленную драму, изображая вражду. Ольга трахается с Серёжей, Аня с Иваном, но в глухие ночи ноги Ани всегда приводили ее к особняку Оли, где в полнейшей тишине ее всегда смиренно ждала её ледяная королева. Лишь наедине они могли быть с друг-другом откровенны во всевозможных планах: отношения их не завязывались на одном сексе, но и на душевной связи, которая проявлялась, когда они обе напивались и начинали материть всех мужиков, всех людей, да и всю эту ебучую и вечную жизнь в принципе. Прекрасно чувствуя друг-друга, они терпеть не могли изображать из себя злопамятных, да и в целом, злобных сук, которые терпеть друг-друга не могут. Они горели друг от друга, они желали друг-друга, и все чаще разговаривали глазами и легкими жестами, которые мало кто мог понять, да даже заметить.***
Ольгу невероятно заводило полу-обнаженное тело Ани, когда она стояла перед зеркалом в гостиной, красуясь и поправляя свои светлые и гладкие волосы… Руки Ольги становились не ее руками в такие моменты, а ее разум и мудрость исчезали напрочь, оставляя лишь место для искушения и похоти. Она любила ее хрупкое и аккуратное тело… Этот стан, эта осанка… В такие моменты Ольга задумывалась о том, кого же она все-таки хочет больше: Серёжу, Анну, а, может, и, тьфу блять, Жана? Жан был горяч, бесспорно. Иногда она вспоминала о бессонных ночах с ним, но ее больше не заводило, не тянуло, как раньше… Он никогда не верил в ее любовь, и даже не догадывался о том, как она боролась с собой, лишь бы не набирать его номер и просить срочно приехать, когда срочности никакой не было…Голодное тело и обезвоженное сердце ледяной королевы ждали его, но все это осталось в неотправленных письмах, в долгих одиноких ночах, бессмысленных связях и бутылках вина.***
В сердце ледяной королевы поселилась Аня, и, от этого осознания Ольга начинала ненавидеть себя. «Что она нашла в этой девушке? Что же блять?» Секс. Их связывал по большей части секс, но душевные пьяные разговоры остались в голове богини, которые она все время прокручивала, как заезженную пластинку, вспоминая эти мягкие глаза, артистичные, но скованные руки, разрезающие воздух, и легкий смех, смешиваемый с матом… Голова кипела, Ольга понятия не имела, как даже намекнуть Аннушке о том, что она впервые за долгие годы смогла влюбиться, и влюбилась она в неё, а не в какого-то очередного мужчину, лишь бы позлить Жана своим удовольствием. «Как же…как же сказать тебе о любви моей к тебе, если ты не поверишь мне?..»